В поисках человека. Очерки по истории и методологии экономической науки

Процесс реинтеграции российской экономической науки в основное течение никак нельзя назвать беспроблемным. В частности, следует отметить некритичный характер заимствования неоклассического инструментария и его абсолютизацию, пришедшие на смену столь же некритичному его неприятию. Усвоение отечественными экономистами новой и непривычной исследовательской парадигмы, естественно, идет по линии учебников (в основном начального, реже промежуточного уровня), для которых всегда характерны спрямление углов и сглаживание противоречий, существующих в излагаемой ими науке. В то же время непосредственное знакомство с достижениями и проблемами современной мировой экономической науки осложнено как недостатком у наших экономистов некоторых базовых знаний, так и объективными трудностями, с которыми сталкивается в наши дни выпуск научной литературы.

В этой связи представляется весьма актуальным исследование методологических основ современной экономической науки, позволяющее понять характер выводов, к которым она приходит, яснее очертить допустимые области и границы ее применения для объяснения и прогнозирования хозяйственных явлений, обоснования экономической политики. Важнейшей из таких основ, с нашей точки зрения, является модель человека, принятая в современном экономическом анализе.

На наш взгляд, человек отражается в зеркале экономической теории двояко. Прежде всего мы имеем дело с человеком как объектом изучения экономической науки: работником, потребителем, предпринимателем. В частности, в марксистской научной литературе с ее «приматом производства» преимущественное внимание получила тема человека-работника как непосредственной производительной силы («человеческого фактора»).

Данная работа посвящена другому аспекту проблемы «человек в экономической науке». Речь идет об эпистемологической модели человека – научной абстракции, являющейся инструментом исследования, элементом метода экономической теории. Данный аспект проблемы не получил широкого освещения в отечественной литературе. Из специальных исследований, рассматривающих некоторые элементы модели человека в экономической науке, можно указать на работы Л. С. Гребнева (1993), В. В. Зотова (1980), Р. И. Капелюшникова (1989), Н. А. Макашевой (1985; 1988).

Вместе с тем анализ модели экономического человека как самостоятельная тема исследований в мировой экономической науке еще не утвердился. Попытки дать многосторонний комплексный анализ теоретических и методологических проблем, связанных с экономическим человеком, все еще являются большой редкостью [Bensusan-Butt, 1978; Kirchgässner, 1991]. В то же время не прекращается поверхностная критика экономической науки за нереалистичность принятой в ней модели человека, что часто свидетельствует о непонимании критиками сути проблемы.

Целью данного исследования является комплексный анализ модели человека в экономической науке. Для достижения этой цели нам придется последовательно решить ряд задач.

В главе 1 выделяется главное содержание модели человека в основном течении современной экономической теории; раскрывается содержание понятия экономической рациональности и его отличие от трактовки рациональности в других общественных науках; проводится сопоставительный анализ моделей человека в экономической теории и сопредельных науках – психологии и социологии (выявляются общие черты и различия, исследуются возможности и границы междисциплинарных исследований в области общественных наук) и, наконец, определяется методологический статус модели экономического человека, анализируется правомочность ее критики с моральных позиций и возможность ее верификации.

В главе 2 выявляются основные этапы и закономерности исторической эволюции модели экономического человека.

В главе 3 анализируются основные компоненты модели человека и теоретические и методологические проблемы, связанные с каждым из них в современной экономической теории.

В главе 4 рассматриваются альтернативные модели человека, выдвигаемые в противовес модели основного течения, раскрываются их общие черты, особенности и возможные сферы применения.

В заключении подводятся основные итоги исследования. Данная работа продолжает и дополняет предшествующую монографию автора «Человек в зеркале экономической теории» [Автономов, 1993б]. Из глав этой книги имеют пересечение с предыдущей работой вторая и четвертая, но их содержание значительно пересмотрено и дополнено. Главы 1 и 3 содержат только новый материал.

