Полная версия
СТАЛИН ЖИВ! Пятьдесят третий… и дальше
– Не стоит, – не стал уклоняться майор. – Но там уже Василий Иосифович… отдыхают… Со вчерашнего дня…
Браилов поморщился: ни для кого не являлось секретом то, что Василию достаточно было «принять» жалкую рюмку водки, чтобы «сковырнуться с копыт» и проспать часов десять кряду. Верный признак алкоголизма, если не наступившего, то уже наступающего.
– Ладно. Тогда этого запри в кладовке. Там хватит места и для старого хлама… и для нового.
Рыбин по-уставному щёлкнул каблуками сапог, и в мгновение ока, при помощи обычного ремня «обработал» полковника. Подхватив свободный конец, он потащил Хрусталёва в коридор.
В этот момент в коридоре зазвонил телефон. Браилов энергично «настиг» аппарат, и овладел трубкой. Заслушав «другой конец провода», он вернулся в залу. Будить Хозяина не потребовалось: тому самому не терпелось узнать, как всё разворачивается и чем закончится.
– Товарищ Сталин, Круглов докладывает, что он отменил приказ Берии о выдвижении полка внутренних войск из Лефортовских казарм в направлении Кремля. Командир полка и начальник штаба проявили благоразумие: сдали оружие и всех подельников. Приказ командиру дивизии корпуса внутренних войск имени маршала Берии ещё не отдавался. Но Круглов послал туда надёжных людей для того, чтобы они нейтрализовали корпусное и дивизионное командование. Сам Круглов через десять минут будет здесь: он звонил из машины.
Браилов перевёл дыхание.
– От Жукова…
В этот момент телефон вновь «ожил».
– Товарищ Сталин?
Хозяин веками «дал добро». Семён Ильич стремительно вышел из залы, чтобы спустя тридцать секунд также стремительно войти в неё.
– Маршал Жуков докладывает, что лефортовский полк блокирован верными ему войсками…
Семён Ильич скривился, недовольный сам собой: неудачной конструкцией предложения он лишний раз дал повод Хозяину для скепсиса в адрес своевольного маршала. Оставалось лишь надеяться на то, что Хозяин сочтёт возможным не обратить внимание.
– «Верными ему войсками»…
Надежда оказалась несостоятельной.
– Что ж, если войска верны ему, то он верен сам себе…
Сталин явно намекал на болезненное тщеславие и бонапартизм заслуженного военачальника. Хорошо ещё, что по причине общей слабости он не стал развивать тему: экономил силы и слова. Впрок – для более удобного случая. Хотя для такого дела он любой случай мог сделать удобным.
Воспользовавшись паузой, Браилов продолжил доклад:
– Жуков сказал, что он звонит из авто маршала Василевского. То есть, он уже в дороге, и будет здесь практически одновременно с генералом Кругловым.
Сталин медленно смежил веки: то ли устал, то ли «принял доклад», то ли одобрил. Но, по счастью, Браилову не пришлось долго гадать: Хозяин не любил болеть и не любил уклоняться от соучастия. Чаще всего, руководящего.
– Что Вы намерены делать?
– Прежде всего, необходимо срочно произвести обыски в квартирах всех заговорщиков, – выдал «дачно-домашнюю заготовку» Браилов. – Ведь мы еще не знаем ни всех их замыслов, ни того, что они уже успели сделать, ни того, что, может быть, делается в настоящий момент.
В прихожей послышался неясный шум. По мере продвижения его источника в направлении зала он «прояснился».
– Что: «финита ля комедия»? – прогремел в коридоре, в считанных метрах от входной двери зала, взволнованно-радостный голос Хрущёва. Спустя пару секунд его лысая голова энергично просунулась в дверной проём.
– Ты угадал, Микита.
Сталин в очередной раз набрал сил на ироническую усмешку.
– Точно: «финита ля комедия»… Только не та, о которой ты подумал…
Услышав, а, главное, увидев Хозяина, Хрущёв, как подкошенный, рухнул на колени. Это, как и плясать гопака, он умел делать мастерски, ни в том, ни в другом не имея конкурентов.
– Товарищ Сталин, это всё…
В этот момент он заметил, что Лаврентий Палыч находится в явно не соответствующей его величию позе, да ещё «подрабатывает натюрмортом». Но это не помешало Никите Сергеичу честно разоблачить злодея, пусть и постфактум:
– Это всё он! Он! Он!
