Комфорт проживания и самосотворение

***

Захотелось на закуску языков, принесли. Вовчѝк, ответив на звонок, заметался. Мамо̀нт уже на подъезде, он кинулся встречать в страхе, что ее перехватят и уведут. Похоже, там возникло серьезное чувство. Большой товарищ был собран и напряжен, будучи погруженным в модельно-цифровой ряд. Девочки под томную музыку современных авторов, голые, выплывали на сцену. Большой друг все же первый-то углядел, он пихнул Сла̀ва, чтобы тот обернулся. По проходу шел сюжет: то были Вовча̀н с невестой. Она обнимала его за плечико, и оттого его лысая голова попала точно в уровень груди, но самого маленького объема. Очень удачно его голова имитировала третью грудь, оттого вся картинка была выше всяких похвал. Мамо̀нт оказалась совсем не противной и не страшной, огромной, но очень даже пропорциональной, с милым лицом, и, ко всему, еще и молодой. Ясно, что при виде ее многие испытывали трепет, но Вовчѝк был не робкого десятка и умиленно прижимался к ее объемам. Он нас сразу уведомил, что на этот раз у него все серьезно. Они сидели и обнимались, скрипя стульями; витал легкий туман, и было очень хорошо. У Мамо̀нт в ночь было еще не одно выступление, и она спешила осчастливить покоренного Вовчѝка. Они уединились в номерах, мебель в них, видимо, останется инвалидкой.

Большой товарищ все время пучился на сцену и записывал номера на бумажку, потом одни вычеркивал, другие записывал и вновь вычеркивал, искал свое. За столом справа два мужика долго целовались, а потом начали возбуждать причинные места, но каждому свое, главное – комфорт. Музыка перешла в поросячий визг, туман густел, девочки на сцене энергично махали ляжками. Тут позвонил Вовчѝк и доложил, что у Мамо̀нт есть еще немного времени, и она хотела бы всей команде показать силовой стриптиз. Сла̀в пообещал прийти, но обманул. Большой друг все целился на сцену и черкал бумажки, а Сла̀в побрел на такси. Он весь вечер тужился вспомнить, у кого и в каком помещении мог видеть ту чайную пару, не давал ему покоя вояж на 666 километр, очень ему хотелось знать ответы. Он ехал и приехал, и глазам своим не поверил: у дверей сидел кот без имени и выжидающе смотрел на дверь. И только в квартире Сла̀в увидел приклеенную скотчем на шкуру кота бумажку «Имя его – Агас». Вот у того и имя появилось.

Лег спать, и только первый сон начал подкрадываться, как во внутреннее ухо зазвонил телефон. Голос Вовчѝка дребезжал где-то далеко, в такт сопровождения какого-то музыкального наваждения. Спросонья он понял только одно: что у того трубку из рук вырывают. На том конце была та самая рыжая, она извинялась, что не оказала ему внимания. Она сама позвонила, а ему захотелось повыебываться, и он исполнил, рассказав, в каком виде хочет ее видеть. Кот внимательно вслушивался, а картинка вырисовывалась такая: коли она рыжая, то она должна быть наряжена в красный блестящий комбинезон и в такие же сапоги с высокими каблуками, и с красными же губами и ногтями. Она выслушала, сказала, что постарается и передала трубку Вовча̀ну, тот начал что-то трепать про силовой стриптиз, но Сла̀в выключился, быстро заснув. Кот какое-то время еще наблюдал за ним, ковыряясь в зубах самым мелким когтем левой лапы.

***

Кот Агас запрыгнул на подоконник, открыл окно, верные волки лежали внизу. Ночное освещение теперь было принято не сверху, а откуда-то из подвалов домов. Кот спрыгнул с третьего этажа на асфальт и обернулся Агасфером. Теперь у него должность приглядывающего. Когда его подопечный уходил из дома, кот оборачивался в свое человеческое естество, мылся и справлял нужду, а мясо из миски выбрасывал в окно волкам, те были очень благодарны, вылизывая асфальт. То мясо себе принесла для еды демон Азалѝя, которую подопечный сам привел в дом, и мясо было человеческим. Подопечный скоро станет сам его употреблять, когда будет готов к искуплению страстей и выполнению роли в сатанинском акте. Роль его – роль псевдоотца (Антиобручника), и он будет рядом со шлюхой, которая родит Антихриста. Агасфер отправился в ночь – прогуляться и поесть пищу человеческую. Ту бумажку он сам себе приклеил, надоело ему слушать кис-кис, а представляться в своем обличии команды не было.

