Заметки конструктора

В объявленной перестройке было безупречным одно – критика предшествующего правления, недостатки которого мы прекрасно знали сами. Эта критика годами накапливалась в запасниках ЦК и Совмина. Скрывалась там от правящего лидера, а после его смерти или низвержения немедленно извлекалась на свет и ложилась на стол нового начальства. Изучалась и представлялась народу, как плод глубокого партийного анализа ситуации. Так было после Сталина, Хрущева и всех остальных.

В первом программном выступлении М. Горбачева она была преподнесена как некое открытие, способное перевернуть наш грешный мир и немедля решить все проблемы. Завтра глупых постановлений нет, решения только ответственные. Преступники – наказаны и сидят в тюрьме. Честные, вооруженные знаниями, опытом и умением, засучив рукава, – ринулись в бой за изобилие и справедливость.

Как же так? Есть законы больших систем, законы инерции. 70 лет народ, оторванный от мира под давлением всеобъемлющего генерального принципа – демократического централизма, воспитывался в духе неуклонного исполнения, 100-процентного голосования и утверждения любых нелепостей, только были бы спущены сверху. Самостоятельность, нестандартность в мышлении, поведении и действиях не поощрялась, а нещадно наказывалась. В школах, институтах, на собраниях царили догматизм и начетничество. На фоне созидания, особенно, первых пятилеток и послевоенного периода, шел параллельно грандиозный процесс разрушения государства и личности.

Система управления огромным государством, которая по делу должна была ограничиться общими направлениями и незначительной корректировкой устанавливаемых жизнью процессов, отнюдь не по воле Сталина, а в соответствии с объективной необходимостью фактически смогла функционировать лишь в бюрократической форме приказа и насилия. Именно поэтому ею был взращен многомиллионный аппарат власти и контроля, который не без оснований кое-кем объявлялся даже классом. В каком режиме он работал? Более всего в режиме бездумного преобразования указаний власти и многоступенчатого доведения их до исполнителей по правилу. Переписать, не исказить, не выбросить, не изменить ни слова, и творчески добавить: принять к неуклонному исполнению. В лучшем случае – потребовать разработать какие-либо мероприятия.

Централизм в управлении не только привел нас к неумению работать и пренебрежительному отношению к обязанностям, но заставил людей жить в атмосфере крупного и мелкого жульничества, вопреки здравому смыслу и рачительному хозяйствованию. Как принято, так скажем, так отчитаемся – стало главенствующим в любой работе. Информация снизу шла искаженной и центр в не представляемых объемах выдавал желаемое за действительность, усугубляя и усиливая дух всепроникающей лжи.

Система чрезвычайно ограничивала руководителей любого ранга в принятии самостоятельных решений. Это устрашающе сдерживало рационализацию управления, а управленцев превращало в несчастных нытиков. Все низы чего-то просили у стоящих выше, а последние, не обладая необходимыми полномочиями, на поднятые вопросы отвечали общими пожеланиями хорошо и честно трудиться, соблюдать дисциплину и самостоятельность, которой были лишены сами. И так до верхнего этажа уже во всеоружии власти, но при таком количестве проблем, когда не могло идти и речи об оптимальном их решении.

Как строить новое общество при таких исходных позициях ? Допустимы ли здесь революционные преобразования без того абсолютно очевидного, что и произошло?

      Можно, не подумав и не взвесив как следует, броситься мастерить разве сарай. А дом? Разве могут представить себе инженеры строительство цеха, завода без комплексного проекта, на разработку которого уходят годы? Без точной оценки возможностей промышленности, строителей, их подготовленности, наличия материалов, комплектующих изделий?

Почему же в области политики, социальных преобразований всё делается сходу, сверхрешительно и целеустремленно, как будто завтра конец света и надо успеть, хоть как-нибудь, но при мне? 70 лет сплошные революции. Двух поколений нет, третье доживает на пенсии, четвертое дорабатывает свой срок, а они ничему не научились и опять устроили очередной бой в барабаны и обязательно в новом оркестре. И всё это – не сегодняшнее мое прозрение.

