Звон монет убивает

Лачуги нависают над оврагом как ласточкины гнезда на скалистом утесе. Улиц нет – одни переулки. О названиях речь вообще не идет. Проходы между домишками отцы города попросту пронумеровали.

Блюстители сюда показываются лишь в экстренных случаях. Да и то на своих двоих. Если в узких переулках еще могут разминуться три человека, то милицейский “бобик” сюда въедет только по частям.

Под колеса бросились колдобины, заполненные битым стеклом и печным шлаком вперемешку с гвоздями. Дальше ехать столь же благоразумно, как взять в руки шило и превратить покрышки в подобие дуршлага.

Я оставил машину у входа в Шестой переулок, и продолжил путь пешком. Звуку моих шагов аккомпанировала слаженная ругань дворовых собак. Хорошее место для проживания выбрал оружейных дел искусник. Подойти незамеченным не сможет и Чингачгук.

Дом Левши виднелся издалека. В тупике, как и говорил Торгаш, на самой верхней точке холма, над оврагом. Неприступная крепость. С этой высоты можно в одиночку удерживать наступление целой дивизии в течение месяца.

Увитый малиной забор на две части разделила кривая калитка. Электрический звонок отсутствовал. Я подергал старинную ржавую ручку под мелодичное тявканье дворовой шавки.

– Есть кто дома?

На зов вышли метр восемьдесят от земли до загорелой макушки. Из спортивных штанов голый торс мощным треугольником. Надбровные дуги неандертальца и тяжелый взгляд Тайсона. Крепкий как сталевар бритоголовый полубандит при отличных золотых коронках. До матерого головореза не дотягивает возрастом – четвертак ему от рождения.

– Так это ты, мусорок, на рынке шухер навел? – пробасил Левша. – Мне только что вернули товар. Чем ты напугал того остолопа?

– Мокрухой. Ваше изделие отличилось.

– Не гони!

– Я еще не запряг. Но у вас все впереди.

Левша осклабился:

– Ты на себя в зеркало смотрел, ямщик засушенный? Чего понтуешься?

– Репетирую. Меня пригласили на роль крутого парня. Не обращайте внимания.

– Не люблю актеров! Мое настроение сегодня на нуле, ментенок. Валил бы ты отсюда!

– Я частный детектив, и мне нужна информация. Есть одно мокрое дельце. Не исключено, что пистолетик для него убийца купил у вас.

Левша ухмыльнулся. У обычного человека этот оскал вызовет судороги тройничного нерва. Мне такие гримасы дарят через одного. Привык я уже.

– Все сказал? Теперь вали. Еще раз тебя здесь увижу… у нас тут много бродячих собак. Недавно бомжа съели. И таким долботехником как ты не подавятся.

Левша наслаждался каждой буквой своей угрозы. Упражняется. Вырабатывает властный голос. Зачем терять возможность, тем более что я дышу ему в грудь? Риска ведь никакого.

Я улыбнулся.

– Послушайте меня внимательно, уважаемый. Я вас не оскорблял. На первый раз прощаю, но имейте в виду: следующего не будет. Не хочу причинять неприят…

Я успел заметить только легкое движение. В тот же миг я рассмотрел витки нарезки в стволе маленького револьвера. С десяти дюймов это несложно. В носу хозяйничал запах машинного масла.

– Пшел, сучонок! – гаркнул Левша.

В таких ситуациях я действую автоматически. Левой я схватил руку с пистолетом за запястье и отвел ее вверх, а основанием правой ладони врезал Левше снизу в челюсть. Зубы лязгнули так, словно захлопнулся стальной капкан. Голова рванулась назад, и затем безвольно обвисла на груди. Бить коленом в пах не понадобилось.

Револьвер все еще оставался в руке Левши, но воспользоваться оружием грозилка уже не мог. Парень обмяк, как пластилиновая фигурка на солнце, и мне пришлось схватить его за штаны, чтобы не дать ему упасть. Я пригвоздил полубандита к забору и отнял пистолет у расслабленных пальцев.

