Перерождение

– Эй, мил человек, – окликнула его среднего возраста женщина, проходящая невдалеке сельской дорогой. – Нетуть ево. Не достучитесь. Теперь ужо через недельку ждите.

– А где он, не знаете?

– А в столицу укатил муку толкать. Сей год местные-то маловато у него беруть. Вот подзаработать решилси.

– Спасибо, – крикнул в ответ Снорре, помахав рукой.

Женщина кивнула и пошла своей дорогой.

«Надо бы попытаться попасть внутрь», – решил волхв про себя. Он обошел мельницу со всех сторон и нашел дверь с внутреннего двора не запертой. Воровать особо было нечего. Снорре заглянул внутрь. Прошел маховой вал, небольшую хлебопекарню на первом этаже и поднялся на второй к жерновам. Тишина. Только ветерок шевелил листвой у реки. Волхв позвал духа несколько раз, надеясь, что тот выйдет на связь. Без ответа. Только доски поскрипывали от его шагов. Нагретые солнцем сухие брёвна приятно пахли деревом, хотя внутри было прохладно. Чернокнижник обошел второй этаж пару раз.

– Я убил ведьму! – крикнул он. – Чем я ещё могу помочь ему? Я оказал услугу! Да!? Эй!!!

Ни звука в ответ.

Вдруг на первом этаже раздался глухой стук. Снорре быстро сбежал с лестницы, прошёлся по складскому отсеку. В дальнем углу что-то белело. Он подошел поближе и увидел на полу упавший мешок с мукой. Вокруг порванного мешка образовалась овальная мучная клякса. Но самое интересно было то, что на этой самой кляксе – на тонком слое муки – были выведены слова, как будто кто-то провел пальцем, выписывая кривые буквы. Послание явно предназначалось Снорре.

      «МЕСТЬ НЕ ЗАЖИВЛЯЕТ РАНЫ! ЕМУ НЕ НУЖНА МЕСТЬ!»

– Вот чёрт! – выругался Снорре и через секунду добавил: – Так что ему нужно?

Он подождал еще несколько минут, задавая вопросы, на которые никто не давал ответ… и вышел.

Стало чертовски обидно, ведь он готов был пойти на многое ради своей цели. «Ладно… Значит не судьба. Всё что мог, сделал… Идиотские загадки! Не мог мне попонятнее объяснить. Кому нужны эти секреты?» – чертыхался волхв, то успокаивая себя, то снова негодуя на судьбу. Однако делать было нечего. «Возможно, если как-нибудь буду в этих места, надо будет проведать Гуно и попытать его поподробнее. Может, всё же даст какую-нибудь наводку», – решил Снорре. Затем он взобрался на коня и поспешил в сторону столицы.

***

Город встретил их прекрасной погодой. Чайки как базарные торговцы галдели на берегах Дόована. Казалось, ничего не изменилось с того времени, как Снорре покинул город. Большая часть административного аппарата Республики по-прежнему находилась в загородной резиденции Верховного. Да, на улицах из-за приезжих было менее спокойно, чем обычно. В основном это были эльфы, причём не из соседки Ливеллии, а из более отдалённого северного Айнах Ад’Дира. Многие были похожи на беженцев: бедно одеты, с тюками поклажи. Они не были похожи на обычных путешественников. Где они все селились? Почему приехали? «Надо будет порасспрашивать Торчина», – подумал Снорре. Он также заметил, как улицы снова пополнились зависимыми от сокха наркоманами.

В остальном же Ларракия жила своим размеренным ритмом – изящная и древняя, тёплая и богатая.

Снорре в первый же день подал запрос на приём к Торчину дэ Лиллю и ожидал ответ. По словам секретаря градоначальника Торчин был в отъезде, и поэтому у чародея было время передохнуть. Весь следующий день после приезда он провёл в одной из известных купален столицы, нежась в горячих ваннах под открытым небом и подставив ноги нежным массажисткам. К вечеру они договорились с Ратко засесть в пивной с простым названием «Жаровня», которая располагалась в спокойном районе ростовщиков Гельветт Вагна вдалеке от шумного центра города.

