Правила челолова

– Друг мой, вы поможете мне разобраться с ней…

– С кем, простите?

– Да как же, с Тенор-Виллой… так и не могу понять, что это за особа…

– Я, честно говоря, тоже не понимаю…

– Вы заметили, ведь все при всем, все просто идеально, один к одному, стиль, красота, гармония, все эти башенки, лестницы, витражи, перила, колонны… и в то же время…

– Как будто… что-то не так… уж на что я ничего не понимаю в архитектуре…

– Ну что вы, вы так хорошо украсили себя, от настоящего не отличишь! Если бы вас не разоблачили, я бы в жизни не догадался, что вы ненастоящий! И ведь вы заметили мои новенькие кирпичи, а ведь как я тщательно оформлял их под старину…

– У вас получилось… ну почти-почти-почти…

– Итак, друг мой, вы готовы посмотреть поближе на Тенор-Виллу?

– Со всем моим превеликим удовольствием… Я и сам давно заинтересован…

Мэджик-Холл чувствует легкий укол ревности, хотя еще даже не знаком с виллой, ну где она, и где он, простой дом номер семна… нет-нет, мы не будем вспоминать, кем был когда-то Мэджик-Холл. Брауни представляет вилле нового гостя, очень приятно, весьма польщен…

Дом присматривается.

Приглядывается.

Пытается понять, что же не так, вот оно, вот оно, почти-почти-почти…

…да.

Ну, конечно же…

– …я догадался.

– Да? – Брауни-Холл изумленно приподнимает бровь.

– Да. А ведь все так просто… Это не вилла.

– Не вилла?

– Это вообще не дом…

– А…

– …не дом.

– А что же тогда…

– …а ничего.

– Что вы имеете в виду?

– Имею в виду – ничего. Там ничего нет, ни стен, ни крыши, ни фундамента, там только безупречно расположенные витражи, перила и изгибы лестниц без самих лестниц!

– Но… но как такое могло появиться?

– Трудно сказать… может, она сама себя собрала из обломков, может, какой-нибудь безумный архитектор придумал её на потеху публике для какой-нибудь выставки, мало ли их сейчас развелось…

– Да вы что… изумительно… Как вы думаете, сколько мы на этом заработаем?

– В смысле… заработаем? – не понимает Мэджик-Холл.

– Ну как же… Тенор-Вилла боится разоблачения не меньше нас, так что без проблем отстегнет нам парочку миллионов…

– Даже не вздумайте!

– Что, простите?

– Не вздумайте шантажировать бедную девушку…

– Бедную девушку? – Брауни-Холл так и подпрыгивает – Помилуйте, эта мошенница ничуть не лучше нас!

– Если… если вы это сделаете, я вас…

– И что вы – меня? И что вы – меня? Вы, кажется, забыли, что сами не очень-то имеете право находиться здесь… семна…

…Брауни-Холл не договаривает, – его прерывает грохот, все бросаются куда-то в никуда, изумленно смотрят на то, что минуту назад было Тенор-Виллой, а теперь упало с лестницы, рассыпалось на обломки, и теперь все видят витражи, перила, колонны, арки – а виллы и нет…

И все – от мала до велика, и стар, и млад, и огромные поместья, и совсем маленькие домики, и древние, как мир, замки, и викторианские особняки – все так и катятся со смеху, ха-а-а-ха-ха-ха-ха!

Мэджик-холл расталкивает всех, бросается к упавшей, помогает подня… да не подняться, собраться, по кусочкам, по обломкам, сам не замечает, как у него отваливается роскошный фасад, и снова все – от мала до велика, и стар, и млад, и огромные поместья, и совсем маленькие домики, и древние, как мир, замки, и викторианские особняки – все так и катятся со смеху, ха-а-а-ха-ха-ха-ха!

