bannerbanner
Шумные соседи
Шумные соседиполная версия

Полная версия

Шумные соседи

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
7 из 14

Я вспомнил про камин, в котором сжёг пакет конопли. Я решил донять Ковылякина не мытьём, так катаньем. Я понадеялся на то, что после моего ухода Ковылякин заслонку на дымоходе камина не трогал, оставил дымоход открытым. Иначе тяги в дом не будет, и дым сквозь щель между входной дверью и полом в дом не затянет.

Погода собралась оказать мне посильную помощь. На небе появились дождевые тучки, а перед дождём, как известно, дым столбом не стоит, стелется по земле.

Я нашёл на отмостке дома старый черенок от лопаты, подпёр черенком дверь чёрного хода, из которого Ковылякин удрал с пакетом конопли. Я не хотел, чтобы Ковылякин проделал со мной тот же фокус, что и утром.

Возле домика на куче хлама я заметил изъеденный ржавчиной лист кровельного железа.

Я притарабанил лист к порогу домика, уложил поближе ко входной двери. У калитки я нашёл кучку хвороста, в бардачке джипчика откопал зажигалку. Через минуту хворост перекочевал на лист железа, что я расположил у входной двери Ковылякина.

Хворост занялся в три секунды. У зажигалки даже не успел нагреться стальной кожушок, прикрывающий сопло.

Пока хворост разгорался, я оборвал всю траву, что росла возле крыльца. Когда костерок уже трещал сучьями вовсю, я накрыл горящий хворост охапкой травы. Раздался треск, шипение, сквозь пучки травы повалил густой белый дым. Вверх не пошёл, принялся стелиться по земле. Больше половины дыма устремилось под дверь домика, в широкую щель между дверью и полом.

Когда я увидел, с какой силой дым от моего костерка всасывался в домик, я понял, что не ошибся, когда предположил, что заслонку в дымоходе камина Ковылякин после меня не трогал. Иначе такой сильной тяги внутрь домика мне бы не обломилось.

Я добавил в костерок охапку свежей травы, чем поддал дымку.

Через три минуты внутри домика раздался приглушённый кашель. Минуту спустя кашель повторился. Затем кашель сменился чихом. Через пять секунд дверь, под которой я развёл костерок, отворилась.

На пороге стоял Ковылякин.

Носом Ковылякин уткнулся в один конец полотенца, слёзы утирал другим.

Позади Ковылякина, внутри домика дым стелился слоями. Дымовая завеса была настолько плотной, что противоположной стены домика я рассмотреть не смог. Как Ковылякин не угорел, не знаю. С другой стороны, человеку, курящему коноплю, к дыму в лёгких не привыкать.

Затем я совершил незаконное деяние. Со словами: “Это тебе за стрелку на пляже, придурок!” я треснул Ковылякина по лбу. Ковылякин потерял равновесие, свалился на задницу. Я хотел было стукнуть Ковылякина ещё разок, да произнести с пафосом: “А это тебе за подъезд!”, как на мой затылок, на свежую и сверхчувствительную шишку, упала капля. Мне показалось, что капля была размером с апельсин. Во всяком случае, так сказала моя шишка. Я поднял взгляд, увидел над головой тучку.

Пока я рассматривал тучку и спрашивал себя, будет лёгкий дождик или ливень, ещё одна капля попала прямо мне в бровь, отразилась от многострадальной надбровной дуги, залила глаз. Ощущение было такое, словно меня хлестнули по глазу мокрой тряпкой.

Через секунду начался ливень. Я стащил железку с костерком с крыльца, протащил с метр, оставил костерок на растерзание ливню, забежал в домик.

Ковылякин всё это время мотал головой, кашлял, отходил от угара и удара по лбу.

Чтобы на пару с Ковылякиным не дышать тем же дымом, которым я накачал домик, я распахнул окна. Через минуту от дыма остались воспоминания и едкий запах.

Я включил на мобильнике диктофон, сунул мобильник в карман.

