В смутное время. Рассказы и фельетоны (1984—2008 гг.)

– Так почему же вы так ничего и не сделали?! – вопрошает начальник, обычно чуть сдерживая в рамках приличия свои расшатанные нервишки.

– Дык, транспорт подвел. Сел я в трамвай, а он остановку проехал и встал. Ток, говорят, отключили.

– И вы три часа просидели в трамвае?!!

– Ага…

– Изумительно! Пешком раз десять можно было сходить и туда, и обратно!

– Дык кто ж его знал, что три часа тока не будет? Только, может, ты вылезешь, а он взял и пошел.

После этого объяснения начальнику остается лишь утереться под носом: ссылка на городской транспорт беспроигрышна.

Мой тогдашний начальник был человек многоопытный. Вырос он не в элитной среде, где не знают очередей, не собирают справок по ЖЭКам и не ездят в общественном транспорте. Он продирался вверх из низов, как росток сквозь асфальтную толщу.

– Можешь не приходить, покуда не разберешься, – напутствовал он меня.– Только сделать надо сегодня: завтра – сдавать сводный отчет.

Разговор этот был до обеда. Сопоставив мгновенно все обстоятельства: и работу, и отведенное время, я повторил заверение, прямо глядя в испытующие глаза:

– Сделаю, Сан Саныч. Разобьюсь, но все сделаю в срок, не сомневайся.

Около трех часов дня я, как и рассчитывал, уже был свободен и размышлял: «Чем бы заняться?» Вариантов было с избытком, но я, думаю, сделал правильный выбор: решил навестить дядю Колю, своего дядю по матери.

Инвалид войны, он, не избалованный ни заботами государства, ни вниманием родственников, сиротливо доживал век в ветхом домишке с прогнувшейся крышей и окошками у самой земли. Ни воды в этом домишке, ни телефона, ни газа. Еду он готовил на керосинке, да и что он там мог приготовить!. Как он один в промозглые длинные ночи?.. Об этом лучше не думать… Побудешь часок у него, и долго потом на душе лежит горький осадок, будто именно ты виноват в его злоключениях. Вот и хитришь иногда сам с собой, откладываешь визиты к нему, выискивая себе оправдания, а каждый раз картина становилась все горше и горше.

Дядя долго крепился, не раскисал в надежде на лучшее. Говорил все о льготной очереди на телефон, радовался вместе с соседями предстоящему сносу их убогих клетушек, мечтал хоть немного пожить в квартире с удобствами. Но годы шли, иссякали надежды, появились тоска и растерянность, появился страх перед беспомощной старостью и обида на власти. Жгучая безысходная тоска и обида.

С тяжкими мыслями подходил я к дырявым воротам, готовя себя к встрече с любой неприятностью. Вспомнился случай, когда о смерти бабушки сослуживца родные узнали не сразу – от почтальона. «А вдруг и он – в постели. Болеет. Что тогда делать? Придется переселяться к нему!»

Отворив калитку, я вздохнул с облегчением: дядя, скрипя протезом, ходил вокруг своего инвалидского «Запорожца» и протирал его тряпкой.

Во дворе было что-то по-новому. Я увидел с десяток металлических труб, сложенных у стены кирпичного дома, к которому птичьим гнездом прилепилась дяди Колина хижина. Здесь же был газосварочный аппарат, деревянные козлы, длинная лестница…

– Уезжаешь куда или только приехал? – спросил я, поздоровавшись.

