Полная версия
Странные куклы
– Вы сказали, что всегда готовы к любым темам в разговоре.
– Ты на день сможешь отпроситься с работы? Нас в центр приглашают.
– Да, смогу.
– Завтра сможешь?
– Да.
– Тогда завтра к десяти у меня в кабинете.
– Хорошо.
11
– Так это ты с аванпостными во фронте у французов столько шуму наделал? – радостно удивился Багратион. – И как только в голову тебе это пришло! Как нельзя кстати оказалась сия демонстрационная атака! Неприятель своею тяжелой кавалерией успел-таки обойти наших егерей. Еще бы чуть, и не было бы им выходу. Тут-то как раз и началась твоя пальба, чему я и сам поначалу подивился. А французы, видимо, тем паче. Они тут же порешили, что я перешел здесь в отпор всем авангардом, и, оставив егерей наших, кинули сюда свою конницу. Благодаря чему пятый полк вышел в полном составе, не потеряв ни единого человека, а неприятель все движение свое замедлил, видимо, до сей поры в том, что свершилось, еще никак не разберется… Так что – молодец! За дело, тобой учиненное, будешь представлен к награде! – заключил князь и, заметив, что улыбающийся Денис совсем посинел и продрог от холода, велел подать свою знаменитую лохматую бурку и уже с мягким рокотом в голосе добавил: – А это от меня. Взамен утраченной шинели. Бурка сия меня еще в Альпах от стужи спасала. Пусть теперь тебе послужит. Дарю! Ты ее, брат Денис, достоин!..
При встрече Валентин был неразговорчивым. Сухо протянул руку и проверил свои бумаги. Как я понимаю, он приготовил импровизированный отчёт начальству. Положение его было явно двойственным. С одной стороны, его ячейка, которой не было, привлекла в партию тяжеловеса. С другой – его личной инициативы в этом деле не было. Мы сели в его машину. Тронулись. Обсудить со мной общий план действий ему не позволяла гордость: умудрённый жизнью профессиональный публицист и парень-водитель в одной упряжке не смотрелись. Тем не менее, основной вопрос он мне задал.
– Чем ты его взял?
– Процитировал закон о хозяйственной деятельности политической партии и сказал, что, возможно, он сможет выдвинуться в кандидаты от партии.
– Я не мог с ним встречаться – это бы было похоже на подкуп.
Я понимал, что Валентин оправдывается, и мог бы сказать ему, что это было бы похоже на подкуп, если бы Аркадьич отказался, но я промолчал. Глупо наживать себе врага в начале задуманной мной истории.
Ехать нам предстояло несколько часов. Завоёвывать расположение Валентина у меня не было необходимости, и я позволил, приходящим ко мне образам, всплывать без всяких ограничений. Уже давно я не чувствовал себя отдохнувшим. Понятно, что все последние дни были на нервах, но и ночью отдыха тоже не было. Куклы, которых я во сне не видел, но чувствовал, насылали разные ветры, которыми окрашивались снящиеся мне ситуации. Истории сновидений окрашивались не цветами, а настроениями. Например, мне снилось, что я принимаю и взвешиваю ягоды. Расплачиваюсь за них. Люди могут пойти и набрать эти ягоды, а могут и не ходить. Они – хозяева своей жизни. Да, они бедные, но они свободны. А меня, если не буду работать, просто выгонят, и буду я эти ягоды собирать на еду наперегонки с кабанами. Позиция нищенки, что я обделённый и недооцененный, меня и заставила влезть во всю эту нынешнюю лихорадку. Эта позиция является правдой? Да. Или, вот ещё. Еду обратно, и перебрасываюсь словами с Лёвой о нашем новом положении. В качестве старшего товарища размышляю вслух о том, как Лёве можно стать работником в партии по договору. Охранником на зимний период у какого-нибудь партийного богатея, или отслеживающим порядок на их мероприятиях. Не хватает ли чего-нибудь в этой позиции? Нет. Такая позиция тоже правильна. Тогда вопрос: как может быть такое, что все позиции, проживаемые в сновидении, правильны, окончательны и полноценны? Почему позиций много, и каждая, при этом, единственная и верная? Почему в кукольности и театральности множественность не противоречит единственности? Я бы понял, если бы немного того, немного сего,.. но, ведь, каждая позиция занимает в ситуации всё пространство. Сил на размышления не было. По обочинам дороги лес перемежался с перелесками. Рябило в глазах. Я незаметно для себя заснул.
