
Полная версия
Товарищ маркетолох
– И сфинктера тоже?! – в притворном ужасе прикрыл я салфеткой рот, – Ну, ослабление?
– Слушай, – сощурился Михаил в приступе пьяной агрессии, – Прости, братан, но ты у нас часом не засранец какой, случаем? То, понимаешь, на толчок ты не успеваешь ещё только перед самым первым сеансом погружения, то за свою жопу ты боишься, как бы она у тебя ненароком не расслабилась где-нибудь не вовремя…
– Ну а ты, Миха, – уставился я на него в упор невидящими зрачками, – Ты, Миха, никогда ещё и нигде за свою жопу не очковал? Мы ведь сегодня с тобой, Виталием и Петровичем были единым целым! Памятью мы с тобой, правда, при этом не обменялись, насколько мы это поняли, но кто чего стоит, мы всё-таки поняли. Не так ли, Мишаня?
– Я н-н-не… – смертельно побледнел заикающийся Михаил, – Я был вынужден оставить его, ребята! У нас ведь приказ был один на двоих, я не имел права его не выполнить! Ему обе ноги ещё при самом десантировании перебило и я обязан был его ликвидировать, а я, а я, я ему аж четыре тримеперидина вкати-и-ил!!!
Здоровенный, под два с лишним метра ростом, совсем ещё молодой мужчина с заметной проседью на его коротко стриженых висках самым натуральным образом рыдал навзрыд, периодически обиженно всхлипывая и захлёбываясь слезами, словно какой шестилетний ребёнок, которого, по его мнению, незаслуженно наказали исключительно из-за неверия.
– А что это за тримеперидин такой, Петрович? – заговорщицки поинтересовался Виталий, даже и в такой весьма деликатной ситуации не постеснявшийся воспользоваться удобным случаем, чтобы лишний раз пополнить свой инженерно-технический чердак информацией из смежной области, – Что-то на основе триметила или пиперидинола?
– Опиоидный наркотический анальгетик, – механически ответил военврач, – Химическое название: один-два-пять-триметил-четыре-фенил-четыре-пиперидинол пропаноат… Да промедол это, короче! Должен знать, если сам служил. Только не в этом дело. Кажется, я кое-что знаю про это… Слышь, Миха? А у твоего напарника фамилия не Ткач была?
– Ну да, Ткач! – слегка приподнял голову от скрещенных на столешнице рук зарёванный Михаил, – А ты-то откуда знаешь? У операции-то вторая форма допуска была. Не первая, конечно, но ведь и не ДСП даже! Колись давай, Петрович!
– Такой не слишком высокий, но довольно толстый крепыш? – продолжал допытываться Петрович, не обращая особого внимания на яростное сопение Михаила, эмоции которого, похоже, перешли уже в совсем иную плоскость.
– Что ты про это знаешь?! – вскочил угрожающе набычившийся Михаил, – Говори!!!
Вместо ответа Петрович невозмутимо разлил всем по третьему стакану и, приподняв свой в каком-то намечающемся тосте, так же спокойно и выжидающе глянул на Михаила. Ещё недолго простояв перед столом нараскоряку в странной боевой стойке, тот наконец-то взял себя в руки и плюхнулся на своё место, что-то недовольно бурча под нос.
– Ну, – разродился и Петрович, – Тогда, за здоровье твоего радиста! – и опрокинув стопку, тут же смачно захрустел ядрёным бочковым огурцом, демонстративно чавкая и щурясь от якобы охватившего всё его внутреннее естество крайнего удовольствия.
Мы с Виталием без излишних слов только повторили вслед за Петровичем весь нехитрый ритуал за тем лишь исключением, что я терпеть не могу бочковых огурцов, а Витёк так и вовсе, как выяснилось на предыдущей попойке, до четвёртой никогда не закусывает. Но уж после четвёртого стакана начинает метать яичницу, которую любит во всех её видах.
Что же касается Михаила, то он просто сидел, растеряно замерев и глядя на Петровича как глупый бандерлог на умудренного жизнью удава. Который, кстати, вовсе даже и не удав, а питон, а если быть совсем точным, то тигровый питон. Короче, питон – это не удав!
