Криминальный тандем. Премия им. Ф. М. Достоевского

– Тогда нам надо больше ездить за границу, по всяким европейским странам, – гнула свою линию Алла. – Там много культурного наследия, есть, что посмотреть. Представь, разговариваешь ты с кем-либо из партнеров, а в непринужденной беседе, так, промежду прочим, говоришь, что ездил, мол, недавно в Париж, осмотрел Лувр, прогуливался по Елисейским Полям. Человек сразу же про себя решит, что перед ним достойный объект, который не просто в ночных клубах водку пьет, а развивается внутренне, духовно. Сразу уважение к тебе начнет испытывать, да и ты сам почувствуешь, что не просто деньгами владеешь, не зная, куда их деть, а тратишь их с пользой для себя, немного и разбираешься кое в чем.

– Так какие проблемы, Аллок? – Груздев даже встал от возбуждения. – Не вижу никаких к тому препятствий. Завтра же займусь заграничными паспортами для нас с тобой, у меня есть знакомые в ОВИРе. Ты только сама, пожалуйста, выбери, куда нам для начала съездить, договорись там, я деньги дам любые. Гостиницу получше, чтобы не как простые смертные, а со всяким там прибамбасами. Чтобы все, как у людей, как положено, договорились? Покажем этим загнивающим капиталистам, как нормальные русские люди живут и отдыхать умеют. Эх, я уже представляю себя в Париже, плюющим, как поется в песне, с Эйфелевой башни на головы проходящих парижан.

– Ну вот, опять проявляется твое воспитание. Какие плевки, Стасик? За такие вещи там в тюрьму можно угодить, причем на очень долго. Забудь ты про свои хулиганские штучки.

– Все, все, забыл, Аллочек, – Груздев поднял руки вверх. – Ну что, теперь и пошутить, что ли, нельзя? Поедем, погуляем, развеемся, как ты говоришь, духовно.

***

Татьяна сидела на стуле в гримерной и, обессилев от усталости, не могла подняться. Время было уже десять минут первого, надо быстренько переодеться и бежать на метро, чтобы успеть на одном из последних поездов добраться до дому. Хотя ехать и не далеко, но возвращаться одной в столь поздний час было страшно, плюс и вставать ни свет ни заря, все таки завтра опять ненавистный понедельник. Но она, крепко сжимая в руке только что выданные ей Ириной Львовной деньги, довольная, усталая, сидела и тупо смотрела в пол.

Скоро уже месяц, как она танцует в этом клубе. Ничего, платят нормально, клиентов много, однако проблем нет, никто со всякими дурными намерениями не пристает. У Татьяны впервые за всю её появилась возможность откладывать деньги. Ведь все, что ей удавалось зарабатывать дворником, и те гроши, которые платили в институте, она банально проедала сама и немного помогала своим родителям, но о покупке вещей, а тем более, отложить что-нибудь на черный денек, у неё и мысли не появлялось. Сейчас же, когда она за одну ночь получала свою зарплату методиста, Татьяна решила использовать выпавший шанс, тем более что оплата каждого выступления происходила в валюте. Впервые увидев доллары, которые раньше ей и не снились, она целую ночь разглядывала заветную бумажку зеленого цвета, гладила её, целовала, а затем под утро спрятала в пачке со стиральным порошком, предварительно завернув в целлофан. Татьяне чудилось, что скоро таких бумаг у неё будет несметное количество, правда, она и понятия не имела, сколько ей нужно. Но зато твердо сказала себе, что будет их откладывать, не тратя ни на что, пока не наступит нужный момент. Жила же она до настоящего момента в спартанских условиях, без шика и блеска, так и дальше проживет, ничего, не сахарная, не растает.

Очнувшись от роящихся в голове мыслей, Татьяна стала переодеваться, чтобы не шагать через центр Москвы ночью домой, а успеть добраться на транспорте. Затем, быстро сложив в пакет наряд, состоящий из бикини, небольшой набедренной юбки, походившей больше на повязку, туфли на высоченном каблуке, она закрыла дверь в комнату и стала выходить из клуба через черный вход. Иначе обслуживающему персоналу было не положено, таковы правила клуба, все порядки были как заграницей.

– Какого хрена ты свой рот открыл, а? – она сначала не поняла, кому адресованы эти угрозы. – Кто тебя за язык тянул, я спрашиваю? Или ты хочешь все пустить под откос, все, что создавалось так долго и с таким трудом?