Надо было предупредить, что меня два года в разведроте не пирожки учили стряпать.

– Ты слушал невнимательно, – сказал я. – Перебил на полуслове…

Я приставил ствол к переносице Левши. Потом показал свадебное фото Леночки Северцевой.

– Смотри сюда! Тебе эти люди знакомы? Жених, невеста, или кто другой?

– Ты сломал мне зуб!

Я взвел курок.

– Продолжай в том же духе, и я проветрю тебе мозги!

Парень вытаращил гляделки размером с киви.

– Впервые вижу! – прохрипел он, не сводя квадратных глаз с пистолета.

– Не смотри так внимательно на пушку. Это чревато близорукостью. Взгляни на фото.

Левша дико вращал зрачками. В данной ситуации эти движения означали отрицательный ответ.

– Подумай хорошенько, кого отмазываешь. Они всего лишь клиенты, а твой лоб рядом с пулей.

Удерживая курок большим пальцем, я нажал на спуск. Теперь Левшу от смерти, а меня от тюрьмы отделял даже не волосок. Но мой собеседник понимает только такой язык. Я успел сказать лишь:

– Через несколько секунд рука устанет, дрогнет, и…

– Невеста! Она покупала пушку!

– Что?!

Я выматерился. Все насмарку! Леночка купила револьвер сама! Что за идиотизм?!

Левша сжался и побледнел. Стуча зубами, прошептал:

– Ты спросил, я отве… Держи курок!

Я опустил револьвер.

– Когда она приходила?

– Я дневников не веду! – парень взял себя в руки и вспомнил о дерзости.

Я поднял ствол.

– Недели две назад. Точно не скажу.

– Как выглядела?

– Обычная баба. Только беременная.

– И ты продал ей пушку?

– Ну да!

– Ее застрелили из твоей поделки. Не жалко?

Левша не ответил, лишь опустил взгляд. Я продолжил:

– Как она тебя нашла? Ты по округе расклеил объявления?

– Бог ее знает! Пришла, и все. Я не спрашивал.

– Цель покупки объяснила?

– Для защиты. С пушкой ей гулять спокойнее.

Я надеялся на большее. Но вряд ли Левша мог бы обрадовать меня чем-то полезным. Я даже не знал, что у него спрашивать. Все как-то враз исчезло, стерлось, размазалось… Сначала Торгаш, теперь Левша. Куда направить талантище Великого Сыщика? Где искать убийцу Олега Северцева?

– Добавить ничего не хочешь? – спросил я.

– Я мало сказал?

Я дал Левше визитку.

– Телефонируй, если замучат воспоминания.

Ненавидящий взгляд, подрагивающее веко. Новый поклонник наберет мой номер лишь для того, чтобы уточнить, мой ли некролог попался ему на глаза.

Я указал взглядом на револьвер.

– Сколько у тебя этого дерьма?

– Последний.

– Угу! А я – сын Моники и Билла. Но ты наверняка закопал арсенал от дома подальше. Хочешь совет?

– Нет!

– Сверни ты свой бизнес к монахам.

– А жрать мне что, сердобольный?

– Так что ж теперь, пушки беременным продавать? Не можешь золотым рукам найти другого применения? Впрочем, как знаешь. Тебя от твоего занятия отучат только наручники.

Я разрядил барабан, оставив один патрон. Затем набил ствол песком, взвел курок, и что есть мочи бросил пистолет о камень. Самоделки такой экзекуции не выдерживают. Хлопнул выстрел, и револьвер превратился в непотребную железку. Теперь проще изготовить новый экземпляр, чем восстановить вздутый ствол и покореженную казенную часть.

– Сделай то же самое с оставшимся арсеналом, – сказал я, стирая свои отпечатки с останков револьвера. – Узнаю еще хоть об одной проданной пушке – помогу тебе сесть надолго. Вперед, за орденами!

– Уже побежал!

Осознав, что я безоружен, Левша осмелел. Он даже шагнул в мою сторону. Я ухмыльнулся.