Тенор-Вилла подхватывает упавший фасад, крепит обратно, поправляет, благодарит, вы так любезны… И Мэджик-Холл подхватывает Тенор-Виллу под руку, пойдемте отсюда, леди, что вы тут с ними, что они понимают вообще… А пойдемте, кивает Тенор-Вилла, а я уютное местечко знаю на окраине города, там хорошо так, холмы зеленые, речка, красиво так…

Убитое Рождество

Только когда автобус подъехал к поместью, я понял, какую ошибку совершил, когда устроился на восемнадцатом этаже. Нет, здесь, конечно, было довольно уютно, если не считать бешеной тряски, от которой не спасали даже пристегнутые ремни. Я был очарован видом из окна на бескрайние равнины, за которыми виднелась кромка моря, даже успел сделать несколько снимков – но когда пришло время спускаться по головокружительной винтовой лестнице, я, честно говоря, проклял все на свете. Вдобавок, оказалось, что на десятом этаже у лестницы не хватает перил, так что я едва не полетел кувырком с немыслимой высоты – а лететь кувырком мне нисколько не хотелось. Ветер дул так, будто хотел сдуть с нашего острова все, включая деревья и дома, – ему ничего не стоило подхватить меня, взъерошить страницы, унести далеко-далеко за край земли и швырнуть куда-нибудь в море. Я даже высказал свои претензии автобусу, на что получил оскорбительный ответ, дескать, что может случиться с книгой, если она упадет.

Кое-как под порывами ветра я добрался до поместья и уже горько пожалел, что не взял с собой большой чемодан.

Хозяин поместья – старомодный детектив, – встретил меня радушно, хотя и насторожено, и то правда, мало ли чего ждать от фантастического романа, принесет с собой прогрессивные идеи, которые перевернут все вверх дном… Тем не менее, хозяин относился ко мне довольно тепло, чего нельзя сказать об увесистом фолианте, который подробнейшим образом рассказывал своим читателям историю Соединенного Королевства с самых древних времен, когда остров только поднялся со дна океана, и до наших дней, когда кот Палмерстон, главный мышелов, ушел на заслуженный отдых. При виде меня фолиант цедил сквозь зубы какие-то протокольные любезности, а сам смотрел на меня, как на величайшего злодея, который только и мечтает сокрушить многовековые традиции, и повергнуть весь славный остров в пучину хаоса. Не менее отстраненно держался и старинный рыцарский роман, – кажется, он вообще не понимал, что я такое, путешествия во времени были за пределами его понимания.

Когда стемнело, в дом, наконец, приехало Рождество, самый желанный гость, которого с нетерпением ждали мы все. Рождество привнесло в дом атмосферу уюта, праздника, предвкушения чего-то волнующе-трепетного, чего, может, и не случится, но его обязательно ждешь…

Вечером мы собрались за праздничным столом, старомодный детектив говорил красноречивые тосты, мы ели рождественский пудинг и гадали, кого из нас убьют на это Рождество – ведь если в рассказе собрались гости в особняке, наутро кого-то из них наверняка найдут мертвым. Когда время перевалило за полночь, мы разошлись по своим комнатам, и я на всякий случай запер дверь – могло случиться и такое, что убийца просочился бы ко мне ночью. Я даже проверил, достаточно ли прочно закрыто окно, тем более, что внизу росло раскидистое дерево, по которому кто-то мог пробраться ко мне… Больше всего я боялся, что убийцей окажусь я сам, даром, что у меня и мысли не было лишать кого-то жизни, разве что автобус, привезший меня сюда…

Ночь я проспал на удивление крепко, а когда открыл глаза, часы показывали четверть седьмого. Мне захотелось свернуться калачиком и проспать еще хотя бы до девяти, что может быть приятнее рождественским утром. Однако, моим планам не удалось сбыться – оглушительный крик в гостиной заставил меня подскочить на постели, наскоро закутаться в халат и броситься вниз по лестнице. Я ожидал увидеть на полу в гостиной кого угодно, но когда передо мной открылась страшная картина, я не поверил своим глазам. На ковре возле праздничной ёлки лежало Рождество, которое кто-то пронзил острой шпагой. Я еще не верил, что можно вот так с легкостью убить Рождество, тем не менее, сомнений не оставалось, – самый почетный гость был убит.

Мы переглянулись с остальными – я понял, что мы стоим здесь все четверо, и уже никто не признается, что пришел первым, каждый из нас скажет, что бросился вниз, когда услышал крик…

– По традициям жанра вы, уважаемый детектив, должны опросить нас всех, где мы были, – напомнил я.

– Уж кто бы говорил про традиции! – вспыхнул фолиант, – да это вы и убили Рождество, вы, ненавидящий традиции!

Я так опешил, что даже не знал, что ему ответить. Наручники защелкнулись на моих руках, все произошло слишком быстро, прежде чем я успел что-то возразить.

– Но… – наконец, нашелся я, – это не по законам жанра, мы должны еще страниц триста искать, кто это сделал!