1. Общая характеристика и методологический статус модели экономического человека

Экономическая наука, как и другие дисциплины, относящиеся к общественным наукам: социология, политология, психология, антропология, – имеет своим предметом человеческое поведение. В самом широком смысле можно сказать, что все содержание экономической науки состоит из описания человеческого поведения, понимая под этим не только индивидуальное поведение, но и неумышленные последствия взаимодействия индивидов, а также институты, в которых воплотилось прошлое поведение. В этом широком смысле говорить о человеке в экономической теории было бы тавтологично. Однако научный подход к описанию и предсказанию человеческого поведения требует от общественных наук его обобщения, типизации. На практике это проявляется в использовании определенной поведенческой гипотезы, предполагающей упрощенное представление о человеческой природе. Данная гипотеза, или модель, является не предметом изучения, а инструментом исследования, элементом метода соответствующей теории. При этом для каждой из общественных наук характерно свое представление о человеке, о логике его поведения[47], фиксирующее те его свойства, которые составляют главный интерес для данной отрасли знания, и абстрагирующееся от остальных его признаков. Именно содержание этой рабочей модели человека, выбор составляющих ее признаков определяет специфику общественных наук, разделение труда между ними, очерчивает предмет их исследования [Hartfiel, 1968, S. 4; Nicolaides, 1988, р. 324]. Более того, можно показать, что выработка своей специфической модели человека лежала в основе обособления отдельных общественных наук от моральной философии. Но прежде чем начать сопоставительный анализ, необходимо в общих чертах охарактеризовать экономического человека[48] учитывая, что более детальный его портрет будет дан в главе 3.

1.1. Экономический человек – краткая характеристика

Единого, «классического», определения модели человека в современной экономической науке не существует. В общем виде модель экономического человека обязана содержать три группы факторов, представляющих цели человека, средства для их достижения (как вещественные, так и идеальные) и информацию (знание) о процессах, благодаря которым средства ведут к достижению целей (наиболее важными из таких процессов являются производство и потребление) [Knight, 1947, р. 84]. Методологи экономической науки применяют различные группировки и описания отдельных свойств экономического человека.

Однако разночтения между многочисленными дефинициями далеко не всегда можно назвать существенными. В этом разделе мы приведем общую схему модели экономического человека, отражающую, на наш взгляд, точку зрения, принятую большинством современных исследователей[49].

1. Экономический человек находится в ситуации, когда количество доступных ему ресурсов является ограниченным. Он не может одновременно удовлетворить все свои потребности и поэтому вынужден делать выбор[50].

2. Факторы, обусловливающие этот выбор, делятся на две строго различающиеся группы: предпочтения и ограничения. Предпочтения характеризуют субъективные потребности и желания индивида, ограничения – его объективные возможности. Предпочтения экономического человека являются всеохватывающими и непротиворечивыми. Главными ограничениями экономического человека являются величина его дохода и цены отдельных благ и услуг. В ситуациях, далеких от модели совершенной конкуренции, ограничениями являются также действия других участников рынка.

Предпочтения экономического человека более устойчивы, чем его ограничения. Поэтому экономическая наука рассматривает их как постоянные, абстрагируется от процесса их формирования и изучает реакцию индивида на изменение ограничений [Bleaney, Stewart, 1993, р. 730].

3. Экономический человек наделен способностью оценивать возможные для него варианты выбора с точки зрения того, насколько их результаты соответствуют его предпочтениям (то, что имели в виду К. Бруннер и У. Меклинг [Brunner, Meckling, 1977], говоря о «Человеке Оценивающем» – Evaluating Man). Другими словами, альтернативы всегда должны быть сравнимы между собой.

4. Делая выбор, экономический человек руководствуется собственными интересами, которые могут при этом включать и благосостояние других людей (например, членов семьи). Важно то, что действия индивида определяются его собственными предпочтениями, а не предпочтениями его контрагентов по сделке и не принятыми в обществе нормами, традициями и т. д.

Эти свойства позволяют человеку давать оценку своим будущим поступкам исключительно по их последствиям (как предполагает утилитаристская этика), а не по исходному замыслу (как предполагает этика деонтологическая). В этом смысле экономический человек и по сей день остается утилитаристом.

Благодаря предпосылке собственного интереса всякое взаимодействие между экономическими субъектами принимает форму обмена[51].

5. Находящаяся в распоряжении экономического человека информация, как правило, является ограниченной – ему известны далеко не все доступные варианты действия, а также результаты известных вариантов – и не изменяется сама по себе. Приобретение дополнительной информации требует издержек. Один из доступных ему вариантов выбора состоит в том, чтобы отложить решение на потом и заняться поиском новой информации. Время, в течение которого необходимо принять решение, является наряду с доходом одним из ресурсных ограничений, а издержки поиска – одним из ценовых ограничений.