Блуждая полубезумным взглядом по лицам и стенам, он наткнулся на «упакованного» Маленкова. Перекладывать «дополнительный груз» на плечи Георгия Максимилиановича Никита Сергеич не решился: вдруг тот успел первым. А первому у нас – не только первое слово, но и виды на индульгенцию. И виды немалые. Поэтому он лишь на мгновение запнулся взглядом о фигуру Маленкова и «поскакал» дальше.
Обозрев и заслушав Никиту Сергеича, Браилов решил, что допрашивать Хрущёва сейчас не имеет смысла: тот оказался ещё менее кондиционным материалом, чем даже Маленков с Хрусталёвым. И Никита Сергеич тут же подтвердил этот вывод: окончательно впал в прострацию и дал пену изо рта.
Пришлось Браилову на пару с Лозгачёвым перенести «дегероизировавшегося героя» в угол зала, и, определить на стул у стены.
Вскоре прибыл Круглов, а следом за ним, буквально с интервалом в пару минут Жуков. Вопросов оба не задавали: всё, что нужно было им знать в предварительном порядке, они уже знали от Браилова.
Жуков вопросительно посмотрел на Сталина, но тот движением глаз «переключил» его на Браилова. Высокомерному, хоть и низкорослому Жукову нелегко было смириться с тем, что ему предстоит хотя бы просто разговаривать с каким-то майором, тем более, охранником. Но, как человек разумный, он понял, что сейчас не самое подходящее время для демонстрации амбиций.
Правда, Жуков не был бы Жуковым, если бы «не дал себя»: готовность к получению информации он «озвучил» одними глазами. До разговора он «не снизошёл».
Браилов и виду не показал, что его хоть как-нибудь задевает «прославленное» высокомерие Жукова. Как всего лишь майору, ему не полагался вид, не говоря уже о его показе.
– Необходимо полностью блокировать корпус внутренних войск, находящийся сейчас в районе деревни Черёмушки.
Чтобы «не травмировать» страдающего заболеванием самолюбия маршала, Семён Ильич старался избегать употребления глаголов в повелительном наклонении в сочетании с личным местоимением: «Вам необходимо!», «Вам следует!», «Вы должны!» и так далее. Вместо этого он избрал вполне нейтральную безличную форму глаголов.
– Кроме того, следует немедленно изолировать генерал-полковника Артемьева: без его разрешения полк внутренних войск не мог бы войти в город, а тем более, «встать на квартиры» в Лефортовских казармах. Все центральные учреждения МВД должны быть немедленно изолированы – лучше всего, солдатами воздушно-десантных войск.
Семён Ильич подумал – и расширил приказ:
– И ещё. Нужно очень аккуратно окружить Кремль – всего лишь на несколько часов, пока там будут разбираться с участниками самозваного Пленума. И, на всякий случай, необходимо прикрыть Ближнюю дачу, хотя бы ротой автоматчиков.
– Всё?
– Всё.
Сухо кивнув только Сталину, Жуков молча вышел из залы.
Не расходуя бесполезных взглядов в спину, Семён Ильич повернулся к Круглову, молча стоявшему поодаль, пока майор «давал указания» маршалу Жукову.
– Теперь – с Вами, товарищ Круглов.
В отличие от маршала Жукова, генерал-лейтенанта Круглова значительно меньше «травмировал» «момент неуставных взаимоотношений» генерала с майором. И он и не стал «лезть в бутылку» – «по причине узкого горлышка»: Хозяин явно благоволил майору и формату его «общения» с начальством. Такие вещи номенклатурный работник, тем более, «из органов», обязан чувствовать уже на уровне подсознания.
– Мы сейчас отправимся производить обыск на квартирах «главных действующих лиц». Возможно, реагировать придётся «по обстановке». Поэтому, нужен квалифицированный народ «без комплексов».
– Сколько? – «посягнул на сестру таланта» Круглов.
– Два взвода автоматчиков будет достаточно.
– Если достаточно, то будет.
Генерал согласно кивнул головой.
– И нужно связаться с Руденко: пусть Генпрокуратура выделит для обысков следователей Следственного управления. Мы заедем за ними по дороге. А оттуда уже все вместе двинем в особняк Берии на Качалова, двадцать три. Пока всё.
Круглов отметился кивком, и пошёл отдаваться распоряжения. Браилов повернулся к Сталину.
– Так мы – по объектам?
– С Богом! – усмехнулся одной щекой Хозяин.
Получив «высочайшее» «добро», Браилов развернулся к Мясникову:
– Оставляем товарища Сталина на ваше попечение. Значит, как договорились?
