В сердце Австралии. Роман

– Ну, что, идём?

Они встали из-за стола и направились к выходу, но Нэнси, вернулась за его шляпой:

– Прошу прощения, – старалась не засмеяться она, но лукавые голубые глаза выдавали её, – А как же Ваша большая шляпа?

– Не беспокойтесь, – галантно отозвался Макдональд – Теперь она мне вдвое дороже, – и он полушутливо нахлобучил её.

Широкая пыльная улица жила своей жизнью.

По одной стороне передвигались лошади, по другой – располагалась железная дорога, будто танцуя танец аборигенов вилли-вилли, и каждый плыл в своём направлении по пыльной мостовой под ослепительно голубым небом.

Отсюда отдалённые горные вершины выглядели особенно красиво, омываемые небесной лазурью, как морской водой.

Казалось, скала разделилась на трое и превратилась за горизонтом в три высокие башни, меняющие форму.

– Мираж, – пояснил констебль, – Первым исследователям казалось, что озёра Торренс и Фром полны воды, и потому их нанесли на карту голубым цветом.

Макдональд позвал девушек дальше и повёл к источникам. Вода из них скапливалась в небольшие лунки, образуя год за годом тёмные наросты вокруг.

Здесь с помощью ветряных мельниц вода подавалась в посёлок скотоводам и путешественникам.

Стэн забралась на круглый выступ лунки и зачерпнула горсть прозрачной зеленоватой воды.

– Вполне приятно, если забыть о грязи вокруг сооружения, – выпитая вода показалась вкусной, – Ничего, если не принюхиваться!

– Ну, в этом Вы заблуждаетесь. Скоро сами обнаружите.

– Она же не ядовита, раз годится для скота?!.

– Н-нет. До поры, до времени.

– Ой! Констебль подал ей руку, но Стэн спрыгнула сама.

Итак они пересекли равнину и вышли на главную улицу, когда небо на западе уже озарилось румянцем. Этот закат был похож на морской – линия горизонта затерялась в ярких красках, а горы вдали приняли очертания кораблей.

Однако к юго-западу от Виллоран Рэндж открывался другой вид – лучи заходящего солнца окрасили местность в ярко-розовый и алый цвета.

На востоке уже взошёл золотой диск луны. Солнце уже постепенно зашло, и небо из розового и золотистого приобрело чистый холодный зеленоватый оттенок.

И, наконец, тьма накрыла посёлок своим вечным как мир плащом.

– Я никогда не видела такой луны! – восхитилась Нэнси, – Такая полная, чистая и золотая! Вот бы подлететь и коснуться её!

– Да, все по достоинству оценивают здешнее полнолуние. А в холодные ночи луна приобретает даже рыжевато-песчаный оттенок. Но подождите, ещё чуть-чуть стемнеет, и Вам откроется такое звёздное небо, какого Вы не видели нигде и никогда! Один Млечный путь чего стоит!

– Взамен прочих неудобств, да?.. Должно быть тяжеловато из-за жары, пыли, уединения?..

– Мне по душе уединение! – усмехнулся Роберт Макдональд.

Глава пятая

Почту в Бёрдсвилль и из Бёрдсвилля отправляли, как и во всём Квинсленде, на разного рода лошадиных упряжках.

Четвёрка обученных лошадей тащила королевскую почту через пески и высохшие равнины, а сбоку бежала запасная.

Так бывало и во время засухи, и во время наводнений. С подручным метисом Волт Кромби правил всю дорогу, указывая повороты. В обычных условиях они преодолевали до пятидесяти миль в день и достигали Бёрдсвилля за неделю. Порой они не останавливались ни днём, ни ночью, чтобы не опоздать.

Роберт Макдональд зашел в общину, сказать им, что собирается с одним из его чернокожих проводников на поиски путника пропавшего без вести на Бёрдсвилльской трассе.

– Он выехал примерно недели три назад поездом, – сказал Констебль Макдональд, – И я предупреждал его о долгих безводных путях.

Даже зимой, воздух столь сух, и солнце так горячо, что обезвоживание начинается очень быстро. Он не послушался меня.

Волтер Кромби подобрал его, довёз до Копераманны и советовал возвращаться в Спрингс. С тех пор его больше не видели. На обратном пути в Бёрдсвилль почтальон заметил, что следы незнакомца свернули с Трассы и достиг высохшего русла Купера. Волт следовал по ним, как мог, но следы терялись, не оставляя никаких признаков человека. Едва вернувшись домой, Волт поднял тревогу.