Мы знали, что нельзя ни в какие ни в два, ни три, ни в пять лет поднять машиностроение. Нельзя это сделать переброской средств в объемах больших определенной нормы: они не будут освоены. Знали, что условия для становления кооперативного движения совсем не те, что при НЭПе. Тогда были кадры, подготовленные только что в недрах процветающего капитализма. А тут кооперацию должны двигать вперед прежде всего дельцы теневой экономики, спекулянты и рвачи, которые вчера еще пребывали вне закона. Отдавали себе ясный отчет в том, что первый десяток предперестроечных постановлений Совмина СССР, вопреки теперешнему утверждению Рыжкова, не несут никаких конструктивных предложений кроме острой критики существующего состояния и потому являются мертворожденными документами, сочиненными по старым рецептам старым аппаратом. Понимали все, вплоть до последнего стоящего в очереди мужика и бабы, что антиалкогольная кампания – прямая передача государством доходов в руки нечестивой братии. Что разговоры об аренде, подряде сначала на 3 – 5 лет, затем на 10 – 30 и даже на 50 лет без надлежащей инфраструктуры – есть пустые, ни на чем не основанные и ничем не подкрепленные от незнания жизни, обещания манны небесной крупным экономистом Буничем.

Не все, но многие, работавшие с Рыжковым, знали, что он неплохой человек и даже неплохой директор Уралмашзавода, но только в рамках устоявшихся правил и норм поведения, что он не способен к перестроечным решениям и станет заложником политиканских лозунгов партии. Но, спасая его в своих глазах, я полагал, что он тоже прекрасно все понимал и только не мог повернуть туда, куда нужно. Святая наивность! При социализме, видимо, до таких постов могли добираться люди особого склада, поведение и образ мышления которых обычному смертному не дано понять. Как видно из его книги «Десять лет великих потрясений», написанной отнюдь не по обязывающим обстоятельствам, а по велению души и при полной свободе, он осознал только внешнюю атрибутику социализма вне причинно-следственных им порожденных связей. Он совершенно, если верить написанному, не понял, что «великие» потрясения и всё с ними связанное – есть прямой результат 70-летней насильно насаждаемой утопии и неестественной человеческой жизни, а совсем не козней Ельцина и иже с ним. Да, агонию системы можно было продлить, если она позволяла бы одному из главных лиц в государстве заниматься не мыльным порошком, а принятием действительно нужных нестандартных и быстрых мер по ее спасению. Ну, например, в рассмотренном выше случае взять да по просьбе конструкторов немедленно прикрыть преступную часть деятельности Госстандарта и наполовину его разогнать. Или оперативно прореагировать на товарную ситуацию и, как Гайдар, решительно и нахально, но разумно, не на соль и минтай, а коммерческие цены – на весь покупаемый государством за газ и нефть дефицит. То же – на собственные деликатесные продукты и подприлавочные товары. Дифференцированную, в соответствии с реальной стоимостью, квартплату. Короче, нормальную для бездефицитности цену на то, чем питалось и пользовалось высокое московское и прочее чиновничество. Да мало ли, что можно было сделать еще, хотя бы и для временного выживания? Не сделано. И, по всем представлениям, не могло быть сделано. А потому незачем сейчас после драки плакаться и резво критиковать пересекших дорогу. Свято место никогда пустым не оставалось. К тому же, о людях, мечтающих оставить след в истории, судят не по ими сказанному и написанному, а по их труда конкретным результатам.

По той же наивности, несмотря на преклонный возраст, не знал я лично и второго. Что человек, оказывается, может чуть не каждый божий день менять свои взгляды. Сегодня исповедовать одно, а завтра другое. Обещать и почти ничего не выполнять. Плыть по стихии событий и, не испытывая ни угрызений совести, ни стыда, оставаться на своем командном посту. Горбачев, объявивший себя главным перестройщиком, в действительности оказался единственным человеком, который на протяжении всех лет перестройки с удивительным упрямством отстаивал статус-кво и произносил «да» самый последний. Только разлагающаяся система могла поставить во главе огромного государства, ничем не одаренного человека, который даже сегодня, после всего происшедшего, не может понять, что его «успех» в устроенной им клоунаде и что бегают на него посмотреть из чисто стадного любопытства, а вежливо разговаривают в силу известной российской привычки к чинопочитанию, даже если он и бывший. Кандидат в президенты! Поистине нет предела человеческой ограниченности.