Он строгим взглядом «внушил» профессора. Тот кивнул головой. Мгновение спустя ей составила компанию голова Круглова: просунулась в дверь.
– Всё готово.
– Зовите людей, товарищ генерал, – корректно «попросил-приказал» Браилов: момент руководства генерала майором – вещь деликатная.
Спустя полминуты на пороге замер круглолицый розовощёкий майор. Взяв под козырёк, он бодро начал:
– Товарищ…
Столь же бодро закончить не получилось: Браилов нетерпеливо перебил его. И правильно: для пользы дела в данный момент целесообразно было остаться «товарищем без приставки». Ну, чтобы не дискредитировать руководящий момент всего лишь майорским чином.
– Берите их!
И он показал глазами на Маленкова и Хрущёва.
– Руками: не бойтесь, они уже «не кусаются»!
Майор, хорошо знавший вождей по портретным изображениям, побледнел от страха. По этой причине не только их, но и себя он не мог взять в руки.
– Вас, что, не проинструктировали? – «дал начальника» Браилов.
Текст моментально исцелил майора от нерешительности.
– Виноват! – охрипшим от волнения голосом повинился он. – Встать! Руки за спину!
Как наиболее кондиционный, Маленков первым оторвал зад от стула, и, пошатываясь, вышел в коридор. А вот Хрущёв нуждался в помощи: состояние прострации, в котором он пребывал уже не менее получаса, явно затянулось. И ему оказали помощь в транспортировке: волоком, за шиворот.
– Рыбин, выводи Хрусталёва! – распорядился в коридор Семён Ильич.
Вскоре все четверо – Маленков, Хрущёв, Хрусталёв и «примкнувший к ним» Игнатьев, несколько задержавшийся в дороге – все уже при наручниках, были определены в чрево вполне приличного на вид «автозака». Автоматчики расположились «по ту сторону решётки», а Круглов сел в служебный «паккард», куда пригласил и Браилова.
Уже садясь в автомобиль, Семён Ильич пальцем поманил Лозгачёва.
– Петя, остаёшься за старшего. Подкрепление и наружная охрана переходят в твоё подчинение: товарищ министр уже распорядился.
Круглов утвердительно кивнул головой, хотя это товарищ майор распорядился за товарища министра.
– Старостина я отправил домой: и так мужик натрясся на месяц вперёд. Поэтому остаётесь втроём: ты, Рыбин и Орлов. Бутусова с Истоминой не в счёт: женщины.
Красный от возбуждения Лозгачёв ещё прибавил в окрасе.
– Всё понял, Семён Ильич. Ты сам там, смотри, осторожней…
Браилов пожал руку подполковнику и захлопнул дверцу.
– Можем ехать? – «запросил разрешения» Круглов.
– Поехали!
Глава девятая
…Нино Теймуразовна Берия – урождённая Гегечкори – сложив руки на коленях, сидела на стуле посреди зала, и молча наблюдала за тем, как старательно помощники следователя… помогают следователю. Результаты их «служебной добросовестности» валялись уже повсюду: никто и думал утруждать себя восстановлением статус-кво из вещей и предметов.
Временами казалось, что Нино Теймуразовна вовсе не была удивлена неожиданным визитом такой представительной компании официальных лиц. И не в гости, а с «ордером» на обыск. Как и все «кремлёвские» жёны со стажем, она в любую минуту была готова к переменам в судьбе мужа, а рикошетом и в судьбе всей родни. Поэтому она не мешала проведению обыска» ни криками, ни угрозами, ни плачем, ни прочими «непродуктивными эмоциями».
Правда, она ничем и не помогала «сыскарям» – по линии «добровольной выдачи имеющегося в доме оружия, драгоценностей и иностранной валюты». И не из вредности: ничего «из перечня» в доме не было. Нет, правда, один пистолет следственно-оперативная бригада нашла. Но он оказался наградным, с прикреплённой к нему золотой пластинкой с выгравированной на ней надписью: «Нашему дорогому Лаврентию Павловичу в день его славного пятидесятилетия от товарищей по работе». А, вот, ни золота, ни бриллиантов, ни американских долларов обнаружить не удалось.
