
Полная версия
Вектор: Жизнь и смерть
– Это ложь!
– Откуда мне знать, что ты нормальная? Я проверил костюм, он в порядке, но я мог и проглядеть. Скажи мне, а действительно ли Альберт выжил?
– Хватит мне зубы заговаривать, немедленно отпусти Портера, пока…
– Кто-нибудь говорил с ним, кроме тебя?
Она только хотела возразить, как поняла, насколько он прав: никто, кроме нее, не говорил с Альбертом, причем с момента прибытия на Вектор. Путь, по которому шел Остин, не то чтобы даже не нравился ей – он был противен, вызывал страх и яростное желание сделать все, лишь бы не допустить реализации мыслей, которые доносятся до нее.
– Я так и думал. Скажи мне вот еще что – ты сделала то, зачем прибыла на Вектор?
– Да, я нашла пропавшую группу.
– Нет, ты здесь не за этим, это побочная история. Если бы не нашла нас, то просто отчиталась бы – и все, а вот выполнить сброс блокировки связи и наладить удаленную сеть – ты бы не смогла это игнорировать. Ты ушла почти час назад, у тебя есть приказ – приказ выполнен?
– Я догадалась о Портере и вернулась сюда, тупой ты, сука, урод, потому что он нужен живым, а ты солгал мне, припрятав единственный важный актив на этой сраной станции ради своих ебаных экспериментов! Ты посмотри на себя! Не спишь уже какой день. Наплевал на приказ, думаешь только о том, как бы выполнить последнее желание друга, что похвально, не отрицаю. Но только ты умудрился одну жизнь сделать важнее миллионов, которые Портер в перспективе может спасти, если эта зараза когда-нибудь доберется до мира. Тебе плевать на всех, кроме себя, так что даже не смей осуждать меня. Если бы ты уважал Питера, то позволил бы ему умереть спокойно и с миром. Мы оба приказы не выполняем, разница лишь в том, что у меня есть весомый довод, у тебя – нет. Но ты и так это знаешь, потому и спрятал от меня Портера, ведь иначе мне тут делать нечего.
Остин молча вышел, всерьез удивив своей уверенностью и властью над ситуацией, хотя было видно, насколько изменился этот человек, впервые для нее представляющий угрозу, с которой она не уверена, что может справиться. Он встал перед ней.
– Ты права, ты во всем права. Что будет дальше? Убьешь меня и Питера?
Его согласие, пусть и после приличной речи, вызвавшей у нее даже усталость, удивляло не смыслом, а подачей, ведь он все это время смотрел прямо на нее, не отводя взгляда и не двигаясь. Впитывал ее слова так, как будто впервые видит ее и слышит. Он выразил согласие тем самым редким тоном, в котором кроется и полная капитуляция, и радость этому событию, словно худшее наконец позади.
– Вот так просто, да? Хорошо, только вот это ты должен ответить на этот вопрос.
Она следила за его реакцией, которая наконец стала больше походить на живого человека. Оглядевшись, Остин задумался и всерьез произнес, словно ему уже все дозволено и лишь вопрос времени, когда это произойдет:
– Проверю его кровь, если антитела есть, то начну пробовать создать вакцину. Если же Портер солгал и его кровь чиста, то решай ты. Проверка займет минут десять. Тебе это нужно не меньше моего.
Света хотела ударить его, но сдержалась, ведь она прекрасно знала, что костюм поглотит приличную силу и Остин почувствует мало. Да и почему-то ей хочется сохранить эту ярость, она ей еще пригодится.
– Если убьешь меня или как-то навредишь, то смерть Питера будет на твоих руках, потому что мы оба знаем: никто не станет возиться с ним и отправлять сюда людей ради одной жизни.
Он не оправдывался, не уговаривал и уж тем более не угрожал – его слова были непоколебимы, и даже Света со всей своей злостью в его адрес и упрямостью не смогла ничего добавить. Ведь то была истина, которую невозможно игнорировать.
Остин подошел к столу с приборами и просто стал работать, ведь все, что было нужно, находилось перед ним, а взятые кровь и спинномозговая жидкость сразу же попали в нужные приборы, названия которых Света не знала.
Она услышала стон Портера, резко обернулась туда, где некогда стоял Остин:
– Мне пришлось его закрепить, чтобы не дергался. Не освобождай его, пока мы не получим результаты.
