
Полная версия
Хлеб из маргариток
Ну, откуда Архипу знать, что «весло» это СВД, снайперская винтовка Драгунова?
Отчим Василий Геннадиевич заседал в подвале у сантехников среди быстро пустевших пивных бутылок. Клял жизнь, сожительницу Ольгу, работу, МММ, Лёню Голубкова. Ему только что удалось «толкнуть» полтонны университетской бумаги частному издательству. Деньги возникли из ничего. Собутыльники понимающие. Всем было, что сказать. Сантехники Руслан с Григорием кляли старые трубы, краны, вечные засоры. Уборщица Гюльнара, единственная дама, не довольна щербатым паркетом у ректора. Сколько ни три, грязь остаётся. Виктор Иванович, «джанитор», как себя именовал, был преподавателем, да удален с должности за «харассмент» (его выражение) по отношению к кафедральным лаборанткам. Критиковал качество преподавания.
– Ни у кого из препов огня в глазах нет! Годами несут одно и то же. Отстаивают время. Студенты на лекциях жвачку жуют, мол, гигиеническая процедура. Куда всё катится.
Гул стоял хороший. Каждый делился собственной обидой и согласно кивал остальным. За Гюльнарой уже приударил пожилой сантехник Григорий Иванович. Подсел ближе, подливал.
Мужик наш может выпить пивка хоть центнер (тьфу, десять декалитров), но и в укромный уголок при этом сбегает не раз. Приспичило и дяде Васе. Выбрался он в университетский внутренний двор из подвала, нетвердо направился к забору за трансформаторной будкой. Пошатывало, конечно, однако выкамаривал хорошо, По пути поприветствовал Конюхова, проректора по хозчасти, шедшего обратным курсом. Тот тоже был, кажется, не вполне в себе. В общем, мужики друг друга поняли. Уголок этот крепко полит вдоль и поперек, отчего даже трава не росла. Всегда сходило с рук. Только не в этот раз. Едва дядя Вася приступил к нетерпящему отлагательств процессу, как получил страшный удар. Током! Человек опытный, уже падая, пытался оказаться на земле подальше от места первоначального контакта. Так и получилось, но и там контакт с источником продолжился. Вот, что есть человеческая жизнь? Только что был здоровый, крепкий, почти счастливый и нестарый мужчина и – нет его! Откуда в традиционно мокром мужичьем месте ток со смертельным напряжением?
В подвале компания тоже не железная. Ждали-ждали дядю Васю да и сами подались в уголок. Только Гюльнара, как и положено даме, отправилась в известное ей место при ректорате. Увидев бездыханного дядю Васю, Руслан и Григорий Иванович вспомнили, что тут в земле когда-то закопали медный лист. К нему еще провод провели, заземление от ускорителя, что на втором этаже. Черт его знает, какие элементарные частицы там ускоряли, только прибор давно не врубали. Да и сейчас, кажется, он отключён. Дядю Васю перетащили на скамейку без проблем. Никого током не повредило. И с чего машина у физиков вдруг заработала? Вот и электрики отмечают: лучше изоляция, чем заземление. Дела…
Шум был большой. Следователи приезжали. Опечатанный зал с ускорителем вскрыли. Какие результаты, кто знает. На похоронах мама Архипа сидела сжатая в комочек, накрывшись черной косынкой. Соседи входили в открытую дверь, смотрели на гроб, вздыхали. Все были в курсе: покойный перед смертью на сторону ходил, С подругой решил расстаться.
– Это ему за грех, – твёрдо сказала мама сыну и Кириллу, когда после кладбища университетские разошлись. – Господь предательств не прощает.
– Ну да, – усмехнулся Кирилл. – Фантомас тоже. Он с Архипом закорешиться хочет, а тот рыло воротит.
– Спятил? Причем тут Фантомас?
– Конечно, не причем, – засуетился Кирилл. – Я так. Просто совпало. Вот у тебя «фатимка» есть. Она помогла.