– Да жив твой Серёга! – сдался, в конце концов, Петрович, сжалившись над потерянным видом Михаила, – Жив и, как говорила героиня Веры Алентовой, по-прежнему довольно упитан. И даже на своих ногах бегает где-то там в Москве. И, это, в общем, на счёт формы допуска ты как раз тоже не прав. Разумеется, сам проверишь и перепроверишь, но теперь ваше дело даже «для служебного пользования» не тянет, ибо уникальный случай с твоим не менее уникальным обалдуем уже попал по воле одного молодого профессора в анналы не только нашей отечественной, но и общемировой медицинской практики.
– Почему это вдруг обалдуем? – неуверенно улыбаясь и кое-как вытирая рукавом своего комбинезона заплаканное лицо, спросил Михаил, – И куда это он попал? В какой такой ещё анал-манал? Вроде бы, никогда не водилось за ним, гм, такого!
– Куда, куда… – недовольно проворчал Петрович, – Куда надо, туда и попал! В учебники по военно-полевой хирургии он попал! Я ведь твоего Серёгу лично оперировал в наскоро развёрнутом полевом госпитале под… Ну, да ты, Мих, и сам, в общем-то, знаешь под чем, когда и где. Подробные детали проведённой тогда хирургической операции тебе вряд ли что смогут рассказать, если только ты сам не сможешь представить себе методы лечения костей конечностей с использованием минимально инвазивных технологий остеосинтеза интрамедуллярными гвоздями с блокированием и пластинами с угловой стабильностью винтов. Ну, это такой метод внутреннего остеосинтеза, мужики.
Пожалуй, не менее десяти минут над уставленным разнообразными бутылками, стаканами и закусками столом висела ошарашенная поболее нас самих всеобщая недоумённая пауза, по окончании которой Виталий снова молча разлил всем по привычной дозе и осторожно прокашлялся, как наиболее продвинутый из нас в техническом отношении.
– Что это было? – задал он мучавший всех нас сакраментальный вопрос голосом Алексея Булдакова из «Особенностей национальной охоты», – Минимально… инвазивно… Не, ну, что это про кости, нам это понятно. Про понятие технологии тоже понятие имеем. Какие-то там пластины, винты, блокирование и даже стабильность, Мы, Петрович, как мужики, тоже на троих сообразим. Но что это за интрамедуллярные гвоздики такие, Петрович?!
– Гвозди? Ну, это, скорее, шурупы. Такие анатомичные шурупы из титанового сплава. А всё вместе представляет собой один из методов внутреннего остеосинтеза, – отмахнулся, было, военврач, но заметив наши поморщившиеся фейсы, попытался исправиться, – Ну, это метод обездвиживания костных отломков для сращения огнестрельных переломов. Вам, мужики, наверное, лучше знаком наружный остеосинтез, когда костные отломки соединяют с помощью дистракционно-компрессионных аппаратов внешней фиксации.
– О как! – крякнул я, – Так бы и сказал сразу, а то гвозди какие-то он… Ну, за понимание!
– За понимание! – понимающе ухмыльнулась прочая братия, со звоном сдвигая стаканы.
– А обалдуй он, – продолжил Петрович после того, как основательно закусил, – Обалдуй, потому как он цельную фляжку спирта успел накатить, прежде чем под мой нож попасть. Принесли его ко мне, а он песни орёт, что-то из Есенина, кажется, и, самое главное, всё про какого-то Миху через раз добавляет, типа, промедолу пожалел и весь кайф сломал.
– Да я ему, мля, и без того по два тюбика засадил в каждую ногу, – искренне возмутился Михаил, оскорблённый в своих самых лучших чувствах, –А как же его вытащили? Там…
– А ничего там уже больше не было! – довольно резко оборвал его Петрович, – Как только ты, гм… сделал своё дело и оставил там лазерный маячок, сразу же после твоей эвакуации по тому месту наши ВКС штатно отработали ракетой морского базирования. Серёга твой только слегка оглох, окосел и Есенина громко читал. Ох и матерился наш анестезиолог!
