Слепой. Не брать живым

– Федор Филиппович, вы сказали, что в этой операции задействованы очень серьезные люди, – осторожно поинтересовался Глеб.

– Да, я даже не озвучиваю их имен, – кивнул Потапчук.

– И они, эти люди, позаботились о безопасности госпожи Линьковой, – продолжал Глеб.

– Конечно. Иначе нет смысла затевать игру.

– А как быть с безопасностью моей семьи? Ведь никто не может гарантировать, что меня не вычислят или уже не вычислили. И тогда, стоит мне уехать из Москвы, моя жена и мой сын станут для них легкой добычей…

– Я понимаю, – кивнул Потапчук. – Мы с тобой можем рисковать только своими жизнями, но никак не жизнью своих близких. – С этими словами он достал из кармана пиджака аккуратно сложенную бумажку. – Здесь адрес санатория. Если ты не против, их сейчас же туда отвезут.

– Сейчас же?! – переспросил Сиверов. – Но уже ночь на дворе. Они спят!

– Это единственная возможность их обезопасить. Там их поселят под другой фамилией. Отдельный номер, медицинское обслуживание, охрана… Там сейчас живут несколько семей погорельцев. И наши ребята обеспечат им полную безопасность, – пообещал Потапчук.

– Я перезвоню? – спросил Глеб, понимая, что и без его согласия генерал Потапчук все уже продумал.

– Нет, лучше напиши записку. Мой человек передаст ее твоей жене. И еще, чтобы не пугать соседей, дай ему ключ от квартиры. Он тихо войдет, разбудит, поможет собраться, – предложил генерал Потапчук, и тон, которым это было сказано, исключал всякие возражения.

– Понял, – кивнул Глеб, доставая из внутреннего кармана куртки подаренный Ириной блокнот и гелевую ручку. Записку нужно было написать так, чтобы Ирина сразу поверила. Он предупредил ее о подобных экстренных случаях. А здесь все разворачивалось так, что дорога была каждая минута, при таком раскладе ему самому вряд ли стоит возвращаться домой.

Глеб на мгновенье задумался и написал: «Милая Иринка! Вам некоторое время полезно будет пожить за городом. Там есть все необходимое. Если что-то потребуется купить, попроси ребят. Они помогут. Поскольку на пороге зима, обязательно возьми теплые вещи. Целую».

Подписываться Глеб не стал, но нарисовал улыбающуюся рожицу, которая должна была успокоить Ирину. Его лицо при этом могло бы послужить прототипом противоположного символа, поскольку его просто-таки угнетало чувство вины. Он укорял себя за то, что при своей более чем опасной работе позволил себе роскошь иметь семью. Но, с другой стороны, именно семья давала ему силы жить и действовать.

Потапчук тем временем вызвонил водителя – многократно проверенного, высокого розовощекого здоровяка Василия. Василий взял записку и, кивнув, вышел. Адрес, очевидно, Потапчук ему уже заранее дал.

– А мне куда теперь? Тоже в санаторий? – спросил Сиверов. Спать ему, несмотря на выпитый коньяк, теперь совсем не хотелось.

– Выпьем еще? – спросил Потапчук.

– Нет, – покачал головой Глеб.

– Ну, тогда прикончим ее, когда вернешься из Нижнего, – предложил Потапчук, пряча фигурный сосуд в один из шкафчиков.

– Откуда вернусь? – переспросил Глеб.

– Из Нижнего Новгорода, – сказал Потапчук и, отпив из чашки, покачал головой. – Заговорились мы с тобой. Кофе совсем холодный, зря варил.

– Да мне уже и без кофе спать не хочется, – кивнул Глеб. – Я не ослышался? Я еду работать в Нижний?

– Да, – кивнул Потапчук, отводя взгляд.

– Но это же…

– Потому я и выдернул тебя из твоей берлоги… – вздохнул Потапчук. – Кроме тебя, там никто не справится.

Глеб покачал головой.

– Здесь Интернет есть?

– Интернет? Конечно… – кивнул генерал Потапчук, радуясь тому, что Слепой так быстро включился в игру. – Ты что, про город прочитать хочешь?

– И про город, и про горожан… – кивнул Глеб. – Мне ведь нужно сейчас легенду придумать, чтобы туда легально, но незаметно попасть. Посмотрю, какие слеты, симпозиумы, конференции или фестивали там проходят…

– О, на фестивалях и праздниках нынешний губернатор и его друг мэр просто помешаны! Так что, думаю, что-то найдешь. А я тем временем тебе объективки на губернатора и его окружение подготовлю, – пробормотал генерал Потапчук, открывая лежавший на угловом диванчике потрепанный портфель.