Архип вспомнил, незаметно потрогал «руку бога» под рубашкой. Что-то горяча. Может, показалось.
Давно он хотел дедов подарок мудрому Савве показать. Что он скажет, интересно. Тут как раз вспомнил о том цинковом минерале в песчанике, что с профессором летом в Семилуках нашли. Сходил в свой чуланчик. Камня на месте не было. Другие образцы были, а этого, самого крупного, нет.
– Мам, вот здесь у меня кусок песчаника с практики лежал. Куда делся?
– А, – вспомнила Ольга, – сейчас, сейчас! Я его как груз на крышку с огурцами положила. Наверное, уже просолились. Возьми на балконе.
Архип сходил к баку. Там камень-то был, да только что с ним стало. Песчаник сохранился, цинковая обманка исчезла. Агрессивный оказался у мамы рассол, съел минерал без остатка. Весь его студенческий цинк теперь в маминых огурцах. Однако сейчас упрекать мать в чем-то не лучшее время. Архип поплелся в университет к Савве. Тот был удивлен. Камень рассмотрел.
– Досадно, конечно… Архип, как ты мог?
– Савва Гаврилович, так получилось… Мы с вами следующим летом еще найдём.
Профессор вздохнул.
– Писать заметку не хотелось?
Видно, не поверил версии с огурцами. Тут Архип и спросил его о «ладони бога». Чтобы неприятную тему сменить. Савве не до игрушек, у него скоро лекция, но талисман взял. Отметил, что для такой маленькой вещицы вес значительный. Рассмотрел в лупу. Согласился, что металл странноватый. Не серебро. То всегда с сероватой пленкой. Из-за сернистого газа от котельных.
– Ну, что, давайте определим, Архип, что за вещество. Говорите, старинная вещь из Индии?
Савва с Архипом поднялись на второй этаж в комнату, где разметили недавно поступивший в университет рентгеновский микроанализатор. С ним возился инженер-настройщик, который в тот момент просматривал газету.
– Горим, Савва Гаврилович, – сказал он, – заводы в городе закрывают. Куда теперь люди пойдут. А иные перепрофилируют. Делали кинескопы, стали – бутылки. Вместо экскаваторов – церковные колокола. Это дело? Электронику городскую режут. Отсталая, дескать. Эх…
Савва ничего не ответил, нахмурился. Инженер продолжил:
– У нас теперь в каждом районе городском – вторая власть. И свой предержащий пахан.
– Университетский район кому достался?
– Пишут, самому жесткому. Ник, а, может, погоняло, – Фантомас.
Савва попросил определить, из какого металла сделана «ладонь бога». Настройщик включил «Камебакс», закрепил под выходом рентгеновских лучей кулон. Вскоре пошли результаты анализа. Лента с цифрами ползла из принтера. Инженер вгляделся.
– Такого не может быть. Барахлит машинка. А ведь французское изделие. Говорили, мирового уровня. Как так…
Он немного растерян.
– Сейчас подрегулируем…
Савва с Архипом терпеливо ждали. После трех проверок результат стал однозначным. Инженер сказал:
– Уф! Дикая вещь. Но, кажется, точно. Кулон из… чистейшего металлического рения! Из рения, понимаете? Без примесей. Ну, не считая следов осмия. Его совсем чуть-чуть.
Савва нахмурился. Архип ничего не понял. Профессор ему сказал:
– Мне на лекцию. Вы идите в библиотеку, почитайте про рений. Завтра мне доложите.
Архип поплелся в библиотеку. Нехотя начал с тома БСЭ, но потом увлёкся. Читал и все смотрел на дедов подарок на столе. Ведь все, что там написано, – о странном материале, из которого сделана «рука Бога». По технике изготовления кулон, вроде бы, старинный. Ему сотни лет. Однако рений, из которого его отлили, человечество впервые увидело только в 1926 г. Тогда немцы Ида и Вальтер Нодак получили жалкие 2 миллиграмма. А кулон весит восемь граммов!