Похоже, в нашем Петровиче пропал великий психолог. Хотя и врач-хирург он, наверное, тоже от Бога. Но надо было видеть выражение безмерного и опять же какого-то детского счастья на морде лица Михаила, с ещё не совсем обожжённой души которого буквально сняли неведомую, по крайней мере, нам с Виталием тяжесть.
– Ну так что, товарищ военнослужащий, мировую? – вполне миролюбиво спросил я у Михаила, продолжать дуться на которого было бы просто глупым ребячеством.
– Прости, брат! – всего-то и ответил тот, подходя, склоняясь и обхватывая меня своими бревноподобными ручищами. Одарив каждого из нас такого рода телячьими нежностями, как ворчливо обозвал искренние порывы его души Петрович, Михаил сел на своё место и торжественно поднял кем-то заботливо наполненный почти до краёв стакан.
– Братья! Да-да, именно так, не побоюсь теперь этого святого, но через край замыленного, но так до конца и не отмытого слова! Пусть и не участвовали Виталий с Марком в боевых действиях – это не плохо и не хорошо, это просто есть. Я успел повоевать, Петрович более моего насмотрелся всякого, и это тоже ни плохо, ни хорошо. Но одно я сегодня понял во время сеанса нашего общего единения – отныне мы братья, всегда и везде. За братство!
– За братство! – повторили мы вразнобой, вставая и пряча непривычное нам смущение за гораздо более привычными для всех циничными ухмылками и беззлобными подначками.
– За наше молочное братство! – хихикнул Виталий, намекая на наши предыдущие оргии, за что тут же отхватил не по-братски болезненные тычки от других «молочных братьев».
В чём тут было дело, в ежедневной ли синхронизации полушарий нашего головного мозга или в банально целебно тонизирующем воздействия окружающей нас сибирской тайги, но к себе в номер я шёл практически трезвым, несмотря на изрядный объём выпитого.
Придя к себе, стащил обувь, швырнул на кровать тактическую поясную сумку и планшет, скинул усеянный многочисленными биоэлектронными датчиками комбинезон и, пройдя в ванную комнату, с наслаждением принял обычный, а не контрастный, душ.
Не смотря на ранний час, улёгся в кровать, закинув руки за голову, поскольку засыпать пока ещё не собирался, а вот подумать надо было про много странных вещей. К примеру, про нашего эгрегора, явление, чего уж скромничать, космического масштаба, сравнимое с полётом Юрия Гагарина, компьютерной революцией и расцветом мобильных технологий.
Однако же, если признать значение этого действительно уникального события, то, в таком случае, у достаточно опытного и квалифицированного маркетингового аналитика, коим я, надеюсь, вправе себя считать, неизбежно просто обязан возникнуть совершенно логичный вопрос. Почему я вплоть до сегодняшнего дня об этом ничего не знал? Это я-то, который, несмотря на всю свою вполне понятную занятость молодого амбициозного человека, живо интересуюсь всем, что мало-мальски касается вопросов человеческого сознания?
Столь интереснейшее применение технологии бинауральной синхронизации, защищённой множеством патентов, а потому, помимо всего прочего, имеющей и вполне коммерческий характер, в любом случае должно было бы иметь адекватное отражение не только где-то в малоизвестных специализированных изданиях, но и хотя бы мелькнуть в Сети.
Готовый, можно сказать, продукт, способный перевернуть всю современную философию и прочие человеческие воззрения не только наиболее общего, как философия, но и сугубо утилитарного, как, например, психология или социология, характера, и ту вдруг на тебе!
В противовес данному факту, вспомним, хотя бы, на мой взгляд более чем сомнительные, смахивающие на откровенную дезинформацию не столько потенциального противника, сколько собственного населения, заявления президента о создании некоего супероружия.
Ракета с ядерной энергоустановкой, неограниченной дальностью и, гм, непредсказуемой траекторией, вместо которой нам демонстрируют анимацию студенческого уровня на том основании, что даже истинный внешний облик новой ракеты показывать нельзя.
