Квакеры «Создатели рая»

Вице-губернатор Маркхэм тоже руководил стройкой.

У его ног путалась Альфредия, которая, как всегда, засыпала отца вопросами:

– Трудимся ради мира?

Девочка убирала с дороги какие-то щепки.

– Да, город – это мирное сооружение, – поддакивал отец.

– А там что будет? Такое большое здание…

– Нора Клинджел будет печатать там книжки.

– Умные книжки или для детей с картинками?

– Всякие.

Уильям Маркхэм заметил среди строителей бывшую проститутку Нэнси Дэльвин. Её игриво выпущенные завитые пряди волос болтались из под шляпки в такт энергичным движениям – девушка наклонялась с лейкой, поливая клумбы.

Нэнси заметила взгляд представителя власти и улыбнусь.

Мужчина смутился и сказал ей:

– Вы могли бы сидеть дома, женщинам не обязательно выполнять тяжёлую работу.

На что девушка с юмором проговорила:

– Всё для блага человечества.

Старик Олдос Фозергилл ворчал, выговаривая брату:

– Высшее общество и здесь на первых ролях. Где же хвалёное равенство?

– Знать не любит утруждать себя работой, это – очевидный факт, – со вздохом подтверждал Фонеас.

– Что может знать этот лощёный господин Пэнн о нищете? Приглядись к нему, у него даже маникюр на руках!

– Тем не менее, он старается помочь всем бедствующим.

– Сколько же у него денег?

– Пусть бы их было огромное количество, чтоб наша Пенсильвания стала цветущей страной.

К Уильяму Пэнну подошла жена с недовольной миной на лице.

Она ехидничала:

– Работать за бесплатно – дураков нет, зато, сколько дураков, работающих за спасибо.

– Не все здесь работают за спасибо, многие строят собственные дома, – в тон ей отвечал муж.

– Твоё благородство и щедрость разорит нас. Задарил огромное состояние Джорджу Фоксу…

– Глупая баба. Скоро земля индейцев начнёт приносить доходы, и все кредиты погасятся с лихвой. Я выкупил школу фермеров близ Льюистауна, что основали ещё в 1.655 году, теперь там сельскохозяйственный колледж, Бог даст, там будет университет! Нам нужны грамотные агрономы. Да и что такое деньги? Железяки! Ради мечты никаких денег не жалко.

– Тебе надо было идти в архитекторы.

– Из каких соображений вытекают эти выводы? Разве я проектирую строения?

– Лучше всего у тебя получается строить воздушные замки.

– Если ты будешь устраивать такие истерики, то станешь настоящей психопаткой.

– Меня опять тошнит. Пойду домой, – сообщила Гарриет.

– Только и слышу от тебя: болит, болит… – передразнил муж.

– Меня не может не волновать моё здоровье потому, что организм – целостная система, функциональность которого должна быть безукоризненной.

Маркхэм окликнул младшую дочь:

– Не ходи на дорогу!

– Пап, не бойся, я не на дорогу, я в грязь! – отозвался ребёнок, весело подпрыгивая, она бежала к луже.

– Альфредия! Девочки не играют в грязных лужах! – и Уильям Маркхэм последовал за дочерью, чтоб взять её за руку.

Негодница кружилась, задрав голову, и восхищённо сообщала отцу:

– Папочка, сколько сегодня облаков на небе! Это мыльная пена, да? Бог на небе отмывает души грешников.

Затем она заметила белочку, что спряталась в дупле дерева.

– Ой, папа, кто-то построил белочке конуру! – взвизгнула Альфредия.

Маркхэм рассмеялся.

– Ой, папа, мальчишки дерутся! – и девочка указала в сторону хулиганов.

Шотландские мальчуганы били безобидного мальчика квакеров, который совсем не сопротивлялся.

Рассел Дафф заметил:

– Посмотри. Маркхэм, у добра для защиты должны быть кулаки. Не даром у всех народов есть богатыри.