Он не обернулся к ней, не повернул даже голову, отчего легко было бы предположить, что говорит он это на диктофон или просто для себя, словно проговаривая необходимые действия, ошибки в которых быть не может. Подобное отношение бесило Свету еще больше, чем прямая угроза, обычно подобное она редко могла терпеть.
ГЛАВА 34
Войдя в изоляционную камеру, Света первым делом обратила внимание на капсулу с Питером в тройке метров напротив нее. Он все так же больше напоминал труп, нежели живое существо. Питер даже не представляет, какие события ныне происходят ради спасения его жизни: прямо здесь, перед его глазами, чуть ли не идет война, после окончания которой настанет момент пробуждения, и ему станет известна вся цепь событий. И Света не сможет не спросить: «Как бы поступил ты?» За вопросом этим крылась бы не жажда обвинений, как к объекту, ставшему катализатором последних событий, а как раз наоборот – надежда избавиться от бесконечного смятения, ведь лишь он, выбравшись из мертвых, сможет расставить все точки и вынести вердикт этой истории.
– Не повезло тебе, брат, – чуть ли не шепотом обратилась она к Питеру, не завидуя положению того, кто будет, скорее всего, чувствовать вину за события, спасшие его от смерти, особенно когда виновником окажется человек, нарушивший его приказ ценой своей карьеры и даже благоразумия. Взглянув в этот момент на Остина, Света хотела что-то ему сказать, а то и сделать в ее манере, но подобный бесцельный порыв лишь оттянул бы окончание ее злоключений на Векторе.
И вот самый трудный шаг был сделан, первый из многих: перед ней лежит Портер, голова слева утоплена в отверстии стола и закреплена лямкой, чтобы он не мог ей даже двигать, рот был закрыт обтянутым вокруг головы бандажом, глаза же, как она могла предположить, стеклянные – посмотреть пока не решалась. Руки и ноги прикованы, поясница голая из-за задранной кофты, которую она сразу же поправила, тем самым дав ему сигнал о своем присутствии.
Ей по-настоящему страшно было представить, какая метаморфоза чувств и мыслей заполняет его голову, где она занимает если не первое место, то наверняка в тройке лидеров, отчего и до того разгоряченная вина словно теми же стяжками сковывала ее в словах и мыслях. Подобные размусоливания она не любила – лучше быстро, но грубо, нежели стремиться к аккуратности в подобные моменты, боясь собственного ущерба. И только она схватилась за ближайшее крепление, туго стягивающее его левую кисть, как отпустила ее, оставив все так, как и было. Он молчал, совершенно не издавая звуков, будто бы вообще замер, задержав дыхание, – но это было затишье перед бурлящей необузданной силой, которую он вынашивает для того момента, когда будет уверен в возможности реализации. Подобное она чувствовала всем телом, даже сквозь костюм. Он был в том состоянии, когда малейшее лишнее движение может вызвать настоящий взрыв. Света оперлась руками на стол, чуть ли не буквально чувствуя весь вес сложившейся ситуации и собираясь с силами, вынуждая себя смотреть на это с объективной точки зрения, где эмоциям не должно уделяться внимания вовсе. Она заговорила:
– Ты здесь не из-за того, кем ты являешься или какие поступки совершал. Откровенно говоря, даже я не обратила бы на тебя должного внимания, если бы ты не рассказал о том, что смог вылечиться. На Векторе, в этом месте, в этих условиях лекарство или вакцина, да хоть что-то, в чьих силах предотвратить победу инопланетной жизни, будет считаться ценнейшим ресурсом. И тут нет личного ни у кого, повторюсь, персонально ты ни в чем не виноват. Ты пытался выжить всеми доступными средствами – и ты выжил, лишь это важно. На твоем месте любой из нас поступал бы так же, нарушая все дозволенные нормы морали и правила, более не действующие на Векторе. Произошедшее сейчас – не более чем последствия, в которых нет гнева или обвинения, лишь механические выборы на пути к цели. Мне не нравится то, как с тобой обошелся Остин, будь я рядом – не позволила бы, но меня не было. Блядь, да я даже не знала, где ты. Но так уж вышло, и можно было бы что угодно говорить, добейся мы, наконец, поставленных целей – но до этого еще не близко. Я не прошу прощать его, но прошу понять, потому что ситуация сейчас крайне… Все, что я пытаюсь сказать, – это то, что ты ни при чем, тут ничего личного, помни это.