– Расслабься! Если помнишь, я отобрал у тебя пушку голыми руками.

Левша раскинул остатками разума, и отступил. Так он и стоял у забора, плюясь кровью мне в спину, пока я спускался к машине.

*

*

Все насмарку! Толку с того, что я узнал о черной работе Леночки ради светлого будущего Германии? Деньги-то где? Что пользы от беготни с секундомером, если подозреваемый прогулялся по дну реки, забыв отрастить жабры? Кому нужны исследования тайной жизни Центрального Рынка? Торгаш никого не видел, зато Леночка лично купила револьвер у Левши. Вот так явилась среди бела дня, и отвалила парню цену своей смерти. А накануне Святой угодник Николай поведал рабе божьей Елене, в каком Шестом переулке народный умелец клепает маленькие пистолетики…

В раздумьях не заметил, как стемнело. Глянул на часы. Одиннадцать. Звякнул телефон. Сняв трубку, я услышал короткие гудки. Ошиблись номером?

Через минуту – новый звонок. Беру трубку. Опять короткие гудки.

Третий звонок. Я поднял трубку мгновенно, рявкнул:

– Да!

Короткие гудки. Я швырнул трубку так, что телефон взвизгнул жалобным скрипом.

Закурил. Помогло – вспомнил, что давным-давно приучил друзей звонить без монетки из телефона-автомата, стоящего напротив моего дома. Я выглядываю в окно, вижу визитера, и спускаюсь открывать подъездную дверь. Нечто вроде безголосого домофона. Но зачем донимать меня трижды, если я беру трубку? Можно и крикнуть: первый этаж ведь не девятый. Да и свет в кухне горит…

Я вышел на балкон, и попытался вглядеться в темень.

Но увидел лишь бесцветную вспышку. Пулю я опередил на долю мгновения. Стекло изящно тинькнуло, пропуская сквозь себя смертоносный кусочек свинца. От отверстия расползлись по сторонам кривые трещины. Я картинно воздел руки горе и рухнул. Падать пришлось по настоящему, больно, с грохотом и криком. Все должно выглядеть натурально.

Падая, краем глаза уловил второй плевок пламени из ствола. Эта пуля рикошетом отлетела от оконной решетки и с визгом выбила из бетона запах пыли. Я же недавно зашпаклевал стену и выкрасил белейшей акриловой краской!

Здесь, на полу, я в безопасности. Ограждение балкона из тонкой железобетонной плиты выдержит автоматную очередь.

Первая пуля впилась в раму кухонного окна. Второй кусочек смерти, отразившись от бетона, плюхнулся на пол и подкатился к моему носу. Довольно удачно. Можно обмозговать варианты, не покидая убежища. Вставать было нежелательно.

Разглядывая ночной подарок, я улегся поудобнее и оперся подбородком о кулак. Вокруг тихо, как в танке, засыпанном в угольной шахте. Будто и не норовили лишить живота замечательного парня Аристарха, а так, детишки пошалили петардами.

Пуля расплющилась о бетон, не оставив баллистикам шансов. Но не надо быть Холмсом, чтобы определить калибр. А он явно не пушечный. Даже не девять миллиметров. Что-то в последние дни зачастили встречи с пистолетами, стреляющими маленькими пульками. Не далее, как сегодня днем, в гостях у Левши, я держал в руке подобную игрушку.

Стрелок не глуп. На фоне освещенного окна я представлял собой идеальную мишень. Как в телевизоре с диагональю, равной диагонали остекления моего балкона. Стрелявшего увидеть я не смог бы, даже стой он в метре от дома. К тому же вспышка от выстрела слепит жертву, скрывая лицо спустившего курок.

А чего стоит способ вытащить меня под прицел? Звякни наивному дурачку три раза – он и выглянет из своей норки. Дерни за веревочку…

Я выполз с балкона, миновал кухню, не отрывая брюха от ковра, и пролез в комнату. Оставив свет включенным, – пусть стрелок думает, что попал, – я осторожно покинул квартиру.