– Если добро наносит урон здоровью другому существу, то какое же оно добро? – отвечал Уильям, и побежал разнимать дерущихся.

При приближении взрослого, мальчишки бросились врассыпную.

Вуди Стингер, которого окрестили «Бык», перестал стучать топором, глянул на убегающих проказников и испуганно зажатую Альфредию, покосился на свою жену Дрю, что хихикала с соседками, и по-житейски подметил:

– Мальчишки – хулиганы, девочки – скромницы, потом, вырастают, и женщины превращаются в стерв, а мужики в подкаблучников. Редко кто держит семью в кулаке, как я. Пойду-ка, кстати, смочу горло пивом.

Маркхэм взял из рук Нэнси Дэльвин лейку и принялся поливать цветы. Девушка улыбнулась и стала досаживать клумбу другими цветами. Они весело переговаривались, обсуждая, какие сорта лучше сочетаются друг с другом.

Альфредия нюхала цветочки.

Мита вышла из коляски и сразу обратила внимание на щебечущего мужа с бывшей проституткой.

Недовольно забурчала себе под нос:

– На что рассчитывает эта шлюха, добиваясь внимания моего мужа? Что он будет также дарить ей своё расположение, как и мне? Дура наивная. Со мной никто не сравнится.

Она подошла к мужу.

Дочь вслух сочиняла сказку о дружбе цветов:

– «Возьмём в свою компанию репей», – предложила роза. «Он испортит всю клумбу», – скривился георгин. «Некрасивые разве должны жить одни?» – жалела колючку роза.

– О, Мита, – заметил жене Уильям, – Какая у нас необычайная дочь. Маленькая сказочница.

– Мне нет дела до её чудачеств, у меня свои проблемы.

– Какие же? – удивлённо вскинул брови муж.

– Ни одна шляпка не подходит под новое платье.

– О, это глобальная проблема, – иронизировал вице-губернатор.

– Конечно! Платье в любой момент может выйти из моды!

– Квакеры не стремятся к показухе, – напомнил ей муж.

– От того, что муж у меня квакер, я от этого не перестала быть женщиной.

Нэнси молчком отошла от супругов как можно дальше. Альфредия стала помогать ей высаживать цветы.

Мита хмыкнула про себя: «То-то же, дешёвка-Ненси, оценила мою ослепительную красоту! Знай своё место под лавкой…»

Уильям Пэнн подошёл с незнакомым видным джентльменом в красном мундире к Маркхэму.

– Это мой кузен и заместитель Уильям Маркхэм, – представил лидер секты вице-губернатора, – А это полковник Лэйн Флэтчер из Нью-Йорка, куратор наших дел. Сам король уполномочил его следить за нами и расследовать преступления против государства, если таковые появятся.

– А кто эта прелестная леди? – поинтересовался полковник, сверля взглядом Миту.

– Это Мита Маркхэм, жена кузена.

– Очень приятно, – сказал Флэтчер, целуя даме руку.

– В Англии мистеру Флэтчеру принадлежал оловянный рудник в Корнуолле, – рассказывал Пэнн, – Он продал его, чтоб возглавить правоохранительные органы Нью-Йорка. Мы вот тоже создаём милицию.

– Корнуолл – богатый край на олово, зря Вы бросили прибыльное дельце, – высказал своё мнение Маркхэм, обмывая руки в ведре с чистой водой, но его жюстокор был испачкан землёй, что приводило в бешенство жену, которая порицательно и недовольно покачала головой.

– У Вас нездоровая склонность давать «добрые» советы. Вы же не знаете, что я приобрёл на этой земле, – высокомерно огрызнулся полковник.

Мита красиво округлила глаза, когда незнакомец повысил голос на её мужа.

– Я предлагаю мистеру Флэтчеру приобрести земли в Пенсильвании, – пояснил Пэнн ход дела кузену.