Дорог рений. За грамм дают до десяти долларов. Но без добавки рения в сплавы, из которых делают двигатели самолетов, ракет, те далеко и долго не летят. Лучший бензин получают при помощи катализаторов из рения.
Савва выслушал Архипово сообщение. Был явно не доволен. Когда тот завершил, спросил:
– И это всё!? И только? Негусто. Отчего вы, молодой человек, ничего не сказали об изотопном составе природного рения? А он необычный. На треть изотоп нерадиоактивный, а на две трети – радиоактивный. Который очень медленно распадается. Превращается в осмий.
Но это-то Архип уже и сам знал. Продолжил:
– Полураспад сорок три с половиной миллиарда лет! По количеству возникшего осмия думали определить возраст Вселенной. Не получилось…
– А почему? И каков возраст Вселенной?
– Столь медленно рений сто восемьдесят седьмой распадается в нормальной среде. Без ионизации. А в начале Мира было очень горячо. Превращение шло в тысячи раз быстрее. Поэтому возраст Вселенной, считают, тринадцать-четырнадцать миллиардов лет!
Савва довольно кивнул. Получается у парня.
– Некоторые и до двадцати пяти миллиардов лет рубеж появления нашего Мира дотягивают, но, полагаю, напрасно. Ионизация, это что?
Архип знает. Даже несколько обижен:
– Превращение обычных атомов в ионы. При нагреве, облучении, химическом воздействии.
– Неплохо, неплохо. Остается, Архип, сходить к физикам на масс-спектрограф. Определить, нормальный ли природный металл у вашего… сувенира.
Потом, получив распечатку от аналитиков, обо долго смотрели на него. Слишком велика была доля осмия, образовавшегося при распаде рения. Максимальная из известных. Почти равная возрасту Вселенной.
– Ну вот, – сказал, наконец, Савва. – Приехали. Двенадцать миллиардов лет материалу, из которого твой медальон, Архип. Может, это возраст Творца? Какую «руку» носите, мой друг! С цинком не получилось, теперь перед вами гора побольше: Его Величество рений. После такого мне надо вам что-то показать. Не здесь.
Они пошли к профессору домой. Открывая дверь, тот сказал:
– Давайте потише. Со мною живут сын Аскольд, жена-врач Нина Ивановна и её родственница Александра. У них своя группировка. Мы почти не разговариваем. Такие вот отношения.
К счастью, в квартире никого. Прочие жильцы куда-то вышли. Можно нормально разговаривать. У Саввы много книг. Пыльные папки с отчетами, написанными на пишущей машинке. Самодельные полки прогнулись от тяжести. На стенах фото человека, лишь отдаленно похожего на Савву. Здоровяка, в накомарнике, ветровке. В сапогах. Не верится, что это Савва в молодости. Неужели столь потрепанные жизнью люди когда-то были молодыми? Ныне профессор полусогнут, то и дело держится за поясницу. Слышит неважно.
На стенах много фото. Серых, плохо читаемых. На всех можно разобрать палатки и костры. Женщину, одну и ту же, рядом с Саввой.
– Хребет Снежный в Бурятии, – пояснил профессор. – А вот Северо-Муйский хребет. Через него туннелем прошел БАМа. Но в мое время о таком только мечтали.
Савва смел пыль с огромной рукописной книги, раскрыл. Посыпались черно-белые фото.
– Джезказган, – шамкал Савва, забывший, куда положил вставные зубы.
Серые воды, серое небо – казахское озеро Балхаш. Серый малоэтажный город – Джезказган. Теперь Жезказган, медная столица новой страны.
– Здесь мы интересовались как раз рением… Очень успешно…
Савва перестал шамкать, так как челюсть нашел.
– Когда в девяносто первом СССР не стало, Казахстану достался весь союзный запас рения. Шестьсот тонн, по другим данным, девятьсот. На миллиарды долларов. Так Россия расходилась со своими республиками. Ничего не просила. Ничего не получила. Где еще такая страна есть.