Как я лупил Ковылякина, описывать не стану. Скажу только, что дал Ковылякину по шее. Я шлёпал парня по-отечески, с любовью, так, чтобы подать на меня в суд за жестокое обращение с животными Ковылякин не смог. С каждой оплеухой я приговаривал, что минуты Ковылякина сочтены, если не расскажет, чем занимался с момента моего отъезда.

В доказательство вины Ковылякина передо мной я сказал, что на пляже “Стрелка” орлы назвали фамилию Ковылякина, а не Пупкина. Да и кто мог знать о том, что пакет с коноплёй, по поводу которого орлы со “Стрелки” со мной собирались потолковать на стрелке, остался у меня?

Ковылякин запирался всего-то минуты три, а когда раскололся, то юлить не стал. Признался, что подослал травокуров, чтобы отобрали у меня пакет с травкой. Добавил, что не знал, что они такие идиоты, чтобы называть его имя. Я сказал, что в первую очередь идиот Ковылякин, потому как даже если бы орлы на “Стрелке” фамилию Ковылякина не упомянули, любой дурак и без того догадался бы, чьи интересы орлы представляли на стрелке.

Затем Ковылякин сознался и в нападении на меня в подъезде. Причём сознался не из страха перед побоями, а из бравады в стиле “сейчас ты бьёшь меня, но было время, когда я тебя треснул так, что ты свалился носом в угол, где отливают бомжи да бродячие псы”.

На вопрос, за что я удостоился чести быть отоваренным самим паном Ковылякиным, пан со злым огоньком в глазах сказал, что за сожжённую коноплю, потому как своей глупой выходкой я пустил Ковылякина по миру, а такое прощать нельзя.

Я спросил, в каком смысле я пустил Ковылякина по миру. Ковылякин ответил, что в самом что ни на есть прямом. Тот пакет конопли, что я сжёг, Ковылякин уже наполовину продал. То есть взял у покупателя авансом половину стоимости товара. Если говорить языком торговли, то Ковылякин работал по схеме предоплаты в пятьдесят процентов.

Аванс Ковылякин получил, да с Хребтоломом разделил. Деньги, понятное дело, потратились сами собой, да считай мигом, а товар я сжёг, и заменить нечем. Оттого Ковылякин и разозлился, ведь покупатель, когда узнает, что товар сизым дымком улетел в небо, потребует вернуть вдвое больше, чем Ковылякин взял в аванс.

После того, как орлам со “Стрелки” я сказал, что коноплю сжёг, орлы сообщили ужасную новость нанимателю. В тот момент, когда позвонили орлы, Ковылякин сидел на своей даче с Глебом да Хребтоломом, ждал хорошей вести с пляжа “Стрелка”. Тогда кореша-наркобароны ещё не знали, что травка изошла дымом.

Когда Ковылякин поговорил с орлами, да узнал, что на возврат товара надеяться не надо, то послал орлов подальше, сказал, чтобы дачу Ковылякина орлы облетали десятой дорогой, а то крылышки орлам Ковылякин пообщиплет.

Ковылякин, Глеб и Хребтолом принялись думать думу, где взять травки взамен сожжённой. Наскребли по сусекам на косяк, раскурили, чтобы думалось веселее. Вместо того чтобы искать замену сожжённому товару, и думать, где брать деньги на возврат двойного аванса покупателю конопли, Ковылякин захотел мне отомстить.

Устроили военный совет. На совете Ковылякин порешил томагавк войны отрыть, да мне рога пообломать. Хребтолом и Глеб попытались Ковылякина отговорить, потому как связываться с тем, кто отоварил на “Стрелке” троих орлов, не так уж и безопасно. Ковылякин сказал, что кореша или мало выкурили, или чересчур трусливы.

Глеб и Хребтолом дали Ковылякину понять, что умывают руки. Ковылякин корешей выгнал, обозвал трусами, нашёл в заначке ещё на косячок, курнул для храбрости, да и отправился ко мне в подъезд.