Проснулся уже в городе. Отсюда нас забирали в армию. Конечно, это не наш городок. Больше людей, больше машин. Какой-то неуловимый промышленный запашок. Дом, к которому мы подъехали, тоже был купеческий, но находился далеко не в центре. Надо сказать, место уютное. Дом окружал сквер, поэтому не было суеты. Как-то всё на своём месте. Три этажа – это воодушевляет. Как я увидел при входе, дом использовался по полной программе. Типография, о чём говорила вывеска, бухгалтерия, юридический отдел, представительство. Валентин позвонил, представился и сказал, что мы уже приехали. Ему ответили, и мы пошли внутрь. Верхние чины на верхнем этаже. Это же неудобно. Наверное, такая планировка была выбрана для того, чтобы печатные станки не долбили по головам. И, потом, давно отдышавшийся начальник наглядно ощущал разницу между собой и поднявшимся к нему с первого этажа подчинённым.
Деньги у партии были. Это определялось по дорогим деревянным дверям, по идеальной чистоте коридоров с увешанными картинами стенами, и по пластиковым окнам под дерево с дизайном в общий стиль дома. Валентин здесь ориентировался. Уверенно подошёл к нужной двери, постучал и мы вошли. Разговаривали два человека. Ботинки, брюки, расстёгнутые верхние пуговицы рубашек и приспущенные галстуки в такую погоду – всё, как положено. Большой кабинет с набором политических атрибутов. Политический стиль соблюдён без излишеств и навязчивости.
« О-о-о, Валентин Геннадьевич!»: послышался возглас приветствия с громкостью уместной для подчинённого, работающего по найму. Один из местных боссов подошёл и пожал Валентину с улыбкой руку. Валентин отдал ему заготовленные в своём офисе бумаги.
– Ну? Как вы уговорили этого бизнесмена? Это юноша, у которого получается убедить людей в жизненности нашей платформы, как я понимаю.
– Александр – представился я обоим.
– Ну, расскажи, как у тебя хватило энтузиазма встретиться с этим Виталием Аркадьевичем.
– Э-э-э…
– Павел Григорьевич – представился он.
Было видно, этот человек привык разговаривать с людьми любого ранга раскрепощено и с воодушевлением. «Путник хренов»: подумал я.
– Павел Григорьевич, вы же понимаете, что в партии с их дополнительной нагрузкой от хорошей жизни не идут. В нашем городе, а я думаю, что и по всей стране, сложилась тупиковая ситуация. Везде всё распределено, и инициативных людей никуда не пускают. Я, вот, например, хочу быть социологом, но не могу себе заработать на обучение, так как у меня сезонная работа. В городе работы нет, и, так как новый бизнес в город не пускают, то работы и не предвидится.
Я развёл руками, пробуя включить в диалог своё тело для большей уверенности.
– Виталий Аркадьевич бизнесмен со стажем. Ели он будет вариться в собственном соку, то, естественно, он будет заинтересован в том, чтобы не пускать конкурентов на свою территорию. Как я догадываюсь, участки бизнеса в нашей местности распределены, и, понимая силу соседей, Виталий Аркадьевич не хочет расширения за счёт конфликтов, которые могу перерасти неизвестно во что. Поэтому, при встрече с ним, я зачитал ему статью закона о хозяйственной деятельности политической партии. В одном из её пунктов перечисляется, с кем не может взаимодействовать партия. В частности, она не может взаимодействовать с физическим лицом без российского подданства. Значит, с российским – может. Этот пункт я акцентировал. И, потом, я сказал о прописной истине: партия – это связи, а значит, расширение бизнеса за счёт взаимных уступок. То есть, это новые виды товаров и услуг на его деловой территории. При низких ценах он может стать и посредником. Ну… он всё сам это понимает.
– Всё верно. Этот Виталий Аркадьевич прямо заявил, что хочет участвовать в ближайших выборах. Нахрапистый такой! В этом болоте без нахрапистости никого не расшевелишь. Может, он и дело предлагает.
Ощущалось, что Валентин был уязвлён тем, что и я, и Аркадьич его проигнорировали, но, вместе с тем, он сейчас въезжал в новую ситуацию как журналист, и это ему давало пищу для новых мыслей, а, следовательно, и – заработков. Я чувствовал, что для меня эта ситуация разруливается.