***

Сла̀в проснулся, но глаз не открывал, в квартире было холодно, а в голове помойка. Все сны перемешались и лишь обрывками проплывали в каких-то багряных раскрасках. Опять подумал про свою чайную пару, то был Дулевский фарфор с ветками цветущей сирени, это был привет из двадцатого века. Вспоминалось, что видел он пару где-то за чужим столом, но более ничего не прояснялось. Зато вспомнил имя вчерашней рыжей. Сегодня на нее, да и на всех рыжих, отпишется злобной, но правдивой жалобой. Он вынул руку из-под одеяла, щелкнул пальцами, заработал телевизор. Их сейчас рисовали, приходил некто, и на выбранном тобой месте на стене рисовал квадрат или что захочешь, и в этом квадрате по щелчку пальцев работала картинка. Денег за это не брали. В это утро тучный ведущий конкурса задорно хохотал, выявлялся победитель на звание полового члена, больше всех похожего на ветерана войны, в шрамах и покусах. Лауреаты получали известность и награды. Окно было почему-то неплотно закрыто, оттого и холодно было в квартире. Кот лежал в углу и щерился. Сла̀в достал банку с консервами для него, разглядел банку, прочитал надпись на ней «Эта еда для всех, но сегодня не для тебя», выложил содержимое коту Агасу, тот никак не прореагировал. Так было каждое утро, а к вечеру тарелка была чиста, как помытая, значит, все вылизывал кошара. Куда он гадил, было и вовсе непонятно, но кот был чистоплотный. А он не стал умываться, с утра не хочется, так и зачем?

Выходя на улицу, он с собой прихватил еще одну банку, предварительно ее открыв. На улице все волки в зоне видимости кинулись к нему, банка жалобно дважды хрустнула и пропала в чудовищных пастях милых собачек. Волки благодарно потерлись боками о Сла̀ва и отправились по своим волчьим делам. Он посмотрел на свои окна, за стеклом на подоконнике сидел кот и мыл рыло. «Видно, успел позавтракать», – подумал Сла̀в. Он пошел, как и планировал, и уселся на скамейку, ожидаючи. Кругом шныряло население, никто не спешил. Были еще пьяные и уже пьяные, но все были веселы и доброжелательны. День был холодный, но безветренный, знамо наш день, туман лежал ровно и надежно. Когда ветры, было худо, подкрадывалась общая грусть. В такие дни все сидели по домам, тупо внимая телевизору. Но еще сбивались в больших развлекательных центрах под обширным затуманенным куполом. Там было комфортно. Содержание приносили раз в неделю, которая теперь состояла из шести дней, воскресенье давно отменили, так же, как и поменяли летоисчисление. Теперь каждый знал: в день четвертый, ровно в 10 часов приходил посыльный кассир в тюбетейке и зеленом мундире и приносил новую пачечку бумажных денег.

Сумма долга Сла̀ва была равна сумме месячного содержания. Там, где все продавалось, продать было нечего, но это так только казалось. К нему подошел здоровенный волчара, сел напротив, потом лег набок, с ним явно было что-то не то. Тут же подъехал на такси Вовчѝк, как всегда бодрый и с рассказами о впечатлениях. Волк лежал на боку и слюнявил. Присмотревшись, Сла̀в увидел какую-то бечевку, свисавшую из пасти. Они вдвоем присели на корточки и начали разжимать болезному пасть. Верхняя челюсть была как гильотина, волк слезящимися глазами глядел на них, и благодарно покорно разомкнул зубы. Шнурок тянулся из чего-то явно металлического, врезавшегося в верхнее небо. Сла̀в запустил руку в пасть и начал раскачивать железку, она понемногу поддавалась, тогда он взялся за бечевку, и резко рванул. Из пасти вылетела металлическая пластинка. При ближайшем рассмотрении это оказалось нательным крестиком с чьей-то преступной шеи. Крест положили на скамейку и позвонили куда надо. Те махом приехали, заглянули в пасть волку, упаковали в специальную коробочку находку, оставив друзьям два талона на бесплатную выпивку сегодня. День начинался удачно.

