Квакеры «Создатели рая»

Колин журил их:

– Что ли с колокольни протестантов морфий над городом развеяли? Чего вы хохочете, не переставая?

Девушки притихли.

– Какое счастье, Патрик Пэнн хочет познакомиться поближе с нашим семейством! Ему понравилась Шелли, – сообщил отец.

– Опишите исключительные качества его натуры, а я подумаю на досуге, стоит ли мне уделять ему внимание, – вяло отозвалась старшая дочь.

– Он умён… так мне показалось… – проронила мать.

– Мама, тебе только показалось, – заметила Шейла, затем откровенно призналась, – Ай, да скажу прямо: он мне антипатичен.

– Чем плох Патрик? – развела Нора руками.

– Какой-то он толстый, не мужественный, – морщилась старшая дочь.

– Мягкосердечными мужчинами легче вертеть, – не то учила, не то уговаривала мать.

– Патрик богат и сын самого губернатора! Какие тут могут быть обсуждения кандидатуры?! – взревел Колин.

Шейла, артистично кривляясь, иронично вопрошала родителей:

– Что семейка Клинджел выставляет на торги? Ах, кого? Старшую дочку! А достаточно ли у неё красивое лицо для богатых кавалеров? Смеют ли они надеяться, что клюнет «рыбка» побогаче? И это такие, как Вы, папа, кричали о равноправии женщин и мужчин, а сами не удосужились спросить у меня: нравится ли мне толстый сынок Пэннов.

– Как трудно молчать, когда тебя не спрашивают, – в тон ей передразнивал отец, – Ты забыла, что у квакеров гордость гонима. Ишь, слишком красива для толстого! Живёшь, как в сказке, на всём готовеньком, и смеешь пререкаться с отцом!

– Но, папа, Патрик уродлив!

– Почему для вас, женщин, так важен внешний вид человека?

– Но и мужчины женятся на уродинах только ради денег!

– Какое у вас ужасное книжное воспитание! Вам надо спуститься с небес на землю, и надо думать: где подцепить жениха побогаче, а не искать идеалы любви. Это всё ваша мамаша подсовывала вам устаревшие рыцарские романы! Влюблённость в наш век возводится в ранг дурости. Образованный человек должен думать прежде всего о высоком положении в обществе, о стабильном доходе, о выгодном браке. Выяснение отношений культурный человек должен оставить отсталым аборигенам и классу крестьян.

– Папа, но как же Вы с мистером Пэнном кричите о любви на каждом шагу? – всхлипнула Шейла.

– Заметь: о любви к человечеству. А не к индивидууму.

– Ты сам не замечаешь нашу мать, как женщину, и хочешь, чтобы и мы раздавали поцелуи мужьям чисто автоматически!

У Норы навернулись слёзы на глаза.

– Как ты смеешь указывать отцу! – взревел Колин, – До этой минуты мои нервы были гораздо крепче! Во все времена девки стремятся побыстрей выскочить замуж, но только не ты! А у тебя уже самый подходящий возраст!

Плакали мать и старшая дочь, каждая отвернувшись от всех.

– Дочери, марш домой! – приказал глава семьи, и когда за ними закрылась дверь, бормотал, – Командовать бабами в своём доме куда сложнее, нужна совсем другая тактика, чем применяется при взятии неприятельского форда или корабля.

Он обнял жену. Женщина уткнулась ему в плечо и навзрыд заревела.

– Ну, что, ты? Шейла попросту злится, потому и говорит гадости… – успокаивал Колин жену.

На улице старшая дочь Клинджелов взяла себя в руки, и недавние слёзы выдавал только красный нос.

Линда косо поглядывала на неё и предположила:

– Шелл, может, тебе просто не хватает разговоров о любви? Патрик ведь не объяснялся с тобой…

– Может быть, – пробурчала недовольно Шейла, – Хотя – нет, я не уверена, что когда-либо полюблю этого парня.