– Вы, что, серьёзно хотите, чтобы я тратил деньги невесть куда? Вот, когда здесь будет твёрдая власть, то тогда и посмотрим.

– Вы увидите, как счастливо и спокойно мы заживём, ведь всякое ущемление свободы и прав личности у нас недопустимы, – мечтательно обещал Пэнн, – Мы покажем, как сильно можно любить Бога и ближнего собрата.

Флэтчер поморщился и попросил:

– Перестаньте восхвалять свою республику, мистер Пэнн. Это уже больше похоже на бахвальство, я посмотрю со стороны, и со временем дам оценку Вашей деятельности и статусу власти. А сейчас у меня такое мнение: мистер Пэнн, Вы играете судьбами людей, возомнив себя Богом.

– О чём Вы говорите!? – искренне возмутился губернатор, – Я хочу только добра людям!

– Одного желания мало создать мир без насилия, – заметил полковник.

– При желании человек может свернуть горы! – не унимался Пэнн.

– Пока процветания я не вижу, – тоже не сдавался блюститель закона.

– Как же можно сидеть и ждать, когда грядёт светлое будущее? Сделать мир лучше можно сейчас, и это зависит от нас. Начните творить добро. Сейчас. Именно с перестройки себя и можно изменить мир. Если каждый будет контролировать эмоции и поступки, то тогда и придёт рай взаимоотношений. Вот увидите: к нам примкнут миллионы.

– У меня ощущение, что я на проповеди, – устало закатил глаза гость из Нью-Йорка, затем он узнавал, – Я слышал, вы хотите заставить работать женщин наравне с мужчинами. Разве это гуманно?

– Это будет решаться в каждой семье отдельно. Женщины будут работать там, где захотят, – подтвердил Маркхэм.

– Вы и своих жён планируете выгнать из дома на работу? – усмехнулся Флэтчер.

– Красивая женщина – это профессия, которой безработица не страшна, – подала голос доселе молчавшая Мита.

– Это верно, – широко улыбнулся Флэтчер.

– А расскажите, полковник, как там у вас в Нью-Йорке, – попросила Мита, – А я покажу вам, где какие здания губернатор планирует построить.

Флэтчер охотно отправился бродить с красивой дамой по шумным улицам строящегося городка Филадельфия.

Глядя удаляющейся парочке в след, Пэнн ругал кузена:

– Уилли, ты похож, знаешь, на кого? На дворняжку. Забитая физиономия и неухоженный вид. Ты замечал, что бульдоги в доме очень горделивы, а посади их на цепь – та же дворняга. У тебя нет сейчас самого главного: собственного достоинства. Будь уверен в себе и одевайся с иголочки.

– Что на это скажет жена? Будет ворчать, что я много на себя трачу, ей самой денег всегда мало.

– Напротив. Будет рада перемене, ведь женщины мечтают о рыцаре или принце.

– О чём ты? У Миты уже есть муж – я.

– Ой, папа, смотри, в булочке пальцы, – испуганно шептала Альфредия и тянула за рукав отца.

Глазами девочка указывала на вышедшего из пивной мальчика.

– Что ты, крошка, это еда немцев – сосиска в тесте, – засмеялся Маркхэм.

– Это же сын «Быка», пойдем-ка, заглянем в кабачок, – протянул Уильям Пэнн.

Они вошли в питейное заведение.

– Иди, достраивай дом, тупой пожиратель сосисок и пива, – тянула Дрю Стингер мужа из пивной.

– Иди домой сама, сука! – заорал «Бык».

Женщина заплакала.

– Назовёшь бабу кошечкой – радуется, а попробуй назвать женской особью другого друга человека – обижается, хотя собака (она же сука), чем хуже кота? – пьяно рассуждал Вуди Стингер.

– Возомнили бабы о себе, мужиками командуют, – стали поддакивать другие посетители пивного заведения.