Революционный “Маузер” приятно тяжелил кобуру и вселял жалость к моим врагам. На кой мне современные рогатки, если старый добрый товарищ с деревянным футляром-прикладом калечит мишени за километр? Против двадцатки саженей у “Макарова”…

Я выскользнул на лестничную площадку, спустился в подвал, и вышел из соседнего подъезда.

Я обшарил окрестности всего за три минуты: каждый аршин в радиусе полукилометра знаю на ощупь. Но тщетно. Или повезло убедить стрелка в его меткости, и я упал правильно, или…

Черт меня дернул дать Левше визитку! Если не он, то кого еще распирают нежные чувства ко мне? И кто из поклонников Великого Сыщика тесно связан с малокалиберными пистолетиками?

*

*

Подъезжая к Шестому переулку, я погасил фары и выключил мотор. Остаток пути двигался накатом под еле слышный шорох шин и оглушительный стрекот сверчков. В кромешной тьме понадобилось умение вести машину на слух. Здесь придорожные фонари раньше, чем за неделю до выборов в мэрию, не зажигаются.

На стук в калитку отозвалось безмолвие. Лишь дворовая шавка затявкала как-то вяло, не выказывая носа из будки. Или переела за ужином, или напугана.

С минимальными потерями я миновал забор Левши в виде непролазного малинника. Оцарапанная ладонь и пятна сока на шортах не помешали мне пройти к жилищу. Тусклый свет запыленной лампочки, висящей над крыльцом, подсвечивал мне путь. Незапертые двери приглашали войти, а я и не думал отказываться.

В доме витал дух годами не мытой пепельницы. Пивная банка без горлышка, полная окурков, смотрелась на столе как мусорный бак на танцплощадке. Еще естественнее рядом со стулом выглядело помойное ведро с ворохом окровавленных бинтов внутри. Когда я подошел ближе, нос разорвался надвое от резкого запаха йода. Левша подрабатывает фельдшерством, или целитель понадобился ему самому?

На вопрос ответил шорох над головой. Кошка? Для домашнего тигра тяжеловато. Гадал я недолго.

– Спускайся вниз, дружище! Оно тебе надо – пыль чердачную глотать?

Моя речь впиталась в тишину. Но не в гробовую. Я уловил приглушенный перекрытием звук, изданный живым существом. Нет, крысы так не чихают.

Я сказал, теперь уже громче:

– У меня в руке детская игрушка в виде пистолета. Калибр позволит запросто пробить трухлявый потолок вместе с твоей тупой башкой!

Ждал я ровно минуту. Наконец смысл обращения до адресата дошел. Сверху донеслись кряхтение и громкая возня.

– Бежать не советую. Если ты в школе учился, должен знать, что пуля быстрее человека. Или ты Бэтмен?

– Хорош тарахтеть! – прокудахтал Левша.

Когда он появился в дверях, я не смог удержать смешок. Лицо Левши, похоже, тащили по асфальту пару кварталов, а потом натерли кактусом. Вся морда в царапинах, ссадинах, и цвета йода. Штаны в пыли, паутине и древесной трухе. На левом плече повязка.

– Чего скалишься? – поздоровался Левша. – Твое счастье, что я без пушки!

– Послушал моего совета, и избавился от арсенала?

– Мне помогли.

– Кто?

Левша прошел мимо меня легко, словно “Маузер” в моей руке не опаснее ромашки. Усевшись за стол и прикурив, револьверных дел мастер посмотрел мне в глаза. Выглядел он устало и отрешенно.

– Я не обязан тебе отвечать, а ты не заставишь, – сказал Левша. – Убьешь – не отмажешься.

– Не скажи. Эта штука, – я кивнул на свой “Маузер”, – не зарегистрирована. Щелкну тебя пулькой по лбу и положу пушку рядом. Ментам поведаю, что пришел по наводке, а тут твои мозги по всей хибарке. Я намекну, кого следует хорошенько встряхнуть на Центральном рынке, и все узнают, какой ты нехороший мальчик. Кому поверят: мне или твоему трупу?