– Успокойся. В любом случае ты будешь хорошей женой, у тебя ведь отличное воспитание, – говорила Айрис.

Линда подхватила:

– Вспомни по «Библии»: «Кроткие наследуют Землю и насладятся множеством миров».

Младшая сестра испуганно переспросила:

– Множеством миров – это как?

Средняя неуверенно измышляла:

– Не знаю… Может, кротким даётся не одна, а множество жизней-перерождений…

Старшая в запале продолжила фантазировать:

– А, может, где-то ещё есть загадочные миры, где живут гномы или эльфы, гиганты или говорящие звери…

– Так мы их, что, завоюем, что ли? И будем жить на их земле? – перебила сестру Айрис.

– Кроткие люди не бойцы, – хмыкнула Линда.

– Значит: обманем и завладеем их землёй, – уверенно заключила младшая.

– Да, как мистер Пэнн обманывает бедных индейцев, так и ты хочешь завладеть сказочными мирами из космоса или параллельных Вселенных, – покачала головой Шейла.

Новый дом-башня Пэннов на улице Пэнн-сентер был выше остальных зданий в городе. Служанки, что мыли окна в гостиной, косо поглядывали на хозяйку, которая лениво перебирала ноты, изредка наигрывая ту или иную мелодию.

Шёпотом женщины переговаривались:

– Мы работали в Англии за корочку хлеба и глоток паршивого эля, тогда как у богатеев был каждый день праздник: театры, балы, охота. Богачи и пьяны и сыты, и спят, сколько хотят. Но и здесь, в Америке, дела обстоят также.

– А эта Гарриет, словно животное, видит сладость жизни только в том, чтоб обильно и вкусно поесть.

– Ага, а потом просит доктора поставить ей клизму.

Вторая подружка едва сдержалась от смеха.

– И всё равно у неё живот, как у беременной.

Гарриет заиграла лёгкую мелодию.

Вошёл Уильям Пэнн.

Вздохнул:

– С годами обаяния становится всё меньше, а весу на талии всё больше.

– Хам и брюзга. Постеснялся бы людей. Или так выглядит интерпретация идеальных семейных отношений?

– Я вообще-то о себе… Ну, вот и зима пришла.

– Ты о чём?

– Зима настала, говорю, в наших отношениях.

– Перестал любить из-за того, что я потолстела? Какая глупость! Значит, ты любил не меня, а мою телесную оболочку.

Тут в комнату постучал и с соизволения вошёл сын.

– Папа, мама, я хочу жениться на Шейле Клинджел, – с порога заявил он.

Гарриет выпроводила служанок и спросила Патрика:

– Как давно ты её знаешь?

– Только что видел впервые.

– Это не любовь. Это тебе верно фоморы вскружили голову. Как, не зная человека, желать заполучить его в спутники жизни? – отчитывала мать сына.

– Причём тут фоморы – ирландские нижние демоны, что заведуют плодородием и магией?

– А, по-моему, именно фоморы здесь постарались: на лицо – тяга к телесным утехам и магия красоты, – не сдавалась мать, – Забудь и успокойся. Она ниже нашей семьи рангом.

– А как же ваша квакерская уравниловка?

– Успокойся, – настойчиво повторила Гарриет.

– Эта девушка послана мне Богом, так зачем мне успокаиваться?

– Мой сын заговорил о Боге! Эта девушка благотворно на него влияет! Свадьбе быть, – обрадовался глава семьи.

– Я назначил смотрины на субботу, – взахлёб от радости сообщал Патрик.

– Прекрасно! – хлопнул сына по плечу Уильям Пэнн.

Гарриет сникла. А через минуту упала в обморок.

Патрик побежал за доктором.

Муж отнёс её на кровать.

Эскулап появился, когда Уильям Пэнн привёл жену в чувство, давая нюхать специальную соль.

– Что такая болезненная? – весело осведомился врач.