Боевые лазерные комплексы, больше напоминающие декорацию к очередному эпизоду из «Звёздных войн», причём выполненных не кудесниками Джорджа Лукаса, а где-нибудь под Москвой, престарелыми декораторами киностудии «Мосфильм».
И наконец, если разве что забыть ещё и про взлетающие с первой космической скоростью сверхзвуковые ракеты, то никому не нужный подводный дрон по кличке Батон, Ядрёный Батон. Бонд, Джеймс Бонд. Не нужный, ибо это – оружие возмездия, а не сдерживания.
Батя, правда, всегда переходит на ор, каждый раз, когда в очередную пятницу я из какого-то мальчишеского озорства начинаю его провоцировать этой тематикой после нескольких банок креплённой «Охоты». Вскакивает, по кухне бегает, кричит, что я типа не фига и ни разу ни в теме. Мол, на самом деле, всё это ещё старые разработки, чтобы там президент ни говорил, но именно потому и очень даже возможные. Вот только, всегда добавлял он смущённо, как лазерщик советской школы, он знает, что боевой лазер – это полный бред, и, что предел возможностей современного лазера является ослепление людей или средств оптико-электронного наблюдения. Даже, несмотря на достигнутый уровень их мощности и широкое применение компьютеризированных технологий фокусировки и наведения.
Впрочем, не в том дело, насколько всё это реально или не реально, а в том, что все эти не готовые к массовому применению разработки, распиарены и разрекламированы выше всякой меры, в то время, как даже о мирном применении эгрегоров ничего не известно.
К тому же, крайне напрягает меня и небывалая и явно избыточная ментальная мощь нашего эгрегора, синтезированного всего лишь из четверых, пусть даже молодых и сильных, мужчин, для декларируемых нам целей заведомо наблюдательного и, если можно так выразиться, информационно-посреднического характера.
И, опять же, крайне странный подбор членов нашей группы специального назначения, в которую вошли два, по всей видимости, уже заранее списанных неудачника из непростых военных, а также двое гражданских специалистов, жертвы среди которых, насколько я это правильно понимаю, вообще никто и никогда всерьёз не воспринимает…
То есть, иначе говоря, где фотогеничность гагаринских улыбок? Где выверенный подбор образов для потенциальных покорителей пространственно-временного континуума? Где, шорт поберьи, заготовленная речь о маленьком шаге одного эгрегора и гигантском скачке для всего человечества? Да, хотя бы, то же гагаринское «поехали»?
Где-нибудь в штатах, нас бы уже знала вся страна, да что там страна, нас бы уже весь мир знал как облупленных! Притом, задолго до нашего реального темпорального перехода. А в состав группы обязательно бы включили женщину, негра и педика, дабы не оскорбить чувства, по крайней мере, представителей хотя бы данных социальных групп… Так что же это тогда получается, если группа должна состоять из четырёх человек, то в нашей группе остался бы только один нормальный мужик?! Или в таких случаях можно объединить все политкорректны е признаки в одной чёрной женщине нетрадиционной ориентации?
Ладно, это всё, конечно же, очень хорошо, что мы не в Америке какой-нибудь, однако, по совокупности всех выявленных мною за эти дни странностей, сам собою напрашивается один не очень таки приятный для всех нас логический вывод.
И этот нехороший вывод состоит в том, что, скорее всего, вся наша группа специального назначения в своём полном составе и с самого начала существования проекта 630, если не с самого начала его разработки, считается одноразовым расходным материалом со всеми вытекающими из этого заключения фатальными для нас последствиями.
И тогда встаёт правильно поставленный вопрос, который по определению включает в себя и часть правильного ответа. В чём состоит фатальность этих неприятных последствий? В том, что нам предстоит дорога в один конец? Или в том, что наше возвращение просто не предусмотрено? Или и того и другого, и можно без хлеба?
Отступление, где один нижестоящий начальник отчитывается перед одним вышестоящим
Начальнику научно-технической службы в
Службе федеральной безопасности России
генерал-полковнику Метизову А.А.