Света почему-то была уверена в отсутствии обратного пути, несмотря на то что ее слова, больше походившие на речь, произносить которые она умела лишь для поддержки боевого духа, вряд ли бы сейчас принесли результат, близкий к прощению или пониманию. Лишь закончив, словно пережив все заново, но уже разжевав каждый аспект, становится четко и предельно ясно, что она давала ему понять события, расставляя все на свои места для того, чтобы, когда Портер будет освобожден от оков, ни при каких условиях не было никакой мести, как и поиска справедливости, – все останется позади.
Уверенно, но не спеша она снимала все крепления, каждый раз звук отщелкивания эхом раздавался вокруг, и пока Портер лежал без движений, Остин отреагировал именно так, как ожидала она, поймав себя на мысли, что ей специально хочется взбесить его непослушанием, идя на упрямство, – все как она любит.
– Я же сказал не делать этого!
– Я не подчиняюсь тебе. Держать его так – это…
– Мне плевать, что ты думаешь, сейчас он – пленник!
Не реагируя, Света отстегнула целую левую руку, но, обернувшись, увидела направленный на нее пистолет, разумеется, он выдерживал дистанцию в два метра, сразу же подойдя к капсуле Питера.
– Серьезно? Да ты в край охуел угрожать мне?!
– Он тебя не возьмет, костюм крепок, но вот только это разрядник, ты уже получила от меня, не вынуждай снова!
Света молча смотрела на него, уверенно готовая принять удар. Только она стала искать способ устранения Остина, явно приближающегося к пересечению точки невозврата, как он указал ей выйти, отчего в любой другой ситуации она бы постаралась выкрутиться, но сейчас, здесь, лучше повиноваться. Что она и сделала, идя спиной вперед, не сводя с него взгляда, даже не поднимая руки, говоря твердо, сдерживая злость:
– Мы не варвары, а он ничего плохого не сделал!
– Ты этого не знаешь, – отрезал он, подойдя чуть ближе, теряя терпение, отчего она опрометчиво сделала глупость, попытавшись выбить разрядник, но недооценила его, ведь сразу же он направил его на Портера, вынудив ее остановиться. – Ты так защищаешь его, словно он невинная жертва, а на деле руки у него в крови не меньше нашего.
– Ты этого не знаешь.
Она отошла в основное помещение, все же решив чуть идти у него на поводу и дождаться развязки этой беседы. Остин подождал, пока она пройдет подальше, вышел к ней и закрыл дверь, сразу продолжив:
– Неужели? Ответь тогда, можно ли выжить на Векторе иначе? – Молчание Светы уже было ответом. – Вот именно. Мы понятия не имеем, что он за человек, какие мотивы движут им, не говоря уже о том, каким образом он остался не просто жив, а именно невредим.
– Ты влегкую схватил его и против воли связал, попутно солгав мне, так что я еще поспорю, кто здесь монстр. Ты делаешь не сильно меньше того, в чем обвиняешь его, сраный лицемер. Даже не думай меня задобрить или разжалобить, не забывай, с кем разговариваешь!
– Я спасаю не свою жизнь, вот в чем разница! Ему плевать на тебя, ему плевать на меня. Все, что его волнует, – это он сам, а остальные – это не его проблема. Так что да, я имею право так делать, ведь это благо для большинства. А если подтвердится иммунитет, то его жизнь больше не будет принадлежать ему.
– Ты все равно перегибаешь палку, мы не поступаем так. – Она подошла к стеклу, указав на Портера. – Не привязываем гражданских, словно какой-то скот!
– В отличие от тебя я не могу доверять тому, кто неизвестно что творил, а про его здравомыслие даже упомнить не хочется! Но ты ставишь его сраный комфорт выше, чем жизнь Питера.
– Смеешь меня в этом обвинять? Ты – эгоистичный ублюдок, только и твердишь, как хочешь спасти Питеру жизнь, но все, что тебя волнует, – это ты сам. Судьба Питера ужасна, с этим нельзя спорить, но ради него ты готов пойти на любые жертвы, доломав одну жизнь ради другой. Я тебя насквозь вижу: умрет Питер – и ты станешь бесполезен, а так сможешь отыграться за смерть своей семьи!