– Гхм… а ведь вы правы… хотя… вы посмотрите, сколько страниц прошло с самого начала? Сколько страниц вы ехали сюда? Одну? Две? Да и написал автор только про вас одного, нам ноль внимания – ясно же, что это будет короткий рассказ, а не большой роман! Все, я вызываю констебля…

– Позвольте… – старомодный детектив многозначительно покосился на дверь, – по законам жанра наш особняк замело снегом, мы в снежном плену, и телефон, конечно же, не работает.

– Ну, ничего… – фолиант смотрит на меня разгневанно, – я буду охранять вас… я не позволю, чтобы вы сбежали от правосудия…

– …что мне делать? – спрашиваю я в пустоту, – что же мне делать?

– Друг мой, я мог бы освободить вас, но мой долг не позволит мне освободить убийцу…

Вздрагиваю от голоса старинного рыцарского романа, н-да-а, быстро же он начал называть меня убийцей…

– Но… я не виноват!

– Тогда вам нужно доказать вашу невиновность.

– Легко сказать… ни у кого из нас нет алиби…

– А вы же колдовством занимаетесь…

– Колдовством?

– Ну да… вы же как-то ходите из вчера в завтра, из завтра во вчера…

Ёкает сердце, понимаю, что могу уйти, вот так, просто, отступить на день назад, когда еще никто никого не убивал, и… черт возьми, я вообще могу предотвратить смерть Рождества…

Смотрю на исторический фолиант – он спит, и довольно крепко, а это значит, мне ничего не стоит потихоньку выскользнуть во вчерашний день, оказаться в кресле у очага, когда уже все потихоньку начинают дремать, расходиться по комнатам, желать друг другу самой доброй ночи и самых сладких снов.

Делаю вид, что поднимаюсь наверх, в комнаты, сам тут же переношусь на несколько часов вперед, оказываюсь в темноте гостиной перед погасшим очагом, выжидаю.

Кажется, я уже начал дремать, когда в комнате появилось Рождество – пахнущее омелой, ёлкой, имбирем, карамельным пуншем и пудингами. Рождество осторожно огляделось и принялось раскладывать под елкой блестящие коробки с большими бантами…

Рождество вздрагивает, замечает меня, обиженно вспыхивает огоньками:

– А-а-а, хотели подсмотреть… так нечестно, знаете ли…

– Да нет же, уважаемое Рождество, вы меня не поняли…

– …не терпится получить свой подарок сразу же?

– Да нет же…

– Или вы… ах вы негодяй, уж не собирались ли вы забрать себе все подарки?

– Ни в коей мере… я…

Не успеваю договорить, в комнату врывается исторический фолиант, гневно смотрит на меня:

– Что вы тут делали? Вы хотели убить Рождество, не так ли?

Вспыхиваю:

– Не клевещите. И вообще… что вы тут делаете?

– Слежу за вами, разумеется, чтобы вы не убили Рождество! И, судя по всему, вы собирались это сделать! Вы арестованы!

С этими словами он опять защелкнул на мне наручники и бросился к телефону. Дело принимало нешуточный оборот, но к счастью, по законам жанра телефон уже не работал, и дом замело снегом, чтобы мы не могли выбраться, пока по воле автора снег не расчистят какие-то неведомые уборщики, которых в детективе никто никогда не видел.

– Даже не надейтесь, что я позволю вам уйти от правосудия! – не унимался исторический фолиант – я буду охранять вас всю ночь…

Я хотел дождаться, пока фолиант начнет дремать – чтобы поговорить с Рождеством – но оно, уложив подарки, отправилось спать в свою комнату, и мне только оставалось молиться, чтобы с нашим праздником больше ничего не случилось, ведь как знать, кто собирался его убить? А ведь я так и не предупредил Рождество об опасности…

Часы показали четверть четвертого, когда фолиант все-таки задремал в кресле. На мою беду, он положил ключи от наручников на каминную полку, до которой мне было не дотянуться – впрочем, можно было осторожно порыться в его карманах, вдруг там найдётся запасной ключ…

От волнения я совершенно забыл, что могу снова отступить назад – и, как оказалось позже, забыл на свое счастье. Я открыл спящий фолиант – главы о великих открытиях и славных морских сражениях презрительно глянули на меня, я перелистнул несколько страниц, и…

…я не сразу понял, что вижу, почему я вижу на страницах сотни людей, умерших голодной смертью, Бенгалия, что еще за Бенгалия, почему со страницы смотрят на меня полуистлевшие детские тела, которые болтаются на виселице, это ужастик какой-то, а не исторический фолиант…

…мой пленитесь просыпается.

