Перерождение

– А я согласен с Шижнем. И вообще, какого рожна мы здесь копаем, а они только веточки кидают. Эти паскуды свои бабьи пальчики замарать бояться, а то как они потом на арфе всю ночь играть будут? Этот синеглазый ваще по ночам шляется. Видел его давеча. Надо было их …

Дальше разговор уже было сложно разобрать. Нэнне подхватил очередную охапку веток и понес к свежевырытой канаве:

– Ладно, давайть побыстрее. Думаеть у нас тут много времени, а? Аве, забудь, да? Как стрелы залетают, так они поймуть, кто есть кто. Рады буть, что эльфы метко стреляют. А, Яль? – Было заметно, что Нэнне в отличие от Яля намного дольше избавлялся от ильгуккского акцента.

– Не спорю… Не спорю.

Снова заработали. Блёмер, как самый молодой, спустился в яму раскладывать ветки равномерно по дну. Ильгукки в яму вообще не лезли, так как ростом были почти с гномов. Может, чуть повыше.

То, что степняки забрались в эти края и осели так далеко от своих западных земель, было удивительно. Обычно ильгукки много не путешествовали. Они торговали олениной да пушниной с приграничными землями Драбанта и Республики Левэр, но не более. Народ был достаточно отчужденный и своенравный. Издревле они вели бескомпромиссные войны с людьми. Однако это были скорее войны оборонительные, чтобы задержать безостановочную экспансию людей на запад в родные степи ильгукков. Всему положила конец Великая Война. В ней степной народ участия практически не принимал. Больше держали свои границы и наблюдали: чем же всё кончится? Все кончилось подписанием пакта о ненападении всех пяти королевств и Вечного Союза. И хотя вольный степной народ так и не смог объединиться в единое государство, вожди большинства племен в тот момент сумели закрепить границы своих мелких раздробленных земель с Драбантом и Левэром. На этом и порешили – Мир… Или почти мир. В степях всегда где-нибудь то закипали, то угасали мелкие межплеменные междоусобицы. Но пока они не выходили за обусловленные границы с людскими землями, людям не было дела до местных склоков.

Было сложно назвать Яля и Нэнне братьями не разлей вода. Они поддерживали друг друга, но были все-таки разными. Говорили по-разному, думали по-разному. И даже круг общения в форте Байу у них отличался. Нэнне любил поболтать с эльфами. Любил их песни, неторопливую певучую речь. Иногда даже был не прочь помузицировать с ними на десятиструнной лире, которую он откопал в старинных подвалах местного склада. Яль же чаще собирался в казармах с людьми на партию в карты или подвигать фигурки по доске. Но было у них одно общее, присущее всем степнякам свойство – они как боги стреляли из лука. Даже эльфы могли бы им позавидовать. Не все, но некоторые точно. Именно поэтому старик Военег отвел Ялю в подчинение лучников на наиболее протяженной восточной стене форта, а Авилеро назначил командующим отряда лучников на не менее важной, южной стене прямо над главными воротами.

Ближе к вечеру закончили копать. Два параллельно идущих рва простирались теперь вокруг Байу по всему периметру, кроме лесной части, примыкающей с западной стороны, и кроме специально выделенной полосы в поле, идущей напрямую к мосту и далее к южным воротам. Кессен мудро заметил, что враг наверняка начнет с переговоров, и поэтому, чтобы не раскрывать сразу все ловушки, надо было оставить нетронутым участок для беспрепятственного проезда делегации к форту. Ближе к замаскированным траншеям войско было наказано не пускать – остановить идущих парой предупредительных стрел. Расстояние выстрела с лихвой перекрывало расстояние от стены до рвов. Таким образом, войско не заметило бы скрытые ловушки слишком рано, а попалось бы в них только на атакующем марше, когда решение о штурме было бы уже принято.

Так всё и случилось. На следующий день. В первый день кигды зяблика1.

***

В тот день у многих защитников форта в души уже закралась нелепая подозрительность, что всё это не взаправду: и война, и беженцы, и ведьмы, о которых поговаривали ещё за полгода до начала военных действий. Всё то же солнце цеплялось за бирюзовые тучи. Уже первый день зяблика, а значит скоро придёт настоящая, солнечная весна. И не стоит тратить столько времени на организацию запасов и прочистку колодца. Весной же столько дел! Вон, надо начать уже и грядки у леса копать! Скоро сеять надо будет. Странно всё это… Чего ждём?