– Развели тут антимонию, отвлекаетесь от дела пустяковой болтовнёй. Пойдёмте работать, – вразумлял мужчин Маркхэм.

В ответ – невнятное бормотанье.

– Папа, купи пирожное, – попросила Альфредия.

– Дочь, это не кафе, здесь только пирожки, раки, рыба и мясо.

– Тогда закажи пирожков, – согласилась девочка, – Только не таких страшных, как у мальчика.

Уильям Маркхэм стал делать заказ у трактирщика.

А Пэнн заглянул в кружку «Быка»:

– О, это не английский эль, это шотландское виски.

– Пиво – пойло для телят, мужики пьют напитки покрепче.

– Вуди, Вуди, пошёл бы помог жене засеять огород, – качал головой губернатор.

– Зачем ему огород? Он перешёл на универсальное питание, которое заменяет все компоненты – на огненную воду. По истине – волшебная водица, – ухмыльнулся молодой индеец с красивыми чертами лица.

Бык махнул рукой и «промычал»:

– Да иди ты лесом.

– Кто обучил Вас языку? – удивился Пэнн речи аборигена, – Ваша речь изобилует редкими словами…

– Это Шёпот Леса, тот, что поставляет мне оленину, его племя обучал английскому некий учёный-биолог, – поведал кузен.

– И все Ваши соплеменники так грамотно строят фразы? – интересовался глава квакеров.

– Только немногие мужчины. Ведь и среди белых не все умные, – отвечал краснокожий, он выглядел совершенно трезвым.

– Думаешь перебираться в наш город? – допытывался губернатор.

– Я не спешу с выводами, надо посмотреть, как будут действовать ваши новые законы и условия жизни, – отвечал Шёпот Леса.

– Часто здесь бываете? – спросил у него Уильям Пэнн.

– Да, продаю мясо и шкуры.

– Я имел в виду: в питейном заведении.

– А где ещё мужчина может узнать последние новости?

– Моя душа просит праздника, – пьяно заголосил Вуди Стингер.

– Твоя душа всегда просит праздника, – ворчала Дрю.

Она села за соседний стул, некто участливый заказал ей лёгкого эля.

– Когда здесь появятся танцовщицы? – обводил потускневшими и полу прикрытыми глазами Бык.

– По-моему, сегодня проводить воспитательную работу со Стингером бесполезно, – вздохнул глава колонии.

Кто-то из мужчин посоветовал:

– Один удар в ухо заменяет три часа воспитательной беседы.

Собутыльники дружно засмеялись.

Вбежавший в кабачок молодой Джон Эванс, радостно сообщил губернатору:

– Дорогой друг! Прибыло в гавань ещё несколько кораблей. Белфастский корабль привёз шотландцев из Ольстера, приплыли также ирландцы и немцы.

Пэнн побежал на пристань лично встретить прибывших.

Люди в большинстве были католиками и на квакеров смотрели с опаской.

Одна ирландская женщина негромко ныла на ухо мужу:

– Ты желаешь нашим детям войны.

– Что ты говоришь, женщина?

– Ты привёз нас сюда, на чужую землю, где полно индейцев.

– Лучше было жить на камнях, называемых Ирландией? И нет понятия «чужой земли» потому, что земля круглая.

Губернатор так был счастлив, что его колония численно возрастает, что, оглядывая бедно одетых, потрёпанных судьбой людей, горячо говорил Эвансу:

– Отныне я скинул с себя чувство брезгливости перед людьми опустившимися, не устоявшими под ударами рока. Перед теми, кто болен и нищ. Бог послал нам их, дабы мы не забывали неприкаянных. Самые закоренелые преступники, пьяницы и прочие «отбросы» общества более не отвратительны мне, так как стали они таковыми в большинстве по вине людей. И я ни раз был причиной опущения личности… Отныне буду стараться ни словом. Ни взглядом, ни действием не оскорблять достоинство человека. Наша задача помочь таким людям, дабы они не вернулись на стезю греха. Накормить голодных и дать одежду, лишённым крова.

