Лисий остров

– Кто там? – спрашиваю я через дверь, и собственный голос кажется мне чужим – низким и хриплым.

– Рит, это я. Открой, пожалуйста…

Это Полина. Как ни странно, её мне видеть тоже не хочется, но притворяться, что меня нет дома – поздно, и я открываю.

– Привет. – говорит Поля и молча сняла верхнюю одежду.

– Привет… – отвечаю я, равнодушно наблюдая за её действиями.

– Я не буду спрашивать, как ты. Я знаю ответ.

Я молча киваю.

– Твой телефон не отвечал. Я волновалась…

– Зря. Я не способна на самоубийство. Я слишком труслива.

– Сходи сполоснись, я приберусь. – по-хозяйски говорит Поля, и я послушно плетусь в ванную.

После горячего душа бешенно стучит сердце. Но голова становится яснее.

Пока я моюсь, Поля успевает разгрести мои завалы, выставив несколько пакетов со звенящими бутылками в прихожую, вымыть бокалы и заварить чай.

– Ты ела что-нибудь?

– Да. Чипсы.

– Круто. Хочешь блинчиков?

Я отрицательно качаю головой.

– Тогда я себе напеку, если ты не против, а там может и тебе…

– Против!!!!!!!! – сама того не ожидая, кричу я. – Поль, уйди, пожалуйста!!!! Я не хочу ничего, понимаешь?! Мне наплевать, как я выгляжу, как от меня пахнет и что находится в моем желудке! Мне всё без-раз-лично! И твоя забота мне не нужна! Уходи!

– Я могу о тебе не заботиться. Можно я просто побуду рядом?

– Я пью. Пятый день. Тебя это не смущает? – с вызовом говорю я и откупорилваю очередную бутылку пива.

– Наливай. – Поля поднесла пустую чайную кружку к моей бутылке.

Я наливаю ей пива и поворачиваюсь к окну. На улице красиво. Осенняя листва торжественно блестит в солнечном свете, переливаясь золотым и красным.

Небо – синее и безоблачное. Дети, сбросив рюкзаки в одну кучу отчаянно катаются на качелях, бегают, кричат, смеяются… Бабушки, сидя на лавочке, делятся насущным. Жизнь идёт своим чередом. Без тебя. И мне это кажется мне жутко несправедливым.

– У вас была красивая история… – после недолгого молчания говорит Поля.

– Была, Поль. Была – это ключевое слово.

– Да, была. А значит уже ничего не заставит её исчезнуть.

– Ты в своём уме? Его больше нет. ОН исчез. А вместе с ним оборвалась и история. Всё. Ничего больше нет.

– Ваша история будет жить в твоей памяти. Есть вещи, которые не забываются, сколько бы воды не утекло.

– А ты хоть понимаешь, насколько это бывает больно – вспоминать?!! – мой голос дрожит.

– К счастью, нет, Рит. Я не переживала такой потери. Но её пережила моя бабушка.

– Когда умер дед? – уже спокойнее спрашиваю я.

– Да. Но тот момент ему было 25 лет. Он работал на оборонном заводе. Кто-то нарушил технику безопасности. Начался пожар, который в дальнейшем спровоцировал взрыв. Дед оказался в эпицентре. Тело разнесло на фрагменты. Судя по всему, его смерть была мгновенной…

– Меня заверили, что Рома тоже умер за секунды. Это единственное, что меня успокаивает…

– Это важно, Рит. Невыносимо думать о том, что твои близкие испытывали долгую и мучительную боль. Бабушка тоже утешалась этим. В конце концов, еще неизвестно, какая участь уготовлена нам.

– Действительно… – тихо говорю я, вспоминая о том, как ты топил себя в ванной, пытаясь почувствовать то же, что и Оля.