Татьяна, ни жива, не мертва, прижалась к стене и замерла в испуге. Подняв глаза на табличку, она прочитала: «Директор, Груздев Станислав Иванович». Точно, она вспомнила, что слышала уже этот голос. «А где, где я уже слышала его и совсем недавно?»

– Ты, Федька, с огнем играешь. Решил мемуары писать? Так рано ещё, дурья башка. А Голова куда смотрит? Он что, разрешил тебе это рассказывать?

«Все, вспомнила, это тот самый дядька, который Алку тогда в десятый дом привез». Татьяна вспомнила снежное утро, когда неожиданно встретила Аллу Прудович, ненавистную для неё до сих пор бывшую сокурсницу. Тогда Прудович вместе с мужчиной выглядели очень богатой и эффектной парой, особенно по сравнению с Татьяной.

– Меня Бык здесь уже замучил, хочет к вам туда приехать, разобраться с этим, как его там зовут, журналюгой? Как, как? Точно, Качалин. Он мне здесь тоже дифирамбы всякие пел, но я не поддался, в отличие от тебя, дебила недоношенного.

«Саша, Качалин Саша, неужели это про него?» От предчувствия чего-то страшного, мерзкого и отвратительного у Татьяны похолодело внутри. Сердце сжалось в комок от сознания того, что Саше, её любимому Сашеньке грозит опасность.

– Сможешь ты там сам разобраться или нет? Скажи прямо сейчас, или Бык приедет, уж он сумеет разобраться. Только не вздумай действовать грубо, кретин, не испорти всю малину. Так, немного попугай, не больше. Здесь же, в Москве, все прекрасно знают, куда он поехал, за каким лешим, и, что самое главное, кто оплатил его командировку. Если, не дай бог, ты переборщишь, всю мазу и здесь, и там испортишь. Усекаешь, Федя, о чем базар, или нет? Больше я тебя прощать не буду, и на твои осечки, которыми ты срешь не только себе, а всем нам, глаза закрывать не буду, подтирая потом твое дерьмо. Это последние дело, которое мы тебе доверяем, причем исправлять твою же ошибку, козел, всасываешь?

Татьяна поняла, что этот Алкин хахаль, Груздев, разговаривает с кем-то по телефону, в его кабинете никого, кроме него самого, больше нет. Но кто такой этот Федя, да Бык ещё какой-то? Она не понимала, как и не понимала, где находится Саша, какая опасность ему угрожает и, что самое главное, из-за чего.

– Все, придурок, пока, Голове привет передай. И чтобы он перезвонил мне сам, я ему все ещё раз втолкую. Будет контролировать твои действия, иначе ты можешь все провалить. За тобой глаз да глаз теперь нужен, а доверить в Свердловске мне больше, кроме него, некому.

«Свердловск, вот, значит, куда Сашка забрался? Только за каким бесом его туда понесло?» Татьяна не знала, чем занимался Александр после института. Ведь он был таким разносторонне развитым парнем, вежливым, интеллигентным, поэтому понять, какую специальность он предпочел, она даже и не могла себе представить. И как он, такой воспитанный, молодой человек, мог связаться с абсолютно противоположными ему людьми, настоящими бандитами? Что он может иметь с ними общего? Это Татьяна не понимала, у неё просто в голове не укладывалось. Но то, что он попал в беду, это она поняла на сто процентов, к гадалке не ходи. А самым ужасным для неё стало чувство собственного бессилия перед обстоятельствами, на которые она не могла повлиять, чтобы принести хоть какую-то пользу для защиты Александра.

***

– Ну, что, следопыт ты наш красный, будешь говорить или как? – у говорящего при каждом шипящем слоге изо рта, где все передние зубы были золотыми, брызгала слюна.

– Я не понимаю, что вы хотите знать? – при каждом движении губ у Александра вытекали струйка крови. – Что вам от меня нужно?

– Ты чё, щенок, за идиотов безмозглых нас тут держишь? – после этого кто-то ударил Александру под лопатки со спины, а говоривший незнакомец своим огромным кулаком наотмашь залепил ему в челюсть.