Ясномысл расхаживал по стене, время от времени поглядывая на южную кромку леса и прислушиваясь к редкому дальнему пощелкиванию из чащи – Клик-клок! Уууум. «Снова леший безобразничает, – думал он. – И что он здесь забыл? Не уходит ведь никак…»

Ему было лишь двадцать пять, и большую часть своей осознанной жизни он провёл в Гефире – крупном портовом городе на севере страны. Ясномысл был поздним и единственным ребенком в семье. Отец его служил лоцманом на небольшом торговом судне, ходившем через Пролив Тунца до Эрвилла за эльфийскими шелками, легкими и прочными айнахскими клинками, душистыми пряностями и лечебными травами со склонов Миирталя. Мать же работала простой швеёй в местной мануфактуре. Всё детство мальчик жил в относительном достатке, проводя большую часть времени с друзьями на крепко сколоченной лодке, с которой они ловили корюшку и, если повезёт, жирных угрей. Нельзя было сказать, что родители не любили его, но по натуре своей оба они были молчунами, ценили тишину и покой, а Ясномысл к их общей печали оказался ребенком шумным и суетливым. К своим двадцати годам он не стал спокойнее, а лишь обратил порывы активности в частые попойки с друзьями и еженощные кувыркания с барышнями в амбаре, который слишком уж близко примыкал к дому, где спали старики. Недолго думая, родители решили отправить Ясномысла подальше на прохождение военной службы. После года тренировок в городке Восточная Крепь Ясномысл оказался в Байу с уже мало-мальским опытом военного дела. Умел и мечом помахать, и нож метнуть. И хоть жизнь в форте была ему не в тягость, мысли его часто были совсем далеко: он с тоской вспоминал море и родные берега. К концу этого лета срок службы истекал, и Ясномысл волен был вернуться к родным берегам.

Замечтавшись о морях, он тряхнул головой, а когда в очередной раз глянул своими большими печальными глазами на поле, то вдалеке увидел четыре точки. Всадники! Сердце его как-то сразу потяжелело. Забилось чаще, торопливее. Они! Тускло поблёскивали лёгкие наплечные и нагрудные латы, местами спрятанные в лисий мех. На головах рыжие лисьи шапки. Всадники притормозили, оглянулись назад – в лес и спокойно пошли трусцой в сторону замка. Ясномыслу уже надо было бы бить в небольшой колокол, установленный на бастионе Толстого Ригдара, а он всё как зачарованный смотрел на приближающихся вдали конников, как будто это были простые торговцы или какие-нибудь знатные путешественники.

Наконец он встрепенулся. По дощатому настилу застучали торопливые шаги, переходящие в бег. По пути он глянул вниз и заорал, кто бы там ни шел на расстоянии его крика: «Идут! Эльфы! Идуууут!!!»

Внутренние дворы и улочки форта наполнил тревожный звон медного колокола, величиною с собачью голову. Сколько же в него не звонили? Пятьдесят? Сто лет? И тут же все те, кто сомневался в реальности изменившегося мира, замерли, а потом заволновались-засуетились. Неужели правда война?! Улицы форта наполнились суматохой и движением. Боевая готовность! Все к оружию! Все к обороне!

Рядом с Ясномыслом начали вырастать фигуры с луками. Они всматривались в лес… Потому что лес всматривался в них. Потом он заколебался, ожил, замелькал и зарябил, как будто муравейник наполнился каким-то, казалось бы, хаотичным, но на самом деле очень упорядоченным движением. Движение это выплёскивало наружу целые отряды воинов. Группами они рассредоточивались по полю и замирали. Гремя содержимым, на дороге показались обозы: провизия, провизия, провизия. Палатки, съестные запасы, какие-то материалы, оружие, фураж. Обозы свернули с дороги на поле и пошли цепью вдоль полосы леса.

Кто-то на дальнем северо-восточном краю форта кричал: «Уводите коней! Быстрее!» Со своего места Ясномысл не видел, но понял, что мужики побежали за лошадьми, часть из которых Фойердаль всё же решил оставить про запас для возможного кавалерийского удара. Было их числом двадцать пять, и они паслись, как обычно, в загоне, располагавшемся в поле. «Успеют», – подумал Ясномысл взволнованно. А обозы неприятеля между тем продолжали свой змеиный ход, медленно огибая форт и скрипя дровнями. Некоторые вставали, и вокруг них сразу начиналась возня – разгружали.