– Как скажете. Я запишу в блокнот фамилии всех нуждающихся и выдам средства из кассы, – поддакивал услужливый Эванс.

Уильям Пэнн громогласно читал проповедь:

– Я приветствую вас на своей земле! Каждое наше действие, преступающее совесть, приносит адские плоды, атрофирующие сознание и понимание жизни. Любые отклонения от добра и морали неизбежно приводят к преступлению или бесславному поступку, приносят вред душе или здоровью.

– Пока расположиться вы можете в трактирах, а завтра землемер выделит наделы каждому, кто способен заплатить, – добавил Джон Эванс.

Дрю Стингер назло мужу тоже решила напиться.

После третьей кружки пива к ней подсел расторопный мужичок и зашептал:

– Ты достойна того, чтобы тебя любили всю ночь.

– Что Вы такое говорите? – покраснела бабёнка, – Раз в месяц по часу утех и то утомительно.

– О, да ты, дорогуша, не была в горячих руках.

Дрю застенчиво наклонила лицо к глиняной кружке с пивом.

Маркхэм с дочерью выходил из кабачка и говорил Шёпоту Леса, что тоже вышел на свежий воздух:

– Самая великая ценность коллектива – взаимопонимание и общение. Я буду рад, если ты будишь ходить в школу для индейцев, там будет преподавать моя дочь.

– Чему же вы собрались учить мой народ?

– Истории, географии, математике…

– Истории белых?

– Наука не может принадлежать одним белым, она – достояние всего человечества.

– Я смотрю, многие оценили благодать дружественного общения, – с сарказмом проговорил индеец и указал в сторону.

У Уильяма похолодело на сердце от увиденного. Ирландцы и новые квакеры били друг друга так, что в стороны летели зубы, кровь, пуговицы. Мужчины падали и вставали, чтобы вновь присоединиться к дерущимся.

– Шёпот, посмотри за моим ребёнком. Стойте здесь, а я быстро… – сбивчиво протараторил вице-губернатор и побежал разнимать людей.

Девочка боязливо глянула на сурового дядьку в чудных, кожаных одеждах и поёжилась.

– Я не ем маленьких девочек, – улыбнулся индеец.

– Давно не едите? – уточнила Альфредия.

– Со вчерашнего дня, – пошутил Шёпот Леса.

Ребёнок с опаской отошёл на несколько шагов от странного чужака.

– Меня зовут Уриэл, – представился ей сын Стингеров, которому надоело скучать одному, – А домашние называют Ури.

– Альфредия, – отозвалась девочка, – А папа зовёт меня Фрэдди. Знаешь страшную историю о привидениях?

– Не-ет.

Отец девочки тем временем кричал, что есть силы:

– Прекратить драку!

Но разгорячённые молодецкой удалью мужики и парни продолжали дубасить друг друга.

Тут подоспел Колин Клинджел с бригадой милиционеров, которые дружно стали разнимать дерущихся, орудуя дубинками, возмутители спокойствия устало стали разбредаться.

Маркхэм поймал одного из парней за руку, узнавая причину драки.

– Мы работали, как волы, а Лауден Кэнзи, лодырь и пройдоха, отлёживался! Прокувыркался всю ночь с девкой, а теперь отсыпаться вздумал!

Одного молодого человека Клинджел решил арестовать и предъявить ему на суде иск о превышении самообороны.

– Ты бил человека, когда тот упал и не мог сопротивляться! – выговаривал арестованному генерал, – За что ты так искалечил парня? Где же твоя терпимость? Где Божьи заповеди?

– Ударили меня по левой щеке, я подставил правую. Ударили меня по правой щеке… а дальше в «Библии» ничего не сказано, и я действовал дальше, как совесть подсказала.

