Полная версия
Алиса Коонен: «Моя стихия – большие внутренние волненья». Дневники. 1904–1950
Или бороться…
Бороться…
[Слово вымарано.] Уступить так, без борьбы…
Нет.
Господи… За что я мучусь так…
Ужасно…
Море, солнце, синее небо… Бросить все…
Но ведь я же с ума сойду…
11 октября [1907 г.]Третьего дня были с Прониным у Качалова. Сидели с ½ 10‐го до 3‐х. В этот вечер я пережила, вероятно, столько, сколько другие переживают годами.
Настроение эти 2 дня ясное…
До 14‐го [вероятно. – вымарано] не увижу Вас. совсем. 14‐го в «Мастерской» – чтение Зайцевской пьесы357. Вас. очень заинтересован, хотел быть.
Мне кажется, последнее время он меня мало, совсем мало любит. Это только чуть-чуть огорчает меня.
Надо работать…
Иначе он ускользнет от меня…
Я должна быть большой актрисой. Талант – всегда обаятелен.
Вчера было открытие358.
Справляли оригинально.
Бродили по [слово вымарано] улицам, орали, дурачились, вернулись домой в 4‐м часу.
Завтра хочу говорить с Владимиром Ивановичем [Немировичем-Данченко] об отрывках.
12 октября [1907 г.]6 часов вечера.
Сегодня утром чудесное настроение было. Пришла в театр – там «Вишневый сад» идет… Хорошо так, ясно, тихо.
Вас. на сцене359…
На душе светло стало…
А потом поговорила с Ольгой Леонардовной [Книппер-Чеховой] – сказала она, что мне развязаться надо, что я вся в себе, и это подействовало как-то удручающе.
Сейчас опять грусть охватила, хочется плакать, но нельзя никак.
Скоро в театр.
1 час ночи.
Мне грустно, грустно…
[Сейчас. – зачеркнуто.] Ночь совсем серебряная… Как в сказке… Я одна, одна…
13 октября [1907 г.]У Нины Николаевны [Литовцевой] астма и воспаление слепой кишки. Вероятно, скоро она будет здесь, в Москве…
Я как-то совсем отупела.
Когда Вас. сказал [слово вымарано], что она приедет – я не удивилась, не огорчилась, не почувствовала боли.
Голова не работает совсем.
Душа устала.
Нет энергии, нет сил.
А моя работа!
Боже, я волосы готова рвать на себе. Весь мир в нем, вся жизнь в его жизни.
14 октября [1907 г.]5 часов.
С трепетом жду сегодняшнего вечера.
После «Вишневого сада» – едем в «Мастерскую» на чтение Зайцевской пьесы.
Едет Вас. Очень хочу с ним поговорить. У меня тоска в душе.
Рассчитывала на эту «Мастерскую», а теперь оказывается, и Коренева там будет, значит, мое дело швах.
9 часов. Иду в театр.
Посмотрю «Вишневый сад», а потом поеду в «Мастерскую».
Сейчас такая тоска в душе – сил нет. Опять безумные мысли о самоубийстве.
Так тяжело, столько вопросов решать надо, а голова устала, душа устала. Хочется покоя. Уехать, уехать. А деньги?
Какая я смешная.
15 октября [1907 г.]Настроение ужасающее.
Столько печали – нет сил.
Нервы так издерганы – не знаю, что будет дальше.
Вчера приятный был вечер.
Вас. ласковый был, теплый.
Но в душе – неудовлетворенность.
Сколько печали во мне, сколько горя!
Господи, когда же ясно будет, радостно?!
Сегодня с таким упоеньем стонала в «Жизни человека»360 [слово вымарано]. Всю свою грусть влила в эти крики, и легче стало.
Господи, помоги мне, научи, как жить, что делать.
[Следующий, последний, лист почти целиком уничтожен. На обрывках можно прочесть только отдельные слова из начала строк]:
Сегодня
бодрость
работать
силу
Работа
«Жорж Данден»361
Мария Николаевна [Германова]
«вы должны
мне это нужно
совершенно
серьезнее
Вас.
Сегодня
со мной
Милый362
Тетрадь 5. 10 августа 1908 года – 15 августа 1909 года
[На ободранной обложке тетради более поздние записи, в том числе]:
Внуково363.