– Уезжаю, Валерочка, уезжаю. Дело тут великое намечается – видишь, газ через двор ведут, – дядя рукой показал на трубы.– А знаешь, кому газ проводят?!.. Вот власти, растуды иху мать! Нам, инвалидам, – отказ на все сто процентов! Сносить, говорят, весь район будем – какой газ, какие ремонты, а этому дому – пожалте! И отремонтировали, и газ, вот, проводят. А почему?.. Квартиру там шишкарю дали. Не самому, конечно, у него она есть, а сыну его: женился недавно. Боятся сразу в новом дому выделять, так они обходной маневр применили: поселили сюда, чтобы при сносе он получил квартиру вроде как по закону. А чтоб не скушно было ему этот снос ожидать – удобства устраивают. За народные деньги, конешно… Эти, – он опять показал на трубы, – они третьовни приехали. Разреши, просят, отец, у тебя трубы свалить. Я интересуюсь, понятное дело, что за трубы, куда, для кого. Как узнал, аж протез застонал от обиды! А мне, спрашиваю, как? Так и быть с керосинкой?! Не заслужил, значит?! Всю войну от начала протопал! Нога в Кенигсберге осталась!.. Сволочи!.. Хотел не пускать, но они-то причем? Они – работяги. Им – что прикажут… Бригадир, хороший, видать, парень, сказал, что и мне они сделают. Сосок, говорит, с краном для тебя вварим, можешь потом подключиться, только хлопочи о проекте. Успеешь, говорит, быстро сделать проект – выполним и тебе… Какое было бы счастье!..

Дядя Коля разволновался, заговорил, где хотел бы поставить плиту, как переведет печку на газ. И вдруг помрачнел.

– Хорошо это все, но опять не для нас. Вчера ездил в бюро, в котором эти проекты делают. Оно одно на весь город. Прием ведут там только по средам, один раз в неделю. Проект делают по полгода – это мне вахтерша сказала. Правда, говорит, инвалидам могут сделать уступку – срок поменьше назначить. Еду туда – они с четырех принимают.

Дядя назвал адрес проектной организации, и я вспомнил, что там когда-то работали мои однокурсники – Володя Пирожков и Слава Рыженко. Мы даже дружили какое-то время.

– Бери и меня, – говорю.– Вдвоем веселее.

Я не сказал ему о знакомых – там ли они еще? В каких амплуа? Смогут ли посодействовать?.. И еще не сказал потому, что дядя презирал обходные пути, верил всю жизнь в справедливость. Он даже заявление не подавал на улучшение жилищных условий. «Должны, – говорил, – сами знать, о ком им вначале надо заботиться: я все, что мог для страны своей сделал». Наивный был, как ребенок. Теперь вроде прозрел, но кто его знает, вдруг там он опять заартачится?..

– Поедем, – согласился он.– Открывай ворота.

В длинном коридоре проектного бюро, разместившемся на первом этаже пятиэтажного дома, возле одной из дверей сгрудились люди.

– Туда нам, – показал дядя Коля пальцем в их сторону и быстро захромал к ним.

– Ты разбирайся там, действуй, как запланировал, – крикнул я вслед, – я подойду чуть попозже…

Увидев проходящего в нарукавниках парня, я спросил, не работает ли здесь Слава Рыженко.

– Вячеслав Константинович? – уточнил парень – работает. Он сейчас за начальника.

– А с начальником что? – почему-то спросил я.– Он в отпуске? Болен?

– Начальника на днях сняли. За пьянку, – с видимым удовольствием отвечал парень.– Теперь Вячеслав Константинович – наш начальник… Четвертый кабинет. Он пока еще в своем кабинете сидит.

В кабинете под номером четыре и с табличкой на двери «Главный инженер» была одна молодая женщина.

– А Вячеслав Константинович? – спрашиваю ее, стараясь потверже запомнить отчество Славы.

– Здесь… Он на минуточку вышел.

Я постоял немного у двери, думая, как повести себя с ним: знаю, что высокая должность свой отпечаток ставит на многих… «Какой он теперь? Чванливый чинуша, ханжа или такой же, как был – деловой, но простой, приветливый парень, про которого говорили, что он далеко может пойти, если… К сдерживающему «если» относили его прямоту и резкость в высказываниях, что с позиций времен, в которые нас воспитали, было смело, но не умно.