– Ещё и паясничаешь… – укоризненно качал головой Клинджел.

Уильям Маркхэм подошёл к Шёпоту Леса, поблагодарил за присмотр за ребёнком.

– Белые всегда дерутся между собой?

– А индейцы разве нет?

– Нас судит шаман. Мы бьём только врагов из другого племени.

– Враги из другого племени такие же индейцы. Нет разницы. Просто у белых большое племя.

Вице-губернатор подошёл к детям.

Его дочь рассказывала мальчику о событиях недавней истории:

– Английский король Карл Первый Стюарт вёл свой род от древних кельтов, а те имели свои священные деревья. Вот и короля был свой любимый дуб. Оливер Кромвель приказал срубить могучего исполина и распилить на дрова. Дуб отомстил всем дровосекам, все они погибли в скором времени. Да и сам Кромвель как-то подозрительно нехорошо окончил свои дни…

– А наши люди срубили столько много деревьев… – испуганно залепетал Ури.

– Но эти-то не волшебные, – успокоила его девочка.

– Фрэдди, идём домой, – позвал дочь Уильям.

– Папа, а можно Уриэл Стингер будет приходить к нам играть со мной?

– Но мы ещё очень плохо знаем этого молодого человека, – лукавил отец.

– Но ты же сам на каждом шагу кричишь о равенстве, – напомнила ему дочь.

– Ну, хорошо, только он один может приходить в наш дом, а не целая гвардия ребятишек, иначе слуги и твоя мама будут ругаться, – согласился Маркхэм.

Дома он набросился на жену, что перебирала многочисленные платья в гардеробе:

– Я должен тратить деньги на эту ерунду?

Мита невозмутимо отвечала:

– Ты подписался быть моим мужем – значит: просто обязан сделать меня счастливой! Или свою жадность ты решил прикрыть религией квакеров?

– Сегодня все мужики на тебя пялились! Ты специально вызывающе красиво одеваешься!

– Так надо было искать жену такую страшную, чтобы люди пугались и шарахались, а после до конца жизни заикались, лишь раз взглянув на неё. Вот таким особям наряды не нужны, – хмыкала женщина.

– Ты раздаривала свои улыбки не только детям и соседкам, их получали даже незнакомые мужчины!

– Почему я не должна радоваться красоте? Улыбки получали только красавчики.

– На глазах у всего города ты шла с чужим мужчиной, будто с мужем!

– Полковник Лэйн Флэтчер – джентльмен, неужели ты думаешь, он позволил бы себе что-либо лишнее? Вот и делай хорошие дела, развлекай важных персон… – надула губки Мита.

Дочери Клинджела собирались осмотреть книжный магазин матери и строющуюся типографию. Отец семейства должен был возглавить картеж. У каждой девушки висел миленький ридикюль на запястье. Пудель по кличке Стрекоза крутился между ног людей и просился на руки.

В вестибюле у зеркала крутилась старшая из сестёр, остальные терпеливо ждали её. Шейла умело подмазывала глаза, и на замечания отца не обращала внимание. Её розовое платье изобиловало кружевными деталями. У остальных цвета одежды можно было назвать только унылыми.

– Устроила показ высокой моды, – по-доброму ворчал отец, – Опять втихушку сшила новое платье.

– Кто-то же должен устанавливать моду в этом глухом районе.

– Дефиле Шейлы Клинджел, – с пафосом произнесла Линда.

– Один умный человек три года назад изобрёл напёрсток, теперь шить не зазорно и дворянкам, – отвечала Шелли.

Затем старшая сестра невозмутимо намазала ещё и губы.

У средней сразу же нашлось замечание по этому поводу:

– У аристократок принято красить губы красной помадой, а ты мажешь розовой, словно щёки румянишь.

– Нежный цвет, – пожала плечами Шейла, – Да и в тон платью.

– Ты бы ещё волосы в рыжий цвет покрасила, – хмыкнула Линда, намекая на то, что таким цветом волосы у проституток.