Это «упущение» пришлось устранять позже, когда «для пущей убедительности» в протокол будут дописаны слова о том, что во время обыска на квартире Берия Л. П. были обнаружены сто тысяч рублей, сорок единиц огнестрельного оружия, а в личном гараже – аж четыре автомашины. Но этого разоблачителям, видимо, показалось мало, и они решили дополнить перечень «обнаруженного». В результате, в сейфе сына Берии – Серго Лаврентьевича, учёного-физика, доктора наук – было «обнаружено» двести шестьдесят девять тысяч рублей наличными, а сверх того облигаций на огромную сумму и даже драгоценностей «в изделиях и монете». «Поименный состав» последних благоразумно не оглашался.
После этого в оборот была запущена совсем уже не продуманная байка о том, как накануне денежной реформы сорок седьмого года, зная о сроках и форме её проведения, Берия положил на свой счёт в сберкассе сорок тысяч рублей наличными. Ну, так, как будто речь шла не о втором лице государства с невообразимым потенциалом личного обогащения, а о мелком жулике, которому пофартило спасти от переоценки несколько «паршивых» – для Берии – тысяч рублей.
Увы: «Падающего подтолкни!» и даже «Вали кулём – потом разберём!». Хотя некоторые дают иную трактовку: «кашу маслом не испортишь!». Тем паче, что на содержание это не влияет: форма не смягчает участи. А моральные, они же аморальные, аспекты следования этим установкам в расчёт не принимались и не принимаются.
Но кое-что, куда более ценное, нежели мифические «облигации и бриллианты», опергруппе найти удалось. Хотя и искать не нужно было: искомое лежало на столе и стояло в книжном шкафу. И хранилось оно не так, как это показывается в фильмах про «умных шпионов»: в вырезанных отверстиях в толстых книгах, а открыто, в виде обычных ученических тетрадей в дерматиновых обложках на девяносто шесть листов.
В тетрадях оказался детальный план действий заговорщиков. Похоже, Берия настолько уверовал в свои силы и в бессилие Сталина, что не посчитал нужным не только спрятать бумаги, но и просто зашифровать их, пусть даже на уровне пособий для детей дошкольного и младшего школьного возраста. Хотя, сочиняя фразу «Мой дом – моя крепость», предки наверняка имели в виду квартиру Берии: кто посмеет?
Здесь же «сыскари» наткнулись на то, что следовало отработать немедленно.
– Товарищ Браилов! – оживился следователь прокуратуры. – Сюда, пожалуйста!
Браилов немедленно оставил перлюстрацию семейного архива Берии, который так и не смог представить оперативного интереса, и явился «на зов». Следователь протянул ему сложенный вчетверо лист бумаги.
– Вот, смотрите, что мы только что нашли!
Это был план первоочередных мероприятий по реорганизации Министерства внутренних дел.
– Ого! – выразительно отработал бровями Семён Ильич. И к тому были основания: Берия намеревался объединить прежние МВД и МГБ в одно Министерство внутренних дел, после чего на все ключевые посты во вновь организованном министерстве назначить своих людей.
Ещё более удивительным был перечень «соискателей на занятие вакантных должностей». В том, что они стали бы вакантными сразу же по воцарении Лаврентия Палыча, сомневаться не приходилось. Ведь вторым «первоочередным» мероприятием Берия наметил учредить следственную группу для пересмотра дел арестованных ранее высокопоставленных руководителей МГБ. Немедленному освобождению, согласно плану будущего министра, подлежали: генерал Кузьмичёв – его Берия намечална место начальника Девятого управления объединённого Министерства; генерал Райхман – с назначением начальником контрольной инспекции при министре внутренних дел; генерал Эйтингон – «кандидатировался» в заместители начальника Девятого отдела; генералы Селивановский, Королев и Шубняков: с первыми двумя Берия ещё не определился, а последнего решил назначить заместителем начальника Первого Главного управления – разведка.
Все генералы проходили в списке под старыми, общевоинскими званиями. Из этого нетрудно было сделать вывод о том, что все они были арестованы ещё до Указа Президиума Верховного Совета от двадцать первого августа пятьдесят второго года. Это соответствовало действительности: часть генералов «составила компанию» министру госбезопасности Абакумову в пятьдесят первом, часть «присела» несколько позднее, уже в связи с «мингрельским» и прочими делами.