Александр висел на вытянутых руках, которые были укреплены наручниками на здоровой металлической трубе, расположенной на потолке. «Сколько времени он находится в этом помещении? День, два, а может неделю? Он сбился со счета, поскольку здесь не было окон, а лишь горела одна-единственная лампочка, светившая тусклым светом, который не позволял рассмотреть лица окружающих. Практически все время он висел таким образом в полном одиночестве, иногда заходили два или три человека, били его, задавая при этом одни и те же вопросы, затем снова уходили, оставляя Александра одно приходить в чувство. Пару раз его, совсем обессиленного, снимали с трубы, бросая на цементный пол, обливали ледяной водой из ведра и вновь уходили, после чего Александр, немного оклемавшись, обнаруживал около себя кусок черного черствого хлеба и остатки воды в ведре. Есть не хотелось, да он и не мог, поскольку вместо зубов во рту у него было кровавое месиво. Языком она нащупал пару дырок, десны постоянно ныли от нечеловеческой адской боли. Но умирать не хотелось, и он опускал краюху хлеба в ведро, долго держал его там, пока кусок не превращался в состояние губки. Затем заталкивал всю эту водянистую массу в рот ноющими от боли в костяшках пальцами как можно глубже, стараясь не задеть полости рта и не делать никаких движений челюстями. Комок пищи застревал в глотке, образовывая пробку, не дающую возможность дышать. Александр медленно старался втянуть это в кишечник, но не все сразу, боясь подавиться. Так проходили часы, и, проглотив всю бурду, он лежал на холодном полу, переваривая, не в силах пошевелиться от боли во всем теле, пока не забывался в беспамятстве.

Когда все его мучения и пытки закончатся, и, что самое главное, чем, он не знал, отчего медленно впадал в отчаяние. Ведь, по сути, его никто и не ищет, поскольку для всех он в командировке, а звонить Погодину каждый день у него получалось. Первые два дня он, конечно же, как прилежный сотрудник, отзванивался редактору, но найти междугородний телефон было большой проблемой, Очереди на переговорных пунктах были просто огромными, простаивание в них по нескольку часов тормозило его работу. Поэтому он, предупредив своего шефа, счел благоразумным больше не соединяться с Москвой, пообещав перед вылетом обратно обязательно позвонить из аэропорта. Поэтому его сейчас никто и не хватился.

За неделю пребывания в Свердловске он, узнав адреса одноклассников Груздева по интернату, нашел лишь одного-единственного Фёдора Сорокина. Остальные будто в воду канули, отчего Александр поначалу расстроился. Ему хотелось пообщаться со всеми, кто хоть немного знал лично Груздева. Но, пообщавшись с Сорокиным, который поведал много чего интересного, Александр понял, что приехал в этот город не зря.

Из рассказа Федора Сорокина, друга и товарища Груздева, стала ясна и понятна совсем другая сторона жизни московского предпринимателя. Груздев после окончания интерната пошел служить в армию, где, имея водительские права, полученные ещё в интернате, стал водителем командира части. Но, не отслужив и года, попал в дисциплинарный батальон за кражу колес с личной машины командира. Старый полковник, который относился к нему, как к собственному сыну, жалея парня, часто приглашал его к себе домой то на обед, то на ужин, и даже подарил свои именные командирские часы. Но Груздеву этого показалось мало, такое отеческое отношение его разбаловало, и он решил подзаработать, выручив деньги от продажи дефицитной в те времена автомобильной резины. Украсть-то он украл, воспользовавшись тем обстоятельством, что личный транспорт начальника парковался в части, рядом с казармой, в теплом боксе. Доступ к ключам от машины имел только сам хозяин, командир роты, да сам Груздев. Дело было зимой, на машине не ездили, она стояла накрытая брезентом. Никто и не увидел, что стоит она на кирпичах, а не на колесах. Но при продаже резины Груздева поймали, милиция сработала четко. Командир очень разгневался, узнав о предательстве своего денщика, которому доверял самое сокровенное, и лично сделал все от него зависящее, использовав все свои знакомства и связи, чтобы упечь Станислава Ивановича за решетку на долго и в самый строгий дисбат.

Но Груздеву это было нипочем, после отсидки срока он, дослужив в стройбате, вернулся домой как ни в чем не бывало. На приличную работу его брать не хотели, кому нужен молодой парень с серьезной судимостью? Однако Груздева такие обстоятельства отнюдь не волновали, мало ли достойных занятий для молодого парня? Он послонялся без дела пару месяцев, пытаясь устроиться на официальную работу, но все было безрезультатно. Поэтому ему не оставалось ничего, как пойти к своему другу Головачеву, попросту Голове, отсидевшему ещё по малолетке и теперь занимающемуся темными делами.