6. Выбор экономического человека является рациональным в том смысле, что из известных вариантов выбирается тот, который, согласно его мнению или ожиданиям, в наибольшей степени будет отвечать его предпочтениям, или, что то же самое, максимизировать его целевую функцию. В современной экономической теории предпосылка максимизации целевой функции означает: люди выбирают то, что они предпочитают, – она просто устанавливает связь между упорядоченными предпочтениями и актом выбора или действием [Hausman, 1992, р. 18]. Необходимо подчеркнуть, что мнения и ожидания, о которых идет речь, могут быть ошибочными, и субъективно рациональный выбор, с которым имеет дело экономическая теория, может казаться иррациональным более информированному внешнему наблюдателю [McKenzie, Tullock, 1978, р. 26–27]. Экономический человек может делать ошибки, но они могут быть только случайными, а не систематическими.

Сформулированная выше модель экономического человека сложилась в ходе более чем двухвековой эволюции экономической науки (данный процесс будет рассмотрен в главе 2). (За это время некоторые признаки экономического человека, ранее считавшиеся основополагающими, отпали как необязательные. К таким признакам относятся непременный эгоизм, полнота информации, мгновенная реакция. Правда, точнее будет сказать, что свойства эти сохранились в модифицированном, зачастую трудно узнаваемом виде – см. главу 3).

Главная характеристика современного экономического человека заключается в максимизации целевой функции[52]. Это свойство, которое можно назвать экономической рациональностью, заслуживает специального рассмотрения.

1.2. Понятие экономической рациональности

Понятия рационального выбора и рационального поведения играют важнейшую роль в методологии экономической теории. Прежде всего необходимо подчеркнуть, что обращаться с этими понятиями следует с максимальной аккуратностью[53]. Для того чтобы прояснить, в каком смысле мы употребляем понятие «рациональность», полезно установить, чему оно противопоставляется в данном контексте[54]. Понятие рациональности в экономической науке употребляется в ином смысле, чем в других общественных науках, где рациональное поведение трактуется ближе к его обыденному толкованию и означает: разумное, адекватное ситуации.

Соответственно антитезой рациональному в данном значении будет неразумное, неадекватное. Критерий рациональности является здесь интуитивным и относится не только к средствам, но и к целям поведения, то есть является содержательным. Рациональное в данном значении – синоним функционального: так можно назвать поведение индивида или группы, если оно объективно способствует их сохранению и выживанию, даже если такая цель сознательно не ставится. В этом смысле и невротическое поведение можно назвать рациональным, поскольку оно позволяет человеку как-то компенсировать полученную психическую травму [Саймон, 1993, с. 19].

Рациональное поведение в данном смысле объективно способствует равновесию системы, которое, однако, вовсе не обязательно является оптимальным ее состоянием (лечение с помощью психоанализа как раз и направлено на то, чтобы патологическое равновесие с помощью невроза заменить более предпочтительным равновесием, в котором участвует сознание). Рациональность поведения, из которой исходят такие науки, как социология, психология, антропология, вовсе не обязательно подразумевает его осознанность.

Подобную функциональную рациональность следует отличать от более узкой концепции рациональности как оптимизирующего поведения, которая принята в основном течении экономической науки. Здесь критерий рациональности является формальным: рациональность в большинстве случаев означает максимизацию данной (любой) целевой функции при данных ограничениях[55], то есть выбор оптимальных средств без каких-либо требований к содержанию (рациональности) самой цели. В зависимости от наличия или отсутствия полной информации понятие экономической рациональности раздваивается (см., например [Blaug, 1992, р. 229]). При полной информации рациональным (логически эквивалентным максимизации некоторой целевой функции) является выбор, сделанный на основе всеохватывающего (полного) и непротиворечивого (транзитивного) набора предпочтений; при отсутствии полной информации рациональным является выбор варианта с максимальной ожидаемой полезностью. Если непротиворечивость предпочтений может быть сочтена признаком любого рационального выбора в самом широком смысле слова, то их всеохватность, а также непрерывность и взаимозаменяемость являются специфическими признаками экономической рациональности [Elster, 1983, р. 10] (подробнее см. главу 3, последний раздел).

Иррациональным, то есть антитезой экономически рациональному, будет в данном случае поведение немаксимизирующее, то есть либо «непоследовательное, либо то, которое не соответствует интересам индивида, причем это ему известно» [McKenzie, Tullock, 1978, р. 27]. Это означает, что экономически иррациональное поведение нарушает транзитивность предпочтений либо противоречит постулатам теории ожидаемой полезности. Таким образом, непосредственной причиной экономически иррационального поведения должна быть когнитивная несостоятельность субъекта (об этих аномалиях см. главу 4).