Смотрит на меня.

Нехорошо смотрит.

Недобро. Все его взгляды до этого были лишь опасением, теперь же он смотрел так, что я не сомневался, – он убьет меня, потому что… потому что…

…потому что я прочитал это, вот почему… но…

…кто-то перехватывает руку фолианта, уже занесенную со шпагой, вижу, как из темноты выходит Рождество, скручивает фолиант, защелкивает на нем наручники:

– Вы арестованы… уважаемый. Я само видело, как вы хотели убить фантастический роман…

Не выдерживаю, все-таки спрашиваю:

– Зачем… зачем вы хотели расправиться со мной?

Исторический фолиант не отвечает. Недоуменно переглядываюсь с Рождеством, оно говорит – как будто даже не мне, а себе самому:

– Он тоже хотел убить меня, когда я прочитало это…

Фолиант сердится:

– Вы не прочитали это… вы это дописали! Вы дописали гнусную клевету!

– Однако, уважаемый фолиант, это никак не может быть клеветой… – возразило Рождество, – я живу на свете уже немало веков, и, похоже, знаю вашу историю лучше, чем вы сами…

– …именно поэтому Вы убили Рождество, – подытожил старомодный детектив. Я не заметил, как он вошел, почему-то пропуская вперед рыцарский роман.

– Но… – фолиант еще пытался что-то возразить, но безуспешно.

– Рождество знало про вас много, слишком много, больше, чем вы сами о себе знали. Что же вы хотите, Рождество живет на свете тысячи лет, повидало всякое… оно дописало вам недостающие строчки, про Бенгалию, про детей, убитых за кусок хлеба, про невинно осужденных… И вы испугались, уважаемый фолиант, испугались, что величайшая история Соединенного Королевства будет опозорена… и вы убили свидетеля, вернее, попытались убить, потому что уничтожить Рождество невозможно…

Фолиант резко выпрямился:

– Я… я готов понести наказание… но вы должны дать мне честное слово, что об этих страницах никто ничего не узнает, и они по-прежнему останутся тайной…

Здесь меня уже разобрал смех, хотя наивность фолианта была даже не забавной:

– Уважаемый фолиант, да будет вам известно, что об этом знают уже все, все, кто хоть мало-мальски знаком с историей… То, что это не написано на ваших страницах и не упоминается во всеуслышание, вовсе не значит, что об этом никто не знает!

– Немыслимо…

– А вы полагали, что в истории Соединенного Королевства есть только светлые страницы? До чего же вы ошибались…

– Позвольте, позвольте, господа, – старомодный детектив хлопает в ладоши, – довольно… преступление раскрыто… думаю, нам пора вернуться к подаркам, наконец, посмотреть, что для нас приготовило уважаемое Рождество…

Луна для легенды

…покупаю кусочек луны, совсем маленький кусочек, так, слегка перекусить, не более того, здесь не принято заказывать больше, беру как раз такой кусочек, чтобы не смотрели косо…

…вы арестованы, а почему, а нипочему, а так, а вам все объяснят, только нигде ничего не объясняют, это вы украли полночь, да не трогал я вашу полночь, а ну выворачивайте карманы, да пожалуйста, да ничего у меня там нет, только кусочки воспоминаний, а чего это вы у меня их отбираете, кто вам разрешил, да я что, виноват, что ли, что у вас теперь в городе одиннадцать, и сразу час ночи, откуда я знаю, где полночь ваша…

…припарковываю то, на чем приехал, привязываю за уздечку, ищу подходящую гостиницу – гостиница находится в опавших листьях, очень уютная, заказываю кусочек луны, сжимаю зубы, чтобы не заказать больше, а то и сам стану круглым, как луна, а все вокруг смотрят косо, почему смотрят косо, и перешептываются, а этот-то, говорят, в какой-то стране полночь украл, сбежал потом, вот какие дела, и отворачиваюсь, и краснею, хотя ничего не крал…

…и выхожу на улицу, чтобы накормить того, на ком приехал, на ком ускакал из-под стражи, только сейчас спохватываюсь, что вижу полночь, оседланную и обузданную, полночь, на которой я уехал из города…