Тут Груздев стал заниматься всем, что подворачивалось под руку. Чем конкретно, Сорокин не сказал, но туманно намекнул, что они одними из первых стали отрабатывать рынки, настраивая их на коммерческие рельсы. Как только появилась возможность, они организовали кооператив. «Процесс пошел», как говорится, и потихонечку их содружество расширило сферы своей деятельности. Когда же денег стало слишком много, и они лежали просто в мешках из-под сахара в подвалах на их дачах, было принято решение заставить эти деньги работать дальше, чтобы и они приносили прибыль. Для этих целей Груздев, Быков и ещё несколько человек уехали в Москву, где стали заниматься вполне приличными и легальными делами, которые тоже стали приносить приличную прибыль. Сначала несколько палаток около станций метро, частный автосервис, а затем пошло и поехало. Остановить налаженную машину было просто невозможно. Груздев сел на свой конек, он стал загребать своими ручищами все, что можно. Такой уж у него был ненасытный характер.

Вот, в общем-то, и все, что знал теперь Александр о Груздеве. Ничего конкретного, так, одни общие моменты, никаких имен, названий, дат. Но уже то, что Сорокин рассказал про криминальный период молодости Станислава Ивановича, поменяло отношение к нему Александра. Он понял, что просто так в нашей стране никто не становится богатым человеком, правильно сказал ему Погодин: либо криминал, либо… Только что теперь об этом говорить, надо думать, как лучше выбраться из этой ситуации.

– Обмануть нас решил, жидяра, думал, мы ту лохи последние? – снова удар по лицу. – Понарассказывал сказок, Андерсен хренов, думал, что мы уши развесили, и все? Кто тебя послал сюда, чтобы все про нас разнюхивать? Кто тебе денег за это пообещал? Московские и наши, местные? А может, ты вообще красноперый, а?

– Вы ошибаетесь, – Александр попытался сказать нормально, но вместо членораздельных звуков и него вырвался сипящий хрип. – Я просто журналист, мою поездку сюда оплатил сам Груздев. Я должен сделать о нем хорошую статью для газеты.

– Хорошую? А на кой хрен тебе понадобилось узнавать, что делал Груздь в детстве? Зачем к мамане его ходил, по нашему интернату шлялся? Написал бы просто, что есть такой хороший человек, как Станислав Иванович, и все? Нет, ты начал у всех выпытывать, словно легавый, все подробности, будто «дело» завел на него. Колись, щенок, пока не поздно, или иначе мы из тебя всю душу вытрясем.

– Простите, если я кого-то обидел своими вопросами, я не хотел этого, – силы покидали Александра, но надо было держаться, иначе есть все шансы умереть. – Честное слово, меня послал сюда сам Станислав Иванович. Никаких задних мыслей у меня и в мыслях нет.

– Значит так, сосунок, слушай и запоминай, – приказал стоящий перед ним здоровяк со своими кувалдами-кулаками. – Все, что ты здесь, в Свердловске узнал, забудешь раз и навсегда. Вернешься в свою Москву, как ни в чем не бывало, и напишешь свою «маляву», как хорошо и честно жил себе гражданин Груздев. Про то, какой он был прилежный ученик, защитник отечества, как много трудился и тем самым заработал свои деньги. Как помогает бедным, старикам и детям, восстанавливает храмы, в общем, это наш новый кумир в стране, на него должны все равняться. Но если, не дай бог, ты хоть раз, где-то и кому-то словом обмолвишься о том, что здесь пронюхал, тебе не жить на белом свете, понял?

– Да, я все сделаю так, как вы сказали, – черт, кажется, они не собираются его убивать. – Я все понял раз и навсегда. Буду молчать до конца своей жизни. Только отпустите меня, пожалуйста, я не обману вас, будьте уверены.

– Вот именно, до конца своей никчемной жизни, – оскалился в улыбке бугай. – Пока молчишь, жизнь твоя не закончится. Как только слово сказал, так сразу на то свет отправишься. Теперь твой язык будет твоим и врагом, и другом сразу. Береги его, как зеницу ока, не дай бог он тебя подведет. Мы будем всегда рядом, только ты не увидишь и не услышишь этого. Наше незримое око будет наблюдать за тобой, чтобы с твоей стороны не было скоропалительных шагов. Зато, когда заикнешься о том, чего сейчас тебе втолковываем, то мы сразу же окажемся рядышком. Из-за спины твоей вырастем, будто крылышки. Хотя, ты опять нас не увидишь и не услышишь, потому что будешь трупом. А мертвые не обладают теми возможностями, как живые. Ты ведь не хочешь умереть в раннем возрасте, вон, сколько в жизни интересного, не все, наверное, ещё успел попробовать, а?