– Вырождаемся, как вид… – шутила в ответ Гарриет, глянув на сына добавила, – И как класс.

Целитель достал из саквояжа куклу и попросил:

– Покажите, что у Вас болит.

Дотрагиваться до женщины, особенно знатной, не мог ни один врач, это каралось долгими годами тюремного заключения. Да и ни одна женщина не снесла бы такого позора, как ощутить на своём теле прикосновение чужого мужчины.

– Даже не знаю… Внезапно нападает страх и становится плохо. Хотя… бывает ощущение, что сжимается правая часть мозга.

– Вот как, – усмехнулся муж.– Злоупотребляешь клизмами, а отражается на мозге.

Врач осуждающе взглянул на главу колонии.

Мэри Маркхэм вошла в класс для индейцев. Множество тёмных глаз туземцев с интересом уставились на неё. Девушка пробурчала приветствие, борясь с конфузом, прошла к доске, глядя в пол. Стала писать буквы алфавита.

За учительским столом сидел Сэмюэль Элфорд. Мэри сразу обратила внимание на небрежно причёсанные волосы молодого человека и хмыкнула:

– Вам бы парик носить, раз не дружите с расчёской. Даже у индейцев стрижки аккуратней.

Она бросила косой взгляд на Элфорда, и тут же щёки залила краска: юноша пугающе бесстыдно разглядывал кружева на вырезе её платья. «Какой испорченный типчик! Видно, что жуткий бабник… И этого господина призвали охранять мою репутацию!» – возмущалась про себя девушка.

Собравшись с духом у доски, она расхрабрилась и повернулась лицом к индейцам, которых было так много в классе, что некоторые сидели на полу. Сердито и скептически для солидности посмотрела на темнокожих людей с экстравагантными стрижками: у кого ирокез, у кого на выбритой голове хвостик, у других перья в волосах. Их кожаная одежда попахивала крепким, мужским потом.

– Поднимите руки те, кто знает английский язык, – попросила учительница.

Большинство подняли руки.

– Очень хорошо… Хотите ли вы научиться читать и писать на английском?

Индейцы быстро посовещались и единодушно подняли руки.

На уроке они внимательно слушали Мэри и дружно повторяли буквы и слова по её просьбе. Девушку воодушевила такая тяга к знаниям.

Когда Мэри Маркхэм объявила конец занятиям, и вышла в коридор, Элфорд последовал за ней, и, не обращая внимания на девушку, прошёл мимо.

– Мистер Элфорд!

– Да, мисс? – остановился молодой человек, – Говорите быстрее, я очень спешу.

– У нас упразднили лишние поклоны, но уважительное отношение к даме и коллеге никто не отменял!

– Я думаю: такому умному и бравому парню, как я, можно обойтись без такой мелочи, как обходительность. А что я сделал не так?

– А проводить даму до кареты? А пожелать всего доброго? Почему я должна напоминать Вам правила хорошего тона, будто Вы не джентльмен? – поражалась Мэри.

– Ах, извините, я думал, что квакеры упразднили любые проявления галантности… А как на счёт того, что у квакеров женщины и мужчины равны в правах? Сегодня я провожу Вас, а завтра, может, Вы проводите меня?

– Ну не хотите провожать, и не надо! Можете вообще не присутствовать на моих уроках! Не хочу воровать Ваше драгоценное время!

И девушка с обиженной миной и высоко поднятой головой направилась в выходу.

Дома Мэри жаловалась отцу:

– Папа, этот Элфорд довольно-таки нахально разглядывал меня с головы до ног! И у него совершенно нет хороших манер! Я сочла его поведение оскорбительным и заявила, что не нуждаюсь в охране.

– Да ну вас, девок! Как можно оскорбить красивую девушку повышенным вниманием? А что будешь в классе без охраны, даже лучше. Индейцы поймут, что мы им доверяем.