1908–1909 годМосква. 1908 после Крыма. С 10 августа [1908 г. – более поздняя приписка] по 25 марта [1909 г. – более поздняя приписка]Петербург – ПасхаМосква с 6 маяПушкино – с 29 мая [по 15 августа. – более поздняя приписка][10 августа 1908 г.]364Как могла я за эти 2 года позабыть о том, что я – актриса.
Я – буду играть.
Театр…
Словно во сне жила я и вдруг проснулась…
С трепетом – как в тот день, когда я впервые вошла в театр, [сижу. – зачеркнуто] смотрю на сцену…
Сцена, по которой я буду ходить…
[Верхняя часть листа оборвана.]
Милый мой, любимый мой.
12 [августа 1908 г.]В душе моей радость…
[Словно. – зачеркнуто.]
13 [августа 1908 г.]Мне хорошо. Так хорошо, что даже страшно.
Только вот – все нет и нет.
14 [августа 1908 г.]. Четверг5 часов.
Вчера неуловимое что-то скользнуло [в душе моей. – вымарано] и всколыхнуло мою радость, и стало мне беспокойно, беспричинно-грустно. Василий Васильевич [Лужский] пел – «хоть изменила ты» и с странной [грустью. – вымарано] печалью глядел на меня. И стало мне не по себе: пошла с Ракитиным в «Эрмитаж» – захотелось вдруг увидеть Тарасова. Увидала, обрадовалась – но было с ним много народу – и скоро ушла домой. И вот сегодня – нет во мне радости, скорби тоже нет, но уж какой-то червячок подтачивает.
Вечером увижу Василия Васильевича.
Хочется с ним поговорить.
6 часов.
Звонят ко всенощной. Ранние серые сумерки, мелкий дождь за окном, тусклое небо…
Думаю о Вас. Кажется мне, что на днях он приедет.
[Милый. Я все простила. – вымарано], я [с тихой. – вымарано] лаской думаю о нем. Люблю ли его? – Я не знаю. Жду его трепетно, и такое чувство в душе, что надо его пригреть, пожалеть и поплакать с ним, и любить его нужно – для него, чтоб ему было хорошо.
Это странное чувство в моей душе. Откуда оно? – не знаю.
А жалко его…
Или это оттого, что себя я чувствую [выше. – вымарано], [и кажется мне, что я. – зачеркнуто] сильнее, смелой и большой.
Может быть.
Скорее бы, скорее приехал, [мой любимый, мой бедный. – вымарано].
Почему я так глубоко жалею его.
15 [августа 1908 г.]. Пятница6 часов.
Сегодня праздник. В театре ничего нет365. Вечером собираемся с Кореневой в кинематограф.
Вчера на вечерней репетиции Василий Васильевич [Лужский] опять был взволнованный и трепетный366. Мы встретились в коридоре, было темно… Еще один момент, и случилось бы то, чего не должно быть и не нужно367, но я быстро скользнула и смелыми шагами, с каким-то громким вопросом прошла в зрительный зал… Многие уже видят [кое-что. – вымарано], догадываются… Это неприятно… Скорее бы Вас. приезжал.
Ведь я ничего не знаю…
Как мы встретимся и что будет?
Господи… Я ничего не могу представить.
В прошлом году – были письма, я знала, что встречу его «любящим», и была только боязнь за то, что будет потом, дальше, – а сейчас я ничего не знаю. И я не знаю [даже. – зачеркнуто], как мы расстались. – Скорее всего, «никак», даже и не «друзьями», [а просто как знакомые. – вымарано]. И вот теперь. Я люблю его, я хочу любить его, я хочу тех волнений, тех слез, тех коротеньких радостей… Ведь [я должна любить. – вымарано], я не могу не любить – [и я буду любить. – вымарано] его. А он? Я ломаю голову – что будет? Как сложится моя жизнь в этом году? – и ничего не вижу… Какой-то туман перед глазами… Есть только какое-то странное чувство, что он будет нуждаться во мне, что он придет ко мне…
Вздор все это…
Что будет? Что будет?
16 [августа 1908 г.]. Суббота12 часов ночи.
Приехал Костя [К. С. Станиславский] сегодня368. Думала, что и Вас. по такому торжественному случаю появится в театре. Волновалась, с трепетом шла в театр [на репетицию. – вписано позже], [оглядела зрительный зал. – зачеркнуто]. Нет.
Поговорила с Костей, приятно было видеть его белую красивую голову. Мелькнула [та давняя. – вымарано] коротенькая мысль. [Я и Костя. – вымарано]. Нет, [это ужасно… – вымарано.]