Когда Снорре зашел туда, кёльнер проводил его в отдельную подвальную полутёмную комнатку. Ратко, видимо, ещё не прибыл. Официант огласил меню и удалился за пивом. Помещение было уютно освещено свечами в подвесных подсвечниках. Волхв откинулся на спинку стула и закрыл глаза, наслаждаясь спокойствием и тишиной. Хорошее тёмное пиво и каре ягнёнка. Как же давно он их не пробовал! И ведь заслужил, а? Снорре улыбнулся сам себе. Однако вскоре он будто почувствовал чье-то присутствие. Он нахмурился и обернулся к небольшому камину за спиной. В углу комнаты стояла скрюченная темная фигура в капюшоне ростом не больше метра и подрагивала.

– Я пришшлла отомстить тебе, глупый волхвишка! – начала разворачиваться фигура. – Трепещи перед Внуч-ч-чкой!!!

Волхв на секунду остолбенел.

Из-под капюшона выбилась непослушная черная борода.

– Дурачина! – крикнул, волхв. – Ни с кем не шути так, Ратко!

Ратко Гой распрямился во весь свой недюжий рост, от души веселясь.

– Ну што, обоссался от страха поди? – не унимался Гой.

– Странный ты человек, Ратко, – проговорил Снорре с улыбкой. – Вроде серьёзный, а такими глупостями занимаешься, как малец.

При свете свечей волхв увидел, что Ратко, наконец, отмыл свои вечно слипшиеся космы и привел в порядок усы и бороду. «Видимо, ненадолго», – подумал Снорре, глядя как его друг уплетает огромную рульку, которая в «Жаровне» называлась почему-то «Одинокий воин», и вытирает жир со рта рукавом кафтана. Вскоре подошла Млада. Втроем они выпили и закусили, оживлённо болтая и строя планы на будущее.

– Хочешь, я порекомендую тебя одной своей хорошей знакомой? Она квартирует несколько девушек, – спросил Снорре у Млады, прожевывая говяжью сардельку с кровью.

Ратко посмотрел на него сначала вопросительно. Потом неодобрительно. Покачал головой.

– Что? – засмущался Снорре. – У неё прядильное дело. Цех небольшой, на пять-шесть человек. Здесь, почти в самом центре. А ты что подумал?

– Хм… Я так и подумал.

Млада рассмеялась.

– Хорошо, мне кажется, для начала это было бы неплохо. Спасибо. А ты чем дальше займёшься, Ратко?

– Нууу, мне, подруга, одна дорога. В казармы Торчина. Снова на личную охрану. До следующих распоряжений. Хотя… думаю за голову-то этой курвы можно и небольшой отдых поклянчить. Может, съезжу на Стеффские холмы к родственничкам.

Так они просидели весь ужин, напоследок закусив сладкими булочками с кофе, а затем вместе вышли на улицу.

– Ладно, чай не в разных городах живём. Свидимся, – пожалуй, уже третий или четвёртый раз за вечер улыбнулся Ратко, что в целом, казалось, перевыполнением его планов на улыбки за год.

Ратко и Снорре обнялись на прощанье. Разошлись.

Волхв решил проводить девушку до заезжего двора, где она остановилась на пару ночей, пока хватало денег, выданных ещё в Виговце всем вырученным из неволи женщинам. Они шли через главный рынок, наполненный шумом от торговцев, зазывающих попробовать лучшие местные помидоры, самых жирных угрей и щук, самые сладкие ватрушки, свежевыжатый апельсиновый сок. На прилавках красовались только что завезенные из Ливеллии абрикосы, знаменитые лечебные травы из предгорий Айнах Ад’Дира, оленина из Ильгукка и даже такие редкости, как сушеная печень омгла –огромной человекоподобной обезьяны с земель орков.