Мэри шла мимо Элфорда в коридоре школы, немного отвернув голову в сторону, намериваясь специально не здороваться с нахальным субъектом. Он неожиданно поймал её руку, отчего девушка вскрикнула. Не успела она забрать руку, как тот запечатлел поцелуй.

– Что Вы делаете? – изумилась Мэри.

– Целую Вам руку. И прошу прощения за все свои невежливые действия. Теперь, надеюсь, мы будем общаться?

– Вы подаёте дурной пример.

– Вовсе нет. Индейцы не станут целовать Ваши руки.

– Это почему же? – обиделась девушка.

– Они сочтут, что это межвидовое поведение белых, и не станут из гордости повторять, на их взгляд, глупые поступки.

– Вы тоже считаете, что уделять женщинам повышенное внимание – глупо?

– Вчера я подумал: «Зачем упразднять галантное отношение к даме? Если им нравится внимание – пусть получают, это ведь такая мелочь… Бог ведь создал различия между полами».

– Вы просто двуличная двухвостка, мистер Элфорд. Зачем же притворяться? Проще вообще не общаться.

– Мисс Непредсказуемость. Ваши действия лишены смысла: то Вы обижаетесь, что я не обращаю на Вас внимания, то отчитываете за то, что пытаюсь возвысить Вас, как женщину.

Она пошла к классу. Сэмюэль Элфорд следовал за ней.

– Куда Вы? – как бы удивляясь, поинтересовалась Мэри.

– Охранять Вас.

– Не нуждаюсь. Я не боюсь своих учеников, они уважают меня. Да и здравый смысл подсказывает мне – надо держаться от Вас подальше.

– Настоящая дочь Пандоры, созданная в отместку людям разгневанными богами, чтоб нести несчастья, склоки и соблазны.

– Я не одаривала Вас, мистер Элфорд, несчастьями. Я вообще Вас не собираюсь ничем одаривать, уж слишком Вы большого мнения о себе.

– Ну и хорошо, что теперь у меня больше свободного времени, проведу лишний урок со слабой группой.

Мэри скрылась за дверью класса. Ученики приветствовали мисс Маркхэм.

Её урок закончился быстрее, и, проходя мимо класса Элфорда, она услышала какой галдёж там стоит. Затем индейцы и Сэмюэль вышли из класса, всё ещё что-то бурно обсуждая. До девушки долетали слова: «луна, солнце».

Она насмешливо снисходительно заметила Элфорду:

– На моих уроках индейцы ведут себя куда спокойней.

– Во-первых, они никогда не обидят женщину, во-вторых: им откровенно скучно на Ваших уроках, – запальчиво отвечал коллега.

– Чем же Вы их так увлекаете?

– Сегодня, например, мы сравнивали мифы о строении космоса.

Индейцы переглянулись и отошли от беседующей парочки.

– Наука белых не миф, – напомнила очевидное Мэри.

– Странно, но индейцы тоже знают основы космогонии. Вращение Земли вокруг своей оси, Луна – спутник нашей планеты… Почему их шаманы не сохранили имена учёных-астрономов для своих соплеменников?

– Сами аборигены не могли додуматься до таких открытий, – уверенно заявила девушка.

– Почему Вы их так низко оцениваете? – вскинулся Элфорд.

– Ни в коем случае я не хотела занизить их, как расу. Но у индейцев же нет телескопов!

– Зачем нужен телескоп, если можно догадаться, что, раз Луна следует за Землёй, значит она – спутник?! А день сменяет ночь не потому, что Солнце ходит по небу, а потому, что Земля вращается!

Мисс Маркхэм с удивлением смотрела на разгорячённого коллегу и упорно твердила:

– А я думаю: им кто-то подсказал.

– Кто?

– Ну… были другие белые, викинги, например…

– Глупости! Викинги сами обладали скудной информацией о звёздах! Похоже, что дух противоречия просыпается у Вас всякий раз, стоит мне появиться.