– Вы что же, с собою папки притащили? – удивился Глеб. – И даже не сомневались, что я соглашусь?

– Мы слишком давно работаем с тобой в одной связке, – заметил Потапчук, доставая из портфеля несколько папок с файлами, – чтобы я забивал себе голову сомнениями. Ты иди в Интернет, а я пока помозгую, – добавил Потапчук, выкладывая папки на стол.

Квартира была однокомнатной, но просторной. В комнате, кроме дивана, стояло раскладное кресло, а в углу – компьютерный стол с современным, довольно большим монитором. Глеб вышел в Интернет и, зайдя на сайт Нижнего Новгорода, просмотрел «Новости». В ближайшее время в Нижнем должен был пройти Международный конгресс акушеров-гинекологов, состояться слет юных уфологов и съезд байкеров.

– Федор Филиппович! У вас байкеры знакомые есть? – громко спросил Глеб, не отводя глаз от экрана.

– Байкеры… – рассеянно буркнул генерал Потапчук, а когда Сиверов появился на пороге кухни, оторвался от бумаг и переспросил: – Байкеры? А зачем тебе байкеры?

– Ну, согласитесь, за акушера-гинеколога и юного уфолога мне сойти будет гораздо труднее, – улыбнулся Глеб.

– Да, а это, кстати, мысль! – сказал Потапчук. – Тут надо учесть, что губернатор в молодости и сам увлекался мотоциклами. Он и съезд этот байкерский, надо понимать, организует, чтобы авторитет свой приподнять.

– Так что, принимаем такую легенду? – спросил Глеб.

– Только машину тебе хорошую найти надо, – кивнул Потапчук и, на мгновение задумавшись, добавил: – Мой водитель, Василий, кажется, и сейчас, когда свободен, гоняет по ночной Москве. Вот он твоих в санаторий завезет, вернется, у него и одолжим мотоцикл и кой-какую экипировку. Так, сколько тут у нас от Москвы до Нижнего?

– Четыреста километров, – подсказал Глеб.

– Многовато, – покачал головой Потапчук. – Они же на съезд каждый на своем коне помчит. Не боишься?

– А у меня что, есть выбор? – усмехнулся Глеб и добавил: – Мне не столько машина нужна, сколько предлог для того, чтобы войти в их команду. Байкеры чужаков не любят.

– Василий все сделает, – уверенно сказал Потапчук, – он там у них в авторитетах ходит.

– Это весьма непросто… – пожал плечами Глеб. – Ведь мне нужно стать своим среди чужих.

– Скажем, ты журналист, готовишь серию репортажей для… ну, «Московского комсомольца», хочешь, как говорится, все прочувствовать на своей шкуре… – предложил Потапчук.

– Давайте попробуем. Только удостоверение и все прочее нужны не липовые. Чтобы, если что, и губернатору мог их показать, – попросил Глеб.

– Это завтра с утра сделаем, – кивнул Потапчук, опять углубляясь в бумаги.

Сиверов покачал головой, вернулся в комнату и еще раз пробежал глазами сообщение о съезде байкеров. Выезжают они послезавтра рано утром. То есть время на подготовку и осмысление информации и даже тренировку есть. Просматривая текущую информацию по Нижнему Новгороду, Глеб ощутил, что идея с байкерским съездом нравится ему все больше и больше. Байк обеспечит ему необходимую мобильность, а байкерская униформа – кожаная куртка-косуха и краги – сделает его практически неузнаваемым. Попробуй выдели его из тысячи приехавших на фестиваль байкеров.

Он уже собирался уйти из нижегородского сайта, но тут его внимание привлекла одна весьма любопытная фраза: «На президентских выборах 2008 года Нижегородская губерния вошла в пятерку регионов с наибольшим процентом голосов в поддержку Зюганова (КПРФ) и в десятку с наименьшим процентом голосов в поддержку Медведева, хотя в 1990-х годах Нижегородская область не входила в так называемый “красный пояс”».