Переход границ и поднятие мало обсуждаемых тем были видны даже слепцу, чему на самом деле она была даже рада, ведь только так можно было копнуть как следует, добравшись до всей подноготной Остина. Но, на удивление, гнев не охватил его – наоборот, он вдруг проявил все свое человеческое, поняв Свету и даже убрав разрядник в кобуру на костюме, долго подбирая слова:
– Это… это не так.
– Да неужели? Почему же ты тогда готов…
– Потому что у него есть сын. Он отец, Света.
– Что ты несешь? У него нет детей. С… как ее там… короче, разошелся еще год назад.
– А она оказалась беременна. Ну и решила оставить ребенка. Он ведь хотел большего с ней, мы знали это, но с нашей работой – сама отлично понимаешь. Он узнал про сына недавно, как раз перед отправкой сюда. Она позвонила ему и решила, наконец, рассказать. Как ты можешь предположить, это его шокировало. А когда ему стало плохо, он лишь попросил передать ей, что любил и последние его мысли были о ней и сыне.
– Я не верю тебе, это все…
– Да ну е.. Света, что ты за человек такой? Это правда, поверь уже, наконец, в то, что я не враг тебе.
– Нахер он поперся сюда тогда?
– Потому что он такой, не умеет подводить людей, как и не умеет нарушать приказ. Все старался делать правильно, словно от этого зависит его жизнь, хотя мы все знали, как он боится снова к бутылке скатиться. Да и что ему оставалось – бежать к ней, просто вот так? Бросить всех? Кем бы он тогда был в собственных глазах?
– Ты должен был сразу мне про это рассказать.
– Я не рассказал потому, что ты права… Я не смог спасти свою семью, возможно, спасу его, чтобы он вернулся к ним, начал новую жизнь, которую мы с тобой оба умудрились проебать! – Света хотела было что-то ему возразить, не сравнивать себя с ним, но видела перед собой лишь сломленного человека. – Ты знала, что я собирался уйти? Я обсуждал это с нашими… Я… я больше не могу, Света! Не могу и дальше всех обезличивать. Если бы я мог, я бы отдал жизнь за него, потому что ему есть что терять и есть ради кого жить, а я – я все время думаю, что будет, когда покину Вектор. Что мне делать? Меня никто не ждет, а я устал искать причины. И знаешь… я боюсь этого больше всего, боюсь покинуть эту станцию, потому что в том мире… ты меня понимаешь.
Более у Светы не осталось вопросов или сомнений, все было настолько на ладони, насколько это вообще возможно. Перед ней был человек, утерявший не просто всю веру в большее, а совершенно и безвозвратно перешагнувший ту черту, после которой живым уже не возвращаются. Каждый час каждого дня Остин находится не здесь – он все время в прошлом, там, где поэтапно вместе с умирающими на его руках людьми умирал и он сам, по чуть-чуть, но умирал, и подобное не сыграло бы такой огромной роли сейчас, если бы не погибшая семья, забравшая у него самое ценное, что помогало пережить любые трагедии, а именно – смысл жизни. А ведь Остин был именно тем человеком, кто, несмотря ни на что, умудрялся сохранять не то чтобы позитивный настрой, нет. Это было бы преувеличением – скорее надежду. Простую и честную, на самых легких тонах и через самые понятные любому примеры, доносящую древнейшую мысль: у всего есть свое продолжение, и даже худшее может принести плоды к кое-чему большему и прекрасному, но невиданному нам здесь и сейчас. Остин когда-то произнес это ей при их первой встрече, на задании все от тех же работодателей, ныне ожидающих выполнения самого простого по смыслу, но неожиданно труднейшего приказа в жизни Светы как минимум. Тогда она только вернулась в игру, решив работать в частной армии, и на первом же задании по спасению конкретных персон, когда в ее сердце даже не думала заживать раскаленная дыра из-за погибшей дочери и разрушения семьи, Света совершила ряд ошибок, повлекших за собой жертвы среди гражданских. То был выбор между коротким маршрутом сквозь горящее поселение и длинным на безопасной местности, но тогда она рисковала не успеть на эвакуационный шаттл из-за погодных условий… Выбрала она то, что было тогда ближе ей самой, да и чуть-чуть обгореть, но с большим шансом спастись – это было более чем приемлемо. Потеря нескольких гражданских повлияла на нее из-за родственников жертв, успевших заклеймить ее всеми словами, абсолютно забывая о том, что сами они остались жить. Да, задача была спасти конкретных людей, но не оставлять же остальных ждать прихода спасателей, когда сами они уже там… В любом случае они бы погибли, так что она спасла большинство, рискнув всем, но все же подобное заключение добралось до нее не сразу. Тогда-то Остин, один из второй группы направленных на спасение конкретных высокопоставленных личностей, и помог ей пережить этот момент – всего лишь парой предложений, улыбкой и дружеским ударом по плечу.