– Много о себе воображаете! – хмыкнула Мэри и направилась в класс, там её ждала другая группа индейцев.

Теперь занятия посещали не только многочисленные в этих местах делавары и ирокезы, но и индейцы из дальних племён: шойены, оджибве, сенека, могавки, гуроны, чероки, каюга, онондага, онейда, могауки. Все хотели знать язык белых и обладать их знаниями. Многие вожди индейских племён лично вели переговоры с Уильямом Пэнном и дали ему клятву жить в любви и гармонии со всеми людьми.

Поздно вечером, провожая Сэмюэля Элфорда до калитки своего маленького домика на улице Сисайетти-Хилл, Ненси Дэльвин чуть не плакала от досады, и поражалась себе: зачем привечает этого парня? Он ведь совсем её не любит. Всему виной деньги. Как набраться силы воли и отказаться от соблазна держать в руках чужие звонкие монеты? Ей нравился Уильям Маркхэм, но и это преступно и греховно, ведь он женат.

– Зачем тебе этот Сэм Элфорд? Ты нужна ему, чтоб дурь спустить, а я бы замуж взял, – послышался голос из зарослей тсуги – дугласовой пихты, и к калитке вышел высокий, чернявый мужчина средних лет.

Эта золотая и желанная фраза для падших женщин сразу вселяет в них надежду на светлое будущее. На лице девушки заиграла улыбка.

– Что-то раньше я Вас не замечала…

– Зато ты мне сразу приглянулась.

– А откуда Вы знаете Элфорда?

– Мне уйти?

– Вы мой сосед?

– Я живу пока в бараке с другими приезжими, но у меня есть небольшой капитал, вот, присматриваю себе усадьбу… Хочу купить кусок земли за городом, там, я думаю, есть уголь.

– Пойдёмте пить чай, я цветы липы заварила.

Мужчина улыбнулся и шагнул во двор.

– Меня зовут Джеррард Ланкаванн.

– Хочется обстричь голову на лысо, чтоб каждый день не мучиться с причёской, – раздражённо проговорила Шейла, бросая расчёску.

Мать, что укладывала её кудри стройными рядами, покачала головой и пристыдила дочь:

– Даже отсталые дикари – индейцы ухаживают за волосами.

В комнату заглянул отец в нарядном мундире.

– Скоро вы? Вон уже карета Пэннов подъехала.

– Да всё уже, идём, – отвечала ему жена.

– Мама, ты забыла прицепить на меня ценник, – хмыкнула Шейла.

Колин махнул рукой и вышел.

– Из Нью-Йорка едут артисты, так тебе, может, к ним присоединиться? Будешь кривляться вместе с ними, – укоряла старшую дочь Нора.

Декорум гостиной отвечал благопристойности и подобающему положению генерала Клинджела. Пэнны разглядывали фарфоровую люстру в виде белых лепестков, где были изображены золотые львиные головы. Свечи горели ярко и с треском.

Соблюдая внешнее приличие, Шейла церемонно приветствовала вместе с родителями высокопоставленных гостей. Младшие сёстры тоже упали в реверансе. Хоть эти действия и были отменены, но Клинджелы решили показать, как глубоко они уважают гостей.

– Ну, надо же, как в вашей старшей дочери слились лучшие фамильные черты, надеюсь, и лучшие качества, – восхищался красотой избранницы сына Уильям Пэнн.

– Хочу показать вам вышедшую новую книгу родоначальника античной философии и науки Фалеса, – развлекала гостей хозяйка дома.

Она раздала с полочки несколько экземпляров.

Сдержанно и солидно Шелл перелистывала печатное издание, стараясь не смотреть на жениха и его родню.

Мужчины заговорили о философии. Гарриет критично иногда вставляла фразы, выражая сомнение. Нора поддакивала всем подряд елейным голоском. Дочери Клинджелов благовоспитанно молчали.