Глава 3

Виктория Львовна Линькова и в свои пятьдесят выглядела попросту превосходно с ее аккуратно подведенными ясными голубыми глазами, модно зачесанными волосами и, главное, гордой, почти балетной осанкой. И секрет этого, как она сама полагала, крылся не только в генах, но и в том, что она с юных лет приучила себя жить только сегодняшним днем. Она никогда не терзала душу тяжелыми воспоминаниями (ведь в прошлом ничего не изменишь) и несбыточными надеждами (ей хватало вполне реальных планов). Линькова была женщиной не только красивой, но и умной, она еще в девяностых годах успела стать кандидатом философских наук. И когда она, поцокивая каблучками, проходила по коридорам МГУ на очередную свою лекцию или семинарские занятия, ее коллеги-преподаватели и студенты, как завороженные, шеи сворачивали, глядя ей вслед. У Линьковой было одно несомненное преимущество перед всеми красавицами, даже перед всемирно известными моделями: она была настолько миниатюрной, что рядом с нею любой, даже невысокий, мужчина чувствовал себя не мальчиком, но мужем. И когда после защиты кандидатской диссертации Линькова начала стремительно делать карьеру, став сначала заведующей кафедрой, а вскоре затем заместителем декана одного из самых престижных факультетов, все приписали это не ее деловым, а чисто женским качествам. А когда потом она еще стала и одним из партийных лидеров, депутатом, начала постоянно мелькать на телеэкране в обществе самых высокопоставленных чиновников… В общем, Линькова, которую в студенческие годы называли Дюймовочкой, сама того не желая, оказалась не только в самых верхних эшелонах власти, но и в круговерти невероятных слухов. Поговаривали, что с мужем, который еще со студенчества пылинки с нее сдувал, она теперь не живет, что у нее есть шикарная квартира где-то на Арбате, но кого она там принимает, есть тайна за семью печатями.

Виктория Львовна обо всех этих слухах-сплетнях знала. Муж, которого она искренне любила, был по специальности радиофизиком и действительно сейчас жил не с нею, а в США, где читал лекции в одном из университетов, в котором, идя по стопам отца, учился их сын. Линькова и сама бы с удовольствием поехала к ним, но она понимала, что коридоры власти – это лабиринт, однажды ступив в который просто так не выберешься.

Она бы, наверное, извелась от тоски, если бы еще в юности не научилась гнать подальше всякую хандру и с улыбкой принимать те условия игры, которые предлагает жизнь. Но, как вскоре оказалось, людям, которые не устают улыбаться, судьба предлагает все новые и новые испытания.

И вот теперь, вместо того чтобы отправиться в долгожданную командировку в Штаты и встретиться наконец с мужем и сыном, она вынуждена была лететь совсем в другую сторону, на Кипр, где поздней осенью отдыхают разве что какие-нибудь мафиози и ожидавшие все лето скидок продвинутые новые русские пенсионеры. Самым неприятным было то, что летела она туда не одна, а с туповатым охранником Серегой, которому, как она поняла, было поручено глаз с нее не спускать.

Даже здесь, в самолете, ей без него и в туалет нельзя сходить. Он, видите ли, должен ее сопровождать. Раньше бы она возмутилась, попросила оставить ее в покое, но после того, как в аэропорту перед самым отлетом какой-то явно подкупленный привокзальный пацаненок чуть было не подложил ей в багаж наркотики, она если и возмущалась, то лишь про себя. Летела она под чужим именем, по поддельному паспорту, но все равно чуть ли не кожей ощущала, что ей не удалось сбить преследователей со следа. Подумав об этом, Линькова открыла глаза и окинула салон самолета пристальным, тревожным взглядом.

– Не волнуйтесь, Виктория Львовна, – тихо сказал Серега, который, как ей казалось, мирно дремал рядом. – Поверьте, ничего плохого с вами не случится.

Виктория Львовна, ничего не ответив, вновь прикрыла веки. Еще и того ей не хватало, чтобы этот Серега спал с нею в одном номере.

На Кипр они летели через Париж. Опять же, чтобы запутать следы, в Париже на ее имя в одном из отелей даже был снят номер. Но они с Серегой побыли во французской столице недолго и в Ларнаку полетели уже по другим паспортам.

И опять Линькова попыталась задремать, но не сумела, потому что у нее внутри все сжималось от тревоги и нехороших предчувствий. Не везло ей с Кипром. Когда-то в молодости они с мужем мечтали отдохнуть именно на Кипре. В телепередачах, на рекламных проспектах остров смотрелся настоящим раем, но когда она несколько лет назад впервые попала туда летом на международную конференцию по гендерной политике, то подумала, что с ума сойдет от жары. А теперь и вовсе летит на остров осенью, когда, само собой, никакого удовольствия не получишь. Ни книг с собою прихватить не успела, ни фильмов любимых. Все, что остается, – закрыться в номере да отоспаться, потому что впереди, как она уже успела понять, ей предстоят еще те испытания.