Не прошло и пяти минут, как Снорре уже пожалел, что повёл девушку именно этим путём. Несмотря на вечерний час народу было очень много, и им было сложно протолкнуться к нужной улочке. Снорре взял Младу за руку, чтобы не потеряться, и она была не против.

Неожиданно в мельтешении торговцев и покупателей мелькнуло знакомое лицо. Высоченный, седой, но ещё не старый торговец предлагал муку и свежеиспечённый хлеб. Крупные черты открытого лица и большой орлиный нос. Волхв присмотрелся. Не было сомнений.

– Гуно! – крикнул радостно Снорре, узнав мельника, и замахал рукой. – Это Гуно, мой знакомый.

Они начали пробиваться сквозь толпу в сторону прилавка с мукой. Снорре увидел, что Гуно тоже узнал его и с широкой улыбкой ждал, уперев руки в бока. Однако, по мере того, как они приближались, выражение лица мельника изменилось. Улыбка спала, а лицо будто окаменело. Оно просто перестало выражать что-либо. Гуно словно не верил своим глазам, глядя через плечо Снорре. Волхв и девушка остановились напротив прилавка. Любопытствующая бойкая бабушка уже второй раз спрашивала, сколько просят за килограмм муки, а Гуно всё так и стоял, как будто увидел приведение.

– Глухой что-ли? – снова крикнула бабка с корзинкой, а потом и вовсе махнула на него рукой. – А, будто муки не у кого в городе купить. Понаедут больные невесть откуда. Ишшо на рынок пускають.

Снорре смутился. Проследил за взглядом Гуно и увидел Младу. Её глаза бегали из стороны в сторону. По лицу нельзя было понять, что произошло. Девушка будто не верила своим глазам и ждала, чтобы её разбудили или просто ущипнули, чтобы доказать, что это не сон.

– Сияна, доченька моя! – Гуно неуклюже натолкнулся на прилавок, словно хотел пройти сквозь него. Потом наощупь обошел стойку с выложенными буханками тёплого хлеба, роняя краюхи на землю. Шагнул навстречу девушке и обнял своими здоровущими руками. Она же всё никак не могла опомниться. С опущенными руками она уткнулась Гуно в плечо, и только слёзы струились у неё из глаз, наполняя их прозрачной бирюзой.

Этот момент Снорре запомнил на всю жизнь.

Девушку звали Сияна. Её похитили больше двух лет назад, когда ей было семнадцать. Она вспомнила всё до последнего момента. Своё детство, уход матери, мельницу… Но последнее что она помнила – это как высоченная женщина с рыжими глазами просит её помочь донести корзину с продуктами до гостиного двора на окраине Медовых Зориц, в котором она, якобы, остановилась. Дальше Сиаяна как ни старалась, ничего не могла восстановить. Дальше было только пробуждение в тёмной и пахнущей сыростью хате на болотах несколько дней назад.

Отец теперь не выпускал её из объятий. Его глаза часто увлажнялись. Всё не веря своему счастью, он то и дело брал дочь за плечи: «Дай на тебя посмотреть. Дай погляжу. Как же ты изменилась, Сиянушка. Ну ничего. Ничего. Теперь мы заживём. Помнишь нашу мельницу? А помнишь, как мы с тобой рыбу у заводи ловили? Теперь я тебя никому не отдам». Потом он обнимал волхва и в сотый раз благодарил его: «Снорре, что хочешь проси. Ты для меня жизнь мою вернул. Ты как сын мне теперь». И снова глаза его наполнялись теплом и влагой.

На душе у Снорре разлилась необычная благодать, которую он не чувствовал никогда ранее. Радость за нашедших друг друга по счастливой случайности отца и дочь наполняла его. Это было самой высокой наградой всего прошедшего предприятия. Волхв смотрел на них и мог только улыбаться в ответ на бесчисленные слова благодарности.

Когда, наконец, эмоции улеглись, мельник свернул свой прилавок, и они направились в дом, где Гуно Манчак снимал комнату и часть склада у своего давнего друга.