Прошла почти неделя, и сильные ветры за прошлые два дня, вероятно, смели все следы.

Констебль Макдональд и проводник Ларри выезжали теперь на поиски на двух верблюдах. Легкомысленно, обеспокоившись лишь предстоящей констеблю опасностью, Нэнси, положила руку на его загорелое плечо. Она всё сильней привязывалась к этому крупному полицейскому, часто помогавшему им с Стэн по мелочам, так что обе называли его просто РОбертом.

– Будьте осторожны! – она сказала. – Наверное, опасно уходить с Трассы пустынную сторону дюны, да?

– Не очень, с двумя верблюдами. Один повезёт на своём горбу снаряжение, другой – запас воды.

Верблюд здесь отлично заменяет лошадь. Нэнси, хотела сказать ему что-то доброе, но не успела, так как Роберт обратился к ней первым:

– Всю дорогу буду вспоминать Вас! – и он пожал её ладошку своей широкой сильной рукой. Нэнси, смущённо убрала свою руку, чтобы прикрыть внезапно вспыхнувший румянец. На прощанье Роберт пронзительным взглядом зелёных глаз.

Потом молча надел шляпу, хлопнул по ней и вышел.

В отсутствии констебля Макдональда прибыл стокман со станции Этадунна, что в ста милях от Бёрдсвилльской трассы.

Там обгорела из-за неосторожного обращения с огнём дочка управляющего Пола Смита, а обезумевшая от горя мать не знала, чем её можно помочь. Стэн была занята в общине – принимала роды у юной аборигенки, которой едва исполнилось пятнадцать.

Так что Нэнси, пришлось отправиться на вызов одной вместе с отъезжавшим в этот момент почтальоном. С собой она взяла всё необходимое: дезинфицирующие и болеутоляющие мази, мягкие бинты – но как она поняла со слов стокмена, ситуация была почти безнадёжной из-за сильных ожогов, и девочку следовало бы отвезти в аделаидскую больницу, но для перевозки возможности не было.

Проезжая по каменистой степи, они остановились на отдых, где-то вдали виднелись редкие серо-серебристые крошечные хохолки зарослей солончака. Выглядели они совсем чахлыми – высохший солончак из последних сил впитывал влагу из воздуха, слабо надеясь на осадки.

Удачно приспособился!

Несмотря на жуткие обстоятельства путешествия Нэнси, чувствовала себя первооткрывателем, выехавшим из города по легендарной Бёрдсвилльской трассе.

До конца пути было меньше сотни миль. Но по дороге через каменистую пустыню и песчаные барханы её приятно поразило простое и оригинальное сочетание природных красок: побледневшую от зноя землю едва заметно оттеняли редкие поросли и ярко-голубой мираж бездонного озера, возникавший на фоне розовато-рыжих холмов.

Казалось, в этих миражных красках отражается небо.

Однако пески были реальными и создавали впечатление островков-оазисов, несущих влажную прохладу в пустыню. Потом вдруг картина резко менялась, нарушая обманчивый покой.

Без сомнений, то была страна иллюзий.

Уже вечерело, когда они добрались до реки Клайтон, преодолев безграничную изменчивую равнину, где большая пойма не давала разрастаться зарослям, и вдоль горизонта всё вокруг на шестьдесят градусов загораживал лес – настоящие живые деревья.

Ныне русло реки было пересохшим и заполнялось из артезианской скважины само собой, и, казалось, пересохло всё вокруг. С каждого дерева слетали розовогрудые какаду, белые попугаи с жёлто-зелёными клювами нарушали тишину своими криками, всюду сновали зяблики. Стаи попугайчиков в высоте, напоминавших издали зелёных рыбок, заполняли всю округу звонким щебетом. Птиц здесь было не меряно – голуби и дикие утки, плачущие ржанки, ибисы и белые цапли. Во время стоянки, пока лошади отдыхали, а чай только закипал, Нэнси, прошлась вокруг.

После мёртвой пустыни это место казалось полным жизни, дышащим легко, свободно, было звонким и весёлым. Зной, высохшая кора ясеня, на которой был подан кусок солёной говядины, крепкий сладкий чай – всё это были атрибуты незабываемой в жизни Нэнси трапезы. Ей даже захотелось прожить всю жизнь в этом лагере, чтобы вставать и ложиться с пением птиц, но почта обязана идти по назначению, да и ей следует спешить к пациентке.