Пока Ковылякин заканчивал рассказывать предысторию встречи со мной в подъезде, у меня на языке завертелся вопрос: откуда Ковылякин узнал мой адрес? Ведь при нашей первой и единственной встрече я Ковылякину визитку с адресом не оставлял. Глебу оставлял, Ковылякину и Хребтолому – нет. Я подумал, что Ковылякин чего-то не договаривает.

Хорошо, что я задал завертевшийся на языке вопрос без обиняков и почти сразу, как вопрос появился. А то начал бы прикручивать версию к версии, в итоге оказалось бы, что всё проще пареной мыши, а я уже разошёлся, а меня уже понесло.

Всё оказалось таки проще накладных ногтей. Когда Ковылякин решил настучать мне по голове, то вспомнил, что не знает, где я живу. Глеб напомнил, что накануне, перед тем, Вадик позвонил с мобильника Глеба мне, чтобы я проведал Самуилыча, Вадик сказал, что я живу рядом, сосед по подъезду. Так вопрос с моим адресом и решился. О моей визитке в своём портмоне Глеб, похоже, и не вспомнил.

А дальше – дело техники. Ковылякин решил подождать меня в подъезде с монтировкой в руках. Когда Ковылякин приехал ко мне, то увидел, что мой джипчик стоит у дома, значит, я не в отъезде. Когда я спросил: “А если бы я не вышел из дому до утра?”, Ковылякин сказал, что о таких мелочах тогда не думал.

Не подумал Ковылякин и о том, что решил рихтовать мою голову средь бела дня, когда народу на улице полно и Ковылякина могли опознать соседи. Отсутствие осторожности Ковылякин списал на чересчур убойную “травку бесстрашия”, что застрочил в последний “косяк для храбрости”. Ну что с травокура возьмёшь? Ведь человеку, которому мозги заменяет дым конопли, думать нечем.

На закуску я оставил то, за чем, собственно, и приехал: спросил Ковылякина, не хочет ли тот покаяться во лжи, да походя рассказать мне правду о Вадике. Я уточнил, что меня интересует не та липовая правда, которую Ковылякин и иже с ним втёрли следователю казённому, а та правда, которая зовётся правдой, которая только и может быть правдой. Взамен я пообещал Ковылякину, что за заказ меня орлам со “Стрелки” и за нападение в подъезде я Ковылякина стражам не сдам.

Ковылякин без тени беспокойства заявил, что доказать я не смогу ни “Стрелку”, ни подъезд. Тогда я картинным жестом извлёк из кармана мобильник, пощёлкал клавишами, велел диктофону запись прекратить, а плееру проиграть то, что записал диктофон. Плеер проиграл запись ковылякинских признаний.

Ковылякин улыбнулся, сказал, что хотел бы посмотреть, как судья примет мою запись в качестве доказательства с учётом того, что на записи кроме признаний есть и ковылякинские вопли, и звуки затрещин, которые я Ковылякину отвешивал. Ковылякин добавил, что как бы моя запись не посадила вместо Ковылякина меня, даже если я запись подредактирую, и лишние звуки из записи вырежу.

Я признал, что лопухнулся. Другие на месте Ковылякина пали бы ниц, и молили о пощаде в стиле “Дяденька, прости! Всё, что хочешь, расскажу, только в милицию за ухо не тащи!”. Ковылякин оказался не таким уж и тупым, в законах мало-мальски разбирался.

Когда Ковылякин сообразил, что моя затея с запугиванием провалилась, то словно шубу с барского плеча, бросил: “Зря старались. Алиби у Вадика всё равно настоящее”. Ковылякин добавил, что я, конечно, могу Ковылякина бить хоть до смерти, а другого об алиби Вадика не узнаю, потому как другого не может и быть. Так что я могу Ковылякина хоть резать, хоть тесать на ковылякинской голове кол.