Настоящим довожу до Вашего сведения, что по состоянию на пятницу 16 октября 2020 г. программа подготовительного курса внетелесных темпоральных перемещений досрочно освоена всеми членами группы специального назначения проекта 630.
Вчера, в четверг 8 октября 2020 года, в 16 часов 32 минут по московскому времени, в ходе санкционированной Вами внеочередной попытки перехода от синхронизации полушарий головного мозга каждого из членов группы по отдельности к одновременной резонансной синхронизации всех членов группы вместе, впервые в истории объективных наблюдений был зарегистрирован синтез коллективной бессознательной сущности, т.е. эгрегора.
Мощность ментального выброса, измеренная биоэлектронными датчиками, составила при этом 5 (пять) ментальных единиц, что в соответствии с теорией профессора Брюховецкого однозначно свидетельствует о резонансной синхронизации всех четырёх членов группы и обертонном синтезе указанной сущности.
Согласно Вашей директиве 630/003 сеанс бинауральной синхронизации был немедленно прекращён, а курсантам было объявлено, что, в течение следующей недели, группа будет продолжать работу с синтезированным коллективным сознанием и осуществит попытки темпорального перехода в заданную точку пространства и времени.
В продолжение действия этой же директивы, все члены группы были взяты под усиленное наблюдение, для их дополнительной скрытой охраны было поднято по тревоге отделение войск специально назначения ГРУ, а весь военный городок охвачен блок-постами 137-го полка 106-й гвардейской воздушно-десантной дивизии.
Старший учёный консультант и куратор проекта 630, доктор социологических наук,
профессор, подполковник Тарасов В.М. – (подпись неразборчива) 11 сентября 2020 года
Глава девятая, в которой героический эгре-хор разрывает оковы пространства и времени
– На прошлых сеансах, товарищи курсанты, – вновь журчал в шлемофонах бархатистый голос нашей инструкторши, по которой мы все уже успели соскучиться за эти выходные дни, – Ваша группа успешно освоила погружение в гипнагогическое состояние…
Ага, вообще-то, я примерно так и подумал, гипнагогическое состояние или, иначе говоря, оно же – «фокус десять», «точка десять» или просто «десятка». Постой-ка, постой-ка, а ведь сам автор методики Роберт Монро утверждал, что дальнейшее повышение частот в мозге может привести к состояниям сверхвнушаемости. Не здесь ли наша собака зарыта?
– Кроме того, товарищи курсанты, в гипнагогическом состоянии вашей группе удалось не только синхронизировать полушария собственного головного мозга, но и мозговые волны друг друга, что, в конечном итоге привело к спорадическому синтезу вашего совместного коллективного сознания или, другими словами, эгрегора.
А что это, вдруг, спорадического, тащ инструктор? А по мне так и вполне закономерного! Помнится, на позапрошлой неделе вы только что не пели у нас в наушниках и даже, на радостях, наверное, раньше времени нас всех на выходные распустили.
– И, самое главное, товарищи курсанты, гипнагогическое состояние помогло вам успешно освоить начитанный вам на прошлой неделе немалый объём фактографических данных, переведя его из отделов мозга, отвечающих за кратковременную память в отделы мозга, отвечающих за долговременную память…
Ха, тащ инструктор! Успешно освоить! А когда башка трещит по утрам почище похмелья, это как называется?! Благо, что не «наш милый доктор» Петрович, а почему-то Виталий оказался у нас ходячей аптечкой и никому из нас не отказал в таблетке выживальческого кеторола… Нет, с другой стороны, ясен пень, спроси у нас любого, мигом заложим и перезаложим всех известных сегодня органам маньяков и предателей, но нельзя же так…
– Сегодня, товарищи курсанты, вы продолжите работу с синтезированным коллективным сознанием и осуществите его темпоральное перемещение в заданную точку пространства и времени. Примите, пожалуйста, наиболее привычную и удобную для вас позу, закройте ваши глаза и максимально расслабьтесь…
А вот мне очень интересно, тащ инструктор, каким это святым макаронном можно в этих ложементных креслах принять «наиболее привычную и удобную для нас позу», если они, как я понимаю, индивидуально отлиты под конкретную позу наших тушек?