– Так что же ты, волхв, не говоришь-то мне!?

– Про что?

– Так ведь про мельничного.

Снорре как будто шибануло. «Боги! Так вот же оно!» – вдруг осенило его.

– Да, да. Мельничный сказал, что он послужит мне, если я помогу тебе, Гуно. Мне нужно лишь узнать у тебя его имя, – затараторил возбужденно Снорре.

– Имя? Хм, но ведь и нет у него имени.

– Нет? Подумай, Гуно, что-то должно быть.

– Хм, да не помню что-то… Какое же имя он хочет…

Тут Сияна весело подтолкнула отца в плечо.

– Пап, а ты помнишь, как я в шутку назвала нашего мельничного в детстве, когда ты мне в щелочку между досками амбара показал, как он проказничает у нас в кладовой? – засмеялась она.

Гуно Манчак почесал в затылке, и они почти одновременно произнесли.

– Дядюшка Мель!

– А иногда звала просто – Меля, – добавил Гуно, не переставая улыбаться.

Почти мгновенно за спиной у Снорре послышался шум. Внутри его рюкзака что-то заклокотало, зашипело. Они быстро развязали рюкзак и увидели почти забытый волхвом небольшой бутыль с мукой, заваленный другими вещами: пара книг, несколько свёртков с заклинаниями, теплая накидка и огниво. Бутыль бурлила изнутри фиолетово-бардовыми сполохами и вибрировала. Они быстро отошли в безлюдный узкий переулок, каких было множество в Ларракии, и осторожно положили рюкзак на землю. Через некоторое время бурление прекратилось. Бутыль чуть просвечивала. Было видно, как внутри мука окрасилась в светло-фиолетовый цвет. Появились яркие как звёздочки искрящиеся вкрапления, то угасающие, то снова вспыхивающие.

– Готово… – тихо произнес Снорре, словно не хотел вспугнуть волшебство. – Я узнал имя духа… Теперь мы связаны. Если просыпать горсть муки и назвать мельничного по имени, я смогу его призвать.

Волхв поднял глаза на Гуно с Сияной.

– Призвать? – заинтересовалась девушка.

– Спокойствие, – улыбнулся Снорре в ответ. – Обещаю по пустякам не тревожить вашего хозяина мельницы. Только в самых экстренных ситуациях. Он в бутылку, как джин, не переезжает.

– Ну вот и тебе радость, – хлопнул его по спине Гуно и они зашагали дальше.

С тех пор как волхв приручил мельничного, что было всего третьим известным случаем приручения духов в Республике за последний век, слух о нём вышел за пределы Левэра. Он стал известен повсюду как Снорре Мельник и считался самым многообещающим волхвом на здешних землях, а при грядущих событиях такие люди скоро станут на вес золота и даже намного, намного дороже.

Сверчки и цикады

257 год (конец лета) от Союза Пяти Королевств

Королевство Ливеллия

«Великое озеро Тáйдушо! Безграничное! Иссиня-черное в непогоду и свинцово-синее в солнечные летние деньки, а в Ливеллии таких дней куда больше, чем во всех других королевствах. Страна всегда утопала в сочной зелени юга. Эти краски! Эти цвета! По легенде Тáйдушо образовалось из капли дождя, которая попала на золотой волос первой из Семиликих богов – Цартэ. Капля впитала всю красоту и нежность прародительницы и упала на землю, превратившись в прекрасное озеро. Поэтому озеро почти все сезоны тёплое как руки любимой женщины, как свежий хлеб. Разве что зимой ветер мог потрепать лёгкие эльфийские парусники, а то и сковырнуть кверху днищем лодку зазевавшегося рыбака. Говорят, у озера в эти дни такой нрав, потому что в нем первой искупалась не Цартэ, а Шахнáэ – богиня ночи. И всё же Тáйдушо – единственное место во всех пяти королевствах, где можно круглый год наслаждаться прекрасной погодой и благостью природы… Да… Скоро снова начнет созревать инжир и миндаль.