Нэнси, с Волтом уже преодолели большую часть пути – и в всё на Мёрвине.

Медленно передвигаясь под неспешные разговоры, мулат – помощник почтальона, бережно хранил почтовую сумку. Алекс разбудил крик Волта:

– Дулканинна! Лошадям нужен отдых. Они к тому же прихрамывают – так что, остановимся здесь на ночлег. Шмотки вынести или в бричке будете спать?

– Не беспокойтесь. У меня с собой тёплое пальто.

Волт верхом на Мёрвине удручённо посмотрел вниз, и по его взгляду Нэнси, прочла: «С женщинами одни проблемы!»

– Можете взять одно из моих одеял и выкопать возле огня ямку. Так будет удобнее.

Нэнси, протестовала, но, в конце концов, согласилась.

Всё равно в такую ночь, озарённую взошедшей в десять вечера яркой луной, не уснуть. Но усталость взяла своё, и Нэнси, стало клонить в сон. Она уже вошла во вкус походной жизни в необжитых районах, где вокруг никого, и только динго воют от голода. Крик потерявшегося в этих зарослях мог показаться лишь эхом.

Дальше начинался крутой спуск, такой, что повозка могла разбиться. Это-то и было опасным, по словам Волта, самым худшим с самого начала подъёма.

Вершина располагалась в продолжительной стоянке, если бы не движение песка.

В самом деле, начиналась песчаная буря, и путешествие продолжать было невозможно.

– Хотя в песчаных дюнах всегда теплится жизнь, даже в пустых на вид. На другой раз Вас приятно удивит растительность, особенно цветы, растущие прямо из песка.

– Представляю, каково им. После дождя, конечно, барханы напоминают сад: алая паракелия, жёлтые маргаритки, множество малиновых бутончиков пустынного горошка… Но за последнюю засуху, что я застала здесь, был набег саранчи, и ничего не осталось.

– Точно. А кролики завершили дело. Конечно, ещё велика вероятность пожара, особенно когда выгоняют овец, а тогда, где-то в 1900 году кролики пошли на юг.

Правительство распорядилось о заграждении от них на тысячи миль, но это их не остановило: они либо перепрыгивали ограды, либо прорывали под ними норы. И всё пожирали.

Волт сравнивал кроликов с чумой. Эти твари подкапывали корни солончака и голубых кустарников, поглощали всю траву, ни оставляя на песке ни росточка, так что пески начинали дрейфовать. Кролики поглощали даже молодые побеги малги, а также кору молодых железных деревьев и хвойных кустарников.

– Но засуха закаляет, – добавил Волт, – кролики подыхают, причинив вред.

Нэнси, наблюдала за другим барханом из рыжего песка.

Как Волт и предупреждал, здесь были и изящные цветы, и крохотные кустарники, и несколько огромных деревьев казаурины, и посеребрённый солончак, который девушка даже попыталась откусить, чтобы попробовать на вкус.

Она когда-то поднималась на корабле напротив этой вершины только за тысячу футов или выше, но на вид оттуда земля казалась пустой и вымершей.

На мягком песке также можно было заметить следы ящериц и крохотных сумчатых мышей – тех, кто живёт в норках весь день, а по ночам выходят на охоту.

В Блайзес-Вел не было воды, сточные воды здесь не удерживались, горячий ветер обжигал глиняные стоки между барханами, засыпая скелеты животных, погибших во время засухи. Место дышало погибелью, и Нэнси, обрадовалась, что они не остановились здесь, повернув к заливу Кануваулкинны, где пробивался родник, в котром они смогли напоить лошадей.

Внезапно трасса стала снижаться; за горизонтом показались зелёные насаждения залива; стайки крошечных изумрудно-зелёных попугайчиков порхали в воздухе, и зелень вокруг радовала глаз.

– Мы подъехали к станции Этадунна, – пояснил Волт, – Но путь ещё не окончен, здесь нет заграждения, и станция простирается на тысячи квадратных миль.

Нэнси, предложила остановиться на ланч здесь.

Её разбудил лай собак, уставившихся на неё. Вокруг было скопление заброшенных хлевов и загонов для овец, существовавших здесь с первых переселенцев из Германии.