– Ну, а ты за свою инициативу, что хочешь?
– Я вам написал, что у меня уже есть готовая структура по сбору сырья для фармацевтики. Мне нужно, или юридически открыться и взять займ для аренды транспорта, или стать чьим-то подразделением.
– Константин – обратился Павел Григорьевич к своему соратнику – кто у нас с фармацевтикой дело имеет?
– У Глеба есть доля в ЗАО. Надо узнать, занимаются ли они переработкой. В принципе, должны.
Павел Григорьевич обернулся ко мне.
– Ты инициативный. Этот вопрос сам решишь.
Взял трубку городского телефона на столе.
– Ирочка, найди, пожалуйста, данные Глеба Олеговича. Сейчас мимо тебя пойдут два человека – отдай им его контакты. Ну что, Валентин, скоро выборы. Тебе нужно будет встретиться с этим Виталием Аркадьевичем, поговорить и начать формировать его положительный образ. Как я увидел, он почувствовал вкус новых возможностей, и пойдёт, если не от нас, то от себя самого, а это нам точно не надо.
– Я читал, что некоторые партии направляют своих членов на учёбу. Это распространённая практика.
– Посмотрим.
Мы попрощались за руку. Обратно ехали в расслабленном состоянии. Финальная фаза моего плана была возможна только после выдвижения Аркадьевича на выборах. Сейчас я решил заняться созданием для себя нового места работы. Ещё оставалась треть лета и осень, так что, при быстром решении дел, я мог бы ещё что-то заработать на новом месте. События, которые я сам же вызвал к жизни, требовали внимания, отточенности и решительности. Я был ими захвачен целиком. Но во мне на заднем плане стоял спокойный и внимательный охотник. Невозмутимость ожидания делала его предстоящие действия ещё непоправимее.
12
Домой я приехал поздно. Сил писать письма не было. Отложил до завтра. Утром мужик на мешке не давал мне покоя. Собираясь на работу, я умом понимал, что нечего бежать впереди паровоза: нужно сначала получить место, а уже потом заниматься новой структурой, но меня подмывало начать её создавать как можно быстрее.
В деревнях, принимая ягоды, я аккуратно пытался узнать, есть ли в округе травницы. Если получится с работой, можно сразу показать людям, что надо собирать вместо того, чтобы их гонять с фотографиями в руках: соберут не то – обидятся, и больше не будут работать. В результате: отсутствие рук, неблагоприятные слухи и несоответствие между делами и обещаниями заказчику. В нескольких деревнях назвали какую-то Евдокию. Где находилась деревня этой Евдокии, я представлял, но ехать к ней вместе с Лёвой я не мог. Он работал на других.
После работы написал Глебу Олеговичу о том, что Павел Григорьевич решил нас свести из-за того, что у меня есть готовая структура по сбору трав, и мы могли бы взаимодействовать, получая от сотрудничества взаимную пользу. Я перечислил количество населённых пунктов, в которых для моей конторы собирают ягоды и будут собирать грибы. Спросил у него, как будто дело было уже решённым, сколько машин нужно, и будут ли водители его или мои. Выразил надежду на сотрудничество и уверенность в том, что расширение популярного сегодня экологически чистого сырья поможет развитию его компании. Воткнуть ещё раз в текст Павла Григорьевича мне не удалось, так как письмо получилось гладким, и надуманность внесла бы корявость в изложение.
Мои родители жили в дальней смежной комнате. Комната ближе к коридору была ничьей, и моя комната находилась с другой стороны коридора. Периодически из комнаты родителей глухо бурчал телевизор. Телевизор ещё был и в центральной комнате, но его практически никто не смотрел: у меня был комп, так что, он был мне не нужен. И отец, и мать работали в две, а то и в три смены, поэтому свободное время совпадало у них эпизодически. Кроме того, у отца были командировки. Но как раз сегодня он был дома. Я услышал, как после сна он загремел на кухне посудой, и тоже вышел на кухню. Мы посмотрели друг на друга, удостоверились, что всё в порядке, и я попросил разрешения взять его мотоцикл. «Бери»: сказал он.
По графику следующий день у меня был свободный. У нас на базе ягоды варили в чанах, а потом чаны грузили краном на машины и увозили на консервный завод. Эта отгрузка давала мне возможность наведаться по делам моей будущей работы.