Я пригорюнился, поплёлся к джипчику. Нет, я, само собой, сохранял весёлую мину. Ещё не хватало, чтобы перед всякими ковылякиными я заливался слезами! Но, как ни крути, а я пролетел как тот пиломатериал над Парижем, потому на душе у меня не скребли разве что самые ленивые кошки.

Когда я вышел за калитку Ковылякина, то влез мокасином в жидкую грязь, отчего мои ноги едва не разъехались с целью усадить меня в шпагат. В пылу беседы с Ковылякиным я и не заметил, что ливень закончился. Я даже не заметил, как долго ливень шёл. Зато по слою жидкой грязи, в которую превратилась внутридачная грунтовка, я мог сказать, что ливень шёл не пять минут и не десять. Я подумал, что такая нетронутая грязь на дороге – равно как и свежевыпавший снег – для следопытов просто подарок судьбы.

Я решил наведаться к Глебу, затем к Хребтолому. Я хотел спросить, почему не предупредили меня о том, что Ковылякин собрался встретиться со мной по поводу сгоревшей конопли. Шутки шутками, а тресни меня Ковылякин чуть сильнее, и я бы склеил ласты. Значит, своевременный звонок от доброжелателя, пусть и без упоминания имён, мог бы спасти мне жизнь. Но Глеб и Хребтолом мне не позвонили. Значит, пришло время провести воспитательную работу. Иначе в следующий раз пацаны за недонесение таки сядут.

*

*

Когда подъехал к участку Глеба, возле бака для воды я заметил на земле шланг для полива. На земле, пропитанной водой после ливня, шланг для полива смотрелся как щепотка сахарной пудры поверх горки сахару.

Один конец шланга был подключен к крану, что на баке для воды. Другой конец уходил внутрь участка. Глебов бак для воды стоял возле самой дороги, потому и шланг лежал, хоть и за забором, но всего-то в метре от проезжей части. Да и забор, что отделял глебов участок от дороги, служил скорее декорацией, чем защитой от непрошенных гостей. Забор мог перемахнуть и ребёнок.

Шланг выглядел почти новым. Рядом с баком стояла катушка – тоже почти новая – для намотки шланга. Оставить такой шланг и катушку возле дороги да без присмотра мог только ненормальный, потому как стырят вмиг. Хороший хозяин за таким шлангом следит как за верностью жены.

Я задал себе парочку вопросов, на некоторые ответил. Зачем дачник подключает шланг к баку? Чтобы полить участок. Зачем поливать участок, если прошёл ливень? Значит, поливать хотел перед ливнем. Только-только собрался, шланг размотал, а тут налетела туча, и всё полилось ливнем. Тогда почему сразу после ливня шланг не смотал? Ждал, пока придёт добрый сосед, и шланг стырит?

Всё скопище мыслей о шланге пронеслось в одну секунду, в ту, когда я наткнулся взглядом на шланг.

Затем я заметил приоткрытую входную дверь домика, где дачничал Глеб. Дверь болталась туда-сюда, билась о косяк как в дешёвом боевике, когда главный герой подъезжает к дому, а там дверь на распашку, замок взломан, дом полон трупов.

Я подумал, что если бы Глеб был дома, то наверняка дверь или закрыл бы, или подпёр хотя бы башмаком, чтобы не болталась на сквозняке.

Я заглушил мотор, выбрался из джипчика, вошёл в домик Глеба без стука.

Даже если бы я и постучал, мне бы не открыли. Кому было открывать, если хозяин дачи лежал у двери с окровавленной головой, притом выглядел трупом?

Я засёк время, когда обнаружил труп, на клаве мобильника набрал: “Труп Глеба. 18.00”, сохранил напоминалку в записной книжке.

Дядька Некто ударил Глеба по затылку бутылкой от шампанского. Конечно, оставался шанс самоубийства. Если некоторые для отправки себя в мир иной бьются головой о стену, то почему Глеб не мог биться затылком о бутылку? Если со всего размаху треснуться черепушкой обо что-нибудь твёрдое, и так раз десять…

Я отогнал чёрный юмор, наказал мозгам думать, а не шалить. В случае неповиновения пообещал мозгам сдать извилины на проверку психиатру. Мозги испугались, принялись за работу.