Я часто чувствовал отголосок того воспитания, отмечая неподвластную себе робость при встречах с высоким начальством. Но перед «Рыжиком» – так мы звали его в институте, ни заискивать, ни лебезить не хотел, будь он хоть трижды главным инженером или даже начальником.

Ничего путного не придумав, я вышел опять в коридор, где через дверь от четвертого кабинета стоял озлобленный гвалт – люди выясняли очередь, ругали сроки и цены на разработку проектов. Заодно ругали начальство всех мастей и инстанций.

Дядя Коля, увидев меня, вытянул кадыкастую шей, и по его растерянным глазам я понял, что там у него не все в порядке. Я сделал ему знак – потерпи, и стал прохаживаться у двери главного инженера, не приближаясь к толпе: я ведь задумал обхитрить очередь, зачем же ей знать об этом? Только расстраиваться. Легче, когда не знаешь, что тебя объегоривают.

Минут через пять откуда-то вышел мужчина, фигура которого показалась мне очень знакомой. Высокий, стройный, резковатый в движениях – Славка! Такой же! Только, что лысый. А костюм на нем, как говорится, с иголочки..

– Ба, да это Валера! Какими судьбами?!..

В глазах Вячеслава светилась неподдельная радость. Узнал! И тон его откровенно приветлив. А у меня получилось не так – сработала приученность к подхалимажу:

– К тебе, вот наверно… Как?.. Примешь?..

Слава удивленно посмотрел на меня, и умело свел лепет мой к шутке:

– Конечно, приму! Наливай, приму обязательно!.. Проходи, – подтолкнул он меня к кабинету.

Не обращая внимания на женщину, он сразу забросал меня вопросами обо всем: где живу, где работаю, с кем из ребят часто вижусь.

Мои не очень толковые объяснения он почти не дослушивал до конца.

– А где Владимир? – спросил и я.– Слышал, что он тоже здесь вкалывал.

– Владимира сняли. С неделю как сняли за пьянство… Дурак он, совсем опустился – прямо с утра за стакан!.. А я вот теперь – о двух лицах. И главный инженер, и врио начальника. За двоих отдуваюсь.

«Так вот оно что! Пирожков был начальником! Они здесь вдвоем „правили бал“!». Пока я осмысливал эту новость, Вячеслав поговорил с женщиной, и она вышла.

Разговор о своем деле я начал издалека, с подходцем и чуть было не погубил все: в кабинет один за одним заходить стали сотрудники, постоянно отвлекал телефон, и я обругал себя мысленно за бестолковость.

Но Вячеслав все же сумел для меня выкроить время.

– Все! – твердо произнес он, подписав очередную бумагу.– Меня уже нет! Меня ждут граждане!

Он остро посмотрел на меня, потом – на часы.

– Пожалуйста, извини, но давай – с чем пришел? Сейчас насядут просители.

Он кивнул в сторону коридора.

– Я тоже проситель. У дядьки газ через двор тянут…

– Все ясно, – перебил Вячеслав.– Уже врубился: нужен проект. Где дядька?

– Там. В очереди. Но там такая длина…

– Понял. Делаем так: как только я закричу «Кто с заявлением?» – ты его сразу сюда. Пока там расчухаются, он будет первым.

Я понял замысел Вячеслава. Дверь, которую осаждала толпа, вела в комнату, смежную с кабинетом главного инженера. Там просителей принимала одна из сотрудниц бюро. Она брала заявления, регистрировала их, назначала сроки исполнения проектных работ. По сложным вопросам или конфликтам – подключался Рыженко. Такова, как я понял, слоняясь по коридору, была обычная схема приема, но, очевидно, были случаи, когда прием вели двое – и рядовая сотрудница, и главный инженер.

Замешкавшись у двери, я услышал зычный голос Рыженко: «Зина! Пропускай и ко мне с заявлениями!» Тигром я выскочил в коридор – в таких случаях не надо зевать! «Сейчас, – думаю, – будет давка, и – куда моему колченогому дядьке, несмотря на все его ордена и медали!» И точно: дверь уже заклинила всполошившаяся толпа, каждый старался протиснуться первым, не понимая, что первыми все быть просто не могут. Среди штурмовавших дверь бедолаг дяди Коли не было видно. «Неужели упал?! Затоптали?!» Я рванулся назад, чтобы через кабинет Вячеслава проскочить к заклиненной двери и изнутри продернуть своего родича.