Нет, нет.
Где же Вас.? Где он, где он?
Там, [в деревне. – вписано позже] [дочери Стаховича – они красивые, интересные. – вымарано]369.
18 [августа 1908 г.]. Понедельник1 час ночи.
Сейчас от Корша провожал Болеславский370.
Мы говорили в первый раз: он очень умный [и интересный. – вымарано].
Мне кажется – однажды [мы столкнемся ближе. – вымарано].
19 [августа 1908 г.]11 часов вечера.
Шли из театра с Болеславским.
Мне уже скучно – если я захочу – еще 2, 3 прогулки – [и готово. – вымарано].
Тарасов.
О нем я так часто думаю.
Он был сейчас в театре. Мне приятно было поздороваться с ним…
[Да – очевидно. – вымарано] он мне нравится371.
Несколько дней тому назад мне вдруг захотелось написать ему – назначить свиданье и поговорить с ним просто, по-дружески.
Господи, хоть бы скорее приехал Вас.
Нет, Болеславский – слишком еще мальчик – таким я не могу увлечься.
20 [августа 1908 г.]6 часов.
Иду в «Эрмитаж» – в надежде встретить Тарасова и сказать ему, что надо с ним поговорить.
Нет Вас. – и вот лезет в голову всякая дурь.
Опять у меня нехорошо-беспокойно на душе. В таком настроении я делаю разные глупости.
Господи, хоть бы встретить Тарасова.
[Ночью.]
Видела его, но в компании Званцева и Лейна.
21 [августа 1908 г.]. Четверг5 часов.
Говорят, вчера приехал.
Сегодня в 8 часов репетиция.
Я так волнуюсь – [ужас. – вымарано].
Не могу представить, как я буду играть, если он будет смотреть. А может быть, [он. – вымарано] и не придет.
23 [августа 1908 г.]. Суббота12 часов ночи.
Очень тревожно за роль372. Костя [К. С. Станиславский] сердится – пьеса подвигается туго373.
Роль затрепалась. Живу на сцене не так хорошо, как раньше – [стесняюсь ужасно. – вымарано].
Беспокойно.
Вчера чуть не ревела на репетиции374.
Вас. в Москве, но в театр не показывается.
24 [августа 1908 г.]. ВоскресеньеГоворят, вчера Вас. заходил вечером на репетицию. Несколько моментов было, когда мне казалось, что он в зале. Но я не верила себе. И вот сегодня узнаю, что действительно он был.
Мне так непонятно. [Прийти и не поздороваться, ничего не сказать. – вымарано].
[Господи, как я ничего-ничего не понимаю. – зачеркнуто.]
Он – какой-то [чужой для меня, такой. – вымарано] непроницаемый, как какая-то тайна.
Кулаковский375 сказал Жоржу [Г. Г. Коонену], что Качалов из театра уходит376.
Не верю этому, но есть что-то странное в его отношении к театру – в том, что он совсем ничем не интересуется, не заглядывает на репетиции.
Господи, хоть бы увидать его скорее.
Мне уже теперь все равно – как [и] где мы встретимся. О себе я не думаю. [Я поставила крест. – вымарано].
Но только бы увидать его, убедиться, что он такой же, как был.
Я представляю его [себе чужим – скорбным и тихим. – вымарано].
Я жду и боюсь, и [трепещу от ужаса. – вымарано]… Мне так страшно.
[Труп]. – Вот, вот чего я [жду и боюсь. – вымарано].
Скорее бы, скорее бы увидать его улыбку, его [тихую. – вымарано] ясную, грустную улыбку.
Любимый мой, единственный мой, [не надо смерти. – вымарано].
Все, все зовет к жизни, к радостной и светлой. Надо жить, надо жить!377
Надо собрать всю свою волю, все силы, все устремить к одному – к «радостному [созерцанью и переживанью. – вымарано] жизни во всей ее полноте». – Это его же слова.
Я поставила его карточку на стол и вот вглядывалась в нее…
[И вырвалось из груди – что все… Это все… – вымарано].
Осень.
«Сирени поблекли»378?
Я вспоминаю те осенние вечера, когда мы бродили по тихим переулкам, [тихо. – вымарано] говорили, и листья кружились в воздухе. И была грустная радость и трепетные надежды…
А теперь – [смерть. – вымарано].
Жутко, холодно.
Я не знаю, как жить.