В число лиц, подлежавших немедленному освобождению – комиссии традиционно отводилась роль «демократического прикрытия» – входил и давний сотрудник Лаврентия Палыча Петре Шария. Шария был известен много лет, как личный референт Берии. Он являлся одним из двух – вместе с менее удачливым Бедия – авторов знаменитой книги «К истории большевистских организаций в Закавказье», вышедшей под фамилией Берии. Он имел авторитетный послужной список: секретарь ЦК Компартии Грузии, начальник Секретариата НКВД, начальник особого бюро МВД, доктор философских наук и даже академик Академии наук Грузинской ССР. Теперь же Берия намеревался сделать его помощником Министра внутренних дел: такие люди на дороге не валяются. На ней валяются совсем другие люди, и уже не в качестве людей. Если, конечно, по ней – в обоих случаях – шёл Лаврентий Палыч.
По всему было видно, что Берия тщательно проработал «кадровый вопрос». Так, на отдельные места, представлявшиеся ему особенно важными, он наметил не только основных кандидатов, но и «дублёров». Например, на должность начальника Секретариата МВД, весьма серьёзную в условиях бюрократического государства, «кандидатировались» сразу двое: полковник Мамулов и полковник Людвигов. Оба пользовались доверием Лаврентия Палыча, оба обладали склонностью к руководящей работе «канцелярского типа» – отсюда и сомнения Берии в окончательном выборе претендента.
Даже начальник охраны Лаврентия Палыча – полковник Саркисов Рафаэль Семёнович, «учёный» с шестью классами образования, намечался своим хозяином к повышению в должности: он должен был стать помощником начальника Первого отдела Главного управления МВД.
Берия явно планировал действовать с размахом, отнюдь не удовлетворяясь старой истиной, гласящей: «У кого в руках столица – у того в руках страна!» Поэтому он заранее подготовил список людей, которые должны были возглавить территориальные управления нового МВД в России и аналогичные министерства в союзных республиках. Его волей генерал Гвишиани должен был отправиться на Дальний Восток, Гоглидзе – в Ленинград, Мильштейн – в Прибалтику, а Цанава – в Белоруссию. Часть постов уже и так была занята протеже Берии. Например, министром внутренних дел на Украине был Мешик – многолетний друг… подручный Лаврентия Палыча.
– Ба: знакомые всё лица!
Ироническая усмешка, не спросясь, пробежала по лицу Браилова.
– Как говорится, «не стая воронов слетелась!»
Читая бумаги, Семён Ильич не мог не подивиться основательности плана «кремлёвского маршала». Берия продумал не только список тех, кого он собирался освободить, но также и список тех, с кем он собирался поступить «совсем даже наоборот». Так, в число лиц, подлежащих немедленному аресту, попали многие руководители пока ещё МГБ: генерал-лейтенант Обручников, генерал-лейтенант Судоплатов, генерал-майор Лорент и несколько высокопоставленных полковников.
– Ого! – скользя глазами по тексту, не удержался от восклицания Семён Ильич. – Да тут целая политическая программа! Даже на первый взгляд, «знамёна» – явно не наши. Ну, да об этом – потом!
Он решительно перевернул несколько страниц.
– Вот!
– Что именно?
Заинтригованный реакцией майора, к нему быстро подошёл Круглов:
Сергей Никифорович решил лично навестить давнего недруга, пусть и в его отсутствие.
– Смотрите!
И Браилов ногтем отчеркнул строку из плана Берии. Глаза Круглова тут же соответствовали фамилии: округлились.
– Деканозов? В Тбилиси?
Из текста, собственноручно исполненного характерным мелким бисером Лаврентия Палыча, следовало, что генерал-лейтенант Деканозов, Владимир Георгиевич, вчера вечером по приказу Берии выехал поездом в Тбилиси. Теперь его поездка не представляла для Браилова и Круглова никакой тайны: в тексте были подробно расписаны задачи, с которыми отправлялся туда один из ближайших сотрудников Берии.
Доверия Лаврентия Палыча к Владимиру Георгиевичу не смогли подорвать даже события последних месяцев, когда положение Деканозова, благодаря усилиям Маленкова, несколько пошатнулось, Увы, в аппарате не прекращалась «подковёрная» борьба за власть даже среди, казалось бы, союзников. Ну, это, как в стае или прайде: люди – те же животные. Особенно люди из мира политики. И ни личные пристрастия, ни «пакты о перемирии», ни совместное «чаепитие до положения риз» не могли помешать соратникам рассматривать друг друга в двух ипостасях: как потенциальную добычу – если первым окажешься у горла «друга», и как добытчика – если не окажешься. Георгию Максимилиановичу удалось добиться смещения Владимира Георгиевича с поста заместителя министра госбезопасности и назначения того на скромную должность начальника АХУ Всесоюзного радиокомитета. Фактически – завхоза.