Сейчас я снова на своей прежней конструкторской работе, на той, с которой начинал и которой занимался всю жизнь на Уралмаше. После 85 года удалось вместе с нашими специалистами пустить еще два крупных объекта. Оба с великим трудом и оба, как это не смешно и не горько, – на Украине. Один из них – упомянутый цех высокочастотной закалки рельсов на меткомбинате «Азовсталь», второй – кольцераскатной стан на Трубопрокатном заводе в Днепропетровске.

Перестройка и последующие за ней события сказалась на нас так же, как и на стране в целом. Пока без работы не сидели, но делаем ее всё меньше и меньше по тем же причинам, что и все остальные. Резкое сокращение производственного персонала, практически полное отсутствие притока молодых специалистов, разрушенные связи, задержки с оплатой за продукцию и работу, все разрастающаяся сфера непроизводительного полумафиозного или совсем мафиозного посреднического труда и прочие беды.

      Однако есть кое-что и радующее. Полностью сметен партийный и прочий унизительный контроль, исчезли всякого рода бесчисленные согласования, Госстандарт, с которым два десятка лет воевала вся деловая инженерная братия, приказал долго жить в части всего им изобретенного и остался с тем, чем положено ему заниматься. Люди, конечно, прежде всего молодые, стали более инициативнее и предприимчивее. Это хорошо. Это движение вперед, но, к сожалению, весьма осторожное в тех направлениях, которые по настоящему нужны обществу. Ничего не поделаешь. По таким законам плавного и очень медленного подъема начинаются все новые полезные процессы.

Политическая же ситуация, связанная с преобразованиями внеэкономического содержания, менялась и продолжает меняться сверхбыстро.

Горбачев ушел со своего поста так и не сказав «Простите» народу, управлять которым взялся не имея на то никаких способностей, а, следовательно, и прав. Ушел после известного переворота, главным идеологом которого фактически являлся и отличался от бунтовщиков тем, что три дня молчал, в то время как его приверженцы говорили и действовали в соответствии с проводимой до сего политикой, не навязанной, активно им защищаемой и пропагандируемой. Интересно, что предпринял бы он при ином завершении переворота. Помните, как у Цвейга королева Елизавета не желала казни Марии Стюарт?

Высокая оценка его деятельности со стороны хитрых политиков западного мира – элементарная дань за развал нашей страны, освобождение восточной Европы и даром доставшегося повышения ими собственного потенциала. И если кто-то из наших продолжает в подобной оценке поддакивать Западу, так это есть чисто российское преклонение перед авторитетной особой, вне понимания истинной подоплеки ее поступков и суждений.

Стремительно организовалось СНГ. Сотворено оно было по всем правилам бытия и нашей культуры и безусловно не для того, чтобы покончить с Центром, а по чисто человеческим эгоистическим устремлениям, ради власти и желания быть первыми. С собственными президентскими самолетами, дачами, личной охраной и, главным образом, быть в окружении первых.

Эта окологвардия постарается сделать всё, дабы их первые были самыми первыми, конечно, не в том, что нужно народу. Впрочем, можно сказать, уже постаралась и сделала это столь же быстро, как в свое время придворные царя быстро развратили большевиков. По тем же побуждениям стали обосабливаться и полуотделяться автономии и области, появились президенты и губернаторы со своей челядью и аппаратом.

Объясняющих и пропагандирующих преимущество и полезность происходящего пруд пруди – их ничуть не меньше, чем несколько лет назад доказывавших и рекламировавших прямо противоположное.