– Покрасуемся перед горожанами в новых нарядах, – мечтательно протянула старшая, не замечая колкостей средней сестры.

– Монашки лучше одеваются, – сконфуженно прогундосила младшая.

– Мы должны сиять добродетелью, – благочестиво вставила Линда.

– Что-то я не видела тебя ни на стройке, ни на огороде… Чем же ты помогала обществу? – задирала сестру Шейла.

– Примером своей благонравственности, – гордо отвечала на выпадки Линда.

– Нечего тунеядство прикрывать красивыми словами!

– Папа! Скажи этой ненормальной, чтоб не обзывалась! – заверещала средняя.

– Сейчас ещё на улице крикну: «Внимание! Идёт безрукое чудовище! Все разбегайтесь!» – стращала Шейла.

– Шелли, прекрати паясничать! – урезонивал отец старшую дочь.

Девушка приняла важный вид.

– Так пойдёт?

– В самый раз, только нос так задирать не стоит, – улыбался Колин.

Семейство вышло на улицу. Отец немного отстал, встретив одного из шерифов, забросал подчинённого вопросами.

Линда ворчала:

– Мир превращается в Вавилон, на улицах города можно встретить людей из различных частей света.

Айрис вторила:

– Ходить по городу – только цеплять всякую заразу! Сейчас эпидемия дизентерии… а ведь может начаться и чума…

– В городе появилось много приезжих, мало ли что они привезли с другого континента, – пугала сестёр Шейла, как бы от ужаса расширяя глаза, тайно смеясь над их страхами.

Айрис ныла:

– Я бы из дома не вышла, но у папы необходимость публичной демонстрации добродетелей и высоких норм жизни.

В книжном магазине Линда нарочно громко произнесла:

– Возьму-ка почитать философию Софокла.

Шейла иронизировала:

– Очень дорого за эту галиматью. Возьми лучше сказки братьев Гримм. Дешевле и ближе к жизни, к истинной природе человека.

Патрик Пэнн оторвал взгляд от строчек и с уважением посмотрел на говорящую, он ведь тоже считал, что женщинам, чтоб варить суп, много ума не надо. Тонкое личико девушки очаровало его. Каскад белых кудрей делал её облик неземным, воздушным. Да и розовое платье ассоциировалось с утренним облаком. Ангел и только.

Он прошёл к прилавку и, протягивая деньги за книгу, проговорил:

– В поисках духовной пищи я зашёл в Ваш магазин, но, кажется, нашёл здесь приобретение не только для души, но и для сердца. Скажите, чья это дочь, вон та, в чудесном, розовом платье?

– Боже, это же наша Шейла, – поражённо пролепетала Нора, – А генерал – мой супруг и отец девушки.

Юноша подошёл к Колину Клинджелу и деликатно поинтересовался, можно ли ему прийти с дружественным визитом в ближайшую субботу.

Патрик неприлично часто поглядывал на старшую дочь генерала, вызывая зависть её сестёр. Шейла отстранённо улыбнулась, давая понять, что парень ей безразличен. Он же воспринял этот жест, как девичью скромность.

Прибывая всё ещё в замешательстве от неожиданности, Нора заметила мужу:

– Английская традиция: выбирай жену в будни, а не в выходные. Плохая примета, что Патрик собирается навестить нас в субботу.

– Но мы не в Англии, а в Пенсильвании. И Пэнны – ирландцы.

– Вовсе нет! Я слышала, Уильям Пэнн родился в Лондоне на одном холме с тюрьмой Тауэром, и у них есть поместье в английском графстве Беркшир, – упёрлась жена.

– Не надо верить старым приметам, сейчас новое время, – одёрнул её муж.

Нора Клинджел закрыла магазин на обед. Её лицо светилось от счастья.

Дочери весело щебетали, обсуждая какие-то новости.