Убийство Глеба мозги сходу пришили Ковылякину. Я видел, что Глеб убит ударом по затылку, а шишка на моём затылке знать о себе всё ещё давала, причём давала так, что мама не горюй. Потому я немедля вложил бутылку от шампанского в руку Ковылякина. Я думал без заморочек: если Ковылякин стукнул по затылку меня, то почему не мог стукнуть и Глеба? О мотиве я тогда не думал, мозги ещё тормозили после встречи моего затылка с монтировкой Ковылякина.

Я позвонил Юсупу, рассказал о находке, ответил на пару уточняющих вопросов. Под конец Юсуп спросил, каким мёдом мне намазано возле трупов, и как я оказался возле трупа Глеба. Я сказал, что заглянул намылить Глебу шею, да опоздал. Юсуп наказал охранять труп, пообещал прибыть как только освободится.

Я сходил к машине, достал из бардачка одноразовые бахилы, чтобы не наследить на месте преступления. Заодно прихватил перчатки, пачку пластиковых пакетов. Я, Великий Сыщик, и без пакетиков для сбора улик? С лупой сплоховал, забыл в бардачке. Так что образ Великого Сыщика я воссоздал не до конца.

Перед тем как вернуться в домик, я осмотрелся. С тех пор, как осматривался утром, изменений я не заметил. Дачу Глеба окружали полузаброшенные участки. В таком окружении убивать можно хоть с утра до вечера, ведь свидетелей ноль.

Свежих следов, кроме моих, ни на дороге возле участка, ни на участке, ни на дорожке от калитки к домику, я не заметил. Другими словами, убийца Глеба ушёл до начала ливня, иначе на раскисшей земле должен был оставить следы.

Я вошёл в домик, натянул на мокасины бахилы, на руки надел перчатки, приступил к осмотру и параллельной съёмке места преступления на камеру мобильника.

Орудие убийства – бутылка от шампанского – лежала рядом с трупом. На бутылке остались волосы и кровь, но отпечатков пальцев, сколько ни старался, я не углядел.

После осмотра трупа я решил, что Глеб отправился на небеса незадолго до того, как начался ливень, примерно в то время, когда я выкуривал Ковылякина из его домика. С моим выводом сходилось и отсутствие на участке Глеба следов, которые не мог не оставить человек после того, как прошёл ливень, и земля раскисла. Мои следы остались, а следы убийцы испарились?

Как только я установил примерное время смерти Глеба, то Ковылякина из возможных подозреваемых исключил. Всё-таки в момент смерти Глеба Ковылякин либо ещё сидел взаперти в своём домике и глотал дым от моего костерка, либо уже пищал от моих оплеух и отвечал на мои вопросы. В защиту Ковылякина подоспел и вопрос: “Зачем Ковылякину убивать Глеба?”, на который ответа я не нашёл.

Я осмотрел замок входной двери. Замок выглядел целым. До тех пор, пока спецы Юсупа не установили, что замок отомкнули отмычкой, я решил считать, что Глеб либо открыл убийце сам, либо дверь не запирал на замок вовсе.

Поверить, что в ту духоту, которая стояла перед ливнем, Глеб сидел взаперти, я не мог. Потому версию “если Глеб сидел запертым на замок, и таки дверь открыл, то убийцу Глеб наверняка знал” я отбросил сходу. Я решил, что убийца отмычкой дверь не отпирал, а вошёл в открытую дверь Глеба как к себе домой. Другими словами, убийца мог быть как и лучшим другом Глеба, так и залётным, Глебу незнакомым.

Если друзей-корешей Глеба можно всех до единого перетрясти, сто раз проверить алиби, то с незнакомцем, пришедшим со стороны, такие фокусы не прокатят. Кого трясти-то? Чьё алиби проверять?