Правда, есть перемены: однобоко-тенденциозные утверждения любого толка сегодня соседствуют рядом. Генеральный принцип демократии – свобода (хотя и расшатывает государство) продолжает оставаться на знамени новой власти. Видимо, для того, чтобы окончательно добить социализм и заставить людей забыть, что в нем было не только плохое, но и хорошее. Во всяком случае такое последнее, игнорирование которого новой властью может снова привести страну к очередному бунту.

Можно с достаточной вероятностью предсказать и дальнейшее развитие событий.

Мне кажется, главный определяющий момент нашего будущего существования в силу инерционности человеческого мышления состоит в том, что общество еще долго будет находиться под давлением эгоистических групповых и личностных интересов, сильных самих по себе и дополнительно отшлифованных до безупречности десятилетиями прошлой системы.

Какими бы превосходными не были отдельные лидеры и какими бы они благородными идеями не руководствовались, аппаратная верхушка, эта главная сила любого общества, сделает всё возможное и невозможное для сохранения элементов распределительного механизма. Всеми силами она будет отторгать лидеров от экономики и обращать их главное внимание на упоительную для человеческих страстей борьбу за влияние и политическую власть.

Она сделает всё, чтобы самые правильные лозунги в области экономики обрастали такими практическими решениями, которые продолжали бы держать страну в состоянии «барщины», ибо свою собственность никто еще никогда не отдавал сам без силового на то воздействия.

Можно предполагать, что в силу неумения и плохих знаний мы еще долго разговорами о защите бедных и о деньгах будем прикрывать настоящую экономику. Не будем ею заниматься и по другой, основной, причине: более привлекательного пока, причем для самых энергичных и предприимчивых, занятия – дележа ничейной собственности и накопления «дарованного» народом капитала. Непременные его атрибуты: спекулятивные махинации, подкуп и обман – несовместимы с созидательным процессом.

Общая культура общества такова, что властные и собственнические поползновения будут еще долго превалировать над его действительными интересами, психологические моменты в восприятии ситуации являться определяющими, а неумение решать конкретные вопросы практики, да еще при отсутствии надлежащей инфраструктуры, будут заменяться принятием программных лозунговых установок, кадровыми перестановками и прочими внешне впечатлительными реорганизациями.

Развитие будущих событий будет стимулироваться в значительной мере снизу, в обход официальных, предпринимаемых сверху шагов. Действенность этого рынка инициатив станет тем успешнее, чем быстрее две главные противостоящие группы откажутся от своих притязаний.

Одна – от неуемной и неразумной страсти к сверхмерному, а теперь еще и рваческому, обогащению.       Другая – от утопического, приведшего нас к катастрофе, вожделения к уравнительно-распределительному существованию.

Я, повторяюсь, был и остаюсь сторонником эволюционного пути развития, при котором управляющие воздействия лишь подправляют естественно сложившееся течение жизни. Но мы второй раз в этом столетии по безграмотности российских вождей, всеобщей нашей ограниченности и святой вере в скорую сказку были его лишены.

И вновь я задаю себе вопрос. Либо мы играем в чудесную игру, с изначальной убежденностью в некую представляемую, а не реальную, действительность, в которой нам нравится сам процесс занебесного парения, либо мы все просто глупы и нами как правили, так и будут править в угоду человеческим страстям, влиянию и власти?

Поймем, разберемся, что к чему – будем жить. Нет – существовать.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ДНЕВНИКОВАЯ

Я назвал эту часть дневниковой, хотя в ней нет ни дат, ни даже хронологической последовательности. Так она названа только в силу дневникового характера послуживших для нее записей, как реакции на текущие события в личностной инженерной оценке соответствующего периода моей жизни. Для удобства чтения они сгруппированы по разделам, представлены в прошедшем времени и несколько отредактированы в том, что касалось каких-либо частных моментов или потребовало корректировки и некоторых незначительных дополнений с учетом сегодняшней действительности и новых от нее впечатлений.

«Правила, столь успешно действующие на уровне клеток и органов, могут стать источником той подлинной философии жизни, которая приведет к выработке кодекса поведения, построенного на научных принципах, а не на предрассудках, традициях или слепом подчинении непререкаемым авторитетам».