– Я все, все понял, поверьте. Я ещё молод, и хочу жить долго. Мне не нужны никакие проблемы, разве я похож на глупого, – Александр ещё не верил, что вывернулся из ситуации, и старался убедить своих оппонентов всеми возможными заверениями, в каждое слово вкладывая выражение почтительности и боязни.

– Повторяю, если не понял, больше предупреждать не будем. Это первый и последний раз, когда ты решил что-то узнать о Груздеве и его делах. Второго не будет.

***

Машина, въехав вод двор, остановилась около мусорных контейнеров. «Черт побери, снова придется тащиться по слякоти до подъезда, опять все места заняты!» Алла, тяжело вздохнув, посмотрела в окно автомобиля, пока водитель доставал из багажника сделанные ею покупки. Сегодня она целый день ездила по все Москве, в поисках каких-либо вещей для поездки в Италию. Ей не хотелось ехать заграницу в том, что она носит обычно, поэтому она вот уже несколько дней выдумывал себе всевозможные наряды, устроив за ними охоту по всему городу. Да и почему бы не прогуляться по магазинам? Ей это занятие доставляло самое большое, ни с чем не сравнимое удовольствие.

Водитель, в одной руке держа пакеты, другой открывал её дверцу, помогая выйти. Алла вышла из машины и мелкими шажками, стараясь не наступать в снежные лужи, засеменила к подъезду. Неожиданно её взгляд остановился на дворнике, вернее, дворничихе, убиравшейся около дверей в соседний подъезд. Странно, но лицо этой тетки ей показалось очень знакомым. «Где я её могла видеть? Может быть, это кто-то из знакомых? Да откуда у меня могут быть знакомые в такой среде?» Но тут её нога окунулась в мерзкую жижу по голень, вода залилась через край полусапог, тонкой струйкой побежав прямо в носок через пятку, и Алла тут же забыла об увиденном, решив для себя, что, скорее всего, эта женщина просто примелькалась ей здесь.

– Алло, Стасик, ты скоро будешь? – войдя в квартиру и бросив вещи в комнате, Алла первым делом набрала Груздеву. – Я только что вернулась, есть хочу ужасно, поэтому звоню: ждать тебя или перекусить в одиночестве?

– Подожди, Аллок, я скоро буду, – голос Груздева был явно чем-то доволен. – И я тоже голоден, как бык. Поэтому приготовь всего-всего и много, иначе я и тебя могу съесть.

– Хорошо-хорошо, Стасик, я жду, – с большим трудом сглатывая слюну, пошутила она. – Боюсь захлебнуться, поэтому сейчас чего-нибудь попью, пока готовить буду.

Положив трубку телефона, Алла, не торопясь, прошла на кухню и стала готовить, зная, что Груздев, хотя и сказал, что будет скоро, раньше, чем через час не появится. В Москве большие заторы на дорогах, а на самолетах ещё никто не летает, хотя он и может позволить себе такое удовольствие, имея много денег.

Вот по поводу денег Алла больше всего и переживала: в последнее время. Груздев задумал какой-то проект, какой именно не говорит, боясь сглазить. В связи с этим материальную поддержку стал оказывать гораздо скромнее. Алла все чаще стала выпрашивать у него средства на свои нужды, хотя раньше об этом вопрос никогда не затрагивался. Груздев просто доставал из кармана огромную пачку денег, перевязанную резинкой, щедрым жестом отделал от неё огромный кусок и давал его Алле. И повторялось такое раза два, а то и три в неделю, от чего у Аллы денег было очень много. Она даже небрежно стала класть их в свою прикроватную тумбочку, оставляя так, на всякий случай. Но она не ожидала, что вскоре такой случай наступит, причем очень быстро. Как только Груздев сократил пособие, она в первое время стала расходовать деньги из тумбочки, но они очень быстро закончились, потому что её расходы были гораздо больше заначки.

Сейчас она опять, побывав в магазинах, была вынуждена отказать себе в одном платьице и паре туфель, которые очень шли к её новой сумочке. И все из-за этого Груздева, который зажал Аллу в тиски экономии. А почему она, собственно говоря, должна себя в чем-то ущемлять? Ведь Стасик раньше всегда ей твердил, что она никогда ни в чем не будет себе отказывать? Почему она должна унижаться, просить его дать ей деньги, когда он сам должен, не дожидаясь её, молча это делать. Получается, что она выполняет свои функции, которые они обговаривали с Груздевым ещё в первые дни совместной жизни, честно все делает, а он обманул, не оправдав её надежд?