Когда едешь на мотоцикле, а не на машине, дорога видится другой. Ощущается большее участие в окружающем мире. Всё живое. Блёклое небо, мелкие птицы, мельтешащие возле деревьев, ветер, с бьющими по шлему жуками. Мне нравилась воля. Человек не может найти повода, чтобы просто так оказаться один на один с миром. Придумываются любые занятия, лишь бы не оказаться в непредвидимом месте без цели. А как же иначе? В таких обстоятельствах не нужен ни характер, ни житейская нужность, ни настроенность на достижение целей. В такие моменты всё становится лишним. Человек начинает ощущать себя потерянным в мире, который даже не замечает появление и уход человека. В принципе, я осознавал преждевременность этой поездки и мог бы развернуться и поехать обратно, но путешествие уже захватило меня, и я готов был ехать всё дальше и дальше. Проехав по мосту речку, решил, что на обратном пути обязательно искупаюсь.
Въехал в нужную деревню. Людей не было. Заметил бабку, ковыряющуюся за забором на огороде.
– Здравствуйте! Скажите, где здесь Евдокия живёт?
– Евдокия? Третий дом от конца – махнула рукой бабка, показывая на противоположный ряд домов.
– Только сейчас она в лесу. Сейчас сколько времени?
– Половина одиннадцатого.
– Ну, скоро подойдёт.
Подъехал к нужному дому, проверил калитку, не открыта ли, и лёг на траву перед домом. Небо. Почему я здесь родился? Это место сделало меня таким, какой я есть сейчас. В другом месте я был бы парнем с другим характером, до которого мне не было бы никакого дела. Возможно, я бы с ним подружился, но мне бы пришлось узнавать его черты характера. Вообще-то, общие черты характера вразброс есть у многих людей. Каждый приспосабливается к жизни так, как это видит на примерах окружающих, но каждому, при этом, кажется, что его черты характера уникальны. Смешно. Психотипы, на сколько я читал в инете, давно разработанная в психологии тема. Не понятно, почему каждый человек является одним психотипом, а не другим, но само деление существует и просчитывается. С куклами – другое. Они создают в тебе жизненные устремления в независимости от того, есть ли в тебе эти устремления или нет. Может, в человеке вообще есть всё, но ты не знаешь об этом из-за невостребованности?
Услышал шорох травы.
– Здравствуйте. Вас Евдокия зовут?
– Здравствуй. Меня.
– Я – Саша.
Женщина жила вторую половину жизни, и жила её без маеты. Это ощущалось по её силе, полной встроенности в свои занятия, размеренности и целесообразности жестов. По какой-то текучести её переходов от одного действия к другому. Она поставила корзину с травой перед калиткой, поправила здоровенные веники из стеблей на плече, просунула руку в дыру калитки и открыла её. Посмотрела на меня.
– Ну, заходи.
Подняла корзину и поплыла впереди меня по тропинке к крыльцу. Я следовал за ней в нескольких шагах. Она поднялась на крыльцо, поставила корзину на пол, положила веники на корзину, мелкими быстрыми плавными движениями отомкнула и распахнула дверь, прошла внутрь, и было слышно, как открылась ещё одна дверь.
– Проходи – послышалось из проёма.
Я оказался в типичной деревенской избе. Сушёных летучих мышей на стенах не было.
– Здравствуйте – ещё раз сказал я – у меня никто не заболел. У меня к вам просьба по работе. Возможно, наладится сбор лекарственных трав. Собирать будут местные, поэтому живодёрства не будет. Если я к вам приеду с названиями и фотографиями, вы сможете мне за деньги собрать образцы этих трав?
– Смогу. Можешь, хоть на латыни названия привезти – я – бывший фармацевт. На пенсии.
– Хорошо, что я к вам попал. Говорить проще.
– Ну, а если хорошо, то будем чай пить. Я с утра ничего не ела. Собирать надо по росе.
– А из фармацевтики в травничество сложно переходить? – спросил я, чтобы заполнить молчание.
– Я не переходила. Я из травничества пошла в медицину, а теперь опять травы собираю. Это у нас семейное.