Г. Селье

РЕАЛЬНЫЙ СОЦИАЛИЗМ И ПЕРЕСТРЙКА

Социализм, как искусственно задуманное и таким же образом создаваемое социальное построение, был способен эффективно действовать только в рамках одного – двух поколений людей, вооруженных знаниями, умением и жизненным опытом под прямым или косвенным воздействием предшествующей эпохи. В шестидесятые годы, когда ушло первое поколение, стало уходить второе и появилось много новых людей, уже воспитанных полностью новой системой, он стал все быстрее и быстрее деградировать и приобретать свой натуральный марксистский вид с неумением ее граждан учиться, работать и управлять.

Характеристика тому эти заметки тех лет о прогрессивно нарастающем развале социализма и его логически завершающем конце – перестройке.

Марксистская философия была заложена ее молодыми, не знающими жизни, авторами на базе игнорирования законов природы живого. Потому все ее положения, касающиеся интересов человека и его отношения к окружающему миру, оказались сплошной схоластикой. Главным в ней являлся анализ принципов распределения произведенного обществом продукта, исходя из которого делались глубокомысленные выводы об отношении работника к труду. Работника же всегда интересовал только одно – что получает он лично и как полученное соответствует его собственной оценке. В этой чисто потребительской характеристике общества степень его совершенства определялась величиной доли присвоенного продукта. Но разве только ею? Нет. И в этом еще одно заблуждение марксистов.

Второй составляющей эффективного труда и движения общества к благополучию является предоставляемая людям возможность творчества, проявления ими своего Я. Чем больше действующая система отвечает данному требованию, тем быстрее и продуктивнее она развивается. Доказательство тому – одинаковые темпы роста производительности труда в отдельные периоды для совершенно разных социальных систем. С другой стороны вне того, кому достается больше от прибавочного продукта, общество девальвирует, когда оно начинает сковывать инициативу и ограничивать проявление личностных качеств своих членов, их творческих устремлений. Наступают кризисные явления.

Однако вместо оперативного вмешательства вожди систем подводили себя и своих подданных к войнам и революциям. Вздобренная на крови и смерти новая формация начинала ход вперед на другом витке исторической спирали, а людям объясняли ее успешное движение новым способом соединения средств производства и рабочей силы – глубокой тайны, скрытой якобы основы общественного строя. На деле же, работающие просто получали возможность больше проявлять свое Я, чем раньше, а стоящие у власти – новую форму присвоения прибавочного продукта и в другом количественном составе. Последнее, если учитывать не само приобретение и накопление богатства личностью, а собственно потребление, т. е. количество ею использованных (проеденных, растраченных) благ, социализм нельзя признать прогрессивным явлением. В сравнении с капитализмом он резко сократил количество людей, присваивающих сверх меры. Благодаря этому поднял жизненный уровень бюрократов, политиканов и лодырей, расплодил их за несколько десятилетий до невероятных пределов и поставил по доходам в один ряд с деловым большинством, обеспечивающим истинное благополучие страны. Он установил социальное равенство для подавляющего большинства, но на относительно низком уровне. Уровне ниже потенциальных возможностей общества по техническому и культурному его развитию.

Новая формация, как и предыдущие, пришла через революцию и вопреки ожиданиям ее идейных основателей, принесла неравенство в распределении продукта через известный принцип равных возможностей. Выделив маленькую часть стоящих у власти и уровняв деловых людей со второй их бездеятельной половиной в правах на благо, социализм проигнорировал законы природы и оказался обреченным на относительное обнищание. Круг замкнулся на том, что декларировалось «классиками» по отношению к так резво раскритикованному ими капитализму. Истина (я использую это слово в двух значениях: как характеристику чего-то общего и как – конкретного частного, здесь – в первом его значении) не так проста, чтобы ее можно было трактовать как нечто абсолютное и окончательное. «При зарождении нового, – писал Джон фон Нейман, – ему свойственен классический стиль. Но по мере старения новое начинает обретать черты барокко и это сигнал опасности». Теперь – уже другой.