Но бывший фронтовик не подкачал! Растрепанный от борьбы и волнения, он уже стоял перед столом главного инженера и тащил из-за пазухи свои бумаги.

– Вот он, – переведя дух, представил я его Славе.

– Садитесь, – предложил Вячеслав, – сейчас разберемся… По одному, по одному, господа! – крикнул он в затрещавшую дверь.– Зина! Наведи там порядок, а то прикроем с приемом!

За дверями притихли, и Слава углубился в бумаги. Дядя Коля просительно забубнил: «Там в очереди говорили, что полгода ждать надо проект. Нельзя ль побыстрее? Я ведь участник войны, инвалид, у меня – льготы…»

– Ты придержи эти льготы к другому разу, – поднял голову Слава.– Ты ко мне с ним пришел, и мне этого хватит.

У меня в груди потеплело, а дядя непонимающе стал таращиться то на меня, то на Славу.

– Заявления не вижу! – произнес Вячеслав.

– Какое?! – вскричали мы в один голос.

– Эх, ребята! – качнул головой Вячеслав.– Время теряем впустую.

Он достал из стола бланк. Дядя Коля захлопал ладонями по карманам, нащупывая очки.

– На-ка ты, – Слава протянул мне бумагу.– У тебя выйдет быстрее.

Мои очки сами прыгнули на нос. Выхватив ручку, я быстро заполнил пробелы в напечатанном тексте, и радостно выдохнул:

– Все!

– Теперь, значит, так: сначала к той девушке, – показал Слава на дверь, – она даст квитанцию для оплаты, потом – в сберкассу, потом – опять к ней, она отметит, что оплатили, и сразу сюда, ко мне… Впрочем, Зина!.. Зайди на минутку!

В кабинет вошла белокурая девушка. Через неприкрытую дверь было видно, как у ее стола бойко работали локти просителей.

– Выпиши им квитанцию, – сказал Вячеслав, передавая девушке наши бумаги, – Сумму я поставил на заявлении.

Зина понимающе кивнула, пошла к себе, за ней заковылял мой дядя, а Слава втолковывал мне, как действовать дальше.

– Сберкасса не далеко, всего два квартала…

– Мы на машине.

– Ну, дуйте… Зина! Направляй ко мне следующего!.. Кто еще с заявлением?

В кабинет Вячеслава рванулись сразу трое мужчин. Первым прорвался здоровяк в голубом свитере, а я быстро юркнул в коридорную дверь.

– Они до пяти сегодня работают, – сообщил дядя, уже ожидавший меня.– Свет отключили.

В коридоре стоял полумрак.

– Давай шустрее тогда! – заторопил я его.– Полчаса у нас еще есть.

Едва наш «Запорожец», дребезжа, закончил разворот у подъезда, как из него выскочил тот мужик в голубом свитере и крупными скачками помчался по тротуару.

– Это он все время вперед прорывался, – сказал дядя Коля и придавил на газ.

Машина, все же – машина, хотя бы и старенький «Запорожец» с ручным управлением: у перекрестка мы уже обогнали скакуна в голубом, но красный свет светофора перекрыл нам дорогу. Скакуну тоже полагалось стоять, но – куда там! Он молнией прошил перекресток перед радиаторами взревевших машин, и когда мы только еще подъезжали к сберкассе, он уже выскочил из нее и прежним галопом помчался в обратный путь. Мы с завистью взглянули на его загорелую лысину и заспешили к двери сберкассы – по улице в нашу сторону мчались еще несколько человек.