***

Агасфер бродил по улицам; ночь была холодная, осень уже совсем закатывалась в зиму. Все ночное население толкалось, удовлетворяя свои похоти и потребности, под затуманенными крышами. Волков тоже не было видно, в это время суток они выполняли свои главные обязанности чистильщиков. То тут, то там пробегали, пролетали и проползали коллеги Агасфера. По темноте эти мелкие прислужники с прилежанием исполняли отведенные им роли. Все разворачивалось в активную фазу, но были и проблемы. Проблемой были те, кто пытался тайно каяться. Если хотя бы один такой будет в районе гнезда, задуманному не свершиться. Зовущих надо было истребить. Очень помогали жалобщики, которые давно превратились в предателей. Они доносили на своих близких, через них осуществлялось постоянное онлайн-присутствие.

Агасфер дошел до реки и присел на лавку. Дело было уже к утру, для волков это час омовения. Река была необитаемая, рыбу объявили врагом всего нового и быстро извели. Проплывающие льдинки незвонко стукали друг по другу. Из окружающей тишины повеяло теплым дыханием и зловонием. Это стая волков гнала их впереди себя. Они с разбега ухались в воду, через какое-то время выбирались на берег, вместе с водой стряхивая с себя остатки человеческой крови. А те из них, кто обожрались, подолгу лакали воду. В темноте глаза зверей горели красными углями адских жаровен. Придет время, и Асмодей заберет свой легион, но они еще будут являться на землю, только на двух задних лапах, а передние прорастут огромными когтями.

Дьявол раскручивал третью попытку прорваться и воцариться в образе Антихриста. Первый раз он поставил на гордыню и алчность, второй раз – на зависть и гнев, оба раза не смог набрать нужное количество скотских рож и проиграл. Теперь он раскручивал лень, чревоугодие и похоть. Уже сейчас было видно, что это удачный ход. Люди быстро становились бывшими, продаваясь за жратву и скотские игрища. Популяция росла, халява делала свое дело. Он выйдет из-за красной стены и с крыши мраморного саркофага провозгласит свое пришествие. Потом двинется по тверди земной, и пойдут народы к нему в услужение.

***

Вот это денек выдался: мало того, что получили на халяву бесплатное питье во всех заведениях, еще и в кофейню зашли, а там новости – цены на все значительно снижены, а также озвучен размер прибавки к еженедельному пособию. Как не восхищаться и не восхвалять правителя? Слава ему и вечное правление! Налили за него, родного, выпили и закусили холодным заливным мясом. Еще раз – под горячую похлебку, жирную и острую, аж зашибло. Сла̀в рассказал, что с утра отжаловался на вчерашнюю рыжую мадам, которая ему предлагала быть седьмым, но неожиданно Вовчѝк его не поддержал, что тот отказался от услуг рыжей быть седьмым. Так как число семь является числом сакральной полноты. Сла̀в был сражен: ну и денек, еще и Вовчѝк с утра на почти трезвую голову умничает. Внутри прямо затеплело, и все уравновесилось. Он уже и пожалел, что отжаловался на рыжую: что-то было в этой барышне, чего он никогда не видел и не чувствовал. А мысли о собственном долге растворились в соусе к колбаскам. Надо было чем-то занимать себя сегодня. Вовчѝк предложил поехать к толстым, – было такое шоу девочек-толстушек. Большой товарищ не брал трубку, похоже, ночью у него случился-таки загул с моделями, там были хорошие варианты, но все с четными номерами, что странно. Сла̀в попытался выпытать у Вовчѝка, что ему вчера преподнесла малютка Мамо̀нт в том загадочном силовом стриптизе, но тот таинственно мычал, цокал языком и закатывал глаза, было одно лишь понятно, что Мамо̀нт – это звездища! Она еще, оказывается, была и массажисткой по женским телам, к которым была еще и очень пристрастна. Похоже, Вовчѝк был окончательно очарован.

Шоу толстушек было вкупе с казино, где народ просиживал за рулеткой. Этот прибор в нынешнем обществе был очень востребован – стол, покрытый зеленым сукном и прочерченный на пронумерованные квадраты, а номера в сумме были цифрой 666. Толстушки плясали на низенькой сцене, одетые в короткие клетчатые юбочки и с большими декольте. По заказу гостей бегали за шторку за сценой, где и отдавались энергично и с большим чувством. Проходняк был хороший, и их коробки пустыми не бывали. Друзья упали за стол, который тут же сервировали: водка в корзинке со льдом, хрустальные лафитники, мясные рулетики и маленькие керамические горшочки с горячим. Жрать уже было некуда, но жралось. Толстушки даже на здоровенных каблуках выглядели мелковато, но аппетитно. Они были включены в меню с прописанной ценой, а для постоянных гостей казино бесплатно. Но если судить по виду постоянных гостей, то им было совсем не до услуг милых толстушек. Они были бледными от недосыпания, все время пьющие за тем же игровым столом между проставками фишек, пока шарик скакал, отбивая дробь по колесу. Пили, но глаза от колеса не отрывали, пауз на отдых не было, как и дневного света. Народу было много, а воздуха мало: привычный туман подпирали неподвижные слои табачного дыма. Большой любитель приключений Вовчѝк и то не решился влезть в этот блуд, что рождал страшную зависимость, долги и безразличие ко всему остальному миру.