Генерал, глядя на старшую дочь, изрёк:

– Софокл говорил: «Ум, несомненно, первое условие для счастья».

– Сомнительное заявление, – заявила Гарриет, – Я знаю кучу умных людей совершенно несчастных.

– Да уж, счастье – капризная дамочка, – вздохнула Нора.

– Каждый человек должен определиться: что хочет от жизни и стремиться к цели. Это, по-моему, и есть счастье, – высказывал свою идею жених.

Парня стали нахваливать, тот скромно отбивался от лести.

Шейла со скукой слушала Патрика. «Почему отец хочет, чтобы я непременно вышла замуж за этого зануду?» – думала она. Её подмывало сказать: «Твой папа плохо постарался, ты получился бестолковый и страшненький». Приглядевшись к мудрому губернатору, невеста с надеждой подумала: " Хотя Пэнн-старший солиден и умён, может, и Патрик со временем, станет представительным?»

Патрик потел и мял в руках шляпу. Шелл охватило дикое желание вырвать у жениха эту шляпу, повыдёргивать из неё перья и водрузить этот перьевой хлам ему на голову. Еле сдерживая себя, она отвернулась к окну. Нарочно зевнула.

– Мистер Патрик Пэнн, Ваши пересуды наводят на меня сон.

Изобличающий взгляд матери Шейлы грозил наказанием после ухода гостя.

– Давайте поговорим на другую тему, милая Шелли.

От слова «милая» Шейлу скривило, но девушка развернулась от окна с умело натянутой улыбочкой.

– Какие новости бродят по Филадельфии? – спасала разговор Нора.

– Из Нью-Йорка к нам едут на гастроли прекрасные артисты разных жанров, в том числе оперные певцы, – поведал Уильям Пэнн.

– В самом деле? – ахнула миссис Клинджел, будто действительно впервые слышит такое сообщение.

«Вот в кого я такая притворщица», – поняла в кого у неё природный дар лгать Шейла.

Хозяйка дома пригласила всех к столу.

Уильям Пэнн за столом повёл беседы об укреплении семьи.

– Зачем следовать старым традициям и ждать свадьбы длительное время? – говорил он, – Может, стоит назначить главное событие для новой семьи на ближайший месяц?

Родители Шейлы были согласны.

– Прекрасно! Мы достигли консенсуса! – потирал руки губернатор.

Зардевшийся от радости Патрик поглядывал на невесту и не видел того же смятения чувств, не видел заинтересованности в глазах, но эту холодность он списывал на хорошее воспитание, ведь его избранница настоящая, сдержанная леди.

Задумчивая младшая сестра, опустив скромно голову, казалось, сосредоточенно изучает содержимое чашки. Шелли усмехнулась: «Чаинки считает».

Патрик достал из нагрудного кармана две серьги, перевязанные алой ленточкой, протянул невесте.

– А пока хочу подарить Вам эту безделицу, – проговорил парень.

– Голубые корунды! – восторженно вскричала жена генерала.

Но Шейла не спешила брать подарок. Она, будто окаменела.

– Да, сапфиры очень эффектно подчеркнут голубизну глаз Шейлы, – с улыбкой поддакивал мистер Клинджел, и незаметно толкнул локоть старшей дочери, чтобы та брала презент.

Мать невесты умиротворённо тихо смеялась, наклонив голову на бок.

– Стоит ли так спешить? – испугалась Шейла.

Преувеличенно бодрым голосом Колин успокаивал присутствующих:

– Боязнь девушки можно объяснить: нелегко создавать новую семью.

Родители стали обсуждать детали будущего праздника, назначать дату. И Шейла смирилась с неизбежным. В ней заработала творческая жилка: фантазия рисовала ей подвенечный наряд.

Миссис Пэнн шепнула сыну:

– Убери шоры с глаз, эта девица не любит тебя.

– Я это вижу, – раздражённо шептал Патрик в ответ, – Ничего страшного. Она подходит мне, потому что нравится.