Ничто не могло и не может сравниться с этим краем», – с чуть грустной улыбкой закончил свой рассказ Хэвес яль Гомифьен.

– Дедушка Хэвес, а расскажи ещё про Великую Войну, – Эльнаэ задрыгал ногами под одеялом от нетерпения.

– Поздно уже, принц, – улыбнулся Хэвес. – Отец потом расскажет.

– Неееет, он никогда не рассказывает. Он вообще злится, когда я его об этом прошу, – не унимался Эльнаэ.

– Ну, хорошо. Хм-хм, – Хэвес прочистил горло и заговорил, понизив голос. – Ты помнишь, как я рассказывал тебе о заселении этих земель: о Первой Волне миграции, когда на земли теперешних пяти королевств впервые пришли эльфы и гномы, о Второй Волне, принесшей людей с запада. Люди заселили дельту реки Дόован и территории к западу от неё.

– И поэтому их назвали Речной народ, – добавил принц.

– Верно. Это было очень давно. Тысячи лет назад. Ни один из живущих эльфов не помнит тех времён.

– Да-да, дедушка, мне бы про войну, – заёрзал под одеялом маленький Эльнаэ.

Хэвес задумался.

– Война… Войны не случаются сами по себе… Сначала люди и эльфы жили мирно. Людям было достаточно своих равнин и берегов Смирного моря. Они торговали с гномами, научились строить корабли лучше эльфийских, создали прекрасную армию, заложили столицу – Твердрек.

– Речная твердыня, – снова добавил принц.

– Да, так и переводится – твердыня на реке… Прошло шестьсот лет, и людям стало не хватать места. Прежде всего они шли за новыми пашнями – им надо было возделывать больше земель, чтобы прокормиться. Они двинулись на юг – на земли эльфов, а эльфам это не понравилось.

– Дедушка, а мы не могли поделиться землёй, ведь её так много? – спросил озадаченный Эльнаэ.

– Что ж, это непростой вопрос. Совсем не простой… Когда ты станешь королём, думаю, к тебе придёт это чувство. Чувство обладания землёй, которой ни с кем не хочется делиться. К тому же, если ты подаришь раз, будь уверен, к тебе заявятся и попросят ещё, либо придут другие и скажут «и нам давай».

– А продать?

Хэвес яль Гомифьен вскинул брови в удивлении, что его внук в свои семь лет высказывает вполне разумные мысли.

– Прекрасная идея, Эльнаэ, но нет – эльфы не стали ничего продавать… Началась война, позже названная Великой. Кажется, за это лето я вам уже рассказал о всех значимых битвах: Цвиклиг, битва за Крюсфодр, стояние у ДольфВей’ена. Повторяться не буду. За двадцать один год войны люди показали себя выносливее, упорнее, хитрее эльфов. Они переманили на свою сторону степной народ – ильгукков, пообещав неприкосновенность их степных территорий. Под флаги речного народа встали и гномы.

– Дедушка, а почему гномы дрались за людей? Чем мы им не угодили?

– Видишь ли, за многие годы до Войны, ещё до переселения людей на эти земли, мы жили с гномами бок о бок. Но, по правде говоря, эльфы всегда считали гномов низшей расой. Эльфы устанавливали неравные права, относились к гномам свысока. Потом пришли люди, и между ними и гномами завязалась торговля. Они как будто лучше понимали друг друга. Эльфам же, похоже, было всё равно. Это наше упущение, что мы не заметили сближения гномов и людей, что были несправедливы и что не нашли в себе силы пойти на компромиссы.

Хэвес сделал паузу, наблюдая за принцем и пытаясь понять, правильно ли Эльнаэ воспринимает его слова. Принц заговорил неожиданно серьёзно:

– Люди первые напали на нас. Они жадные и подлые захватчики! Папа говорит, что если бы…

– Я много раз слышал, как твой отец фантазирует на исторические темы. Давай не будем об этом. История не знает слова «если», – прервал его Хэвес, слегка нахмурившись.