– А ты думал вообще, каково будет ему? – Остин не ответил. – Он выживет, да, но как скажется то, что, помимо гибели Тони, ты идешь на такие жертвы ради него?
– Это не имеет значения.
– Как же ты бесишь! Ты знаешь, почему я оказалась на этой сраной станции? Из-за вас, всех троих. Как только узнала о вашей пропаже, я сразу же вызвалась и не оставила ей даже шанса отказать мне!
Остин был удивлен, но вдруг у него кончились слова и не было произнесено ровным счетом ничего, лишь некое подобие радости и благодарности Света увидела в его взгляде.
– Ты хороший человек, Света, и от этого становится еще печальнее, что кроме нашей работы у тебя ничего нет.
– Когда уже будет результат анализа крови? – избегая поднятой им темы, спросила она, стараясь не зацикливаться на эмоциональном моменте.
– Он уже готов.
– Какого, позволь спросить, хера ты раньше не сказал?
– Потому что я вдруг понял, что боюсь узнать ответ.
ГЛАВА 35
Вот так и бывает – всего лишь одна новость, одно подтверждение и положительные результаты нескольких перепроверок окупают все трудности на пути к данной точке событий, буквально вынуждая радоваться открытию, потому что вместе с ним приходит пусть и одна, но все же крайне неприятная новость: теперь у Портера нет шанса на свободную жизнь. Обладая иммунитетом к инопланетной Жизни, совершенно неподвластный ни мутациям физического уровня, ни каким-либо интеллектуальным деменциям, он является на данный момент единственным в своем роде. Конечно, по одному лишь анализу крови сложно полностью быть уверенным в том, что наконец случилось открытие панацеи. Все это предстоит изучить многим ученым, чему противиться Света не может, как и любой трезвомыслящий человек. Но все же это не может не огорчать – пусть и лишь глубоко внутри нее, но потихоньку горит печаль, ведь ни о какой свободе не может быть и речи, про новую жизнь можно забыть. Да, ранее она также не собиралась идти у него на поводу, но тогда был шанс на то, что его слова – не более чем ложь во спасение. И будь эта ложь раскрыта, она, конечно же, не дала бы ему шанса улететь с Вектора, но и убивать, наверное, не стала бы.
На тот момент идея казалась простой и более чем реализуемой – выведение лекарства и излечение Питера. Так бы поступила и она, несколько поспешно, возможно, но необходимо: все-таки, если не использовать этот шанс – пусть и малый, но шанс, – исход будет один: смерть. Пока Остин занимается созданием лекарства, Света прекрасно понимает, что у нее осталось крайне сложное незаконченное дело с Портером, все так же обездвижено лежавшим на койке с момента ее последнего к нему обращения. Как следует схватившись за лежанку, вынудив колесики вновь работать, словно в первый раз, она потащила Портера в соседнюю палату. Мимо Остина, который лишь кратким взглядом осмотрел ее, вроде бы с желанием помочь, но в то же мгновение зацветания оно и зачахло.
Через смежную дверь она проталкивает его в соседнюю палату – ту, что ближе к выходу из медцентра, недавно казавшуюся заброшенной, но ныне поддающуюся зовам жизни, от чего и освещение сразу же включилось, и даже какой-никакой порядок присутствует. Чему, собственно, она не удивлена, ведь именно тут Остин прятал Портера от Светы. Еще одним подтверждением для нее стали вещи Портера, лежавшие в углу у двери: сумка, которую Ос даже не открывал, его куртка, на которой лежало содержимое карманов, в частности тот самый наушник, на который она сейчас обратила внимание лишь вскользь.