Когда ее вызвали, как раньше говорили, наверх и, не спрашивая ее согласия, попросту поставили перед фактом: есть мнение, что она должна возглавить одну из самых престижных российских областей, Линькова поняла, что это дело решенное. Кокетничать, говорить «я подумаю», по меньшей мере, глупо. И она лишь тяжело вздохнула и спросила: «Когда?» Говоривший с ней чиновник тоже вздохнул, только облегченно, и предложил: «Кофе? Чай?» – «Налейте минералки», – сказала она, кивнув на стоявшую на столике пластиковую бутылку. «Как только так сразу, – проговорил он и добавил: Само собой, пока что об этом никто не должен знать, даже ваши родные». – «А что, у вас уже мужчины кончились?» – не удержалась Виктория Львовна. «Нам нужна новая, неожиданная фигура, абсолютно никак не связанная с прошлой властью». – «Насколько я знаю, – осторожно сказала Виктория Львовна, – тот, кто сегодня возглавляет губернию, крепко стоит на ногах. И вот так сразу поставить его перед фактом…» – «Эти вопросы будут решены без вас. У вас будет новая, свежая команда. А пока что главное – чтобы информация раньше времени не просочилась». Но уже вечером она почувствовала, что за ней начали следить. А уже через день, когда она утром вышла из подъезда и направилась к ожидавшей ее машине, прямо во дворе ее чуть было не сбил мотоциклист. Если бы в последний момент она случайно не поскользнулась, то наверняка бы погибла.

Что и говорить, возглавить область, столица которой претендует на звание третьего по значению после Москвы и Питера общезначимого центра страны, – это не шутки.

Неизвестно чем руководствовались те, кто предложил ее кандидатуру на пост губернатора. Разве что тем, что, когда в 2005 году открывали храм Иоанна Предтечи, именно она присутствовала на торжествах вместе с Зурабом Церетели, который отлил уменьшенную копию памятника Минину и Пожарскому с Красной площади.

Это очевидно, что сильные мира сего, точнее, мужчины, которые считают себя сильными мира сего, будут вести за ее спиной свою игру. И им надо, чтобы им не мешали. Они уверены, что госпожа Линькова, как женщина умная, ни за что не будет ввязываться в их разборки.

– Виктория Львовна, подлетаем, – сказал Серега, слегка тронув ее за плечо.

Линькова недовольно дернулась. Она сама не могла понять почему, но Серега ее раздражал. В его пристальном внимании и излишней опеке она чувствовала что-то неискреннее и, может быть, даже опасное. Но, хочешь не хочешь, ей придется его терпеть.

Вместо трех часов, которые они бы провели в полете, если бы летели прямым рейсом из Москвы в Ларнаку, они, сделав крюк в Париж, добирались до места посадки в два раза дольше. Время на Кипре всего на час отставало от московского, и это был огромный плюс. Виктория Львовна надеялась, что они доберутся до отеля засветло.

Однако осень диктовала свои условия. Когда они на такси добрались до отеля, расположенного почти у самого берега моря, начало смеркаться и все побережье заиграло разноцветными огнями. Было слышно, как настраивают свои инструменты музыканты.

– Мой номер рядом, – сухо сказал Серега, когда они поднялись на второй этаж, – но вы, пожалуйста, не отключайте мобильник. Вы должны все время быть на связи. И если захотите пойти куда-нибудь, обязательно мне сообщите.

– Я поняла, – так же сухо, не скрывая недовольства, кивнула Виктория Львовна.

Она протянула руку, чтобы взять ключ от своего номера, но Сергей сам открыл дверь и, поставив ее чемодан у входа, зажег свет и внимательно осмотрел номер, не забыв заглянуть в ванную, туалет и шкафы.

Виктория Львовна лишь скептически повела плечами. Номер был просторный, с огромной мягкой, застеленной белым покрывалом постелью. За такими же белыми шторами скрывались огромное, во всю стену, окно и ведущая на балкон дверь. Окно выходило прямо на море. И Линькова с радостью поняла, что вместо колыбельной будет слушать шум прибоя.

– Жаль, что не поплаваешь, – вздохнула она.

– Здесь неподалеку прекрасный аквапарк, – со знанием дела сказал Серега.