Опять стою я растерянная, [трепетная. – вымарано] перед лицом огромной непонятной жизни, и опять рвется из груди – «Что же надо делать?»
25 августа [1908 г.]6 часов.
Сегодня бодро у меня на душе.
Была удачная репетиция – нервы встряхнулись, опять хочется работать.
[Мой любимый. – вымарано] – я буду работать, я буду жить.
Ведь он – [последнее. – вымарано] в моей жизни. [Последнее. – вымарано].
Мне так ясно – что любить я уже не могу больше. И его я люблю иначе. Но он – один. Он – мой единственный – [любимый. – вымарано].
28 августа [1908 г.]. Четверг7 ½ часов вечера.
Мне так грустно сегодня.
Колокола звонят. Вечер тихий, ясный, совсем летний… Небо голубое, без единого облачка…
Так хочется, чтобы кто-то нежный и любящий пришел с тихой лаской и [трепетной радостью осветил душу. – вымарано].
Невероятная пустота внутри меня…
[Меня никто не любит. – вымарано].
Нет человека, который любил бы меня настоящей большой любовью…
Я одна…
Пустая, тупая, [никому не нужная. – вымарано]…
Иногда мне хочется умереть. – [так. – зачеркнуто] я ничего не понимаю.
31 августа [1908 г.]. Воскресенье5 ½ часов.
Устала.
Только что с репетиции.
Так ясно и хорошо на душе.
Сегодня в первый раз [за сегодняшний год379. – зачеркнуто] я играла I акт с наслаждением. Завтра генеральная 4‐х картин.
Боже мой, Боже мой, – вот как только остаюсь одна, [сейчас же. – зачеркнуто] как только отхожу от театра – [сейчас же мысль возвращается. – зачеркнуто] – опять прежние мысли, былые чувства.
Мучительно недостает чего-то…
Сейчас мне хорошо, – но вот я начинаю думать о Вас. – и [тихая. – вымарано] грусть [звучит в душе. – вымарано] и больно сжимается что-то внутри.
Вечером 2 и 5 картины. Может быть…
Вчера я была на Комиссаржевской380. Так верила, что он будет. Была суббота.
12 часов ночи.
Увидала родное прекрасное лицо – и [поняла. – вымарано] вот все, все куда-то отодвинулось – и опять – он один.
Смелые мысли у меня в голове.
Мне он принадлежит.
Мне – одной.
Разве это не странно, что я видала его, что я смотрела на него, на этот лоб, глаза, губы – это все мое, мое.
Я люблю его.
Я люблю его, [мне он должен принадлежать. – вымарано].
4 сентября [1908 г.]11 часов ночи.
Вчера и сегодня были ужасные репетиции.
При Вас. я делаюсь робкой, застенчивой, нелепой, перестаю чувствовать образ. Это так ужасно. Вчера меня отпустили с репетиции – сказала, что болит голова.
И Вас., мне кажется, чувствует это «неладное» во мне…
Тяжело. Тоска какая-то в душе. Плакать хочется.
Я была бы счастлива, если бы Вас. ушел из театра.
При нем работать – я не в состоянии.
5 [сентября 1908 г.]. Пятница12 часов ночи.
Сегодня я чувствую себя бодрее.
[Не надо показывать Вас. своих «стихийных» порывов. – вымарано.]
Вероятно, я его даже не люблю.
6 [сентября 1908 г.]12 часов ночи.
Сегодня состоялось торжественное открытие филиального отделения381.
Получила свою Джессику382.
Что-то будет. Интересно.
Василий Васильевич [Лужский] бегает от меня. Говорит, что не может спокойно на меня смотреть: его волнует мое лицо, голос, руки…
Что делать?
9 [сентября 1908 г.]1 час ночи. После репетиции I акта.
Так безрадостно, так тупо-тоскливо. Боже мой, хоть бы захворать, пролежать без памяти, – хоть бы умереть на некоторое время.
Не могу я так жить.
Опять терзанье, опять скрежет зубов. Сегодня мы так хорошо говорили с Германовой. И опять у меня к ней – хорошее нежное чувство, думается мне, что и ей тяжело жить, и вот что-то влечет к ней броситься, обнять ее и рассказать ей про свою тоску. Если бы я могла заплакать.
Я думала о возможности дружеских отношений между нами – ничего не выходит. [Он сторонится меня, потому что чувствует то острое. – вымарано], сильное, [что есть в моей душе. – вымарано].