…вы арестованы, а что такое, а ничего такое, а пройдемте с нами, какого черта вы выпустили звезды, да не выпускал я никакие звезды, Октахор Симплекс, вы приговариваетесь, да никакой я не Октахор Симплекс, и не надо мне голову отрубать…

…в маленьком кафе перешептываются, вот люди там, за горами, за долами, сколько лет собирали звезды, по крупиночке, по звездиночке, а тут нате вам, нашелся звездозащитник долбанутый, выпустил их все, все, ищи теперь, свищи, говорят, ему голову отрубили…

…заказываю кусочек луны, совсем тоненький серпик, тут все заказывают тонюсенькие серпики, как будто можно не то, что насытиться серпиком, а вообще по-настоящему распробовать вкус. Хочу заказать еще, понимаю, что заработаю немало косых взглядов, и так уже смотрят косо, потому что я сижу отдельно, а голову поставил отдельно на стол, а что делать, я не знаю, куда по этикету полагается отрубленную голову девать, на стол положить, или на стул, нет, так неудобно, или на тарелку, тарелку, попросить, что ли, тоже неловко как-то, и не сразу попадаю вилкой в рот, еще не наловчился…

…нет, я не брал ваш город, это вообще не моя вина, что вы этот город до сих пор не построили, что история повернулась куда-то не туда, и ваша столица вообще не появилась, это не ко мне, это я вообще не знаю, к кому…

…улетаю из города на крыльях времени, а вы что, не знали, что у времени есть крылья, зря, что ли, говорят, что время летит, вот теперь оно у них в городе летать не будет, крылья-то от времени теперь у меня…

…заказываю кусочек луны, чуть побольше, чем обычно, кажется, напрасно я это сделал, и так смотрят косо, что за обжора такой нашелся, ишь какой, а не он ли украл полночь и выпустил звезды и не то время украл, не то столицу, не то и то и другое вместе, кто его знает, ем луну, листаю газету, разыскивается Октахор Симплекс, обвиняется и в том, и в этом, и еще много в чем…

…вы арестованы, вы обвиняетесь, в чем, да ни в чем, вы что-то замышляете, откуда мы знаем, что, это вам виднее, что вы там замышляете, а наше дело ва арестовать, все-таки Октахор Симплекс, местная легенда… Ах так, ах, легенда, говорите, да как же вы можете меня арестовать, если я легенда, легенды не арестовывают, легенды рассказывают и слушают, а еще записывают…

…ну, вы поймите меня правильно, я не могу принять приглашения всех городов, я же один, а городов много, или… или что я говорю, я же легенда, а для легенды это не проблема, я буду везде, захожу в уютное кафе, заказываю себе полную луну, да-да, господин официант, вы не ослышались, полную-полную головку луны, и я бы еще испытал угрызения совести, если бы почувствовал, что луны слишком много, что я не могу или не хочу её доедать, но ничего подобного, я наслаждаюсь, мне мало, я заказываю еще одну луну, ем большими кусками, мне хорошо, я поднимаюсь по лестнице в свой номер с гостиной и уютной спальней, довольный, круглый, как луна, я с наслаждением устраиваюсь на широкой кровати, я засыпа…

Слишком тоскливые октябри

– А можете мне… подобрать?

– Что подобрать?

Мне кажется, я ослышался. Что-то другое подобрать, но не это, не это…

Повторяет. С легким нажимом.

– Октябрь… можете мне подобрать?

Нет. Не ослышался. Никакой ошибки. Так все и есть…

– Э-э-э… – буквально проглатываю слова, что ничем подобным не занимаемся, у нас здесь, в конце концов… ну… ну уж во всяком случае не контора по производству октябрей.

Не выдерживаю:

– Зачем вам…

– Ну, должна же я где-то остановиться, правда же? В конце концов, незнакомый город, я тут совсем одна… а вы даже помочь не хотите!

Чувствую, что заливаюсь краской, этого еще не хватало…

– Хотим, хотим… очень хотим… так вы говорите… вам октябрь?

– Ну да, остановиться где-нибудь…

– А почему бы вам не выбрать гостиницу какую-нибудь?

Вспыхивает:

– Вы мне еще указывать будете?

Снова чувствую, что краснею, тьфу ты, черт…

– Ну да, хорошо… октябрь… октябрь… а… какого года?

Смущается:

– Ой, а выберите сами… вот на ваш вкус, вот что выберите, то выберите…

– Х-хорошо, сейчас подберу… смотрю на неё, пытаюсь понять, с кем я вообще имею дело, неужели…

– Вы, простите…

– Что?