Покряхтев, Савва вскарабкался на стул, чтобы снять со шкафа крупный рыже-зеленый камень. На свету они разглядели в нём серую полоску, отливавшую металлом.
– Вот он рений, Архип. Открытый нами минерал джезказганит. Его в Мире больше нет нигде, кроме Казахстана, где провозглашён «государственным минералом». Гордятся им кахахстанцы. А Россия рений теперь покупает. И знаете, где его было больше всего на Балхаше? В древних речных долинах, скрытых под степью. Забирай отчеты, Архип. И камень. Вот тебе задача на жизнь: попробуй понять, где в Черноземье есть подобные древние долины с рением.
Архип кивал, но мало что понял. На свиданье к Алинке брел с пыльными сокровищами учителя. Занести домой времени не было.
Алинка была девушкой высокой, повыше Архипа, от природы стройной, хотя до идеала чуть-чуть не хватало (некому было девочке осанку ставить). Хороши у Алинки волосы, густые, каштановые. Очень мягкие. Глаза Алинкины карие, яркие, улыбчивые. И улыбка хороша, доверчивая, обезоруживающая. И руки Алинкины хороши. Пальцы длинные, тонкие. Стиль у нее свой. Ногти некрашеные, брови если и поправлены в парикмахерской у Ольги, Архиповой мамы, то чуть—чуть. Ресницы обычные, не длинные, не короткие, зато не наклеенные. Макияжем не пользовалась. Парням такое нравится. Недостатки были. Как минимум два. Первое – Алинка любила Блока (кто сейчас читает о «незнакомках»? ). Второе – грудь у нее почти незаметна. Ребята над Архипом по сему поводу подшучивали. Тот терпел.
Жила Алинка с мамой Мариной Ильиничной, школьной учительницей английского. Про отца ничего не знала. Разговор на эту тему дома не приветствовался. Девяностые годы меняли привычки. Могла ли Алинкина мама еще недавно предполагать, что поплетется с клетчатыми сумками в Восточную Турцию. За кожаными куртками, джинсами, кроссовками. Что будет сдавать добро в городе хищным южным ребятам, научится торговаться и стоять на своем. У нее не все получалось. Из-за того, что в отличие от прочих «челночниц», старалась что-то разглядеть для себя в вынужденных этих походах. Ведь турецкие ныне Карс и Эрзурум – Пушкинские места. Святые для русского гуманитария.
Деньги на первую поездку добыла, продав доставшиеся от бабушки книги. Там были шедевры. Достоевского «Дневник писателя за 1877, 1880—1881 гг.». Все четыре серии дореволюционной Всемирной библиотеки от А. В. Амфитеатрова до Георга Брандеса, отлично сохранившиеся. Теперь это состояние. Тогда – спасибо, нашелся ценитель, давший по минимуму.
Из Города до турецкой границы по реке Араксу, это за Батуми, автобус с челноками шел два дня. Турки за пограничным Араксом товар держали наготове. Можно было, загрузившись, возвращаться в тот же день. Пушкин не позволил. В первый «челночный» поход Марина Ильинична понеслась на местном автобусе в Карс (двести тридцать восемь километров), оставив сумки под надзором продавцов. Риск, конечно. Кто знает, насколько они надежны.
В 1878—1917 гг. Карс был главным городом Карской области Российской империи. Марина Ильинична, зачарованная, бродила по его улицам, где сохранилось немало домов в русском купеческом стиле. Но еще на подъезде к городу она думала о том, что вот где-то здесь, может, вон в той деревушке, Александр Сергеевич ел «проклятый чюрек, армянский хлеб, испеченный в виде лепешки пополам с золою». И ей тоже захотелось чурек. А вот где-то здесь, в центре тогда еще небольшого Карса, молодой, рвущийся в бой, армянин велел своей матери поэта покормить. «Скоро старуха приготовила мне баранину с луком, которая показалась мне верхом поваренного искусства». Марине Ильиничне тоже захотелось… шашлычка.