Несостоятельность тоталитарной социалистической системы мы признали. Но признали фактически на уровне следствия, а не причин. Почему система приобрела вид весьма устойчивого (казалось даже несокрушимого) социального построения? Почему люди с таким энтузиазмом бросились его возводить, а сейчас еще многие из них упорно стремятся оградить от разрушения? Ясно, что не от одной любви к искусству. В строительстве оказались сильно заинтересованы две группы. Одной, относительно небольшой, рвущейся к власти, страшно импонировала в случае победы ожидаемая возможность практически никем неограниченного и неконтролируемого ее (власти) использования. Другой, достаточно представительной, люмпен-пролетарской, из числа не умеющих, а порой и не желающих работать, привлекательной была идея уравнять себя в правах с теми, кто хотел и умел работать.

Два означенных момента: исходные положения, увенчанные ярлыком теории и освященные пропагандистски раздутым «великим» именем Маркса, и чисто эгоистические человеческие устремления – определили не только логику и, пожалуй, единственный возможный вариант, как подтвердилось теперь, негодного сооружения, но и весь последующий ход событий, всё с нами происшедшее и происходящее. Эти два момента, без каких-либо дополнений, могут объяснить неприятие большевиками любой доказательно-аргументированной критики и полное игнорирование столь же убедительного предвидения последствий революции со стороны умнейших людей того времени. Неподготовленность захвативших власть к строительству нового общества и потому метания из стороны в сторону. Десятки революционных преобразований, так ничем по большому счету и не закончившихся. Колоссальные репрессивные акты в верхах и еще большие в низах. Окутанную тайной жизнь «вождей» и обнаженную чуть не донага жизнь простого народа с унизительной демократической ее освещенностью. На последних этапах разлагающую мафиозность общества. Уравниловку, массовое воровство, мошенничество, неумение работать. Падение культуры, образованности и нравственности. Двойную систему получения благ через зарплату и распределение. Двойные цены на продукты, товары и услуги одного и того же качества и, наоборот, одни – для таковых разного качества. Многочисленные противозаконные и «узаконенные» льготы и привилегии, все негативное остальное, без исключения.

Социализм породил бесчисленное обилие проблем, но, кажется, наиболее злободневной из них и, как говорят математики, имеющей наиболее устойчивую корреляционную связь с устойчивостью простейших форм тех или иных глупостей, была проблема контроля, когда контроль, как элемент анализа ситуации, необходимый для принятия оптимального решения, подменили внедряемом в глобальном масштабе контролем недоверия. Привлекли для этого огромную армию людей, а они учинили контроль по самым простым и удобным для счета показателям.

Отсюда и пошло. Легко считаемую копейку мы поставили над миллионными потерями, если подсчет последних не предусмотрен соответствующей инструкцией. Количество сделанного – над его качеством. План, обязательства и внешнюю представительность какого-нибудь почина – над конкретными результатами труда. Работу железной дороги стали измерять тонно-километрами, а работу конструктора – листами техдокументации. Школы – количеством успевающих, а науки – числом кандидатов, докторов и сочиненных ими статей. Организации – проведенными мероприятиями и процентом охвата сотрудников.

Показатели! Термин чисто социалистический. Авторов их было достаточно. Заняв целый подвал в «Правде» за 15.12.82 г., писали два из них и доказывали читателям, как было бы хорошо, если всем пошивочным мастерским установить ограничительный норматив по объему мелких партий. Тогда бы они, мастерские, сразу переключились на индивидуальных заказчиков, и людям не пришлось бы терять 100 миллиардов часов на самообслуживание. И невдомек авторам, что для многих это плохо, а совсем не хорошо. Настроившись на дурацкую волну, забыли они, что, если товар отличный, покупка его готового значительно выгоднее и увереннее. А индзаказ – кот в мешке в части качества. Деньги надо платить вперед, бегать на примерки. Забыли, что основная масса людей давно перешла на покупку готового платья и обуви.