12 [сентября 1908 г.]Утро.
[Мне. – вымарано]. В душе моей – словно камень, но я хочу быть сильной и гордой. Я напрягаю все силы, всю волю.
Он приходит на репетиции – сидит с кем-нибудь и ни слова не говорит со мной. Я крепко стискиваю зубы, смеюсь и болтаю о пустяках – с кем попало, и в эти минуты чувствую, как каким-то холодком веет от меня. А когда я на сцене, я теряю самообладанье, сердце начинает колотиться, и я чувствую только, что он здесь, он близко, стараюсь почувствовать образ, играть – ничего не выходит, и в душе плачет тупое отчаянье.
Вчера я молилась. Я просила у Николая Чудотворца, чтобы что-нибудь изменилось в наших отношениях – пусть [это будет не любовь – что-нибудь другое. – вымарано], но я не могу жить [без тепла. – вымарано]. В душе моей холод и тьма.
½ 10‐го вечера.
Сегодня целый день проторчала в театре.
Завтра генеральная 5 картин.
Что-то будет. Надо собрать все силы.
Беспокоит горло. Очень осипла.
13 [сентября 1908 г.]12 часов ночи.
Какое-то хорошее чувство удовлетворенья.
Со всех сторон – похвалы, почти восторженные383. Я нарочно не ходила в антрактах в публику – боялась увидать Вас., но чувствовала его в зале.
В «Лесе»384 я услышала знакомое покашливанье, и что-то на минуту остановилось и замерло в моей душе, но потом напрягла волю и опять зажила картиной.
Сейчас чувство такой приятной-приятной усталости. С 10 часов утра до 9 вечера я была в театре.
[Строка вымарана.]
14 [сентября 1908 г.]3 часа дня.
Сегодня узнала от Кореневой, что Вас. пришел только к «Лесу».
Лучших у меня картин он, значит, не видел.
Ну, что же делать – не везет.
Целый свободный день, и я не знаю, куда себя девать.
15 [сентября 1908 г.]12 часов ночи.
Сегодня странный тревожный день.
Утром на репетиции «Лазурного»385– я страдала, глубоко и серьезно, и было мне тяжело невыразимо. Чувствовала, что всему конец – [все в прошлом. Остались одни воспоминания. – вымарано].
После репетиции – осталась ждать Костю [К. С. Станиславского], и если бы он не ободрил меня – я бы измучилась. Говорила с ним так просто, хорошо.
Туманно спутанно [говорила. – зачеркнуто] рассказывала ему о своих сомненьях, колебаньях, а он говорил большие хорошие слова – о своей вере в меня.
«Откровенно Вам говорю, что если я примирился с тем, что Гзовской не будет386, то только [потому что Вы в театре. – зачеркнуто] благодаря Вам.
Вы – тот материал, из которого что-то можно сделать». [Вся цитата подчеркнута карандашом, очевидно, позже. Также на этих страницах красным карандашом отметки на полях и в тексте, а вверху листов обозначено]: Костя.
16 [сентября 1908 г.]Вечер.
[Слово вымарано.] Я начинаю любить Костю [К. С. Станиславского]. В конце концов – он один остается. [Два слова вымарано.] Лужский становится попросту пошлым – он один, как Бог надо всеми.
17 [сентября 1908 г.]Сегодня свободный вечер – не знаю, куда себя девать. На душе такая темь, такая пустота. Роль опять остановилась на мертвой точке387.
Грустно-грустно.
18 [сентября 1908 г.]Сегодня чувствую себя бодрее. Самое ужасное во мне то, что я труслива. Бывают минуты, когда я чувствую себя смелее – и тогда становлюсь интересней, талантливей.
Боюсь, как бы трусость моя не погубила меня.
Надо быть смелой.
20 [сентября 1908 г.]Вчера была генеральная.
Играла хуже, чем прошлый раз.
Настроение бодрое.
Работать хочется.
21 [сентября 1908 г.]. ВоскресеньеВчера много-много думала о Вас.
Звонили колокола, мерцал огонек перед иконой, и тихие грустные воспоминания [больно теснились, томили душу. – вымарано].
24 [сентября 1908 г.]Послезавтра генеральная.
Через 6 дней спектакль.
Не верится.
У Вас. – плеврит.
Думаю о нем – мало.
26 [сентября 1908 г.]11 часов ночи.
У меня очень гадко на душе.