– Никто не заставит меня говорить правду. Даже ты со своими бабскими угрозами.

Сев напротив храбреца, я откинулся на спинку стула, скрипучего, как ржавые доспехи. Не выпуская из руки, пристроил “Маузер” на бедре.

– Опять не угадал, – сказал я. – Поиск пропавших людей – часть моей профессии. Соврешь и скроешься – найду и убью. И ничего мне за это не будет. Я найду способ заставить тебя выстрелить первым, и ты – труп. И опять я чист: представлю свое деяние актом самообороны. Кстати, у меня и сейчас есть повод.

– Какой? Я безоружен и сижу тихо.

– А полчаса назад стрелял в меня из водяного пистолета. А те две пули на мой балкон занесли птички.

– Как я мог это сделать? Я левша, и у меня дырка в левом плече, не заметил? Уже час, как я мотаю бинты.

Я швырнул в Левшу спичечный коробок. Прием стар как пирамиды, но действует с надежностью песочных часов. Левша уклонился, вскинув левую руку, чтобы отбить коробок. И застонал от боли, вцепившись в повязку. Он настоящий левша. И он действительно ранен. А какой левша стреляет с правой?

– Ты продырявил себе мышцу, не задев кость, чтобы у меня не возникло подозрений, – сказал я. – До свадьбы заживет, а ты отмазался. Кого ты пытаешься обскакать?

– Не веришь?

– Кто в тебя стрелял? Я могу помочь в поисках.

– Сам управлюсь.

– Ты в такой работе ни черта не смыслишь. Ты умеешь делать хорошие пистолетики и продавать их беременным женщинам. А я знаю, как идти по следу.

– Спасибо, не надо!

– Ты хотел продать пушку, а клиент решил сэкономить, и стрельнул в продавца. Угадал? О чем молчит раненый джигит?

Левша опустил забегавшие глаза. Потирание повязки он сопровождал частыми затяжками, не вынимая сигареты изо рта.

– Пуля в плече? – спросил я.

– Прошла навылет.

– Счастливчик. В больницу отвезти? Я на машине.

– Сам дойду, если припечет.

– Пока жив, вспомни, кто продырявил твою руку. Виновным в обстреле моих окон я все еще считаю тебя.

– Если я тебе расскажу, ты отстанешь?

– Мы не на базаре, и ты не в том положении, чтобы торговаться.

Левша потер затылок, и заговорил:

– Часа полтора назад пришла баба и попросила продать пушку. Ты днем револьвер испортил, но у меня остался еще один. Я последний экземпляр не отдаю никогда: у нас район стремный, с голыми руками ходить опасно. Я подумал, раз меня нашел ты, значит и конторе не трудно. И ты еще говорил о мокрухе… Короче, решил я спихнуть последнюю пушку, и на время завязать. Чего лыбишься? Я не брешу!

– Ты уж извини, но поверю в твое перевоспитание лет через десять. А пока это только благие намерения.

– Иди ты… Я тебе правду, а ты издеваешься! Ладно, мое дело рассказать. Принес я ей товар, показал, как работает. Она прикинулась дурочкой и попросила подержать пушку в руке. Мол, примерить, не тяжела ли ей будет покупка. Мужикам я этого не позволяю, но это же баба. Кто знал… В общем, на ее уговоры я повелся.

– Не умно.

– Первый патрон дал осечку. Никогда такого не случалось. Это судьба…

– Постой, ты забежал вперед. Она в тебя выстрелила?

– Хотела, но пушка дала осечку. Пока она второй раз нажимала на спуск, я успел отскочить, и рванул на выход. Я уже прыгал через забор, когда почувствовал дырку в плече. А там начинается овраг. Ну, я и покатился вниз.

– Вот где ты себе личико-то отшлифовал!

– Сначала пересчитай рожей все кусты, а потом остри.

– Ладно, проехали. Говори.