– Хорошо, деда, – насупился Эльнаэ, – вчера ты закончил рассказ на последней битве у ДольфВей’ена. Расскажи, что было дальше. Пожааалуйста.

– Дальше…, – вздохнул Хэвес и продолжил рассказ. – Дальше эльфы капитулировали. Эльфы, люди и гномы создали Союз Пяти Королевств, подписали пакт о ненападении и заключили Вечный Союз. С этого момента и начинается новое летоисчисление нашего мира. С тех пор прошло ровно двести пятьдесят семь лет. Я родился после тех событий, но хорошо помню рассказы своего отца. По условиям Вечного Союза гномы сохраняли за собой весь север – Бурые горы, получали Намарскую равнину и обильные лесные угодья к западу от Бурых гор. Люди ликовали. Они приобрели обширные восточные земли с древними эльфийскими крепостями, густыми и богатыми зверьем лесами и сильно расширились южнее Стеффских холмов. Именно тогда более прогрессивная часть их населения отправилась на юг заселять и развивать новые пространства. Говорят, переселенцы заспорили о формах государственного правления и захотели отделиться. Так образовалось два государства: Драбант, располагающийся на исконно людских территориях – в дельте Дóована и Республика Левэр – южнее.

Люди вытеснили эльфов с их исконных земель, и мы были вынуждены мигрировать далеко на юго-восток. Ещё во время войны, двигаясь на восток, мы достигли гор и впервые встретили горных эльфов. Они приняли нашу сторону, но было уже поздно – перевес на стороне людей к тому моменту оказался подавляющим, а до окончания войны оставалось совсем недолго… Итак, Союз Пяти Королевств. Да, были созданы пять государств: Бурые горы – страна гномов на севере, людские государства Драбант и Республика Левэр заняли срединные земли, наша эльфийская Ливеллия – на юго-востоке и горный Айнах Ад’Дир – на востоке.

Хэвес приподнял свечу, чтобы взглянуть не спит ли его внук, но принц лежал с открытыми глазами, задумчиво глядя в одну точку. Эльнаэ молчал, и тогда Хэвес продолжил.

– После окончания Великой Войны люди заняли прежнюю столицу лесных эльфов – ДольфВей’ен, что, как ты, конечно, знаешь, означало «Раскинувшаяся шаль», и нарекли её по-своему – Ларракия. Сегодня это главный город образовавшейся Республики Левэр. Когда-нибудь ты побываешь там вместе с отцом во время очередного официального визита… Тебе понравится. Ларракия всё также хороша и всё также похожа на белоснежную шаль из острокрыших домов, раскинувшуюся по берегу Дόована… Впрочем, сразу после войны эльфы уже не могли любоваться красотами своего города. По условиям мира все эльфы были депортированы. Многие даже не успели забрать свои вещи. Условия мира были действительно жёсткими для нас. Пришлось срочно искать новую столицу для нового королевства. Так мы основали тот город, в котором ты живешь, столицу Ливеллии – Дèвитмэль, – Хэвес понизил голос. – Теперь давай спать, уже очень поздно. Как ты себя чувствуешь?

– Голова не прошла. И очень жарко, – тихо ответил принц. – Но, если ещё немного расскажешь, что было дальше, я, наверное, усну.

Из-за произошедшего Хэвес не хотел утомлять внука долгими рассказами. Принцу нужен был отдых. Лечебный отвар начнёт действовать во сне намного лучше.

– Эльнаэ, сейчас тебе важен покой. Если быстро заснёшь, завтра обещаю рассказать про войну Тáтэ – войну с орками, которая началась спустя шестьдесят пять лет после создания Союза. Расскажу, как за шесть лет войны наша Ливеллия потеряла почти половину населения, а Айнах Ад’Дир был полностью опустошён.

– Самое интересное… – мечтательно пробурчал Эльнаэ.