Она включила электрочайник и вышла из дома. Меня накрыла тишина избы. Вот тут куклы были лишними. Все до одной. Тишина была твёрдой. Она стояла в пространстве, точно повторяя его объём. Что-то похожее вспоминалось в раннем детстве. Но образов не было, и воспоминания, не разворачиваясь в картины, так и оставались ощущениями. Между теперешним состоянием и похожими состояниями детства не было образов–посредников: слишком редкими были такие восприятия окружающего мира. Именно незамусоренность бытовухой данных ощущений, позволяла мне видеть свою сердцевину, на которую со временем налипли и продолжают налипать роли. В этой сердцевине не было ничего, но она не была пустой. Она была изначальной. Это значит, что в ней не было разделения на пустоту и наполненность. Короче, я попал в сказку. Почему это произошло именно сегодня, именно в этом месте, я не знаю. Чайник, включённый Евдокией, начал шуметь всё громче и громче. Евдокия вошла со двора в комнату, и сразу же прошла её насквозь в следующую смежную комнату. По звукам, долетающим до меня, я понимал, что Евдокия накрывает на стол.
– Проходи, садись – донеслось из дверного проёма.
Я вошёл, окинул взглядом комнату и напрягся: на комоде среди других вещей в углу стояла кукла без лица, как у меня в ящике. Платье у неё, конечно, было другое, но принцип изготовления тот же.
– Вот, садись – Евдокия указала на стул.
На столе стояли две здоровенные кружки с зельем, сырники на тарелке, сахарница и чайные ложки.
– Не бойся – этот чай полезный.
Я понимал, что, нравится или нет, эту штуку надо будет выпить. Решил её на всякий случай глушануть сахаром, хотя дома пью зелёный чай безо всего. Евдокия занялась поеданием сырников, прихлёбывая их этим горячим чаем. Я положил пару ложек сахара, размешал и присоединился к ней.
– Этот силы даёт – Евдокия кивнула на кружку.
Питьё оказалось приемлемым. Без экзотики. Сено, но с глубоким вкусом. Очень даже прилично. Я понимал, что количество сырников было на меня не рассчитано, поэтому с задумчивым видом смотрел в окно. О кукле решил заговорить после чаепития, чтобы не было скомканных ответов. Чай расслаблял. Может, это называется восстановлением сил, но я стал спокоен и прозрачен.
– Евдокия, а как вас по батюшке?
– Петровна. Зови, как удобно.
Я кивнул.
– А, вот, у вас странная кукла на комоде. Это вы её сами сделали?
Нет. – она посмотрела на куклу – сделали её ещё до революции.
Она остро глянула мне в мозг.
– Испугался?
Почему такой вопрос? Что за хрень?
– Да нет: у меня дома похожая есть.
Продолжать я не стал. Она тоже говорить не собиралась. Я оказался в невыгодном положении.
– Недавно вместе с другими куклами её нашёл в городе.
Евдокия смотрела на меня и, молча, одобряла мои разъяснения.
– Странный случай был. Человек убегал от милиционера, а ящик с куклами за лотком на площади оставил. Чтобы ящик не пропал, я написал свой адрес лоточнице и этот ящик взял домой. Евдокия покивала.
– Куклы нашли хозяина.
Мля, что за хрень!? Что я делаю в этой дыре вместе с этой куклой?
– Да, успокойся ты – никто не умер. Такое бывает.
Я, и, правда, почти успокоился.
– Понимаешь, может, ты читал или слышал, что существует передача способностей.
Конечно, я читал фэнтези о передаче магических предметов. Но, то развлекуха, а тут – жизнь. Одно дело, когда я командую ситуацией, а другое – когда я подопытный кролик. За меня всё уже решили. Я влип во что-то непоправимо-глобальное. Пока это у меня проносилось в голове, Евдокия начала объяснять.
– Вот, тебя в семье воспитывали. Учили отношениям, давали навыки. Чему тебя учили, коротко говоря? Видеть жизнь определённым образом. Понятно?
Она помолчала, чтобы я это успел понять. Как раз это я успешно понял сам из-за кукол.
– Видение, которому тебя учили, не совсем полное. В мире больше связей, чем мы привыкли думать.
Это я тоже увидел. С появлением кукол у меня возник сценарий, и пока он неукоснительно выполнялся, хотя, если посмотреть здраво, всё в этой истории шито белыми нитками. Одно несовпадение – и мой план оказался бы очередной подростковой иллюзией.
– Пока, всё, что вы говорите, я уже знаю – сказал я, чтобы не потерять лицо.