– А больше мне сказать нечего. Я долетел до дна оврага, и ушел к реке. Партизанскими тропами вернулся домой. Она уже ушла, и пушку мою прихватила. Видать, думала, что я свинтил себе шею. Я и сам удивляюсь, как жив остался: склон почти вертикальный, метров двадцать высотой. Если б не кусты… Найду – убью суку!

Его слова могли быть правдой. После нашего дневного разговора Левша должен встречать меня с оружием в руках. Вместо этого он забрался на чердак. Значит, арсенал действительно опустел. И еще я подумал, что стрелял в мое окно не Левша. Откуда он знал, как выманить меня на балкон? И не мог он вернуться домой раньше, чем сюда приехал я. Разве только взял такси, но так светиться не стал бы даже кретин: ведь водила мог его опознать.

– Как она выглядела? – спросил я.

– Расфуфыренная как халява. Намазанная как кукла.

– Это ты увидел в темноте?

– У меня во дворе фонарь. Хотя этот кошмар и ночью разглядишь, даже с километра.

– Что-нибудь особенное заметил? Шрамы, четыре ноги, протез головы?

– Зуб у нее болел. Щека опухшая, говорила она плохо.

Недурно! Намазала на лицо три слоя косметики, набила рот жвачкой, чтобы имитировать флюс и изменить голос – ищи ее теперь…

Вдруг мозги задребезжали, как стекла в будке стрелочника от проходящего эшелона. Кто мог знать, что я подойду к окну на звонок из телефона-автомата? Друзья и за редким исключением клиенты. Но им я не успел так осточертеть, чтобы они здоровались пулями. Только… Мать Леночки попала в мой дом именно таким макаром. Я сам предложил ей этот способ в первые минуты нашего знакомства!

– Ты у клиентов руки рассматриваешь? – спросил я.

– Конечно! Когда за их ручками следишь, легко понять, что у них на уме. Я же им пушки продаю заряженные. Тут смотри в оба.

– Что ж сегодня не углядел?

– Я уже говорил.

– Ну-ка вспомни. У беременной, которой ты продал револьвер две недели назад, ногти длинные?

– Как у всех баб. Полметра.

– И левый безымянный палец забинтован, перевязан, или рука вообще в перчатке, не так ли?

– Ты ясновидящий?

– Яснопомнящий.

– Забинтован. Я думал, она порезалась, или еще что.

– Она загорелая, твоя беременная покупательница?

– Ты видел в нашем городе не загорелых?

– Спасибо за рассказ.

Я вложил “Маузер” в кобуру, забрал свои спички и направился к выходу.

– Ты куда? – окликнул Левша.

Я остановился на пороге.

– Домой. Я иногда сплю. А ты лечись, и со своим ремеслом завязывай. Скоро здесь будут менты.

– Не надо ментов, а?

– Поздно. Ты меня не послушал, и попытался продать остатки товара. Своей жадностью ты меня едва не вогнал в гроб, но не в этом суть. Скоро один из твоих покупателей решит уменьшить себе срок, и сдаст тебя с потрохами. Остановить я его не смогу. Да и не захочу.

– Что ж теперь…

– Рвать коготки. Такова твоя планида.

– Тебе легко говорить! Куда я без денег? И еще это, – Левша кивнул на раненое плечо.

– Радуйся, что остался жив. Она стреляла не потому, что не хотела платить за револьвер. Она хотела получить оружие, и заодно убрать свидетеля. Адиос, амиго!

Я оставил Левшу, захватив ключ от калитки, что висел на гвозде у дверного косяка. Лазать по ночам через увитые малиной изгороди не так уж и романтично.

Вернулся домой через подвалы. Свет в кухне не выключал: вдруг стрелку вздумается нагрянуть с проверкой. Пусть восхваляет свою меткость, хороня Великого Сыщика.

*

*

В восемь утра я подъехал к месту, где выловили машину Олега. Вчерашние помощники уже ждали. Я отдал пацанам обещанные крючки из своего НЗ. Японские, с зазубринами для червя, кованые…

В лачугу Леночки я вошел в половине десятого.