– Рассредоточиться по позициям! – услышал Ясномысл крик совсем рядом. Он оглянулся и увидел Авилеро в боевом бордовом кафтане с защитными пластинами на руках и плечах. Эльф уже принял командование взводом лучников и теперь расставлял их по позициям между зубцами стены. За такими зубцами можно было спокойно встать в полный рост и натягивать тетиву, не боясь, что тебя подстрелят.

Ясномысл неожиданно понял, что его пост на этом закончился и вспомнил, что в случае тревоги ему надо срочно примкнуть к первой вспомогательной оборонительной линии. Этот небольшой взвод должен был страховать основной оборонительный отряд Авилеро, состоящий из сорока лучников. Ясномысл, толкаясь с поднимающимися на стену бойцами, боком начал пробираться к лестнице. Спустился и побежал к арсеналу за арбалетом.

Постепенно на улицах образовался порядок. Формировались четкие группы лучников и арбалетчиков. Кто-то выкатывал бочки со смолой для подогрева. Единственная катапульта уже была размещена на специально отведённой для неё площадке. Слышались окрики командующих.

Ясномысл увидел, как на донжоне в латах стояли Фойердаль и Военег. Имелик Дзыба в плаще, заколотом на плече дорогой брошью, показывал куда-то рукой, отчаянно жестикулируя. Внутри Ясномысла гуляла только одна мысль: «Что там!? Что там происходит на поле!? Сколько их? Я должен видеть. Так! Сбегаю за арбалетом и … Чёрт! Ведь наша линия должна стоять внутри за стеной, ждать пока не подойдёт очередь стрелять. Так я ничего не увижу, пока не будет по-настоящему горячо».

– Здорова! – услышал он от пробегавшего мимо Четвертака веселого нездоровым весельем, – Ну что? Зарубимся?! Удачи в бою!

Ясномысл только махнул приветственно рукой, и они разбежались в разные стороны.

Тем временем поле наполнялось зеленоватыми фалангами. Было странно видеть сразу столько народу на этих полях, сотни лет стоявших пустыми. Полях, по которым могла лишь пробежаться лиса, на которые могло выйти небольшое стадо оленей или могли выбежать ребятишки поиграть с воздушным змеем. Самое большое, что здесь происходило – это новогодняя ярмарка с конкурсами и забавами, в которой помимо обитателей форта принимали участие и жители близлежащих деревень.

Теперь же поля будут вытоптаны тысячами ног и копыт.

Построившиеся вдоль леса воины держались на почтительном расстоянии полёта стрелы и даже дальше. Прошло некоторое время, пока войско рассредоточилось окончательно. Казалось, из леса и с главной южной дороги, ведущей к воротам форта, больше никто не выходил, а значит защитники Байу могли лицезреть армию эльфов в полном составе. Построившиеся в шеренги воины ёжились от холода и переступали с ноги на ногу. Это была их первая встреча с серьезным препятствием в виде высоких стен, как и первая встреча с вооруженным сопротивлением. Стычки в незащищенных деревнях могли считаться лишь лёгкой прогулкой. И именно сейчас эльфы осознавали это, с тревогой наблюдая за поблёскиванием стали на доспехах лучников, выглядывавших из-за зубцов оборонительных стен. Башни взирали на непрошенных гостей ещё более грозно: темные, высокие, злые, они казались чужими и неприступными.

– Думаю всего около тысячи…

– Конных пара десятков…

– Смотри, там командование. Ишь, уже палатку растягивают, – рассуждали лучники Байу.

Прошло ещё двадцать минут и от командующей группы отделились двое всадников. Они лёгкой рысью поскакали по дороге по направлению к главным воротам. По рядам воинов на стенах явственно пробежал говор. Напряглись. Зашептались. В руке одного из всадников ветер трепал белое полотно. Второй на саврасом скакуне держался чуть позади. По его одежде и выбритой от виска до макушки стреле было видно, что он из благородных.

С высоты донжона Кессен тоже увидел приближающуюся делегацию. Он повернулся к начальнику стражи.

– Надо впускать. Послушаем, что скажут. Опускайте мост и поднимайте ворота.

– Подняяяяять ворооота! – дал команду Военег с высоты донжона.

– Прикажи своим дружинникам выйти за стены и завязать им глаза. Не развязывать, пока не заведёте их внутрь, в главный зал, – продолжил Фойердаль. – Имелик, подготовь угощенье гостям: вино, закуски. Пусть видят, что мы запаслись провизией и не бедствуем. Как сделаешь, поднимайся обратно. Мне нужны твои глаза здесь, на донжоне.