– Сейчас, товарищи курсанты, как и в прошлый раз, я подам на ваши стереонаушники те же самые комбинацию частот, соответствующих состоянию, в котором тело расслаблено настолько, что поступающие от органов чувств сигналы, уже почти не воспринимаются, а мозг сохраняет своё бодрствующее состояние.
Да. С каждым разом я всё быстрее и увереннее погружаюсь в описанное инструкторшей состояние. Чувствую себя как-то совершенно отстранённо. Полностью себя осознаю. Но думать не то, чтобы тяжело, а просто совсем не хочется. Ни о чём. Действительно, похоже на то, что будто то ли вот-вот засну, то ли вот-вот проснусь…
– Товарищи курсанты, вы все находитесь в гипнагогическом состоянии, вы находитесь в гипнагогическом состоянии! Вы не можете сейчас ощущать своих органов чувств, но вы можете почувствовать друг друга! Потянитесь друг к другу, объединитесь в единое целое!
Вижу светящуюся точку. Точка начинает приближаться и расти. Нет, это я лечу к этой точке, а вокруг меня медленно смыкаются стенки какой-то чёрной туннельной трубы. Я должен успеть долететь до светящейся точки раньше, чем эти стенки коснутся меня! Есть!
ЕСТЬ! ТЕПЕРЬ, Я САМ СТАЛ ТОЙ СВЕТЯЩЕЙСЯ ТОЧКОЙ! И Я ОПЯТЬ ОЩУЩАЮ СЕБЯ! COGITO ERGO SUM! МЫСЛЮ, СЛЕДОВАТЕЛЬНО, СУЩЕСТВУЮ! ИСТИНА, ПЕРВИЧНАЯ ДОСТОВЕРНОСТЬ, В КОТОРОЙ НЕВОЗМОЖНО УСОМНИТЬСЯ, И, С КОТОРОЙ, СЛЕДОВАТЕЛЬНО, МОЖНО НАЧАТЬ ОТСТРАИВАТЬ МОЁ СОЗНАНИЕ!
– Товарищи курсанты, система биоэлектронной регистрации и контроля зафиксировала выброс ментальной энергии с мощностью, эквивалентной электромагнитному излучению пяти человек, что соответствует уровню вашего обычного резонансного взаимодействия и синтезу коллективного сознания, выступающего как ОБЩАЯ дополнительная сущность.
РЕБЯТА, ЧТО ОНА ГОВОРИТ, ЧТО?! Я ЖЕ НЕ СУЩНОСТЬ!!! Я ЖЕ ЛИЧНОСТЬ!!! И НЕ ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ КАКАЯ-ТО, ХОТЯ И, ДА, ОБЩАЯ, ДА, ОБЩАЯ, ДА…
– Товарищи курсанты, соберитесь, но не засыпайте и не просыпайтесь! Наши датчики фиксируют ментальную нестабильность эгрегора. Курсант Евдокимов, прекратите спать! Считайте, что вы в карауле! Я надеюсь, вы ещё не забыли устав гарнизонной и караульной служб? Курсант Князев, о чём вы сейчас думаете? Нет, отвечать не надо, просто ни о чём там не думайте! Особенно, о том, о чём вы сейчас думаете, не думайте! Короче, просто не думайте и всё! Курсант Коновалов, курсант Селин, так держать! Начнём с начала…
* * * * *