Возвращаясь, мы распределили между собой функции:

– Ты сейчас – прямо к барышне, – инструктировал я, – делай отметку, что оплатили, а я – к начальнику, узнаю, что делать нам дальше.

Однако план этот сразу нарушился: из здания навстречу нам вышел Рыженко. В плаще, шляпе, с портфелем. Увидев наши помрачневшие лица, он сказал, пожимая плечами:

– Ничего не попишешь – начальство. Вызывают в администрацию… Давайте – на завтра. Так же, к концу дня подъезжайте, продолжим.

Вячеслав сошел со ступенек, а мы вошли в здание – надо было предъявить белокурой девице квитанцию об оплате.

У ее стола мы оказались шестыми. Как обогнали нас те, кто должен быть сзади – непостижимо! Ладно бы тот, в голубом свитере, но его-то как раз не было. Наверно убежал уже и отсюда.

Прислонившись к стене, мы стали ожидать своей очереди.

Дверь вдруг опять распахнулась со скрипом, и в комнату, почти падая, ввалился мужчина предпенсионного возраста, потный, с фуражкой в руке.

– Пу-у-уф… Пу-у-уф…, – шумно выдыхал он тяжелый воздух и ошалело ворочал выпученными глазами.– Пу-у-ф-ф-ф… Успел все-таки…

Люди поворачивались к нему затылками, уклоняясь от густой струи отработанного пара, кислый «аромат» которого говорил о принадлежности гражданина к сословию, патриотично отдающему предпочтение простой русской кухне, в укор другому сословию, вкушавшему закордонные яства. Впрочем, представителей этого другого сословия здесь не было и не могло быть. Незачем им приходить сюда – у них хорошо не только с питанием.

– Пу-у-уфф, – уже облегченно выдохнул прибежавший и, широко улыбаясь, начал рассказывать:

– Этот, в голубом который, как закричит: «Бежим!» – я за ним, но рази угонишься! Однако бежал… Мокрый теперь весь. Меж лопаток вроде речки течет.

Я слушал эти радостные тирады вполуха и потихоньку проталкивал дядю Колю к столу. Блондинка тем временем объявила, что прием заканчивается, так как ей уже плохо видно.

Сумерки действительно быстро сгущались, но мы успевали…

Сделав пометку на заявлении, блондинка убрала документы дядины в стол и сказала:

– Все. В течение месяца к вам придет техник и сделает замеры… За проектом – месяца через три – четыре…

Коридорные прогнозы по срокам были правильными.

– Это к весне?! – то ли спросил, то ли простонал дядя Коля.

Блондинка равнодушно пожала плечами.

– Но я ж инвалид! – выкрикнул в отчаянии дядя.– Смотрите – нет всей ноги! Вот удостоверение!

Девушка достала его бумаги и пометила их другим знаком.

– Постараемся, конечно, ускорить, но дрова вы все-таки запасайте. У нас и между инвалидами очередь. Запомните номер заказа.

Она назвала четырехзначную цифру.

– Пустое дело! – сказал дядя Коля, когда мы вышли на улицу.– Четыре месяца надо, чтобы только бумагу сделать. А трубы сварить? Плиту поставить? Форсунку?.. Года не хватит!..

– Ничего, – успокаивал я, – завтра приедем еще. Может, удастся ускорить…

Дядя подвез меня к моему дому, и, расставаясь, мы договорились на завтра: он к четырем часам приезжает ко мне на работу, я как-то освобождаюсь, и мы продолжим начатое сегодня дело.

С утра меня загрузили большой и срочной работой – кто-то прибыл с проверкой, и нам поручили готовить разные справки.

Чудное дело эти проверки: приедут, раздадут вопросники, соберут наши ответы и по ним после делают выводы. Разве же кто напишет про себя что-то плохое?!.. Пишем только хорошее. Стараемся подробно ответить на каждый вопрос: хуже, если проверяющие в делах будут сами копаться.

На мою просьбу отпустить меня сегодня чуть раньше, начальник так посмотрел на меня, будто я чокнулся и просил об его собственной смерти.