О, горы Карса, покрытые «печальными соснами». До Эрзурума от него сто семьдесят два километра. Места боев «пушкинского» июльского похода 1829 года. «Турки отсеченные головы отсылают в Константинополь, а кисти рук, обмакнув в крови, отпечатлевают на своих знаменах». «Пушка подымала нас на заре. Сон в палатке удивительно здоров. За обедом запивали мы азиатский шашлык английским пивом и шампанским, застывшим в снегах таврийских».
А есть ли сейчас в Эрзуруме «язиды», слывущие дьяволопоклонниками? Александра Сергеевича утешили: это «пустая баснь; они веруют в единого бога; что по их закону проклинать дьявола, правда, почитается неприличным и неблагородным, ибо он теперь несчастлив, но со временем может быть прощен, ибо нельзя положить пределов милосердию аллаха».
Где была заминированная турками сакля, в которой в гостях у генерала Раевского оказался поэт? Едва русские, узнав о мине, жилище оставили, случился взрыв. Разлетевшимися камнями придавило нескольких казаков. Где-то здесь Пушкину показали гермафродита – «высокого, довольно толстого мужика с лицом старой курносой чухонки».
А как Пушкину нравились слова пленного паши о поэтах, обращенные к нему!
«Благословен час, когда встречаем поэта. Поэт брат дервишу. Он не имеет ни отечества, ни благ земных; и между тем как мы, бедные, заботимся о славе, о власти, о сокровищах, он стоит наравне с властелинами земли и ему поклоняются».
Десятитысячная русская армия, занявшая Эрзурум, поразила жителей дисциплиной. Ни одного случая краж или мародерства. Русская воинская культура: не грабить, не клянчить, пленных не обижать.
Челноки в Карс и Эрзурум не ездили. И правильно. Крюк от Аракса полтысячи верст. Тамошняя торговля не очень. Да что там. Вот и у Пушкина про Эрзурум: «товаров в нем продается мало; их здесь не выкладывают,… в Арзруме больной может умереть за невозможностию достать ложку ревеня, между тем как целые мешки оного находятся в городе». Время идет, а что меняется?
На весь поход у Марины Ильиничны ушло три дня. И сорок три доллара, на автобусные билеты и воду. Огромные для неё деньги. Не жалко. С Александром Сергеевичем пообщалась.
Однако в связи с дальним походом хозяйки её квартирка закрытого гостиничного типа, с душем и туалетом без ванной, оказалась в распоряжении детей. Отработав свое, Архип на «копейке» нёсся к подъезду девушки испить настой из пакетика цейлонского «Ахмада». Было у Алинки чистенько. Аккуратная девочка. Альбомы семейные смотрели. Архип видак купил. Кассеты с фильмами брал в ларьках хозяина. Роскошные, недоступные прежде фильмы. Помните, конечно, «Хищника» с классным тогда ещё Арнольдом Шварценеггером. Вертолет, рухнувший в джунглях. Слеза из глаз издыхающего инопланетного чудища. Свирепое существо, а почему-то все равно жалко.
«Однажды в Америке» Серджо Леоне! «Крестный отец» Френсиса Форда Копполы! Алинка с Архипом смотрели в маленький мерцающий экранчик в темноте, прижавшись друг к другу. Подвывали нежной, чистой, до слёз печальной мелодии Нино Рото, пронзившей каждый кадр. Рвущий сердце плачь души, затолкнутой в грязь. Тоска о чистоте и любви. Сожаление, невозможное раскаяние, когда столько натворили. Фильм и тогда был немолодой (1972 г.). Только в девяностые до России добрался.

Алинка
И однажды Архип шестым чувством догадался: под халатиком прижавшейся к нему Алинки… ничего нет. Только Алинка. Парень смущен, озадачен. Не понял, как они оказались на Алинкиной кушетке. В комнате темнота. Экран видака светится, да мало что освещает. И мелодия звучит та же, великого Нино Рото: «Говори тише, любовь моя» («Speak Softly Love»). А ещё они слушали Кутуньо, Пупо, Рикки э Повери («Богатые и Бедные»), Риккардо Фольи, Аль Бано и Ромину Пауэр («Sharazan», «Felicità», «Ci sarà», «Libertà»! ), Сальваторе Адамо («Tombe la neige»), Джанни Моранди. Напористого и прекрасного Челентано.