Все это время последний человек на Векторе был неподвижен, и только двери закрылись за спиной Светы, она даже заподозрила его кончину, настолько он отключил свое тело. Но не успело подозрение даже развиться в нечто большее, как подступающий страх оказался преждевременным. Отсоединив все крепления, Света села на стул с левой стороны от Портера, пытающегося подняться и сесть под светом единственной лампы в центре палаты, чудом избежавшей следов крови или выделений. Все его тело напоминало старый механизм, пытающийся возобновить работоспособность спустя долгие годы ржавления. Конечности трясет, глаза смотрят куда угодно, но не на Свету, поникший Портер явно осваивался. Окруженная шкафами и контейнерами вдоль всех стен, пожалуй, впервые по-настоящему на Векторе она испытала клаустрофобию, но все же не трудно было догадаться, что вызвано это предстоящим разговором.
– Ты наверняка нас слышал и знаешь, что никакого бывшего мужа я не искала здесь. Хотя стоит уточнить, что у меня есть муж – бывший муж. Я лгала по той же причине, по которой лгал бы любой на моем месте, встретив любого человека на твоем месте, – выживание. Все же не забывай, здесь не должно уже быть живых людей, а твое наличие – это огромная переменная.
Портер внимательно слушал ее слова, все не поднимая глаз, отчего Света не могла не подумать о состоянии его вменяемости. Но только она решилась проявить степень переживания, как он, вздохнув полной грудью, только попытался сказать что-то, как сразу умолк, спрятавшись в своих размышлениях. Света все ждет, когда же он, наконец, спросит: «Что со мной будет?» На что ей придется снова лгать – но не потому, что ей этого хочется или нет иного выхода, а потому, что она сама не знает, как теперь поступить. У нее нет возможности вытащить его с Вектора, так же как и нет возможности оставить его здесь, что для него равнозначно смерти. Остин попросту не позволит ничего иного, кроме как выдачу их руководству самого ценного живого существа, причем любые его доводы будут влегкую разрушать все ее аргументы. И чем дольше она смотрит на Портера, потерявшего связь с реальностью, тем больше у нее в голове усваивается простая мысль, что относиться к нему стоит не как к личности, а как к объекту.
– Я оставлю тебя здесь на некоторое время, пока я и Ос… Хотя ты и так все знаешь. Отдохни и наберись сил, а мы пока будем работать.
Помогая ему спуститься на пол, Света поддерживала его за плечо и, сразу же посадив на некогда занимаемый ею стул, молча и без лишних движений пристегнула левую руку Портера к поручню каталки.
– Ничего личного, но так будет лучше для всех, – быстро проговорила она строгим тоном, ожидая его удивление и недовольство вышей степени, но Портер молчал, даже мышцы лица его не двинулись, словно событие это настолько обыденное, насколько порядком надоевшее. Свету же это напрягало: как человеку, не привыкшему держать в себе многое, ей было трудно с теми, кто выражает мраморное спокойствие в то самое время, пока внутри них горит ярчайшее пламя. Но ныне поделать она ничего с этим не может, лишь принять факт полного разрушения с трудом добытого между ними взаимного доверия.
– Я могу одно обещать точно. Ты не умрешь, этого не будет, – произнесла она эти слова, оправдываясь, чему была крайне не рада. Но это сразу же отпало, ведь его первый взгляд в ее глаза не требовал слов – и так было понятно, что он ответил молчаливо: «Смотря что считать смертью».
Закрыв за собой двери, Света хотела что-то сломать, кого-то ударить, сделать хоть что-то, дабы гнетущее чувство вины просто отпало, как ненужный элемент, способный лишь затормаживать ее. К ней обернулся Остин, ее кулак сжался, но удара не было, хотя так захотелось, ведь все эти трудности – ровным счетом на пустом месте из-за него.
– Ты уверена, что это лучшая затея – оставлять его там одного?
– Посадить его на цепь прямо здесь, как пса подзаборного?! Или, может, заново заковать в каталку?
– Успокойся, я лишь ищу оптимальный выход. Я понимаю твое желание относиться к нему как к человеку, а не зверю, но только вряд ли он понимает все это правильно.
– У тебя есть предложение?
– Мы можем запереть его в криокамере, а когда все будет сделано, уже другие люди заберут его по возможности, и пока ты опять не начала критиковать меня, скажу, что так он будет в безопасности и сохранности.