Когда представил, как юсупов шеф выписывает Юсупу нагоняй за очередной висяк, я понял, что на нетронутом отмычкой дверном замке зациклился, и что до окончания осмотра глебова домика уверять себя в том, что передо мной висяк, рановато.

Я подумал, что не мешало бы найти ключ от входной двери. Если бы я ключа поблизости от трупа не нашёл, то этим вбил бы последний гвоздь в гроб версии “убийце открыл Глеб”. Было бы странно, если бы Глеб дверь отпер, убийцу впустил, а затем ключ спрятал. Зачем прятать-то?

В карманах Глеба я ключа не нашёл. На полу рядом с трупом ключ тоже не валялся. Если бы у меня в голове трудились мозги, а не проветривались опилки, я бы в первую очередь осмотрел дверной косяк, где на дачах хранят ключи чаще всего.

Взглянуть на дверной косяк я таки додумался. На гвоздике, перед самым моим носом, меня ждал ключ. По форме ключ подходил к скважине замка. Проверять методом тыка, ключ от замка глебовой входной двери или от танка, я не стал, чтобы юсуповым криминалистам не затереть следы, если убийца таки поковырялся в замке отмычкой.

После того как ключ нашёл, я постановил: Глеб взаперти не сидел, а потому убийце не открывал, а потому убийца мог быть кем угодно: как знакомым, так и чужаком.

Через минуту раздумий до меня наконец дошло, что сузить круг подозреваемых до знакомых Глеба ни ключ, ни запертая дверь мне бы не помогли. Почему?

К примеру, Глеб сидел в домике, запертый на все засовы, затем пришёл кореш, Глеб дверь отпер, ключ повесил на гвоздик, пригласил гостя в дом, в какой-то момент повернулся к гостю спиной, гость ударил Глеба по затылку. Ведь так быть могло? Могло.

Если допустить, что при той же запертой двери вместо кореша пришёл чужак, и Глеб гостю отпер, и повесил ключ на гвоздик, то можно спросить, с какой такой радости Глеб повернулся к чужаку спиной, ведь бутылкой Глеб получил по затылку, не по лбу. Ответ простой: чужак мог сходу врезать Глебу, к примеру, в живот, а когда Глеб согнулся, чужаку осталось только ударить Глеба бутылкой по затылку.

На том я порешил, что замки с ключами меня достали, только мешают работать, а время-то на месте не стоит. Я сфотографировал ключ, который принял за ключ от дачи Глеба, чтобы позже сделать дубликат. Как я в домик Глеба попаду, если понадобится?

После того как я сфотографировал ключ, что висел на косяке, я перевёл взгляд на щиток с электрощётчиком. Щиток висел в десяти сантиметрах от косяка, потому не заметить слегка пожелтевшего сложенного вчетверо листа из тетради в клеточку, засунутого в щель между стеной и щитком, я не мог.

Лист я вытащил, развернул. Увидеть на листе телефон и адрес под фразами вроде “Глеб! Не вернёшь должок – убью!” я не надеялся, потому накарябанный корявым почерком телефон председателя дачного кооператива “Ракитная роща” меня не удивил.

Я позвонил председателю, представился, пригласил на дачу Глеба. Когда я ответил на вопрос председателя, по какому поводу приглашаю, председатель секунд на тридцать потерял дар речи, затем сказал, что выезжает.

Председателя я позвал на всякий пожарный, чтобы Юсупу хлопот было поменьше. А ну как Юсуп захочет с местной властью поговорить, а председатель слиняет куда-нибудь на вечернюю рыбалку?

Я продолжил осмотр домика.

В принципе, смотреть было особенно не на что. Обстановка домика Глеба мало чем отличалась от обстановки тысяч других дачных домиков. В какой домик ни загляни, обязательно найдёшь старый диван, шифоньер, бабушкин комод, и тому подобную мебель, свезённую на дачу из принципа “выбросить жалко, а для дачи сгодится”.