Играла сегодня отвратительно.
Нина Николаевна [Литовцева] была в театре.
Я – не актриса.
[Часть двух листов оборвана, но, похоже, ни на одной из сторон не было записей.]
1 октября [1908 г.]Как сон промелькнули последние дни: [генеральная, спектакль, тот [нрзб.] после генеральной. – зачеркнуто]. Все еще не могу прийти в себя: сейчас сижу больная, и беспорядочно плывут воспоминания последних событий.
Глубоко внутрь души своей заглядываю с трепетом – ищу покоя и радости удовлетворения – а там, страшно сказать, пусто. Пусто…
Я не счастлива своим успехом388…
Я равнодушна [слушаю. – зачеркнуто] к восторженным похвалам – я только на минуту вспыхиваю трепетом и опять вся ухожу в эту странную хрустальную грусть, в эту [тихую. – вымарано] безнадежную тоску [по тому, что ушло и не вернется. – вымарано].
Никогда больше…
Когда после генеральной мы сидели в ресторане и я смотрела совсем близко на это прекрасное лицо – [уже не мое. – вымарано], рыдала душа моя в безысходном отчаянии и рвалась к нему, и любила его с дикой болью.
И вот опять – [им одним. – зачеркнуто] одной мыслью полна я вся, одним желаньем, одним стремленьем.
Отодвинулась сцена, работа, успех – он один [любимый. – вымарано], [слово вымарано] один он со мной всегда-всегда [три слова вымарано].
Что же делать?
10 октября [1908 г.]. ПятницаЯ не могу писать, как [бывало. – зачеркнуто] прежде, все, сказанное словами, как-то теряет свою значимость и становится пустым и ненужным.
Вот теперь: трепещет душа [моя. – вымарано]. Тысячью [ощущений. – зачеркнуто] настроений, таких тонких, таких хрупких, о которых нельзя говорить.
И [только. – вымарано] песня новой любви звучит как [тихая. – вымарано] грустная [весенняя. – вымарано] весна.
[Рвется душа от неясного трепетного страдания. – вымарано.]
15 октября [1908 г.]. СредаТо, что было вчера, бывает один раз в жизни. Это утро – солнечное, радостное, трепетное.
[Более поздняя приписка]: Юбилей389.
18 октября [1908 г.]Вчера заходил на «Птицу» Вас. И я совсем ясно почувствовала, что не люблю его… [Сегодня умерло что-то во мне… – вымарано.] Пусто внутри меня, и [грустно. – зачеркнуто] тоскливо порой… Так тоскливо, что не хочется жить…
А вокруг все [так. – зачеркнуто] радостно, так хорошо… На мне – «надежда театра», широкий светлый путь передо мной… Надо только работать… [Только. – вымарано] работать… Такое простое понятное слово… Так легко это сказать – работать.
[Да ведь. – вымарано] нет силы во мне, нет вдохновенья…
Внутри меня – пустота, тупое равнодушие…
Душа моя ничем не согрета, и неоткуда взять мне этой солнечной энергии, с которой человек все победить может, все преодолеть.
Хочется мне ласки, тепла – а вокруг [холодные, пустые. – зачеркнуто] лица с приветливыми улыбками и пустой душой…
И это новое затеплившееся чувство во мне не находит отклика и [тихо. – вымарано] тоскует [порой. – вымарано]… Так просит душа [ласки. – зачеркнуто] хоть немножечко тепла, хоть самую чуточку…
Противны мне страстные взгляды Василия Васильевича [Лужского] – противны его прикосновения, хочется чистого хорошего чувства, доброго теплого отношения…
Затосковала [душа моя. – вымарано] по какой-то чистоте – опротивела мне пошлость людских отношений.
17 декабря [1908 г.]После «Птицы».
2 часа ночи.
Я не могу уже больше писать. Я чувствую [свое. – зачеркнуто], как никогда, бессилие слова.
Рассказать о том трепете, который внутри меня, – нет возможности. Слова кончились. Слов нет больше390.
Ясно одно – живет скорбь внутри меня, и с ней я и умру, и полного счастья для меня нет. Оно есть в том, что мне дает жизнь, – но его нет в душе.
Внутри меня или беспокойство, [минутами. – зачеркнуто] или апатия – когда от отчаянья тупеет боль, или порывы радости и веселья от окружающей меня огромной странной жизни. И еще – вспышки любви – той большой [слово вымарано].