Уильям Пэнн шепнул-заметил жене:

– Сарказм здесь неуместен, впору плакать.

Когда гости ушли, Шейла заявила отцу, что хочет ехать за покупками в большой город.

Глава семейства не понимал дочь:

– Зачем ехать так далеко? Барахла на рынке предостаточно.

– Папа, ты хочешь, чтобы твоя дочь оделась к свадьбе на нашем городском Итальянском базаре? – замахала руками избалованная Шейла.

– А чем плох рынок Филли?

– Колин, и ты уже, как все, уменьшаешь название города, – ворчала Нора.

Старшая дочь доказывала свою правоту:

– Да Итальянский рынок захламлён вещами, которые шьют сами итальянцы, а не мастера из Франции!

– Какая разница? – не понимал очевидного отец.

– О! Разве мужчинам дано понять нас? – закатила глаза дочь, – Даже Мита Маркхэм одевается в других городах, а я чем хуже?

– Хорошо, ты поедешь за свадебными аксессуарами куда захочешь, и не потому, что я плохой квакер, гоняющийся за модой, а потому, что я – любящий отец.

Мать, нежно положив руку на спину старшей дочери, спрашивала её:

– Ты пригляделась к жениху? Изменила своё предвзятое мнение о нём? Он был таким искренним и трогательно взволнованным.

– Да, он несдержан! Эмоции фонтаном бьют из него, будто он происходит из самых низов иерархии сословий, – выдала мнение Шейла.

– Волнение говорит о глубоких чувствах, о неумении лицемерить, – высказал своё познание о жизни отец.

Нора подхватила:

– Да, эмоционально открытый мальчик. Многие девицы выходят замуж за женихов гораздо старше себя, тебе же просто повезло. А теперь, девочки, идите, мы с отцом обсудим дела.

Дочери вышли из комнаты.

Колин глядел на осунувшееся лицо жены, последнее время морщины явственнее проступили на нём.

У него вырвался возглас:

– Казалось бы ты создана для горя и несчастий, а пожинаешь плоды благ.

– Думаешь, легко оставаться худой? Я знаю, что ты любишь худышек, потому после обильного обеда, зачастую бегу в ванную комнату, чтобы вызвать рвоту. Теперь её и вызывать не приходиться, она стала рефлексом.

– А употреблять меньше пищи не пробовала?

– Тогда нет чувства насыщения…

– Шелли похожа на тебя.

– Ты мне льстишь.

– По характеру, конечно. Такая же необузданная, своенравная и свободолюбивая.

– Раньше ты никогда не ругал мой склад характера.

– С годами пришло прозрение. Ты – наглядный пример того, что нельзя позволять женщине выходить за пределы дома.

– Что же я делаю недопустимого?

– Все эти писатели, торговцы, что вьются возле тебя в магазине и в типографии…

– Ты ревнуешь? – поразилась женщина, – Ты во мне неуверен?

– Конечно! Ты же общаешься с противоположным полом!

– Здесь нет рабов. Это земля свободных людей, – сказал Уильям Пэнн чернокожему человеку и дружественно хлопнул гиганта по плечу.

– И меня никто не выдаст? – всё ещё не верил своему счастью негр.

– Никто, – заверял губернатор.

И руки держащих беглого негра людей разжались.

Дождь сеял капли на землю, но никто не замечал промозглости.

– Это как-то неправильно… – неуверенно подал голос спикер ассамблеи богатей Давид Ллойд, – За этого парня некто выложил немалую сумму денег…

– Нельзя продавать людей, – вскинулся управитель колонии, – Вы ещё увидите: наши начинания перевернут Америку, глядя на нас, до людей дойдёт, что рабство – позор для честных людей. Никто не давал никому права командовать другими людьми

– Мистер Пэнн, Вы садите семена будущей революции. Называть негров равными белым! – не мог приблизиться к уровню сознания губернатора Ллойд.