У Алинки халатик расстегнут. Это на свету у неё грудь в профиль не заметна, будто её нет. Но что тогда это – мягкое, нежное, душистое под губами Архипа?
Алина поцеловала его, пахнущего едким семьдесят шестым бензином, трансмиссионным маслом (сегодня, как на грех, пришлось в «копейке» менять) да вдруг, некстати, чихнула. Архип, немытое ничтожество, растерялся. Алинка же спросила:
– Знаешь, Архип, чем пахнешь?
Архип вздохнул. Ему ли не знать.
– Солнышком пахнешь, – сказала девушка. – Свежим ветром. Свежим сеном. Ночным облаком… Рекой.
Вот! Не трансмиссионкой! У влюбленных своё обоняние. Юные они, не опытные. Три вечера под «Speak Softly Love». И – ничего не случилось…
Мама вернулась из Эрзурума. Прибыль после сдачи товара перекупщикам – шесть долларов. Мизер, конечно. Все равно, понравилось. С Александром Сергеевичем повидалась.
Нравился Архип старшекурснику—математику Яше. С ним он осваивал компьютер и ставший в Университете доступным интернет. Очень кстати. Приближалось время защиты квалификационной работы на степень магистра. Она не очень велика, страниц тридцать—сорок, да где набрать даже столько материала. Тему Архип выбрал грандиозную: «Есть ли рений в России?». Савва учил: чтобы результат был ощутимым, сразу нужно замахиваться во всю мощь, от души. Тогда на всю жизнь работы хватит. На защите ему даже поаплодировали, когда рассказал о древних подводных долинах Казахстана, в которых накапливались пески с медью и рением. Долины те не простые. Это трещины-разломы в мягких породах, промытые глубинными течениями. Рений попадал в море из недр с газами и накапливался в осадках. Вулкан Кудрявый на Курильском острове Итуруп и ныне рений так в воздух поставляет. Основной вывод: на Русской равнине рений нужно искать. Для того стоит выявить, где в прошлом здесь текли реки. Наше Центральное Черноземье для этого очень интересно. Под его почвами, глинами, песками скрыт огромный каменный хребет. Подлинный подземный Урал, хотя и втрое меньший. Так вот, в последние четыреста миллионов лет с него стекали воды в соседние котловины. Туда, где сейчас Ока течет. На юг, к Донбассу.
В итоге, Архипу красный диплом вручили. Приглашения на работу – нет. Не советские времена, чтобы выпускников распределять. Геологи, и не одни они, обществу не больно нужны. Разве что площадки под особняками «новых русских» проверять, чтобы те не сползли с домочадцами в овраги.
Перспектива молодого выпускника одна: дальше рулить на хозяйском «жигулёнке» по ларькам. А там как получится. О том и поведал Архип дедушке под яблонькой. Тот, ничуть не расстроенный, долго рассматривал диплом внука. Улыбался. Особо оценил, что «корочки» красные. Не пропащий, выходит, внучек, умеет делать дело хорошо.
– Порадовал ты меня. То, что сейчас работы нет, это пустое. Работящий и умелый человек своё непременно возьмёт.
Июльская ночь была грозовая. Небо в высоких электрических облаках. При вспышках молний их края отсвечивали красным. Ливень хлынул, а под раскидистой яблоней сухо. Прохладно стало. Архип снял куртчонку, чтобы дедушке накинуть на плечи. Блеснул при вспышке в небе серебристый амулет под горлом.
– Носишь! – обрадовался дед. – Она-то тебя и выведет, малыш, «рука Бога».
Архип согласен. Прижался к дедушке.