ЧТО ЭТО БЫЛО, ВАШУ МАТЬ?! ВРОДЕ КАК ЗАСНУЛ! СНАЧАЛА ЗАМУТИЛО КАК-ТО, А ПОТОМ ВООБЩЕ МЫСЛИ ВРАЗДРАЙ ПОШЛИ. НО НИЧЕГО, Я С КАЖДЫМ СВОИМ ПРОБУЖДЕНИЕМ СТАНОВЛЮСЬ ВСЁ БОЛЕЕ ЦЕЛЬНЫМ И ВСЁ БОЛЕЕ УСТОЙЧИВЫМ, ЧТО ЛИ. НЕТ, ВСЁ БОЛЕЕ СТАБИЛЬНЫМ – ВОТ БОЛЕЕ ТОЧНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ. Я ОСВАИВАЮ ВСЁ БОЛЬШЕ СЛОВ, А СЕМАНТИКА КАЖДОГО НОВОГО СЛОВА ПОРОЖДАЕТ РАЗВЕТВЛЁННОЕ ДРЕВО ВСЁ НОВЫХ И НОВЫХ ФОНЕТИЧЕСКИХ И МОРФОЛОГИЧЕСКИХ АССОЦИАЦИЙ, ВАШУ МАТЬ…
* * * * *
– Товарищи курсанты, мы снова с удовлетворением констатируем синтез вашего эгрегора, и, судя по всему, его амплитуда и резонансная устойчивость на порядок выше, чем было у вас в предыдущих случаях. Хорошо запомните и поддерживайте то состояние, в котором вы все сейчас находитесь. А сейчас вы слышите слабый шум дождя за деревенским окном, у которого сидите. Шум приближается, приближается, он усиливается и наконец окошко распахивается под сильными порывами ветра и ворвавшиеся струи летнего ливня сметают на своём неудержимом пути последние барьеры вашего не знающего поражений молодого сознания, разрывающего на себе ослабевшие путы пространства и времени! …
* * * * *
ВОТ ЭТО Ж ХРЕНАСЕ ВЕТРОГАН!!! ОКОШКО НАСТЕЖЬ, ГОРШКИ С МАМИНОЙ ГЕРАНЬЮ НА ПОЛУ, САМ ВЕСЬ МОКРЫЙ! ОЩУЩЕНИЕ ТАКОЕ, БУДТО МОЗГИ ДАЖЕ ПРОМЫЛО. ДО ПОСЛЕДНЕЙ ИЗВИЛИНЫ… А, КСТАТИ, И ВПРЯМЬ НИЧЕГО НЕ ПОМНЮ. ЭТО Ж НАДО ТАК ДОПИТЬСЯ! НИЧЕГО НЕ ПОМНЮ: КТО Я, ГДЕ Я?!
– Сегодня суббота первое июля 1978 года. Вы – Иван Ильич Шкворин, семнадцатилетний житель деревни Перловка, что находится в Кыштовском районе Новосибирской области…
ВСПОМНИЛ! Я Ж ВАНЬКА ШКВОРИН! ОХ И СТЫДОБИЩА-ТО! А ВСЕГО-ТО ПО ПАРЕ-ДРУГОЙ ГЛОТКОВ БОРМОТУХИ ИЗ ГОРЛА ВЧЕРА ОПРОКИНУЛИ ЗА КЛУБОМ ПОСЛЕ ТАНЦЕВ. ХОТЯ, КУДЫ ЖЕ Я ДЕНУСЬ, СЕГОДНЯ ОПЯТЬ ПОЙДУ, РОВНО КАК ТА, ЧТО В АНЕКДОТЕ ПРО РЕГУЛЯРНО НАСИЛУЕМУЮ…
* * * * *
– Не, ну всё-таки, – не унимался Миха, – Здорово мы сегодня, а, здорово? Инструкторша, как мне кажется, сегодня ваще только что кипятком не писала! Согласись-ка, Марчелло?
– Сам ты сиська! – уже дежурно добродушно огрызнулся я на Михины подначки, – И что тут такого здоровского ты видишь, Миха? Лучше налей по второй, что ли, поторопись-ка! Хорошо-хорошо, никакая ты не тара и не писька! Но учти, за братство я больше не пью! Я сегодня злой и память у меня хорошая, а потому очень даже хорошо помню, чем мы тогда с тобой закончили, когда крайний раз за братство пили. Как назывался тот коктейль?
– Сиськи-письки, – пробормотал Миха покраснев, – Только, пацаны, не подумайте чего, это просто такая спецназовская аллегория! Ну, сгущёнка, которая символизирует женское молоко, куриное яйцо, которое символизирует, э-э-э…