Понижение Владимира Георгиевича в должности не прекратило общения с ним Берии. «Компетентными органами» были зафиксированы не только их звонки друг к другу, но и личные встречи. Отсюда с неизбежностью вытекало то, что Лаврентий Палыч держал эту кандидатуру «про запас». Записи его это, прежде теоретическое предположение, теперь подтверждали наглядно: Берия решил сделать Деканозова министром внутренних дел Грузии. Намёки на тему «из князи – в грязи» не смущали Берию: чем «грязнее», тем преданнее. Да, и потом, кто посмел бы намекать? Ведь «иных уж нет, а те далече» – вовсе не литературная красивость. Как минимум, в случае Лаврентия Палыча.
Поэтому Деканозов был «наделён» и «облечён». И в тот момент, когда незваные гости «злоупотребляли гостеприимством отсутствующего хозяина», Владимир Григорьевич направлялся в солнечный Тбилиси с конкретной и ответственной задачей: лично освободить арестованных по «мингрельскому делу».
Узнав о задании, Браилов не удивился. Дело было громким. И эхо его до сих пор разносилось по всем этажам «кремлёвского поднебесья». Да и, хотя бы косвенно, Семён Ильич был не чужд этому делу, а оно ему: ведь фактическим инициатором его явился «благодетель» Николай Сидорович. Тот самый – генерал Власик.
Было это в позапрошлом, тысяча девятьсот пятьдесят первом, году. Николай Сидорович тогда занимал пост начальника Главного управления охраны, и был в немалой силе. Но, вероятно, он слишком переоценил её, если отважился на прямой выпад против «самих Лаврентий Палыча». Во время одной из поездок с Хозяином в Грузию Власик получил докладную от замминистра путей сообщения Грузинской ССР. И в ней тот весьма художественно расписал «прелести» руководства Первого секретаря ЦК Компартии – и «по совместительству» бериевского протеже – Чарквиани. Автор докладной указывал на то, что, в отличие от садов и виноградников, взяточничество расцвело в Грузии при Чарквиани пышным цветом.
Срочно вызванный «на ковёр» министр госбезопасности республики подтвердил «соответствие несоответствия» Чарквиани и добавил «кое-что» от себя. Тут же «полетели головы», в том числе, и отдельно от туловища. И первой из них, разумеется, оказалась «голова» Чарквиани. На его место, Первым секретарём ЦК Компартии Грузии был избран злейший и постоянный в своей ненависти враг Берии: Мгеладзе, Акакий Иванович. Руководствуясь указаниями Сталина, Мгеладзе не задержался с чисткой партийного и государственного аппарата Грузии. И почистил он его на совесть: «самым бессовестным образом» – с точки зрения «вычищенных».
Положение Лаврентия Палыча пошатнулось, но только на периферии. Власику этого показалось мало, и он продолжил «копать» под всесильного «маршала с Лубянки». Неожиданно, но якобы в связи с кадровой перетряской, возникла тема «мингрельского национализма»: будто бы мингрелы, преобладавшие в тогдашнем партийно-государственном руководстве Грузии, вели направленную работу по подрыву межнационального единства и даже дружбы народов в республике, а также встали на путь измены Родине в форме шпионажа в пользу некоторых западных государств.
Николай Сидорович, вероятно, посчитал, что теперь уже Берии – «крышка»: Лаврентий Палыч, сам по национальности лаз – второе название мингрельцев – был главным «садоводом», насаждавшим в республике мингрельцев повсеместно и как можно выше. А тут ещё «наверху» пошёл слушок о том, что сам Хозяин якобы велел искать в этом деле «большого мингрела». А кто у нас самый большой мингрел? Конечно же, Лаврентий Палыч!
Но не зря один товарищ пел: «Он слишком рано нас похоронил!» Так и Власик слишком рано «похоронил» Берию: председателем партийно-государственной комиссии по расследованию фактов «мингрельского национализма» был назначен… Лаврентий Палыч! Собственной персоной! Это было странно – но только на первый взгляд. Да и взгляд этот должен был быть взглядом непосвящённого. Ведь, если бы Хозяин захотел «убрать» Берию, то никаких препятствий к этому не было. Напротив: масса компромата и желающих! Да ещё, и то, и другое «на конкурсной основе»! Как на экзаменах во ВГИК: пятьсот штук на место! Но, коль скоро он поручил это дело Берии, следовательно, не придавал никакого значения тому, что Лаврентий Палыч сам «не той национальности».