Толстушки пели и приплясывали, синхронно тряся грудями, а переворачиваясь, в согнутом состоянии, показывали толстые задницы без трусов. Бесплатной водки хотелось выпить много, из жадности, конечно. Вовчѝк пошел влюбиться в клетчатую юбку, но быстро вернулся в явном неудовольствии. Прибежавший администратор сказал, что они могут не включать услугу в счет, если не понравилось, вычтут из жалованья провинившейся, которая вновь приплясывала в строю, потрясывая своими телесами. После Мамо̀нт Вовчѝку было как-то не очень. Может, пригласить ту в спутницы жизни? В сегодняшней реальности не возбранялось жить вместе и вести хозяйство, только было условие, что это совместное проживание исключало какие-либо ограничения в свободе сексуальных действий. Даже намек на такие ограничения был предметом жалоб и серьезным проступком перед правилами общества, обеспечивающего высокий комфорт жизни. Вот так: если не хочешь быть седьмым, то хорошо, если будешь еще семнадцатым. Но со спутницей жизни всегда был шанс быть сегодня первым, сделав все с утра. Под звуки прыгающих по рулеточным колесам шариков они выпили еще. Позвонил большой товарищ, оказывается, он только отчаливает из того модельного клуба. Похоже, что он не только с четными пообщался, но и с нечетными тоже. Сейчас едет спать, пока не может присоединиться. Он явно был очень доволен. А у них появилось желание уехать в другое место: как-то с толстушками не очень покатило.

***

Виктима опять в той же самой отдельной комнате. Напротив нее за столом сидит такая же, как она, рыжая и очень красивая девушка с блестящими желтыми глазами. Она почему-то грубым мужским голосом говорит ей, как она теперь будет жить, где и с кем. И только в квартире Сла̀в увидел приклеенную скотчем на шкуру кота бумажку «Имя его – Агас». Скоро она проснется в темноте среди тысячи наложниц князя Владимира Святославовича. Тот был побежден похотью и ненасытен в блуде, он приводил к себе замужних женщин и растлевал девиц. Он и в веру Христову обратился за выпивкой и обжорством.

– «Быть тебе там среди тысячи первой шлюхой в продолжение года, а через год будешь в Византии, откуда пришла вера в Киев. Там, где процветали скверны блуда и распутства мужевлечения. Там, где правители распалялись гнусной похотью к отрокам и скопцам и оскверняли до трехсот душ этим мерзким грехом. Будешь и у Императора Константина IX Мономаха, у которого в фаворитах «сладкие мальчики», станешь там первой среди шлюх и мужелюбов, и пробудешь там год. Потом окажешься там, откуда принесли закон, станешь жить среди кочевников-скотоводов Авраама. А когда появится слово «блуд», объявишься первой блудницей и растлительницей, и войдешь в храм жрицей. В тот храм, где поедание мяса – акт богослужения. Там пробудешь год, потом вернешься сюда, к своему главному предназначению. Три года тебя будет хранить Ворон», – Азалѝя закончила, это была она – Эйшет, покровительница похоти и хранительница нечестивого Грааля.

Виктиму отдавали демоническим силам, она кивала головой и соглашалась, ничего не понимая. Ее уже здесь два раза кормили очень невкусно. На улицу выходить было нельзя, с ней все время находился ворон с клювом убийцы, волки его панически боялись, и нападать на девушку в его присутствии не могли. Его клекот заставлял их пятиться и разбегаться в паническом ужасе. Волки тоже жить хотели, а тот клекот и был голосом смерти для всех, кто жил, дыша. И на пшеничном поле прокаркали вороны художнику, и он выстрелил себе в голову.