– Слушаюсь.

Имелик крутанулся на каблуке и заспешил вниз по лестнице вслед за Военегом.

На время Кессен остался один. "Вот оно. Началось, – он мыслил спокойно и рассудительно. – Так. Тысяча с небольшим. Две катапульты для камней, небольшие баллисты для копий. Точно сколотят таран и лестницы… Нас двести пятьдесят. Шансы есть." Всё это он проходил однажды в академии, но как же давно это было! Да, он стажировался в молодости на Линии Несвернувшейся Крови вместе с группой сослуживцев из Драбанта. Но в те времена орки почти не нападали на границы Айнах Ад'Дира. Случались лишь редкие стычки… "Детский лепет по сравнению с этим… – усмехнулся про себя Кессен. – Если это действительно Война… Если? Идиот, посмотри на эти шеренги, они сюда на прогулку что ли пришли? Ладно… У нас крепкие стены.  Крепкие стены!"

Кессен увидел, как в уже раскрытых воротах появились четверо. Двое воинов Военега вели под уздцы лошадей. Один вел под руки прибывших эльфов. С завязанными глазами с непривычки они осторожно ступали по земле, иногда поднимая руку нащупать что впереди. Капитан ещё раз посмотрел вдаль на трепещущие зеленые флаги с изображением сойки на стреле и пошел по лестнице вниз.

***

Эльфам развязали глаза, после чего они ещё долго моргали, привыкая к полумраку зала. Сесть им не предложили. Когда очертания зала приобрели четкость и перестали плясать желто-красными пятнами, тот, кто, судя по одежде и осанке, явно носил высокий титул в эльфийской иерархии, нашел глазами Кессена, сидящего на большом стуле на возвышении по центру зала. Эльф сделал пару осторожных шагов вперед. Остановился. Высокий шатен с ясными умными глазами и не по-эльфийски широким носом. Возрастом, возможно, чуть за сотню лет. По мокрым от дождя плечам и вороту куртки видно было, что он провёл в седле весь день.

– Приветствую вас. Моё имя Ядильон Ней Турс. Уполномоченный представитель короля Ливеллии Ластреннэ Гомифьена.

Он замолчал. Что-то неуверенное чувствовалось в этом голосе, в этом напряженном взгляде.

– Моё имя капитан Кессен Фойердаль. Я – управляющий этим фортом… и его защитник, – мрачно отвечал Кессен. – Куда путь держите, уважаемый Ядильон?

Эльф был явно смущен вопросом, но, конечно, знал, что говорить. А говорить он стал послание короля. Слово в слово заученное.

– Достопочтенный господин Фойердаль, Ливеллия вступила на новый Путь, и хочет открыть его всем королевствам, принести им, так сказать, прозрение. Все мы – дети Творцов – дети Семи Богов. Наше королевство, наша раса древнее остальных, и она желает взять под своё покровительство заблудшие народы и вернуть им Благодать наших Творцов и Великий Лад…

– Что конкретнее Вы от нас хотите? – перебил его Кессен. – Вы, надеюсь, понимаете, что нарушили Вечный союз, закрепленный кровью наших предков? Вы пришли с оружием на земли чужого государства, а это равносильно объявлению войны.

– Кхэ…– прокашлялся Ядильон в рукав, искусно прошитый серебряными нитями. Так же искусно он обходил неудобные вопросы. – Мы не хотим крови и не можем считать «просвещение», которое мы несём вам, войной. Мы хотим лишь открыть вам глаза на те вещи, о которых забыли люди. Всем королевствам предписано быть вместе – одной страной как когда-то, а мудрость эльфов должна восстановить эту гармонию жизни. Как Вы понимаете, это возможно лишь если МЫ будем принимать решения. При всём уважении, вы же сами видите, как люди заблудились в своих страстях и ненасытном желании подчинить себе всё вокруг. Вырубаете священные леса, перекрываете реки, распространяете невиданные болезни. Что стоит только мор на юге?!

– Если вы говорите о сокхе, – перебил его Кессен, – то из достоверных источников мне известно, что он происходит из Савошских топей со стороны вашей же Ливеллии.