– Надо сегодня же выполнить справку, – произнес он зловещим голосом.

Я понял, что без этой бумаги он меня не выпустит до утра, и с усердием принялся за ее сочинение.

Любое дело можно, при умелом подходе, закончить ровно тогда, когда сам захочешь. В половине четвертого я подошел к столу начальника со стопкой исписанных листов.

– Готово.

– Что готово? – устало поднял он голову.

– Справка готова, – скромно пояснил я.– Смотреть будете или сразу – в печать?

Он быстро пробежал глазами бумаги, хмыкнул довольно, завизировал и велел нести машинисткам.

– Так ты уходишь, кажется? – спрашивает, когда я отходил от стола, и на мой умоляющий взгляд кивает согласием.– Иди, иди, теперь тебе можно.

В кабинете Рыженко постоянно кто-то был из сотрудников. К нему входили, не считаясь с тем, что он не один, и не спрашивая разрешения войти. При такой системе работы мы могли бесполезно торчать в коридоре до самого вечера, и я за очередным посетителем просунул голову в кабинет.

– А, Валера! – улыбнулся мне Вячеслав.– Давай заходи, заходи смелее!

Увидев, что я смущенно оглянулся назад, он продолжил: «Да оба же и заходите!.. Сейчас я…»

Но это «сейчас» у него долго не получалось. В кабинете челноком продолжали сновать сотрудники, и беспрерывно звонил телефон. Вячеслав вертелся, как акробат, и мне показалось, что ему даже нравится такая суматошная обстановка. «Слушаю вас! – закончив едва разговор со стоявшей перед ним женщиной, кричит он в телефонную трубку.– Слушаю вас, геноссе Винокуров! – и отвечает напевно, видимо, на приветствие.– И, поверьте, что это взаимно!.. Так что у тебя?.. Адрес?.. Записываю… Фамилия – Винокурова? Нет?.. Так, записываю: Назарова Нина Ивановна… Водопровод… Кем же она тебе эта Нина Ивановна? А-а… Да нет, нет, что ты, я верю… У нас так часто бывает. Приходит один и просит для сестры проект сделать. Как фамилия у сестры, спрашиваю, а он достает бумажку и читает. Да, нет – верю, что ты… Конечно здесь другой случай! Сделаем. Ну будь… И тебе такой же категорический привет! Да, да, погоди!.. Я слышал, что у вас японские термосы есть… Есть?.. На два литра… Пару… Премного благодарен. Я подошлю шофера… Ну, будь»…

Положив трубку, Вячеслав хитро подмигнул мне: «Перестраиваемся. Заводим деловые контакты… Ну, что у вас? Оплатили? А где документы?.. Зинаида Ивановна! Принесите мне документы Семенова!

В дверь, через которую вчера ломились просители, вошла уже знакомая нам блондинка, и, положив на стол паку, вышла. По цепкому взгляду, с которым Рыженко просматривал документы, я понял, что живость в его поведении не означает поверхностного отношения к делам.

Пролистав папку, он опять позвал Зинаиду Ивановну.

– Значит так, – наставлял он ее, – пройди к сантехникам и скажи, чтобы дали кого-нибудь. Чтобы послали вот к нему на замеры. Когда вам удобно? – повернул он голову ко мне.

– Хоть сейчас, – уловив суть, ответил я сразу.– Мы – на машине.

– Отлично. Тогда пусть сейчас и поедет… И проследи за этим заказом…

Зинаида Ивановна молча кивнула и пошла уже к выходу, но в самых дверях ее чуть не сшиб с ног разъяренный мужчина, в котором я узнал вчерашнего бегуна в голубом свитере, хотя одет он был сейчас по-другому. Вместо свитера – добротный пиджак, отутюженные штаны, начищенные ботинки. Словом, не по-спортивному, не так как вчера. Посчитал, наверное, что беготня кончилась. В руке у него был журнал. Как оказалось, – регистрационная книга.