***

Решили ехать в апартаменты и просто оторваться. Поехали не к Петровнѐ, а в место под названием «У вертолета». Откуда взялось это название, никто не знал, но место было вполне популярное. Местная домоправительница была возраста Петровны̀, но с бородавкой на носу, и потому выглядела противнее. Она ежеминутно курила и беспрерывно сквернословила. Там стало понятно, что Вовчѝку никто не понравился, и он умчался к Мамо̀нт. Сла̀в, напротив, напился до краев и обожрался так же, и, сделав четыре захода на дерматиновый диван, уехал спать. Он спал, а кот Агасфер лежал в углу, положив голову на лапы, и по-стариковски бубнил себе под нос:

– «Неведомо этому обожравшемуся и блудливому, что ему уготована роль Антиобручника, и скоро придет демон и оседлает его. Это случится, когда тот пойдет и оплатит долг, который демон ему и сочинил. Заплатит и изгонит из себя остатки человеческого, когда согласится признать грех добродетелью и заявит об этом».

Одно цеплялось за другое и свивалось в гнездо. Агасфер знал, что Антиматерь Виктиму отправили в путешествие, купаться в блуде и прославляться в нем. Это там пройдет три года, а здесь всего три месяца. И когда она вернется, ему придется ее опекать, ибо не было здесь больше никого, кроме него в обличии человеческом, с памятью и прошлым. А она должна быть только в облике человеческом, иначе снова родится сущность облика демонического. Через три месяца его сегодняшний подопечный будет уже исчадием и встанет в свой ряд, а там за ним другой присмотр будет уже. К началу второго весеннего месяца все должно быть готово.

***

Сла̀в проснулся от урчания голодного живота, посидел на унитазе, умываться не стал, хрюкнул на свое отражение в зеркале и стал собираться. В сегодняшних снах кого-то вешали и разрывали на части, кололи вилами и жарили в огне, но Сла̀ву никого не было жаль. В дверь позвонили, сосед, всегда домашний и невыбритый, спросил какой сегодня день. Сла̀в ответил, на что тот выдохнул:

– Боже мой!

Сла̀в закрыл за ним дверь и радостно понял, на кого он отжалуется сегодня. А долг его больше не тревожил, вчера все разъяснилось: в его, теперь совсем уже не ясно сколько прожитой жизни, был эпизод, который он скрывал и которого стыдился. А оказалось, что все это продается, и его делюга стоила ровно столько, сколько ему выставили кредиторы. Он был уже готов все озвучить и подписать, что нужно было для получения тех денег.

Кот Агасфер, сидя скромно в уголке, без труда читал эти мыслишки, то, что когда-то было внутри и называлось стыдом и раскаянием, переварил кишечник вместе со свиными закусками под водку, и слил в унитаз. Сла̀в тоже смотрел на кота, в который раз задаваясь вопросом, где тот справляет свои естественные надобности и как так чисто вылизывает чашку. Откуда же ему было знать, что тот мог оправляться только в своем естественном обличии, сидя на унитазе, а чашку мыл просто водой в раковине, ибо даже запах того варева был для него отвратен.

В дверь опять позвонили, пришел Вовчѝк, конечно же, с Мамо̀нт, которая мгновенно заполнила собой все пространство, разом вытеснив воздух. Она усиленно тянула всех в массажный салон, где сама и подрабатывала. Массаж был в четыре руки, барышни все были под стать ей, с неслабыми руками. Кроме рук к процессу подключались и другие органы, если только руки, то на двоих их было четыре, но если плюс остальные массажные органы, то на двоих их было всего пять + пять = десять. Там и трудилась звезда силового стриптиза – все для вас, женолюбы. Но главной там была знатная хаванина. Прямо на открытых углях повар жарил свиную тушу с отрубленными конечностями. Это действо разгоняло аппетит до и после всеобщего массажа, и укрепляло и без того крепкую потенцию. Сла̀в завыебывался, ему хотелось чего-нибудь более романтичного. Но Вовча̀н, вторя Мамо̀нт, был очень убедителен, очень уж ему хотелось в четыре таких руки, как у звезды. Больше того, она пообещала, что ее напарница круче ее самой на два размера. Вовча̀н трепетал от вожделения. Уговорили, поехали.