Если так пойдет и дальше, она уйдет от него. Сначала ей звонят, угрожают по телефону, затем он сам перестает содержать её на должном уровне. Зачем ей нужна такая тяжелая, полная невзгод и лишений жизнь, портящая здоровье и нервы? Да она лучше будет одна, пока не найдет себе другую, более подходящую кандидатуру. А то, что это произойдет и очень быстро, Алла не сомневалась, благо опыт и внешность ей позволяли.

– Как вкусно пахнет, – войдя в квартиру, первым делом произнес Груздев. – Заждалась, Аллусь? Я торопился, как мог, но ты же знаешь, какие пробки на дорогах.

– Проходи, мой руки и за стол, – Алла величественно пошла на кухню, все своим видом показывая, что приглашает туда и Груздева. – И, пожалуйста, поторопись, иначе все остынет. Я и так провела на кухне много времени и не хочу провести ещё столько же, готовя заново. Что я, кухарка, что ли?

– Что-то настроение у тебя никудышное? – поинтересовался Груздев, когда, умывшись, вошел в кухню. – Тебя кто-нибудь обидел, или ты плохо чувствуешь себя? Может, ты заболела? Я торопился домой, летел на самой быстрой скорости, может, я опоздал?

– Нет, со здоровьем у меня все в порядке, и ты никуда не опоздал, не переживай, пожалуйста, – Алла грозно посмотрела на Стаса. – А обидел меня ты. Только сам этого понимать не хочешь. Я уж не знаю, как тебе это объяснить.

– Аллок, ты что, в своем уме? – искренне удивился Груздев, явно не ожидавший услышать таких слов от неё. – Чем же это я тебя обидел, позволь поинтересоваться?

– Во-первых, перестань называть меня всякими дурацкими именами, Аллок, Аллусь! – вскипела Алла. – Я тебе не кошка и не собака, у меня есть имя. И это некультурно – называть человека кличками, словно он домашнее животное, сколько раз можно тебе повторять. Когда ты воспитаешься, в конце концов?

– Хорошо, хорошо, ты не волнуйся, просто я привык так говорить, мне очень сложно отучиться, – как можно ласковее успокоил её Груздев, при этом тщательно пережевывая сочный кусок жаренного мяса.

– Это ещё не все, Стасик, – гнев Аллы, казалось, не имел предела. – В чем дело, почему ты меня посадил на сухой паек? Я, что, прислуга твоя? Почему я вынуждена выпрашивать у тебя милостыню?

– Алл, ты меня прямо-таки унижаешь, хуже некуда! – Груздев опустил вилку, поднесенную ко рту. – Я никому, в том числе и тебе, ничего не должен. А ведь тебе уже объяснил, у меня наклевывается очень серьезное дело, надо немного подождать, буквально месяц, не больше. Затем все вернется на свои места, я тебе обещаю, даже лучше станет в несколько раз.

– Нет, меня такое положение вещей не устраивает, – твердо заявила Алла. – Это что, так и будет повторяться: когда ты будешь начинать свое новое дело, возможно и перспективное, я должна попрошайничать у тебя? У человека, с которым вместе живу, можно сказать, у своего супруга! А если ты будешь открывать новое дело каждый месяц, мне вообще придется голодать? Нет, мне такого счастья не надо.

– Каждый месяц такого не будет, уверяю тебя, – Груздев, тяжело вздохнув, продолжил есть мясо. – Сейчас сложилась такая непредвиденная ситуация, но больше я такого не допущу. Теперь я предпринимаю все меры, чтобы всегда были свободные деньги для непредвиденных расходов. Подожди ещё неделю, и я все расскажу тебе.

– Неделю? – взорвалась Алла. – Да я сегодня, словно бомж, ходила по магазинам, ничего не покупая. Меня продавщицы засмеяли со всех сторон, стыд-то какой, а? С виду приличная дама, а хожу, смотрю голодными глазами и ничего не покупаю. Поэтому и я решила кое-что предпринять.

– Что же, ну-ка, расскажи? – с интересом спросил у неё Груздев. – Если что-нибудь стоящее, я с удовольствием поддержу твои начинания, можешь не сомневаться. Люблю смелые идеи, особенно, если они принесут прибыль.