– Вы что, здесь уже были? – удивилась Виктория Львовна.

– Да, – кивнул Серега.

– Отдыхали, что ли?

– Нет, работал.

– Кем? – спросила Линькова.

– Как и теперь, охранником, – ответил Серега.

– И кого вы охраняли?

– На этот вопрос я не отвечу, – холодно ответил Серега.

– Понятно, – кивнула Линькова и, видя, что Серега не торопится уходить, вздохнув, добавила: – Я очень устала. Хочу принять душ и лечь спать.

– Да. Я уже ухожу, – кивнул Серега и тут же спросил: – А ужинать что, не будете?

– Да здесь фруктов хватает, – сказала Линькова, кивком головы указав на стоящую на прозрачном журнальном столике вазу с апельсинами, яблоками и виноградом. – Сегодня, думаю, обойдусь без ужина. Спать очень хочу.

– Понял, – кивнул Серега. – Не забудьте закрыть дверь. Доброй вам ночи. И когда проснетесь, звоните.

– Доброй ночи! – кивнула Линькова и добавила: – Спасибо вам!

Когда Серега вышел, она заперла дверь, оставив ключ в замке, села на кресло у столика и отщипнула несколько ягод винограда. С улицы доносились не только звуки прибоя, но и приятная инструментальная музыка. Если бы она приехала одна, то обязательно спустилась бы вниз, в ресторан, и потанцевала. И фокстрот, и танго, и сиртаки… Виктория Львовна почти не пила спиртного, но танцевать очень любила. Вздохнув, она огляделась по сторонам. Нужно было разбирать вещи, принимать душ и отдыхать. Прямо напротив кровати на стене висел большой плазменный экран. Так что, если не будет спаться, можно будет хотя бы посмотреть телевизор. На Кипре, как ей рассказывали, по ночам показывают неплохую эротику.

Виктория Львовна достала из чемодана свой ноутбук. Одним из пунктов плана конспирации, который ей предложили еще в Москве, была электронная переписка. Те, кто отправил ее на Кипр, почему-то были уверены в том, что ее электронный почтовый ящик давно взломан и вся ее переписка просматривается. А это был идеальный способ пустить недоброжелателей по ложному следу. Виктория Львовна уселась поудобнее и открыла свой электронный почтовый ящик. В нем, как всегда, лежало короткое письмо от сына: «У нас все нормально. Целуем. Пиши». К письму прилагались несколько новых фотографий. Они с отцом у водопада, среди каких-то экзотических растений… Надо полагать, на выходные опять ездили в какой-то национальный парк.

Муж вообще редко писал. Только изредка позванивал. А сын, как всегда, козырял лаконичностью. Они были уверены в том, что Виктория Львовна находится в Москве. Занимается своими депутатскими делами, читает лекции, пишет статьи. Виктория Львовна на минуту задумалась и написала так, чтобы не нарушать свой обычный стиль: «Привет вам из осенней Москвы! Получила ваши фотографии и по-доброму вам позавидовала! Вы там все в шортах ходите, а мы уже натянули куртки и шапки. В Москве холодно, дождливо и сыро. По вечерам на улицу не выйти. Хорошо, что лекции мне поставили по субботам в первую смену. А то вечером даже из машины до подъезда дойти боишься… Сейчас вот сижу, кутаюсь в плед и все равно дрожу от холода». Она чуть помедлила и дописала: «Мечтаю, когда смогу вас увидеть вживую! Ваша жена и мама».

Отправив письмо, Виктория Львовна распаковала чемодан, развесила платья и костюмы на вешалки, сняла туфли, надела тапочки. Потом пошла в душ, где стояли резиновые тапочки, висели новенький белый махровый халат и два полотенца, а у зеркала на полочке лежали нераспакованные щетка, мыло, паста и резиновая шапочка.

Зеркало в душе было на всю стену, и Виктория Львовна помимо воли взглянула в него и едва не вскрикнула. На пороге стоял Серега и без всякого смущения разглядывал ее.

– Это еще что такое! Как вы вошли?! Выйдите немедленно! – закричала Виктория Львовна.

– Конечно, – бесстрастно бросил Серега и, наконец отвернувшись, добавил: – А вы чудесно выглядите, Виктория…

– Виктория Львовна, – уточнила Линькова, задернув наконец занавеску.

– Ладно, если у вас все в порядке, я пошел, – сказал Серега со вздохом. – А то я стучу, стучу, а мне никто не открывает. Если понадоблюсь, я за стенкой.