– В общем бабушка осталась одна с двумя малолетними детьми – моими мамой и дядей. Позднее, намного позднее, лет через двадцать, она снова вышла замуж за того человека, который в итоге стал мне дедом. Но несколько раз, по большому секрету, бабушка говорила мне о том, что до сих пор любит своего первого мужа. Мне нравились эти разговоры. Это называлось у нас "открыть шкатулку памяти".

– Оригинально…

– Когда дед погиб, бабушка чувствовала все то же, что и ты. Ей также было больно и пусто, но раскисать было нельзя – ради дочерей. Шло время, а бабушка все продолжала жить воспоминаниями о любимом, храня его вещи и не снимая фотографий со стен. Все вокруг говорили: забудь и живи дальше, а вещи раздай нуждающимся. Но бабушка не хотела забывать. Она положила вещи и фотографии в сундук, а воспоминания расфасовала по вымышленным шкатулкам. И открывала их тогда, когда чувствовала в этом необходимость. Сначала часто и с болью. Со временем – реже и со светлой грустью. Таким образом ей не пришлось вырывать его из сердца совсем. Дед был рядом тогда, когда бабушка в этом нуждалась, не лишая её реальной жизни и не заставляя страдать…

– То есть предлагаешь мне убрать свои воспоминания в "шкатулку памяти"? – усмехаюсь я.

– Именно. Не сейчас, со временем. Когда будешь готова…

– Может быть, со временем…

– Слушай, я тут подумала о том, что ты никогда не рассказывала о том, как Рома сделал тебе предложение?

– А он его и не делал… Он проиграл мне в карты.

Внезапно мы рассмеялись. На душе стало чуточку легче, и я стала делиться с Полей теми воспоминаниями, что рано или поздно положу в свою шкатулку…

5

Следующим утром я звоню твоей маме – узнать, как дела у Сони. Соня грустная.

– Рит, а ты скоро меня заберёшь? После выходных?

– Да, Сонь. А почему ты спрашиваешь? Хочешь домой?

– Ага… Хочу к тебе.

Я чувствую, как моё сердце дрогнуло.

– Хочешь, заберу тебя сегодня?

– Хочу! Хочу! – голос девочки заметно веселеет.

– Ну тогда собирай свой рюкзачок, я скоро буду.

– Во сколько ты будешь? Скажи мне по стрелочкам. Я буду глядеть на бабушкины часы на стене.

Я смотрю на время.

– Маленькая стрелочка будет на двенадцати, а большая – шести. Примерно так. Постараюсь не опоздать. Жди меня!

– Я жду. А мы заедем покушать в лесное кафе? Как с папой, помнишь? Где лось и медведь? – спрашивает Соня, и её слова болью отзываются в моей груди.

– Конечно, малыш. Я выезжаю! Скоро увидимся.

Глава 2

1

– Привет, Рит. Как ты? – звучит в телефонной трубке голос Полиного мужа. Денис работает хирургом и знаю, зачем он звонит.

– Привет. Да ничего… – на автомате отвечаю я, чувствуя бешенное сердцебиение.

– В общем, наша пациентка сегодня едет домой. Ты ведь понимаешь, что я не имею права предоставлять тебе подобную информацию? Надеюсь, ты меня не сдашь…

– Конечно нет. Мог бы и не говорить… Спасибо тебе.

– Хорошо.

– И не заявляйся к ней сразу. Дай немного прийти в себя.

– Как скажешь…

– Записывай адрес.

2

Я поднимаюсь по ступенькам серого панельного дома на пятый этаж. Так. Квартира 49.

Вот она.

Чёрная железная дверь ярко выделяется на фоне остальных – менее добротных и богатых. Я собираюсь с духом и звоню.

Дверь открывает низенькая полноватая женщина в хлопковом цветастом халате. На вид ей не больше пятидесяти пяти.

– Здравствуйте. Я к Вике.

– Добрый день! – мягко отвечает женщина и слабо улыбается. – Вы должно быть Яна?

– Нет. Я Рита.

– А я Тамара Михайловна. Проходите. Вике не повредит общение с друзьями.