– Сокх губит сотни, тысячи людей и эльфов! – продолжил Ядильон, вдруг повысив голос и будто не заметив комментарий капитана. – Эту напасть распространяют ЛЮДИ! Ваши действия подвергает ВСЕ королевства опасности саморазрушения, – эльф сделал паузу и продолжил уже более спокойным тоном, медленно расставляя слова. – Вы должны понять, капитан, что за нами стоит могущественная сила. Нас ведёт один из Творцов, и сейчас он говорит за всех Богов пантеона! То, что вы видите – это лишь ручей. Вы не видите всей реки, – эльф выпрямился. – Сдавайте крепость, и мы не причиним никому зла.

– Так вы хотите править всеми Пятью Королевствами?! – усмехнулся Кессен. – Какие, думаете, у Вас шансы против стольких народов?

– Вопрос не в господстве… – эльф призадумался, взвешивая слова. Было видно, что он как будто сам не до конца может сформулировать причину столь вероломного нападения и конечную цель войны. – Послушайте, Изар – командующий Армией Петляющего Леса – попросил меня быть с Вами предельно откровенным. Возможно… хорошо, почти наверняка Вы меня не поймете, но то, что предначертано всем нашим народам, показал нам… Один из Творцов. Я сам видел его! Своими глазами видел чудеса, которые он творил.

Военег не выдержал:

– Вас, стало быть, какой-то дурной колдун на это сподвиг? Бааа, – он помотал головой и разочарованно вздохнул. – Ну совсем долбанулись лесные. А вы и рады …

– Постой, постой, Военег. Спокойнее. Дай гостю досказать, – прервал его Фойердаль. – Почему Вы думаете, что этот…, как Вы говорите, Творец не является обыкновенным, пусть даже сильным, колдуном?

– Это надо видеть своими глазами! И чувствовать. Её Сила! Это… Этому нельзя противиться. Мы все должны вернуться в лоно Истины, которую оно говорит нам. Её зовут Гаруцца – второе воплощение богини Шахнáэ! – снова видно было, как Ядильон вернулся в прежнее состояние вестника истины, в котором ему было комфортно объяснять происходящее, но которое он сам себе не до конца мог объяснить.

Эльф замолк и резюмировал:

– Сдавайте крепость. Второго шанса не будет. Скоро сюда прибудет Камышовое войско, мы возьмем форт за день и пойдем дальше на Твердрек. Не заставляйте нас лить кровь.

Посол выпрямился, ожидая ответа. Всем стало понятно, что дискуссия завершена. Неожиданно в зале настала тишина, а потом раздался громкий стук будто от соударения металла о металл. Все, включая эльфов, вздрогнули от неожиданности и замотали головами в поисках источника. Звук повторился.

– Это на улице, – смекнул Имелик. – Готовим катапульты.

Вороньи глаза бурмистра с вызовом блеснули.

– Полагаю, разговор окончен, – всё тем же ровным и мрачным тоном проговорил Кессен, вставая со стула. – Честь имею, господин Ней Турс.

Эльф поклонился, но как только он увидел подходящего Имелика с повязкой для глаз, остановил его рукой:

– Один момент… Я оставлю Вам этот белый стяг. – Он вынул из наплечной сумки небольшое белое полотно с вышитым изображением филина на золотом щите. – Если мы не увидим его спущенным с главной башни завтра на рассвете, будем считать, что вы отказались от нашего предложения сложить оружие… Это всё.

***

Эльф закрыл глаза, позволяя их себе завязать, и тьма поглотила его. Затем он мог довериться только оставшимся чувствам: скрип открываемых ворот, холод в ногах. Мелкие шаги вперёд. Его ведут аккуратно и бережно. Шум множества шагов вокруг. Металлический стук. Действительно катапульта? Хм, вполне может быть. Идти должно быть недалеко. Чьи-то слова сверху: «Держись, сука, словишь от меня лично завтра стрелу». Чей-то кашель и плевок. Приятный запах уходящей зимы и пение свиристели. «Что будет завтра? Так ли мы правы? Но Гаруцца! Как я могу сомневаться!?» Прежний мир уходил из-под ног. Новый мир… Каким он будет? Этот необычный страшный клёкот, доносящийся из леса. «Крыкк! Крыык! Уууум!» «Будь что будет… Нас ведёт один из Семиликих! Мы не можем проиграть!»

Вот повязка снята, и он на скакуне. Кто-то сильно хватанул жеребца по крупу, и тот припустил галопом к лесу. Рядом скачет, понурив голову, второй посол. Скакать, должно быть, совсем недолго. Трава под конём такая сухая. Ломается и рассыпается как песок. «Что сказать Изару?»