– Вы… вы кто, простите…

Она начинает сердиться:

– Неужели так непонятно?

Мне понятно. Мне очень хорошо понятно, но я все еще не верю себе, что передо мной…

– …ночь?

Она чуть сдержанно кивает:

– Ночь.

– Хорошо… я подберу для вас октябрь…

– Пожалуйста… какой-нибудь… особенный…

– Обязательно… это будет самый особенный из октябрей…

– …вы… вы мне что подсунули-то?

– А что такое? – страшная догадка, – не октябрь? Не… не октябрь?

– Отчего же, октябрь, еще какой октябрь…

– Так что же… что же не так?

Ночь хмурится, мне кажется, вот-вот заплачет:

– Да уж больно он тоскливый получился, октябрь ваш…

Развожу руками:

– Ну а как вы хотели, октябрь, он октябрь и есть, если вам веселенькое что-то нужно было…

– Да не веселенькое, да как вы не понимаете! Вы мне можете хоть… не такой тоскливый?

Сжимаю зубы:

– Ну… из-звините… октябрь, он и есть октябрь, что есть, то есть…

Уходит. Недовольная. Разгневанная. Хочет недовольно хлопнуть дверью, вот этого от неё никак не ожидал, что она будет хлопать дверью, нет, замирает на пороге, оборачивается:

– Вы хоть понимаете… вы бы на это на все посмотрели… растерзанные тела… кровь…

– А?

Вздрагиваю, не успеваю ни о чем спросить – она уходит, хлопает дверью,, все-таки хлопает дверью, сильно, громко, разгневанно.

Догоняю. По темноте, по пустоте, по залитым дождем улицам, ловлю кого-то, не знаю кого, кричу куда-то, не знаю, куда:

– Постойте! Подождите! Я… я найду для вас такой октябрь… хороший октябрь… я…

…ускользает.

Ну, еще бы, что я хотел, ухватить за хвост ночь…

– Вот… пожалуйста… возьмите…

Она недоверчиво смотрит на сверток.

– Опять что-нибудь страшное? Кровь, человеческие страдания, трупы?

– Нет, нет, клянусь вам, все будет по-другому… все будет иначе…

– Вы уже который раз клянетесь…

Даже не говорю, что только первый.

– Честное слово…

Удивляюсь себе самому, что нашел этот октябрь, из которого не льется кровь, что нашел её саму – а что тут искать, достаточно дождаться, когда стемнеет…

…подскакиваю, когда распахивается дверь, она врывается – торопливая, нервная, взволнованная, говорит быстро, отрывисто, как это на неё не похоже…

– Спасибо! Спасибо вам огромное! Это просто чудесно было, просто чудесно!

– Ну вот, я же говорил…

– Да вы просто волшебник…

– И как оно вам…

– Да замечательно просто, настоящее чудо!

Не выдерживаю:

– И… и что же там было?

Искренне изумляется:

– А вы не…

– Да я-то знаю, я про ваши впечатления…

– Ой, я так испугалась, когда меня подбросили куда-то, и я как будто куда-то лечу, и не как будто, а правда куда-то лечу, выше, выше, и… знаете, чудо такое, вот только что был день, и уже ночь, глубокая такая ночь, представляете – бесконечная! Там, над землей, высоко-высоко, я, оказывается, никогда не кончаюсь… здорово так было на штуке на этой круглой с тремя палками…

Поясняю ей, что это такое.

Она не понимает:

– Чей спутник?

– Ну… получается, что и ваш тоже…

Она уходит. Оставляет мне октябри, октябри, октябри, вон они тянутся и тянутся по бесконечному коридору за закрытыми дверями – октябри, в которых сидят ночи, ночи, ночи, плачут, терзаются, потому что там происходит что-то страшное, ужасное что-то, из-за дверей подтекает кровь, где-то тонкими струйками, где-то мощными потоками, где как… Я прислушиваюсь к тому, что за дверями, на меня наваливаться какие-то жуткие мороки, вот я сижу в театре, на меня нацелены пушки, и я знаю, они будут стрелять по-настоящему, вот я просыпаюсь в холодном поту, оглядываю стены гостиничного номера, вспоминаю жуткий сон, где я падаю с головокружительной высоты навстречу собственной смерти, вот я на корабле, разорванном бомбой, захлебываюсь в ледяной воде, вот…