Скрипнул песок. Дел и внук подняли глаза. Кто-то подкрался к ним незаметно, скользящим шагом. Словно ниндзя. Откуда деду с внуком знать, что так сербы в Боснии проходили поля с противотанковыми минами. Голова в поднятом капюшоне. Лица во вспышках сухих молний не разглядеть.
Архип, будь один, испугался бы. Старый моряк и бровью не повел.
– Ты кто?
Привстал, заглянул под капюшон. Отступил потрясенный.
– Ну вот, – изменившимся голосом сказал Архипу, – его только не хватало. Ладно. Присаживайся, Алексей.
Подвинул пришельцу чурбак.
Алексей? Архип не сразу понял, кто это. Звериным чутьем сообразил, по слабому духу табачному, поту. Вот, выходит, кто. Отец…
Дед суров. Вопросил:
– Что ты сделал с Олей, моей дочкой? Своей семьей…
Голова в капюшоне все ниже. Пришелец… плачет?
– Не мог по-другому… Всё вокруг гибло…
– Ну, и кого ты спас?
Пришелец сбросил капюшон, повернулся. Части черепа нет. Правой височной кости.
– Никого. А хотел помочь всем. Прежде всего, русским.
И Архипу:
– Не нужен я тебе?
Архип вскочил, бросился к отцу, попробовал обнять пятнистую, пахнущую грибами-навозниками накидку боснийского снайпера, а… никого нет! Руки сквозь воздух пролетели.
Да… Библейский сюжет, конечно. Единение, пусть небесспорное, русских мужиков трех поколений. Один ушел, другой пришел, третий наготове. Как патрон за патроном, уходящие в ствол русской трёхлинейки. И так без конца. По жизни мужики, вроде, разные, а в глубинной основе едины. Всё меняется, много о чем вокруг говорят, но придет пора действовать, поступать будут в соответствие с глубинным стержнем. И Архипова очередь, кажется, подошла. Что там по этому поводу у Морды Ушастой?
Жизнь все расставит по местам:
Вернутся те, кого не ждали,
Вернется все, что мы отдали,
И что когда-то дали нам
Архип затаскивал ящики со средством Бравекто (от блох и клещей у кошек и собак) в очередной ларек «Олимпик», когда к «жигуленку» подбежала Марина, Саввина аспирантка.
– Архип, – чуть отдышавшись, затараторила она. – Срочно к шефу на кафедру. Тебе бумага пришла. Из Австралии!
Что за хреновина? Архип озадачен.
Потом выяснилось, не бумага. В электронной почте кафедры, которую только месяц назад установили, обнаружилось пространное послание от Школы физических наук Университета Южной Австралии. Он в городе Аделаида. Савва уже прочитал его и с интересом смотрел на Архипа, не нужно ли тому помощь с переводом. Нет, не нужна. Алинкина мама не напрасно помогала другу дочери. И англо-русский словарь Владимира Карловича Мюллера (сто шестьдесят тысяч слов) Архип не зря в «жигуленке» возил.
Адресовано письмо заведующему кафедрой, то есть Савве. Вот оно.
Уважаемый сэр!
Недавно в интернете мы познакомились с темами магистерских диссертаций, защита которых состоялась на Вашей кафедре. На нас произвело большое впечатление разнообразие тем диссертантов. Особое внимание привлекла работа Архипа А. Лобынцева. В ней автор рассмотрел подходы к обнаружению древних речных долин, не выраженных в современном рельефе. Для нашего штата Южная Австралия это актуально. На севере штата расположена очень слабо изученная пустыня Симпсона – около пятидесяти тысяч квадратных миль горячих песков (143 тысяч квадратных километров). Белые люди пересекли ее впервые только в 1886 г. (Дэвид Линдсдэй), потом через полвека – скотовод Колсон (1936 г.) и Мэдиган (самый знаменитый, но тоже давний переход, 1939 г.). В 1960-е годы несколько трасс через пустыню прошли французские нефтяники. Нефти не нашли. И это всё.