– Ну, вот и хорошо. В такие куклы – она кивнула на свою – раньше играли дети. Лица изготавливать было запрещено: боялись, что в куклу может войти чья-то душа. Для детей мир шире, чем для взрослых, и они могли через куклы разговаривать с миром, не ограничивая себя ничем. Лица не было, и можно было придумывать про куклу любую историю по необходимости. Кукла, ведь, часть внешнего мира, и, обращаясь к кукле, ребёнок обращался к нужной ему стороне мира.
– Это уже магия какая-то.
– А что не магия? Когда тебя научили воспринимать широкий мир зауженным способом, это разве не магия? Всё общество целиком проделало с тобой такие манипуляции, от которых ты перестал видеть очевидные для любого зверя или растения вещи.
Она хотела ещё что-то добавить, но промолчала. Я тоже молчал, осознавая себя в настоящей сказке. Вновь пришло состояние тишины, но теперь к нему добавлялись произрастающие из этой тишины узоры новых связей. Эти стебли-лианы связали всё со всем в один живой клубок. Этот клубок был беспредельным. Лианы-узоры, как на росписях. Травница. Она передавала силу умного мира растений глупым людям. Пыталась лечить от глупостей.
– Я из-за кукол к вам приехал.
– Знаю.
– Вы не поняли. Я хочу себе сделать место работы. Куклы в этом участвовали.
– Пока, не понял ты – сказала она мягко. Куклы не смогли бы тебя привести сюда, если бы ты не придумал новую работу. Поэтому ты её придумал.
Я вспомнил свой лёгкий поклон куклам.
Когда я уходил, Евдокия дала номер своего телефона и сказала, что в нашем городе живёт один интересный человек. Назвала его имя и адрес. Посоветовала к нему обратиться по поводу кукол, чтобы не было неожиданностей. Помня свои тяжёлые сны, я поблагодарил её за помощь, и сказал, что встречусь.
На обратном пути я, как и хотел, съехал с моста и немного проехал вдоль реки по тропинке. Разделся полностью вместе с трусами, искупался и лёг на траву обсыхать. Вода смыла остроту недавних впечатлений, и обнажила прозрачное понимание нераздельности всего. Оказалось, что это и есть свобода. Что только ощущение своей отдельности ото всего создаёт иллюзию выбора, а с ней и метания по выгадыванию лучшего, которое держит человека в зависимости от самого этого выгадывания. Во всеобщей связанности, кем бы ты ни был, и чем бы ни занимался, ты всё равно держишь в руках весь мир, и только твоё непонимание надуманности границ мешает перейти из одной роли в другую. В этом смысле, куклы являются прибором, регулирующим отношения: насильно, или по доброй воле, ты играешь свою партию в оркестре связей, и это общее звучание льётся рекой времени в неопределённость будущего.
13
Войдя в свою комнату, я тут же включил комп. Пока он настраивался, сходил на кухню, положил себе еды, вернулся с тарелкой к монитору и включил свою почту. Ответ от Глеба Олеговича уже был. Сердце забилось чаще. Открыл ответ. Моё предложение было принято. Мне предлагалось стать менеджером по закупкам, и обсудить условия работы. Это требовало от меня однозначного решения, а я боялся за свою шкуру. Говоря понятнее, за своё жизнеобеспечение. Предложение новой работы означало для меня автоматическое увольнение со старой. Я никак не мог совместить их обе. Увольнение посередине рабочего цикла означало увольнение навсегда. Никто не будет иметь дело с человеком, который исчезает в разгар сезона. Понятно, что есть возможность уехать в какой-нибудь центр, жить в общаге и ненормированно пахать за это проживание. Можно, конечно потом с кем-нибудь договориться и снять комнату, но от этого пахоты не убавится. И проживу я жизнь своего отца, отщёлкивая годы. Если бы не перестройка и не моё рождение, то он бы тоже мог кем-то стать. В больших городах с этим проще.
В ответе Глебу Олеговичу я написал, что мне хотелось бы в общих чертах понимать ориентировочные суммы моей зарплаты, так как мной будут задействованы, в основном, те же люди, которые являются сейчас сборщиками ягод и грибов. Мне придётся их перекупать на новое для них дело, и закупщики со старого места работы будут так же обращаться к моим поставщикам, что осложнит дело. Я, так же, попросил выслать фотографии нужных растений с их названиями, чтобы проконсультироваться со специалистом о территории их произрастания в нашей местности, так как, возможно, тогда я смогу расширить области сбора и уйти от конфликта с конкурентами.