Теперь скотина разбрелась от загона до загона. И только изгородь, не считая лошадиных пастбищ, оставалась единственной постройкой во всей округе; по другою сторону изгороди простирался зелёный сад с задержавшейся в росте вековой пальмой и естественными цветами.

Как только бричка остановилась, Мёрвин выпустил Нэнси, и та была поражена открывшемся ей видом. Нэнси, молилась лишь о том, чтобы успеть вовремя.

Сердце её сжалось при виде лица матери, поражённой горем, и её натужный измождённый от быстрого бега голос. Та как будто только что встала. едва собрав тёмные волосы в пучок на затылке:

– Сестра! Слава Богу! – схватила Нэнси за руку миссис Смит, – Слава Богу, Вы добрались невредимой!

– Сколько… Вашей девочке?

– Моей Мэри всего четыре…

Волт выгрузил почту и поклажу Нэнси, попросил стакан свежей воды, и отправился в обратный путь.

Он останавливался, только вымыть руки.

А Нэнси, подошла к детской кроватке и склонилась над маленькой пациенткой, что была на грани жизни и смерти.

Глава шестая

Далеко от Бёрдсвилльской трассы предстояла борьба со смертью среди зыбучих песков и колдобин у русел водоворотов к северо-востоку от Каппераманны.

Как только двое мужчин обнаружили, что Волт Кромби пересёк пустыню, Ларри разгрузил верблюда с головы до пят и провёл его за удила по кругу.

Роберт Макдональд проверил, не осталось ли за трактом ещё путников. И тут к нему бросился Ларри с распростёртыми объятиями:

– Босс! Это Вы?! – срезав путь, он опустил глаза, утаптывая бледный отпечаток следа на земле боком эластичного ботинка.

В былые времена он проходил сквозь песчаные бури и каменные заносы, сбиваясь с дороги, кругами, пока в очередной раз не побеждал их. Он не расставался с красным головным убором полицейского надзирателя с тех пор, как у него конфисковали форменную одежду.

А ночь указала на еле заметный путь вдоль высохшего русла Купера. По крайней мере, кругами ходить не пришлось.

Для Ларри снова «засияла Пикканинна», и он ринулся, как гончая, взявшая след. Для настоящего походного костра дров не было, но Ларри раздул тлеющие угли в крошечном костерке.

Должно быть, они продвинулись на пятьдесят миль, то и дело петляя, пока уставший Ларри не пересел на верблюда. Оттуда было видно дальше и отчётливо просматривались дорожные ориентиры. 

– Отдохнуть бы верблюду, – заявил наконец Ларри.

Пути приняли прежнее направление. Они пересекли широкую (?заросшую) степь, где Роберт Макдональд не обнаружил ни одного ориентира, кроме ярко-очерченных силуэтов гор на фоне горизонта, подёрнутых нежно-розовой дымкой.

Трасса сворачивала в сторону высохшего русла Купера. Здесь Ларри изрёк:

– Тут точно крышка! Похоже, бегал-бегал в поисках воды…

– Но, по-видимому, пока не сдаётся. Если бы Купер разлился, всю трассу бы затопил.

Они шли по высохшей песчаной косе, усеянной скелетами высохших деревьев.

Здесь он попытался голыми руками докопаться до воды, но вода находилась случайно, безо всяких признаков. Он скинул рубаху и уже начал пошатываться. Наконец дошли и до места, где он выбросил свой бурдюк.

– Теперь точно – крышка! – заключил Ларри.

И на целых два дня он неожиданно опустил голову и заплакал.

В его распахнутых глазах призраками отражались мёртвые деревья.

Присев на берегу высохшего русла, путник обхватил голову руками. Заслышав неясный крик, он сдавил свои рыдания.

Язык его распух и потемнел, губы потрескались, но он был жив.

Благодаря смекалке и упорству Ларри.

Когда путнику сунули в рот влажную тряпку, он стал постепенно приходить в себя.

Так его и погрузили на верблюда Ларри, чтобы продолжить дальний путь через Копераманну до Дулканинны к Херготт Спрингс.

А маленькая девочка лежала в лихорадке с широко открытыми глазами. Её тельце горело с головы до ног. 

– Мэри, слышишь? Пришла медсестра, чтобы помочь тебе!

На обожжённом лице едва зашевелились глаза. 