– Хорошо, спасибо. – ответила я и стала разуваться.

– Викуш, к тебе пришли. – докладывает мама.

– Кто? – сонно спрашивает женский голос.

– Рита. Это твоя подружка?

– Кто?!! – голос окончательно просыпается.

– Рита. Ты знаешь её?

Вика молчит.

– Дочь, что с тобой? Кто она? Попросить её уйти? – беспокоится мать.

– Всё нормально. Пусть заходит.

Викина спальня – женственной и с претензией на роскошь: большая кровать в стиле «барокко», шёлковое постельное белье, тяжёлая люстра, туалетный столик из искусственного мрамора, заставленный баночками и флаконами. Однако вся эта шикарная обстановка жутко не вяжется со стоящим в комнате запахом медикаментов.

Вика сидит на кровати, прислонившись к спинке, закутав ноги в одеяло. Рядом ноутбук и поднос с допитым чаем и кучкой конфетных фантиков. Грязноватые волосы собраны в небрежный пучок. Лицо выглядит серым и болезненным. Я с трудом узнаю в этой постаревшей и осунувшейся женщине ухоженную и сексуальную Викторию.

– Я знала, что ты придешь… – говорит она.

– Зачем ты убила моего мужа? – без лишних предисловий спрашиваю я, стараясь говорить как можно спокойнее.

– Я его не убивала…

– Нет. Его убила именно ты. Ты бросилась под его мотоцикл. И он, спасая тебя, налетел на бордюр, перевернулся и сломал себе шею. Он умер твоей вине. Исключительно. По твоей. Вине. Ты убийца. Ты это осознаёшь?

– Я не хотела этого! – вскрикивает Вика.

Дверь комнаты открывается, и в щели показалась голова Тамары Михайловны.

– Викуш, у тебя всё хорошо?

– Всё отлично, мам. Оставь нас, пожалуйста. – отвечает Вика, и мамина голова послушно исчезает.

– Я просто не могла отпустить его вот так вот… Он бы больше не дал мне возможности… – Вика нервно трёт своё лицо руками.

– Какой возможности?

– Увидеться.

– Расскажи последовательно. С самого начала.

– Может присядешь? – Вика указывает на кресло возле туалетного столика.

Я сажусь.

– Я всегда была несчастной. Сначала – слишком ранимой и неуверенной в себе, потом – равнодушной и фальшивой. Мне всегда было неуютно с самой собой. А с ним мне было хорошо. С ним я чувствовала, что живу, понимаешь? – тихо говорит Вика.

– Меня не интересуют твои переживания. Расскажи мне про тот день.

– Выслушай меня… Пожалуйста!

Я молчу, а Вика продолжает.

– Он никогда не был моим. А я подсела на него, как на наркоту… И когда между нами всё кончилось, я узнала, что такое ломка.

– Давай подинамичней.

– Хорошо, хорошо… Весь тот год, что вы были вместе, я честно пыталась его забыть. Но так и не смогла… И когда вы поженились, я почему-то подумала… – тут Вика запинается.

– Говори.

– Подумала, что мы бы могли встречаться на стороне… И попросила его о встрече, чтобы предложить.

– Предложила?

– Да. Мы встретились в кафе за бизнес-ланчем. Я старалась быть привлекательной, манящей… Никто бы не устоял. А он… он меня просто разбил… Сказал, что шанцев нет и быть не может…

– Что было дальше?

– Мы пообедали и спустились на парковку. Он попрощался и сел на мотоцикл, а я пошла по направлению к своей машине. Мои мысли путались. Сзади послышался шум мотора: это был он. Я поняла, что не могу допустить, чтоб он уехал. Я должна была сказать что-то еще, попробовать еще раз… Я не хотела бросаться под колёса – я всего лишь хотела его остановить. Но подошла слишком близко… Что было дальше, я не помню.

Меня трясёт.

– Ты идиотка. Идиотка и психопатка!