Виктория Львовна дождалась, когда хлопнула дверь, и, накинув полотенце, вышла в комнату и проверила входную дверь. Она была заперта. Только ключ не торчал в двери, а лежал на тумбочке при входе.

Значит, у Сереги есть отмычка или ключ и он может войти в ее номер в любое время дня и ночи. Это ей совсем не нравилось.

Виктория Львовна просмотрела список телефонов отеля и набрала номер, возле которого было указано по-английски: «Ужин, кофе, чай в номер».

– Хэллоу! – послышался приятный мужской голос.

– Принесите, пожалуйста, в 12-й номер чай, зеленый, с лимоном, – проговорила Виктория Львовна по-английски.

Через пару минут в дверь постучали.

– Кто там? – спросила Виктория Львовна по-русски.

– Ваш чай! – ответили за дверью по-английски.

Но, открыв дверь, Виктория Львовна с удивлением увидела, что за спиной молодого человека с подносом, на котором стояли чайничек, чашка и тарелочка с безе, возвышается все тот же Серега.

– Проходите, – пригласила она официанта.

Серега вошел за ним.

– Вы тоже хотите чаю? – скептически спросила Виктория Львовна. – Но я только одну порцию заказала.

– Нет, – сухо сказал охранник, – но я просил вас никому без меня не открывать.

– Что, мне даже чаю выпить нельзя? – недовольно пожала плечами Виктория Львовна.

– Лучше бы вам без меня не пить, – сказал Серега и, взяв с поставленного на столик подноса чайник, приподнял крышку и принюхался.

Официант, не понимавший, что происходит, и, очевидно, ожидавший оплаты, застыл посреди комнаты.

Виктория Львовна достала пару долларов и протянула их ему, сказав по-английски:

– Спасибо, вы можете идти.

– Сэнкъю, – поклонился официант и вышел.

– Ну что вы там вынюхали? – не скрывая скепсиса, спросила Линькова у Сереги.

– Вы не хорохорьтесь, – строго сказал Серега, – я отвечаю за вас. И если вы улетели за сотни километров от Москвы, это совсем не значит, что вы находитесь в полной безопасности.

– Я это уже поняла, – кивнула Виктория Львовна и сухо добавила: – Однако самая большая опасность сейчас, как мне кажется, исходит от вас, Сергей. Я могу выпить чаю и подумать?

Сергей кивнул и, направляясь к двери, буркнул:

– Доброй ночи. Запирайтесь.

Когда он вышел, Линькова захлопнула дверь, повернула два раза ключ и оставила его в двери. Потом подумала и подкатила к двери одно из кресел. Во всяком случае, теперь, если кто захочет войти в номер, она это услышит.

Потом она вернулась к столику, налила себе чаю, села в кресло и сделала несколько глотков. Чай был необыкновенно ароматный, чуть терпкий, именно такой, как она любила. Надо сказать, что Линькова уже несколько лет как отказалась от кофе и даже черного чая. Она теперь даже корила себя за то, что по молодости, уступая мужу и своим коллегам, слишком часто пила крепкий кофе и сладкий черный чай, поскольку была убеждена в том, что именно из-за этого у нее теперь так скачет давление. А зеленый чай успокаивает и нервы, и внутренние органы, канцерогены выводит. И на давление никак не влияет.

Поставив на стол опустевшую чашку, Виктория Львовна выключила свет. И тут же услышала легкий стук в дверь и Серегин голос:

– Простите, Виктория Львовна, вы уже легли спать?

– Да… – проворчала она и действительно легла на кровать, взяла пульт и уже хотела включить телевизор, как за дверью, а потом за стеной послышался звонок Серегиного мобильника – какой-то бодрый марш.

Виктория Львовна встала, приоткрыла балконную дверь, с удовольствием вслушиваясь в шорох прибоя.

Между тем с соседнего балкона послышался знакомый Серегин бас. Виктория Львовна прислушалась.

– Але! Слушаю! Да, товарищ генерал!

– …

– Конечно на Кипре, со мной, через стенку, в соседнем номере. Где же ей еще быть! Попила чаю и легла спать.

– …

– Не понял! Этого не может быть! Не могла она сегодня писать письма из Москвы. Может, это старое ее письмо. Пусть они дату хорошенько перепроверят. Если бы даже она очень хотела, она не может так быстро долететь до Москвы.

– …

– Ну, может, за нее кто-нибудь письма пишет. Или они что-то почуяли.