– Я пробовала разрезать на ней одежду, – объяснила мать, – Но она так кричала, что я не посмела. Только смазала её оливковым маслом.

– Значит, напугана, – и Нэнси, открыла свой чемоданчик, – Сейчас введу ей дозу морфия, чтобы она не чувствовала боли. Я только чуть-чуть уколю тебя, Мэри, – обратилась она к девочке, – и ты уснёшь!

Когда же глазки девочки закрылись, а дыхание стало ровнее, Нэнси, разрезала на ней обугленную одежду и промыла раны холодной водой.

Зная о болезненных последствиях ожогов, а их было не два и не три, учитывая обстоятельства, да ещё испуг ребёнка и повреждение почек представляло большую опасность.

Нэнси, бережно смыла остатки одежды, снимая их с кусками кожи. А когда тельце девочки стало чистым, промыла его тёплым раствором борной кислоты. 

– Наверное, одеть её не получится, – пробормотала она, – Раны слишком глубоки, ей будет больно менять одежду. Лучше оставить их открытыми.

Нэнси беседовала сама с собой, будто с матерью Мэри.

Она посыпала ожоги стерильной цинковой пудрой и огородила колыбельку простынями, оберегая ранки от малейшего прикосновения. 

– Новую дозу морфия я не могу ей дать, – пояснила она, когда девочка, проснувшись, начала ворочаться, – А Вам стоит отдохнуть. За последнее время Вы не сомкнули глаз. Если не отдохнёте, Вас тоже придётся лечить.

Миссис Смит слабо улыбнулась:

– Да нет. Скоро подойдёт муж, и поможет, если надо. У меня была возможность передохнуть. Пойду что-нибудь приготовлю и заварю чай. Вы и сами, наверное, утомились. 

– Нет, я в порядке.

Когда Нэнси, приводила себя в чувство за чашкой чая на веранде, показался мистер Смит, одолжив лошадь у чернокожего стокмена, чтобы быстрее доехать:

– Сестра! Как хорошо, что Вы здесь! – и он сжал руку Нэнси, едва та встала с плетёного кресла, – Жена с Мэри?

– Нет. Я уговорила её прилечь. Мэри ещё не совсем оправилась после инъекции морфия. За ней присматривает одна из чернокожих служанок.

– Боже! Всё это ужасно! Это произошло в одно мгновение, едва девочка пробежала под лампой, керосин пролился ей на платье, и она сама вспыхнула факелом… – губы отца дрогнули.

Мистер Смит был невысоким, крепким, коренным бушменом с бронзовым загаром лица и лучистыми морщинками вокруг глаз.

– Как она, сестра? Говорите всю правду!

– В общем… не очень. Её бы в больницу положить. Есть опасность осложнения, которое в домашних условиях не вылечишь.

Лишь на счастливый случай надеяться не стоит…

– Конечно, нет. Пойду, взгляну на неё… Можно?

– Пока нет. Я сама пойду к Мэри.

Пол Смит бросил взгляд на открытую дверь веранды, где рядом с колыбелькой его дочери висел чемоданчик медсестры. 

– Потом я научу Вас промывать и обрабатывать раны. А сейчас Вы, наверное, устали.

– Может, миссис Смит так думает, но это не так. Поездка не была утомительной, и у меня была возможность отдохнуть – утро было прохладным. Умывался я холодной водой да и запасы её пополнил. И он отвернулся, слегка подёргивая плечами.

– Мистер Смит, по крайней мере, первый кризис миновал. А значит, есть надежда…

– Да-да… Мне надо увидеться с женой.

Нэнси, в это время ушла в отведённую ей комнату, чтобы ополоснуться в тазу и переодеться в свежую форму.

Остальные дети – русая девочка лет шести и маленький мальчик – заглянули в распахнутую дверь, но тут же убежали, едва Нэнси, попыталась заговорить с ними. Как дикари из буша.

А на другой день у Мэри поднялась температура. Она чувствовала неутолимую жажду, но почти не пила – плохой знак!

Рядом со станцией росло лимонное дерево, с которого Нэнси, сорвала несколько плодов и выжала из них сок на веранде.

У Мэри разболелась обожжённая спина, на которой она лежала. 

– По-моему, я смогу погрузить её, – рассуждала Нэнси, – Есть небольшая ванночка, куда бы она поместилась?

Хорошо, что сегодня тепло. Девочке нельзя переохлаждаться. Надо приготовить чуть тёплую ванну.