Они останавливаются возле разбитой палатки главнокомандующего. Изар, видимо, находится внутри с другими «крагами» – командующими сотней. Ядильон слезает с коня, кивком головы отпускает сопровождавшего его второго посла и начинает было передавать поводья подоспевшему конюху. Краем глаза он замечает – что-то свисает из его походной сумы. Он обходит коня и видит, как из сумы торчит скомканный белый стяг с филином на золотом щите…

***

Костры. Костры. Костры. Костры освещали вековые стволы кипарисов и сосен, разбрасывая вокруг причудливые колеблющиеся тени. В дальнем биваке ближе к северному краю леса тихо играла лютня, двое эльфов красиво пели. Войско расположилось на ночлег. До форта всё реже доносился стук вбиваемых кольев для установки палаток и всё чаще треск от расколотого на костре полена или тихий эльфийский говор.

Несмотря на витавшее в воздухе напряжение из-за надвигающейся угрозы, Авилеро договорился в тот вечер зайти к Нэнне поиграть в карты и попить чаю. Конечно, вопрос был не в картах, а скорее в том, что никому не хотелось оставаться дома в одиночестве. Каждому хотелось побыть в такие минуты с друзьями и поговорить о предстоящем. Тем более, что у большинства людей жены с детьми были отправлены в Брунь, и людям было слишком тоскливо в опустевших жилищах.

Как только ровный свинцовый горизонт с синеватыми ребристыми облаками сменил кровяной закат, Авилеро в полушубке с большим белым отворотом вышел из своего дома. К ночи мороз снова сковал инеем землю, неприятно покалывал щеки. Когда эльф торопливо проходил мимо стены своим нервным и широким шагом, он взглянул наверх на ночной дозор: хотел было что-то спросить у стражи, но заторопился дальше. Ещё десять шагов и надо было поворачивать налево к Казарменной улице… Но нет, что-то всё же тянуло его подняться на стену и своими глазами увидеть, что же делают там они – пришедшие без приглашения, желающие воевать с ними и со всеми королевствами в придачу. Легко пролетая широким шагом через одну ступень, Авилеро взобрался на широкую стену и взглянул на потемневший горизонт. Его взгляд торопливо нащупал затухающие пляски костров – кровавые угли, растекающиеся как ручей или ломкий кровяной сосуд вдоль кромки леса, хребты палаток, силуэты эльфов. Не отрывая взгляд от этой, казалось бы, мирной картины, он подошёл к караульным.

– Ну как тут?

Караульные начали вглядываться в силуэт.

– А? Это ты, Ави? Хэ, да ты глянь. Будто на пикник приехали мясо пожарить… И не верится, что завтра рубать нас собрались, – проговорил ближний к нему стражник, представший в виде тёмной высокой фигуры. Все факелы на стенах было приказано затушить ради экономии.

– Может постоять, да уйдуть? – без особой надежды в голосе отозвался другой постовой.

Все замолчали, понимая глупость сказанного.

– Блядские лесники! Извини, Ави, не в обиду тебе… Но ты подумай только… Эээх, неужто этому миру конец.!? – эмоционально заговорил третий, который для Авилеро в темноте был таким же чёрным мешком, как и первые два. – Как по мне, так это все брехня про их сношения с богами да новую религию. Слыхали!? Говорят, будто с ними живой, один из Семиликих. Сама Шахнáэ!

– Ага, восстала из Тайдушо во плоти… Бредятина лесная. Помешались востроухие!

– А ты походи, Тыля, походи, – заговорщически продолжал третий. – Я толкую другое. Подумай, лесные на ветвях у себя пируют – трудиться, там, пахать то бишь, как всегда, некому. Да шо и ховорить, земель пахотных тож нема. Леса священные под пашню рубать запрещено. А люди, глянь, все пруть и пруть. В Драбанте у нас и торговля морская, и строительство вовсю, ученые там всякие, порошки какие-то горючие изобретають – сами слыхали небось. Республика Левэр, опять же, черноземными землями бохата. Так это ж бывшие земли-то эльфийские, сами знаете. Кормит Левэр, в общем, всех. А от одного купца заезжего слыхал я, что и зерно-то для своих-то, для Драбанта соседнего подешевше будет, чем для эльфийских-то земель. Разумеешь? Префереееенции.

– Нууу, чтоть такой умный стал? А, Сыромяка? Слова-то какие… Преферееенции, – протянул второй с резким акцентом жителя западного Драбанта.