– Да, ты права… Права. Я идиотка. И наказана за свою глупость. Я живьём горю в аду! И вот это, – Вика одёрнула одеяло, прикрывающее ноги, – это сущий пустяк по сравнению тем, что творится у меня в душе!!!

Я гляжу на две короткие культи – на то, что осталось от Викиных ног, и чувствую тошноту. Как в тумане влетаю из комнаты, быстро обуваюсь, и, перескакивая через ступеньки, выбегаю на улицу.

Глава 3

Я сижу на лавке городского парка и наблюдаю за Соней, кропотливо отбирающей осенние листья и жёлуди для поделки в садик. На нас с ней – одинаковые шарфы, собственноручно связанные мной. Да, представь себе, я научилась вязать. Не сомневаюсь, что тебя этот факт непременно бы развеселил. Но дело далеко не в том, что мне пошёл четвёртый десяток, просто Соне очень хотелось, чтобы у нас были одинаковые предметы одежды – да не простые, а украшенные героями мультсериала «Клуб Винкс» (Соне нравится представлять будто она – блондинка Стелла, а я – рыжеволосая Блум). Перелопатив весь интернет и не найдя ничего приличного, я решила, что самое простое – это связать нам шарфы и приклеить на них аппликации. Потратив кучу нервов и поняв, что эти шарфы – первые и последние в моей жизни, я всё-таки довела дело до конца, получив в награду счастливую улыбку, сладкие детские объятья и новый шарф с феей.

Сейчас Сонино настроение довольно переменчиво. Она может играть и смеяться, а через минуту заплакать без видимой причины… Может без умолку болтать, описывая подробности очередной садиковской перипетии, и замолчать на самом интересном месте, видимо, вспомнив о тебе. Психолог сказал, что в сложившейся ситуации, это совершенно нормально. Я стараюсь ему доверять.

Чаще всего Соня грустит по вечерам. Я много говорю с ней о тебе и стараюсь не забывать ваших традиций – перед сном читаю ей "Большую детскую энциклопедию о динозаврах" и пеку оладьи по субботам. После твоей смерти Соня практически сразу стала называть меня «мамой». А буквально на днях я стала её матерью и юридически.

На следующей недели будет ровно год как тебя нет. Страшный и короткий год. Раньше я думала, что время скоротечно, лишь когда ты счастлив. Я ошибалась: когда ты полумёртв и жизнь превращается в однообразную вереницу дней, только и остаётся удивляться тому, как быстро меняется природа за окном.

Если я скажу, что часто вспоминаю о тебе – я совру. Я не могу о тебе вспоминать, просто потому что ни на минуту о тебе не забываю. Твой голос ругает меня, когда я одеваюсь не по погоде, смеется надо мной, когда путаю лево и право, комментирует, когда готовлю… Во время диалогов с другими людьми, за чтением книги, в процессе выбора продуктов в магазине – я всё равно думаю о тебе. Порой это даже не мысли – просто ощущение твоего образа. С ним я дышу, хожу, ем, пью, засыпаю и просыпаюсь…

Поначалу мне было очень больно. Но со временем боль стала менее острой и более управляемой. Сейчас она уже не может застать меня врасплох – я приручила её и выпускаю на волю лишь тогда, когда пожелаю.

Но боль – это лишь полбеды. Намного сложнее дела обстоят с тоской. Она заполнила моё сердце до краёв, окрасив мир в глухие, серые тона.

Это лето тоже было серым. Серые поездки, серые встречи с друзьями, серые занятия зумбой, куда Поля неумолимо таскает меня каждый четверг, стараясь отвлечь… Кажется, даже мой смех стал серым и каким-то ненастоящим… Ничто не трогает моей души, ничто не способно заинтересовать меня настолько, чтоб вытащить из этого куматоза…

Единственной настоящей радостью и облегчением для меня теперь является сон, которым я, представь себе, научилась управлять…

Всё получилось случайно.