Раскладной диван-кровать, что стоял в комнате у окна, меня не привлёк. По дивану, если обивка не распорота, не скажешь, что комната обыскана. Зато по комоду, которому наверняка накануне стукнул полтинник, да по выдвинутым ящикам, да по вывороченным из ящиков прямо на пол шмоткам я решил, что домик обыскан.

Кто обыскал: убийца Глеба или тот, кто заглянул к Глебу, увидел труп, да и порылся в глебовых шмотках? Я решил считать убийцу и того, кто обыскал домик, одним человеком, единым дядькой по имени Некто. Уж больно мне не верилось, что посреди полузаброшенных дач мог найтись случайный – да притом нечистый на руку – прохожий, который заглянул к Глебу именно в тот момент, когда Глеб уже отправился на небеса.

Комодом обыск дядьки Некто не ограничился.

В углу комнаты стоял обшарпанный шифоньер. Такие полированные шифоньеры в застойные времена считались дефицитом. Дверцы шифоньера Некто распахнул так, что у левой дверцы петли едва удержались в гнёздах. На полу перед шифоньером валялось всё то, что ранее лежало-висело внутри.

Среди прочего барахла перед шифоньером валялись белые шорты. На шортах виднелся едва различимый след кроссовка примерно сорок второго размера.

Я подошёл к Глебу, рассмотрел рисунок подошвы кроссовка на ноге Глеба. Рисунок подошвы глебова кроссовка и рисунок подошвы того кроссовка, что оставил отпечаток на белых шортах, не совпадали. Да и размером глебов кроссовок выглядел на размер побольше того, что топтал белые шорты.

След на шортах я сфотографировал.

Я решил, что след на белых шортах оставил дядька Некто. Ведь шорты оказались на полу не по своей воле. Шорты наверняка вылетели из шифоньера вместе с остальными шмотками при обыске. След от кроссовка на шортах выглядел свежим. Вмятины от подошвы кроссовка на тонкой ткани шортов наверняка не сохранились бы, если шорты полежали бы в стопке остальных вещей хотя бы день после того, как на шорты наступили. Мне показалось, что шорты только тронь, и вмятины от подошвы пропадут. Что уж говорить о том, что шорты со следом могли лежать в стопке остальных вещей, и при этом след не исчез.

Я сходил к джипчику, по дороге подобрал несколько мокрых камешков, вернулся к шифоньеру с пачкой новеньких полиэтиленовых пакетов размером намного больше тех, что лежали в моём кармане в ожидании сбора крохотных улик вроде окурков да носовых платков с инициалами убийцы.

Один пакет я разорвал надвое, получил широкий кусок плёнки. С предельной осторожностью я накрыл плёнкой шорты. Края плёнки я прижал камешками, что подобрал по дороге. Я постарался сделать максимум, чтобы запах следа, что остался на шортах, сохранился как можно дольше.

После шортов я осматривал домик ещё минут пять.

Если бы меня спросили, каково моё впечатление от осмотра, я бы сказал, что дядька Некто обыскивал домик впопыхах, по верхам, на удачу: авось хозяин хранит миллион наличкой прям под подушкой.

Укромные места, где можно было спрятать не только кольцо с бриллиантом, но и даже толстую пачку денег, Некто не тронул. Мелкие закоулки как пылью покрыты были, так пыльными и остались. Ни диван, ни шифоньер, ни комод Некто от стены не отодвигал. А ведь мог отодвинуть и посмотреть, не спрятано ли чего между стеной и задней стенкой того же шифоньера, ведь народ страх как любит приклеивать скотчем к задней стенке шифоньера конверт с заначкой.

Поначалу я решил, что обыск не планировался. Иначе, если Некто убил Глеба ради ограбления, то почему не перерыл домик вверх дном, почему не заглянул в каждую щель? Что мешало? Запри дверь изнутри на ключ, и ищи хоть до утра.

На страницу:
7 из 14