– Да, это долгая история. Думаю, тебе будет интересно узнать, как в конце концов все пять королевств объединились перед лицом общего врага и дали бой, как образовали Линию Несвернувшейся Крови – границу, проходящую по всему восточному краю гор Айнах Ад'Дира и по сей день охраняемую от орков…

– А можно чуть-чуть сегодня начать, – не сдавался принц. – Ну, чуточку.

– Спать, – уверенно и неумолимо ответил дед. – Я на балкончике у тебя ещё постою, пока ты не заснешь.

Он подошел к окну и приоткрыл его, чтобы впустить свежий воздух позднего лета и магический, почти осязаемый лунный отсвет. Отсвет как будто качнул шторы (нет, это был всё же ветер) и мягко прилег на резной шкаф, как домашний кот уютно укладывается на коленях хозяина. С башни дворца, расположенного на высоком холме, открывался прекрасный вид на береговую линию озера.

Хэвес нахмурился и вгляделся в берег, местами совсем скрытый за высокими акациями. Хоть он и отозвал половину поискового состава, в темноте всё ещё можно было разглядеть светлячки факелов. Тёплый свет огня, то затухающего, то вспыхивающего ярче, подействовал на него успокаивающе. Огоньки медленно передвигались по ночной мгле. Хэвес даже улыбнулся неожиданной мысли – ему вдруг захотелось перегнуться через перила балкона и с высоты дворца подуть на этих маленьких светлячков, как дуют у костра на умирающие угли, чтобы те разгорелись ярче. Но вот снова вспомнился страшный рассказ внука, и на переносице Хэвеса образовались две вертикальные складки, придающие его благородному лицу ещё больше мужественности. В зелени глаз смешалась необъяснимая тревога и тусклые отсветы факелов. Все знали, когда появляются эти две складочки на переносице – Хэвес яль Гомифьен встревожен. Очень встревожен. Эльф, не прикрывая за собой двери, снова обернулся к внуку и уже в четвёртый раз за вечер повторил:

– Эльнаэ, ты твёрдо уверен в том, что произошло? Твой рассказ – это… Это… Точно не вымысел? Может, играли во что-то? Возможно, солнце сильно пекло?… Голова не болела?

Эльнаэ только фыркнул и отвернулся к стенке:

– Спроси ещё раз у Авилѐро, если хочешь.

Хэвес выждал пару секунд и прикрыл дверь балкона, оставив щёлку. Снова взглянул во тьму. Постоял в тишине, которая принадлежала этой ночью только сверчкам и цикадам. Они всё играли и играли на своих скрипках. Хэвес глубоко выдохнул. Вынул из внутреннего кармана камзола трубку и закурил. Дед принца был, прямо скажем, не эталонным эльфом Ливеллии. Он не увлекался магией, не играл на музыкальных инструментах, не любил стихи и древние песни предков, не любил кошек и вообще домашних животных, что было абсурдом для зажиточных лесных эльфов. Но самым необъяснимым было то, что он имел возможность, но так и не завёл себе фамильяра. А ведь сильный фамильяр – это лучший помощник в жизни. Эти духи сказочных животных, в которых могла быть заключена часть души и магических способностей эльфов, играли большую роль в жизни немногих из оставшихся великих жрецов, а также эльфов королевской династии. Очень немногих… В своё время люди постарались на славу… Сначала они перебили большую часть жрецов во время Великой Войны, а затем ввели квоту на обучение новых. Разрешалась одна школа магии и ведовства! Всего одна! В таких условиях эльфы могли радоваться только тому, что им удалось довести переговоры до зеркальных мер по отношению к Речному народу. Только одна школа у людей и одна у эльфов – и все!

Всем было понятно, кто в данном случае теряет больше. Конечно эльфы, ведь их магические способности были куда сильнее людских. Вековые традиции, многие празднества, связанные с магией, знания ведовства и умение общаться с природой и богами – всё стало постепенно забываться и почти сгинуло спустя два столетья.