Ты снился мне довольно часто, но почему-то всё время ускользал. Уходил, уезжал, иногда просто исчезал непонятно куда. Я пыталась дозвониться до тебя, но тщетно – то было занято, то сбивалась сеть, то пропадал телефон…

А однажды мне приснилось будто мы лежим на кровати и смотрим фильм. Понятия не имею какой. Помню только ощущение – тепла, спокойствия и безграничного счастья. И вдруг ко мне приходит осознание: я сплю, это сон. Мой сон. А это значит – всё будет так, как я хочу. И никак иначе.

Тогда ты в первый раз остался со мной. Мы разговаривали, обнимались и занимались любовью. Когда зазвонил будильник, я сбросила его и, дав себе ещё пару минут, абсолютно осознанно вернулась обратно – поцеловать тебя и попрощаться. Не навсегда – до следующей ночи.

Глава 4

1

– Ты планируешь делать выставку здесь? – выражая сомнение всем своим видом спрашивает Артём.

– Именно. – отвечаю я. – Вот скажи мне, как ты справляешься с детским издательством, если в тебе творчества не больше, чем в мешке с картошкой?

– Для творчества есть другие люди. А я это творчество стараюсь монетизировать. Очень стараюсь, между прочим. И вроде как, у меня неплохо получается.

– С этим не поспоришь. Здесь ты красавчик.

– Вооооот… В таком ключе мне нравится общаться гораздо больше. – Артём улыбается, как Чеширский кот.

– Да будет тебе известно, это захламлённое помещение с обшарпанными кирпичными стенами, бетонным полом, трехметровым потолком и высоченными окнами – чистейшей воды индустриальный лофт. Самый брутальный из всех, что я видела.

– Такой же брутальный, как и я? – паясничает Артём.

– Почти.

– Это правильный ответ. – и я снова вижу Чеширского кота. – То есть ты планируешь оставить всё как есть?

– В целом – да. Окна – в полном порядке. Стены и пол – в отделке, как ты понимаешь, не нуждаются. Нужно будет вывезти мусор и сделать подсветку картин… Всё.

– А трубы?

– Что трубы? Трубы – это лучшее украшение любого лофта. Тем более брутального. Тебе ли не знать…

– Ха-ха. А ты умеешь убеждать.

– Я тебе больше скажу. Роме всегда нравилось это помещение.

Пуговичный завод тридцатый годов, как-никак… Он говорил, что в отличии от первого этажа, где находится издательство и все переделано под чистую, второй этаж еще пахнет историей. Я думаю, он обязательно нашёл бы ему применение, если бы… успел.

Какое-то время мы стоим молча.

Я пялюсь на наш подоконник и вижу закат, хотя на часах всего десять утра. Вижу тебя в его красном свете. И в душу снова лезет грусть…

– Хорошо. – после недолгого молчания говорит Артём. – Я договорюсь о вывозе мусора, приглашу гостей, разошлю пресс-релизы… Остальное – твоя работа, детка. Да, макет афиши – тоже с тебя.

– Не вопрос, господин директор. – салютую я. – Спасибо тебе…

– Ты с ума сошла? За что? Это наше общее дело.

– За то, что поддержал меня. У нас всё получится.

2

Мой взгляд придирчиво скользит по новоиспеченному выставочному залу в поисках погрешностей.

Все поверхности идеально чистые. Фотографии оформлены в чёрное-белые паспарту и развешаны по тематикам. Освещение – на высоте. Бокалы с вином и закусками аккуратными рядами расставлены по фуршетным столам.

Еще несколько минут – и начнут подходить гости…

– Не переживай. Всё идеально. – участливо сжимает мою руку Полина.

– Я не закончу переживать, пока не скажу приветственную речь…

– Текст помнишь? Или будешь читать по бумажке?

– Поль. Какие бумажки? Этот текст высечен на моём сердце. Я буду читать по нему…

– Прости… Ты справишься. Выпьешь вина?

– Да, можно.

Я принимаю бокал из Полиных рук и делаю глоток. По телу разливается живительное тепло.