***

Агасфер, приняв свое естество, помылся и все остальное проделал. Сейчас он лежал на кровати, вытянув спину, и жевал припрятанное печенье. За свое долгое бродяжничество по странам он, однажды запуганный, а потом предавший за кусок и комфорт, много что исполнил. Он приходил в людском обличии к страждущим власти, делал их королями и восславлял, а потом развенчивал и выгонял на смерть и осмеяние. Его посылали туда, где просили помощи у Сатаны, а таких было много во все века. Совместно с Сатаной он творил узурпаторов и тиранов, лжецеркви и продажных пророков. Много просвещенных лжесвятых были слеплены по лекалам Сатаны. Он писал сценарий для демократических выборов, когда тот самый демос рвал глотки, выбирая первого из равных, а на самом деле надевал себе на шею, как хомут, вождя, который становился бессмертным тираном, больным манией величия. Но Агасферу были любы более тонкие комбинации, когда те, выбранные однажды, обожравшиеся, сами плутовали, похваливая и подкармливая обслуживающую их власть. Нет ничего омерзительнее интеллектуалов, обслуживающих власть. Они пишут оды, снимают кино и вопят из телевизоров, за это их провозглашают элитой того самого народа. У Сатаны для такой «элиты» приготовлены особые номера в его хозяйстве. За свои долгие годы Агасфер видел много неверующих в Бога, но у тех людей, что мало отличались от чертей и демонов, был шанс покаяться, у нечисти же такого шанса не было, ибо покаяние может быть только при жизни. Агасфер же жил, и у него был шанс. Хотя он и привык к такому бытию, но стал все чаще задумываться о том, что придется еще раз встретиться с тем, кого в тот апрельский день он гнал от своего порога.

***

Таких салонов было два. Тот, в который они приехали, был для женолюбов, а совсем недалеко был такой же для мужелюбов. Разделял их безголовый монумент – Абасс. Он был черный, давно прокопченный запахами дыма и жареного мяса, которое жарилось как с западной, так и с восточной сторон.

Среди большого зала, заставленного столами, стояла большая жаровня. Рядом, на тех же размеров столе лежала туша свиньи, блестя желтой шкурой и жареными складками. У всего этого, с двумя ножами размером с мечи ратников, прицеливался повар – личность колоритная и всеми здесь уважаемая. Вида он был уникального для своей специальности: тщедушное, сильно волосатое тело с впалым до позвоночника животом было лишь на бедрах украшено повязкой из грязной мешковины со свисающими до колен нитками – оборвышами. Цвета он был прокопченного, кучерявый, нос сморщенный, глаза черные и маленькие. А если он осклаблялся, то были видны очень крупные зубы цвета ископаемых костей, еще и торчащие вперед. На пальцах, также обросших шерстью, были длинные, заостренные ногти. Хватка такими пальцами явно была смертельной. Он был с кухни Вельзевула, и звали его Зуд. Пьяные, обожранные гости если и лезли к нему целоваться, то он был явно не против, при этом еще хрюкал и гримасничал.

До массажа решили испить под холодненькое для разминки. А холодненькая «Прелюдия» и нарезка рульки были прямо к месту. Горячее здесь всегда ждали, Зуд кидал на жаровню здоровенные куски, которые мастерски, в один удар, отсекал от туши. Пламя вырывалось из-под жаровни, что там горело, было неизвестно, но жаровня была очень жгучей, и на этом жару шипело и плавилось фирменное блюдо этого заведения. Вовчѝка утянули в номера. Сла̀в остался один на один с «Прелюдией», надо было чуть набраться, он как-то с опаской относился к тем размерам, что так возбуждали его могучего и неутомимого друга Вовчѝка. Пару раз замахнул, потом пришла щупленькая девочка и повела его в помещение, уложила на кровать, предварительно раздев, потрогала пальчиком потенцию, и как-то по- старчески шаркая ногами, ушла. И тут из-за ширмы явились девы, огромные, одна в костюме римского гладиатора времен Нерона, а вторая с топором, одетая палачом Средневековой Европы. Вечер обещал быть томным.

***

И велено было Харону возвернуть поэта Алкея, который тенью бродил в Лимбе. Он был призван хозяином в помощь сочинителю, который впал в пророчество и колдовство. Много чего тот сочинитель занес в мир людей. Не всем же было креститься: кто-то должен был чертыхаться, плеваться и стучать по дереву. Он принес свои праздники, свои приветствия и свои приметы – все то, что гнало людей мелким шагом в ад. Это когда Прощеное воскресенье превращали в пьяную Масленицу, а покойников на кладбище поминали Пасхальными яйцами. Анашу употребляли в пост, потому что она растительного происхождения, а нечистоты с себя смывали не молитвой Спасителю, а омываниями на Купала, и в том хаосе и совокуплялись. Взяв за основу Евангелиевскую весть, корректировали ее языческими обрядами. Троицу, символизирующую единство Бога, называли «русальной неделей» и общались с мифическими существами. Рождество Христово же стало святками, с нарядами животных и чудовищ при гаданиях на свечах. Сатана кормился от тех, кто отверг весть о Спасителе, или от предавших его и даже не знавших о своем предательстве.