Я сидел в прихожей, в кресле, принесенном из спальни, и глазел на клумбу через открытую дверь.

Ровно в десять затявкали соседские собачонки. Я увидел, как поднимается рычаг запора калитки, и поспешил навстречу гостье.

Часом ранее я ей позвонил. Трубку взяла Клавдия Петровна. Изменив голос, я попросил к телефону ее дочь. Когда трубку подняла Вика, я вернул себе прежний голос:

– Это Аристарх.

– Но… – ее тон выдал удивление, будто она говорила с трупом.

– Есть свежая версия исчезновения восьми тысяч, гибели Олега, и инсценировки самоубийства Леночки. Как вы считаете – стоит ли в очередной раз огорчать Клавдию Петровну неприятными подробностями? Если нет, тогда жду вас в доме Леночки через час. Мы вместе обсудим, какие факты достойны внимания и нервов вашей матери, а чем можно и пренебречь. И подумайте, говорить ли ей, кто звонит и почему.

– Ждите. Я приеду.

И вот она передо мной.

Я пропустил гостью вперед, запер калитку, и пошел в двух шагах позади Вики. Лавируя в изгибах тропинки, мы приблизились к лачуге Леночки. У крыльца я споткнулся и задел рукой сумочку Вики. Девушка фыркнула, окатив меня брезгливым взглядом. Я рассыпался в извинениях:

– Ох! Простите! Не привык ходить по каменной тропинке. Все больше асфальтовые тротуары…

– Смотрите под ноги!

Сумочка Вики, которую я задел нарочно, весила много больше предполагаемых в ней губной помады, пилочки, и остальной мелочевки, какой обычно набиты дамские хранилища косметики. Черный лакированный дерматин сумочки скрывал за собой нечто тяжелое и компактное.

Я уступил даме кресло в прихожей. С того места через входную дверь открывался отличный вид на дворик с клумбой. Сам я взгромоздился на подоконник, устлав его газетой. Вика сидела молча, вглядываясь мне в глаза, словно хотела прочесть мои мысли. Игру в смотрелки она проиграла. Первый раунд за мной.

Мужиковатая леди в неизменных черных джинсах и блузке с коротким рукавом заговорила:

– Кажется, вы хотели мне что-то объяснить?

– Клавдия Петровна в курсе вашего маршрута?

– Как вы и просили. Зачем лишний раз огорчать маму?

– Я не просил. Я предложил, а вы согласились.

– Не цепляйтесь к словам!

– Вы любите сказочки, Вика? “Маша и медведи”, “Конек-Горбунок”, помните? Еще есть “Две сестры”… Нет, это быль. Новейшая история. Хотите, расскажу?

– Что вы несете? Не хватило на опохмелку?

– Может, послушаете, прежде чем ставить диагноз?

– А когда мы будем говорить о деле?

– Я пытаюсь начать.

– Мне казалось, вы взрослее.

– Вчера вы уверяли, что я нуждаюсь в погремушках.

– Я пришла сюда пререкаться?

– Не хотите слушать сказку… то есть быль – никто вас не держит.

– Вы невыносимы, Аристарх! Говорите, но поскорей!

Два ноль в мою пользу. Она согласилась на встречу, чем проявила интерес к моему рассказу. Она не уйдет, дослушает до конца. И сориентируется на месте. Старо, как первая кража каменного топора.

– Итак, жили-были две сестры, – начал я. – Младшая – Вика – работала в салоне красоты и завидовала обеспеченным женщинам, желая себе их жизни. Модные шмотки, дорогие автомобили, шикарные мужчины… Старшая сестра Вики – Леночка – жила не одна, но с любимым мужем Олегом. В бедности прозябала ужасной, ждала ребенка… Желая оградить сына от нищеты, Леночка в спайке с Мишей – бывшим ухажером – через интернет нелегально трудилась на благо Четвертого Райха. Олег, ее муж, тем временем пропивал и прогуливал по бабам всю свою зарплату таксиста. Как вам быль?