– То, что нужно…

– Да, с вином ты угадала. Конечно, ежевичное вино – немного странный выбор для такого мероприятия. Но оно реально вкусное.

– Очень вкусное.

3

– Всем добрый вечер! Меня зовут Маргарита и я искренне рада видеть вас на открытии фотовыставки, посвящённой памяти моего мужа, трагически погибшего два года назад. – начала я не своим от волнения голосом. – Кому-то из вас он был другом, кому-то – коллегой, кому-то – партнёром. Кто-то был знаком с ним лично, кто-то заочно, кто-то – не знаком вообще. Я не хочу утомлять вас долгими речами. Скажу лишь о главном. Рома был самым мужественным, самым добрым и самым глубоким человеком из всех, что я знала. – я почувствовала, как к глазам подступили непрошенные слезы, но вместе с ними пришло и расслабление, и я продолжила уже намного увереннее. – Он был трогательно-нежным отцом для своей дочери, заботливым сыном своим родителям и любящим мужем для меня… Он тонко чувствовал красоту этого мира, людей и их эмоции, что видно по его фотоработам. Он много помогал – значительная часть его дохода регулярно уходила на помощь нуждающимся. Сегодня день его рождения. Сегодня ему могло бы исполнится тридцать пять лет. И в это день я хочу, чтобы мой муж помог ещё раз. – я сделала глоток воды и продолжила. – Перехожу к сути. Организовывая эту выставку, я преследовала три цели. Первая – почтить память. Вторая – открыть Ромины работы людям, позволить им увидеть мир его глазами. И третья цель – помочь ребёнку… Два месяца назад наша дочь Соня пошла в первый класс. А недавно у её одноклассницы, маленькой семилетней девочки – нашли онкологию. И, как вы уже успели догадаться, все деньги с продаж фотографий уйдут на её лечение. Конечно же, только в том случае, если вы действительно захотите что-то купить. Если какая-либо из работ действительно затронет ваше сердце, и вы захотите поселить её в своём доме как напоминание о том, что вы совершили доброе дело. Пожалуй, это всё.

Звучат аплодисменты.

Я благодарю гостей за внимание и подхожу к фуршетному столу. Взяв бокал вина, хочу направиться в сторону Поли и Дениса, но вдруг вижу низенькую полноватую женщину, с интересом рассматривающую фотографии. Её профиль кажется мне смутно знакомым. Женщина, судя по всему, заметив мой взгляд, поворачивается в мою сторону, и я узнаю её. Это мама Виктории. Мы встречаемся глазами, она робко улыбается и подходит ко мне.

– Здравствуйте, Маргарита… Я прошу прощения. Мне не стоило сюда приходить… Но Вика очень просила меня купить для неё картину. А я… сами понимаете… не могу упустить возможности её порадовать. – заискивающим голосом говорит женщина, нервно теребя свою сумочку. Мне становится её жалко.

– Вы не должны извиняться. Татьяна Михайловна, если не ошибаюсь?

– Тамара. Тамара Михайловна…

– Точно. Вход на выставку свободный. И я ничего не имею против вашего присутствия.

– Это большое облегчение для меня… Надо признаться, я волновалась.

– Как дела у Вики?

– Вы знаете, Рит, я боюсь сглазить, но – тьфу, тьфу, тьфу – всё хорошо. – щебечет Тамара Михайловна, не забыв суеверно постучать по подоконнику. – Последний год Вика стала посещать центр психологической поддержки инвалидов. Там они занимаются, общаются, делятся насущным проблемами… Но самое главное, что Вика встретила там мужчину – также с ампутированными ногами, бывшего военного. Очень приличный мужчина. Они встречаются днём и ночи напролёт говорят по телефону… Я же до сих пор живу у Вики и всё слышу. Мне, знаете, так радостно от этого. И спокойно… Ой… Простите меня… Простите, Рит… Что я несу?