И Нэнси приготовила содовую ванну и, продезинфицировав присыпкой раны малышки, она опустила её в ванночку, придерживая за голову.

– Вода не пропустит воздух на раны, – пояснила она матери, успокаивающей дочку.

Мэри слабо заплакала, но выпила немного молока и съела жидкой каши, которую дала ей мать.

На третий день ожоги приобрели угрожающие формы.

Мэри перенесли в колыбельку, обработав раны раствором пикриновой кислоты. Но температура её тела не спадала. На четвёртый день она подскочила до 104° F. Девочка лежала в полузабытьи. А Нэнси была в отчаяньи.

На лицо все симптомы почечной недостаточности: слабое мочеиспускание и вместе с тем сильная жажда и рвота.

Нэнси дала Мэри успокоительного и попыталась напоить её лимонным соком, но девочка тут же срыгнула его…

Нэнси едва не заснула, сидя в кресле у кроватки, но встрепенулась на окрик миссис Смит:

– Сестра! Сестра! Она без сознания!

Маленькая Мэри Смит впала в последнюю кому…

Её похоронили под песчаным холмиком за домом, где уже покоился её младший братик, умерший при рождении.

Пока Нэнси ухаживала за малышкой, почта уже вернулась из Херготт Спрингс и отправлялась на север. Можно было спокойно возвращаться в общину по Бёрдсвилльской трассе.

Нэнси беспокоилась, как там справляется Стэн в одиночку, но по женской солидарности сопереживала и миссис Смит, замкнутой здесь в одиночестве со своей семьёй и темнокожей прислугой – мать была безутешна из-за смерти дочери.

Нэнси дала её успокоительного и уложила спать, а перед тем, как уехать, сходила с ней к свежей могилке, где уже росли несколько петуний; поначалу ей не хотелось этого видеть.

Нэнси было не по себе от убитого горем материнского взгляда. Маленькая жизнь теперь покоилась под холмиком даже меньше её земного роста.

Нэнси оцепенела. Хотя ей уже приходилось ухаживать за подобными пациентами, но в этом последнем случае человечек и жизни-то ещё не видел – девочку так и не удалось спасти.

Может, Мэри умерла без сильных болей. Но почему невинное существо вообще должно страдать?.. Как Бог допускает такое?!.

Ещё во время стажировки Нэнси с трудом давалась работа в детских палатах.

Сейчас она сидела на задней веранде, мысли её путались, и тут она встрепенулась.

Вдали ей послышался звон верблюжьего колокольчика… Мигом пробежав через зелёный сад, Нэнси оказалась перед верблюжьей упряжкой.

У ворот прохаживался Роберт Макдональд, поджидая Ларри. 

– О, Роберт! – подскочила к нему Нэнси и в мгновенье ока уже прятала усталое лицо в его сильных объятиях, – О, Роберт! – только и повторяла она, сильно сконфузившись и боясь расплакаться.

– Ну-ну, – успокаивал её Роберт Макдональд.

– Не удалось спасти! Я сделала всё, что смогла!..

– Ну-ну, да, я слышал от стокмена… Насколько я понял, положение было безнадёжным. Я могу помочь с формальностями. До Херготт Спрингс подбросить не могу, но скоро прибудет почта.

– О-О, Роберт! – она опять не смогла вымолвить ничего больше, но на миг встрепенулась, – А как тот путник?

– Жив и вне опасности. Его довезли на верблюде Ларри. Сейчас он в порядке, но потом хорошо бы Вам осмотреть его. Его губы так потрескались…

– Обязательно. О, Роберт, как приятно видеть Вас невредимым!

На мгновенье он взглянул на неё так нежно, что та, смутившись, выскользнула из его объятий:

– Простите, обычно я не плачу, это от последних переживаний…

Спасённый путник, ещё ослабленный, сидел на веранде, а Нэнси смазывала успокаивающим кремом его потрескавшиеся губы и обожжённые участки тела.

Замутнённый взгляд его был устремлён далеко за трассу, а сам он при этом размышлял о том, что Купер недалеко, и он мог бы проплыть по течению.

Пол Смит недоверием покачивал головой, поглядывая сквозь ветви:

– Купер в сорока милях отсюда. Если плыть по течению до пересохшей Иннамикки.

– Хорошо иметь такого проводника, как мой Ларри, – заявил констебль.