Можно согласиться с тем, что стремление достичь глобального максимума целевой функции действительно является специфической чертой осознанного человеческого поведения. Всякое живое существо, включая растения, тянущиеся к солнечному свету, стремится или, точнее, «как бы стремится» достичь локального максимума целевой функции, наощупь выбирая наилучшую точку или наилучший вариант поведения из доступных ему в настоящий момент. Но ни животное, ни растение не может, оценивая будущее, ждать появления оптимального варианта, отказываясь от доступных в настоящий момент, или выбирать оптимальный, но не прямой путь к цели, например предпочитая использовать часть собранного зерна как инвестиции для нового производства, вместо того чтобы пустить его на непосредственное потребление [Elster, 1979, ch. 1].

Однако экономическая рациональность, как было отмечено выше, не затрагивает целей человека и его представлений об окружающем мире, на основе которых выбираются средства для достижения поставленных целей.

Если под влиянием минутного настроения человек решил покончить жизнь самоубийством и рассчитал, что оптимальный способ сделать это – отравиться, то, принимая яд, он действует рационально в экономическом смысле слова. Если первобытный охотник уверен, что наилучший способ убить оленя – это поразить копьем его нарисованное изображение на стене пещеры, то, проделывая это, он строго следует требованиям экономической рациональности. В то же время любое разумное в определенном контексте поведение, которое не ведет к оптимальному результату, экономист не признает рациональным. Вообще процесс формирования и изменения целей[56] не входит в область изучаемых экономической наукой явлений. Изменения целей, вытекающие из изменения предпочтений, являются для экономистов экзогенным фактором. Эта готовность исходить из предпочтений любого содержания как данности позволяет применять экономический анализ к любому человеческому поведению и дает экономической теории основания претендовать на титул универсальной социальной науки (см. ниже). Обратной стороной медали является «бессодержательность» и тавтологичность многих полученных выводов. Однако тот факт, что отступления от экономической рациональности достаточно часто встречаются в практике (в особенности в экспериментальных исследованиях), показывает, что понятие экономической рациональности не является чисто тавтологическим («рациональным является все то, что человек делает»), как утверждают многие критики[57].

Хотя требование осознанности поведения в экономической теории открыто не содержится, экономическая рациональность, в основе которой лежит всеохватывающая и упорядоченная система предпочтений, предполагает в когнитивном аспекте нечто большее, чем рациональность функциональная. Строгую максимизацию целевой функции гораздо труднее представить себе неумышленной и неосознанной, чем просто адекватное поведение.

Рациональность экономического человека тесно связана с принципом методологического индивидуализма экономической теории, согласно которому все анализируемые явления объясняются только как результат целенаправленной деятельности индивидов. Этот принцип, фактически обозначенный еще К. Менгером [Менгер, 1894, кн. 1, гл. 8], впервые в явном виде был сформулирован Й. Шумпетером [Шумпетер, 2001, т. 3, с. 1172]. Действительно, экономическую рациональность, то есть наличие непротиворечивой системы предпочтений, трудно предположить у класса, государства, социальной группы. Даже такие классические субъекты экономической теории, как домохозяйства (households) и фирмы, по сути дела рассматриваются экономистами как индивиды. Вместе с тем экономисты считают индивида далее не разложимым объектом анализа, выводя за рамки своей науки все, что творится в человеческой психике: происхождение мотивов, когнитивные проблемы, противостояние нескольких «я». Принцип методологического индивидуализма в экономической науке представляет собой нечто большее, чем рабочую гипотезу: отчасти это составная часть либерального символа веры, унаследованного от английской классической школы, в котором огромная ценность придается личной свободе и независимости от внешних воздействий [Etzioni, 1988, р. 9–10].

Следует отметить, что специфика экономической науки как науки о рациональном поведении индивидов была осознана не сразу. С Адама Смита и вплоть до начала нашего столетия господствовало «материальное» определение экономической науки как науки о «природе и причинах» материального богатства, или благосостояния[58], либо (марксистский вариант) об отношениях людей в процессе производства, распределения, обмена и потребления материальных благ. С точки зрения выдающегося антрополога Карла Поланьи, материальное, или содержательное, значение слова «экономический» состоит в том, что оно «относится к взаимообмену человека с природной и социальной средой постольку, поскольку этот обмен снабжает его средствами для удовлетворения материальных потребностей» [Polanyi, 1992, р. 29]. Одним словом, можно сказать, что экономическая теория исходила из широкой трактовки рационального поведения (см. главу 2). В настоящее же время ее придерживаются сторонники альтернативных по отношению к основному течению исследовательских программ (см. главу 4). Материалистическое определение не накладывает никаких специальных ограничений на рациональность экономического субъекта, и даже ситуация выбора не является здесь обязательной. Человек предстает скорее как биологическое или биосоциальное существо, взаимодействующее с природной и социальной средой с целью удовлетворения своих материальных потребностей.