– Ничего. Я рада, что у вашей дочери всё хорошо. – как можно более спокойно ответила я.

– Она очень раскаивается, очень себя корит. Чувствует вину перед Романом, вами, перед вашей девочкой… Не знаю, могу ли я о таком просить… Но если б вы её простили…

– Я её простила.

– Вы серьёзно?! Спасибо вам, Рита. Спасибо большое…

– Я прошу прощения, мне нужно идти.

– Да, да… Простите меня ещё раз.

– Всего хорошего. – прощаюсь я.

– Рита, подождите… Можно я куплю эту работу? В ней столько радости… – сказала Тамара Михайловна и указала на фотографию маленькой чёрной таксы, беспечно ловящей языком первые снежинки.

4

Я сижу на подоконнике с бокалом в руке. Туфли брошены на пол. Столы убраны, фото раскуплены, все необходимые слова – сказаны. Мне нравится смотреть на этот опустевший, тёмный зал. В нём также пусто, как и в моей душе. И эта пустота мне тоже нравится. Ощущать её гораздо легче, чем боль или тоску… Я поднимаю бокал. С днём рождения тебя, мой родной… Я совершенно не знаю, где ты, но мне хочется верить в то, что ты меня видишь и в то, что когда-нибудь мы снова встретимся…

В коридоре слышатся шаги. Это Артём.

– Ты ещё здесь? – спрашивает он. – я забыл зарядник. У тебя всё хорошо?

– Всё в норме… – отвечаю я, практически не соврав.

– Ты за рулём?

– Как видишь, нет… – стучу пальцем по бокалу.

– Подвезти тебя?

– Не надо, я хочу прогуляться пешком.

– Я бы не советовал, на улице дождь…

– Я хочу прогуляться под дождём.

– Ну, у вас, у творческих, – свои причуды. Нам, простым смертным, не понять…

– Да, даже не пытайся… – усмехаюсь я.

– Почти все фотографии раскуплены. Разлетелись, как горячие пирожки…

– Это Ромина заслуга. У него был талант.

– Ты тоже молодец. Без тебя бы точно ничего не вышло…

– Завтра повезу деньги родителям девочки. У них впереди – тяжёлая борьба… Я очень надеюсь, что они победят…

– Я тоже. Держи меня в курсе.

– Конечно…

– Ладно, раз ты со мной не едешь, тогда пока.

– Пока, Тём…

5

Я напяливаю дождевик и выхожу из издательства. Дождь сильный, но несмотря на конец октября – довольно тёплый. То, что нужно. Капли приятной музыкой стучат по капюшону. По асфальту бешенными ручьями несутся потоки воды. Город блестит и переливается. Город смывает с себя всю грязь прожитого дня. Я тоже хочу умыться – смыть с души остатки боли и тоски. И, кажется, у меня получается…

Дождь расходится. Накрывает меня тяжёлой бетонной плитой. Сначала чувствую себя маленькой и незначительной по сравнению с ним. А потом мы сливаемся. И я перестаю чувствовать что-либо вообще…

Я понимаю, что замерзла, только войдя в квартиру. Гармония с природой – это восхитительно, но все же как прекрасно жить в цивилизации… Я наполняю ванну и с великим блаженством залезаю в горячую воду. Мурашки бегут от кончиков пяток до самой макушки. Как же хорошо… Я погружаюсь в воду с головой и улыбаюсь сама себе.

Ты был прав. Мы сами генерируем своё счастье – нужно только прислушаться к своему внутреннему голосу…

И сейчас я счастлива находиться в этой тёплой ванне.

Я счастлива, когда пью какао. Когда дышу свежим воздухом. Когда читаю интересную книгу. Когда рисую. Когда тискаю котёнка. Когда провожу вечер с Полей за бутылкой красного вина и душевными разговорами. Когда мягкие и тёплые Сонины ладошки обнимают меня во сне…

Мучительная тоска по тебе долгое время не давала мне почувствовать это простое, незамысловатое счастье.