– Как же так?! – восклицает он возмущенно.– Мне – через три месяца, а тому, кто после меня, можно и раньше?!.. Вот! – тычет он пальцем в регистрационную книгу.– Я этого знаю! Торгаш! В один день вчера были! Ему срок назначили – на той неделе, а мне – через три месяца!.. Я к прокурору с этим журналом пойду!

– В чем дело? – хмуро спросил Рыженко у Зинаиды Ивановны.– Почему служебные документы у посторонних?

– Я, Вячеслав Константинович… Он попросил узнать только номер заказа… А видите, как.

– Не хорошо поступаете, уважаемый, – укорил Вячеслав просителя, – нарушаете… Давайте-ка сюда документы… Так.. Вы о Феклистове говорите?.. Ну и что?.. Он – участник войны, инвалид.

– А я?! – вновь воскликнул мужчина.– А я кому добиваюсь?! Вообще паралитику! Он дома лежит, а я ношусь с его просьбами!

И он сбивчиво рассказывает жуткую историю о брошенном старике, которому предстояло одному остаться в зиму в не отопляемом доме.

– Родственников у него не осталось, в дом престарелых не хочет. Мы по-соседски следим, как умеем…

Меня рассказ этот просто потряс. Дядя Коля тоже стал мрачен. Вячеслав смотрел в упор на исписанные адресами страницы, но верно лишь для того, чтобы не выдать волнения.

– Зина, – наконец произнес он негромко, – сделайте так, чтобы проект был готов в этом месяце.

Надо было видеть, как просияло лицо у просителя. Он, униженно улыбаясь, забормотал благодарности. От грозного разоблачителя ничего не осталось. Что-то лепеча раболепно, он вышел за Зинаидой Ивановной.

– Вот так и живем, – с грустной усмешкой сказал Вячеслав, когда мы остались втроем, – балансируем между коньяком благодарности и мечом прокурора… Треть города в халупах живет. Кому – водопровод, кому – канализация, кому – газ…

– Почему же не расширят бюро? – спросил я.– Здесь институту хватит работы.

– И не на один год, – подтвердил Вячеслав.– От кого зависит сие, те, мой хороший, мытарств этих не ведают. В другом мире живут. Начинаешь им говорить – не верят. Скорее, не хотят верить. А сами ничего поделать не можем – бюджетники.

– Можно, Вячеслав Константинович? – пробасил, показавшись в двери, молодой человек.

– А, заходи. Ты поедешь? – спрашивает Вячеслав, отвлекаясь от тягостной темы, и начинает его инструктировать: что, как и когда следует сделать.

Из их разговора я понял, что проект может родиться, если не завтра, то, в крайнем случае, – в понедельник. Вот тебе и три месяца!

– Ладно, Валера, забегай, если что, – Слава пожал мою руку, – передавай всем нашим привет, если увидишь кого. А сейчас поспешайте: время, как теперь говорят, – деньги.

Мы приехали во двор дяди Коли. Газовщики там еще не работали. Парень, направленный Вячеславом, провел с нами около часа. Десять минут ушло на замеры, остальное время – на дегустацию отменного первача, который дядя одолжил у соседа. Взяв с собой в подарок бутылку, парень пообещал сделать проект уже завтра, и обещание выполнил. В пятницу, в конце дня, дядя приехал ко мне на работу и, довольный, поглаживал тонкие папки проекта.

Дальше он уже крутился один: меня отправили в долгосрочную командировку, и кода я вернулся, в домишке уже был газ. Вместо дровяной печки, стоял газовый котелок, под окнами висели две батареи, белела двухконфорочная плита.

Дядя пребывал в великом восторге и неустанно хвалил Вячеслава.

– Удивительный человек! – говорил он с большим уважением, которое не часто проявлялось у этого обойденного счастьем военного пенсионера. – Он сам даже в горгаз позвонил, чтобы те свою часть сделали побыстрее. Объяснил им что-то по-своему… Вот бы каждому так…