Первым определил предмет политической экономии через используемую модель человека Дж. С. Милль [Mill, 1970] (см. главу 2). Однако подобная концепция рациональности утвердилась в основном течении экономической теории только с 1930–1940-х гг., хотя логически она представляла собой развитие модели человека, лежавшей в основе маржиналистской революции 1870-х гг.

Автором современного определения экономической теории стал английский экономист Лайонел Роббинс. Осмыслив опыт маржиналистской революции в экономической теории, Роббинс пришел к выводу, что современная ему экономическая наука не ограничивается рамками «материалистического определения», а является «наукой, изучающей человеческое поведение с точки зрения соотношения между целями и ограниченными средствами, которые могут иметь различное употребление» [Роббинс, 1993, с. 18]. Очевидно, что главным признаком экономических явлений Роббинс, определение которого до сих пор считается классическим в экономической науке, называет рациональный выбор, соизмерение целей и ограниченных ресурсов для их достижения, в какой бы сфере деятельности этот выбор ни осуществлялся.

Переход от материалистического к формальному определению одновременно расширил и сузил предмет исследования экономической теории. Расширил – потому, что наряду с хозяйственной деятельностью в привычном понимании в поле зрения экономистов попали все виды рационального выбора, которые человеку приходится делать в жизни. Здесь была заложена предпосылка экспансии экономического анализа на все области человеческой деятельности, о которой будет сказано ниже. Сузил – потому, что из поля зрения экономистов выпали многие виды хозяйственной деятельности, подчиненные не рациональному выбору, а традиции, нормам и обычаям, то есть значительная часть хозяйственной жизни как при докапиталистических порядках, так и в самой рыночной экономике[59]. Большинство современных экономистов, в том числе все принадлежащие к основному течению, придерживаются формального определения предмета экономической науки, но существует и оппозиция – сторонники содержательного определения, к которым помимо представителей других парадигм экономической теории относятся и специалисты в области других наук, подвергшихся в наши дни вторжению экономических (в смысле формального определения) методов анализа.

Нам представляется, что различие содержательного и формального определений экономического полезно представить как различие между объектом и предметом исследования[60]. Понятие объекта, или «реального объекта» науки, то есть экономики или хозяйственной жизни[61], относится при этом к объективной действительности, ему дается содержательное определение (иначе при формальном определении экономической науки как подхода, основанного на рациональной модели человека, всякая специфика экономического исчезнет и вместе с ней – плоды разделения труда между общественными дисциплинами). Понятие же предмета, или «идеального объекта», экономической науки отражает специфический аспект, в котором рассматривается данной наукой объект исследования, ему дается формальное определение. Так что можно сказать, что после маржиналистской революции объект исследования экономической науки лишь несколько сузился, тогда как ее предмет претерпел огромные изменения.

В заключение необходимо сказать, что значение постулата рациональности для экономической теории, которое бесспорно достаточно велико, часто преувеличивается (особенно в учебниках). Здесь следует отметить три момента[62]. Во-первых, экономическая теория, особенно макроэкономическая, в принципе может быть построена на основе другой поведенческой гипотезы помимо максимизации полезности (в качестве примера можно привести кейнсианскую или монетаристскую макроэкономику). Во-вторых, из самой по себе предпосылки рациональности можно вывести не так уж много значимых экономических выводов. Ее следует дополнить такими концепциями, как равновесие (впрочем, равновесие и рациональность, если и не являются строго взаимообусловленными предпосылками, во всяком случае сильно коррелируют друг с другом в истории экономического анализа), конкуренция, всеохватность рынков, добавить другие поведенческие гипотезы (например, гипотезу об одинаковом поведении экономических субъектов в рамках теории рациональных ожиданий). В-третьих, понятие экономической рациональности имеет смысл лишь в условиях параметрической среды, то есть при отсутствии реакции среды на действия субъекта. Классический пример такой среды дает нам модель совершенной конкуренции. Если же экономический субъект должен считаться с реакцией других на свои действия, как, например, в моделях олигополии, понятие максимизационной экономической рациональности неимоверно усложняется и перестает быть операциональным (см. главу 3).