Вести от обезьяны. О медитации и о том, что хочет донести до вас суетливый обезьяний ум

Представьте себе ядерный реактор, который используется для обеспечения энергией армии хомячков, бегающих в колесе, – и время от времени эти хомячки, к вящему вашему удивлению, обращаются к вам с осмысленными утверждениями. Может показаться, что именно это происходит у нас «на чердаке». Возможно, более удачно другое сравнение: представьте, что ядерный реактор обеспечивает энергией самый лучший музыкальный проигрыватель во всей Вселенной – он был создан, чтобы проигрывать самую превосходную, запредельную и блаженную музыку всех времён, – и вот игла застряла на какой-то царапине. Снова и снова звучат две с половиной секунды вступления, но прослушать всё произведение так и не удаётся.

Мне пришла идея назвать этот общечеловеческий опыт повторяющихся мыслей «сознанием заедающей пластинки». Будда называл его «обезьяньим умом», поскольку наши мысли склонны вести себя как зловредные обезьянки: они прыгают туда-сюда, их почти невозможно поймать, их не заботит то, какой разгром они учиняют. Именно эта часть нашего ума беспокойна, непоследовательна, иногда суетлива, а иногда сумрачна, непокорна и неукротима. Этот поток ума подобен бурной реке или шести разным рекам, которые стремятся нести нас в шести разных направлениях. В словаре «Мерриам-Вебстер» английское выражение to monkey around (играться, обезьянничать. – Прим. пер.) определяется так: «заниматься вещами, которые бесполезны или несерьёзны; впустую тратить время»5. Кроме того, выражения обезьянничать и вести себя как мартышка в разговорной речи означают «подражать». Здесь содержится намёк на то, что явления, с которыми мы сталкиваемся на поверхностном уровне восприятия и познания, – лишь простой слепок жизни – или невразумительная копия реальности, существующей на гораздо более глубоком уровне сознания. Или и то и другое сразу.

Моя подруга Эмбир рассказывала, что однажды она обедала в индийском ресторане, который регулярно атаковали реальные обезьяны. Они стали представлять такую проблему, что ресторан нанял человека, единственная работа которого состояла в том, чтобы стоять у входа и стучать по полу большой палкой всякий раз, когда обезьяна пыталась проникнуть в ресторан. Эмбир пыталась насладиться обедом, невзирая на регулярные карикатурные шлепки, раздававшиеся, когда очередной нежеланный гость удирал прочь, и вот одной обезьяне всё-таки удалось прорваться сквозь охрану. Все работники ресторана, в том числе повара, стали преследовать и пытаться прогнать её, загоняя ближе ко входу. Поскольку за входом в это время никто не следил, в заведение спокойно прошествовала другая обезьяна, заняла место напротив Эмбир и стала выпрашивать у неё кусочек чапати[6].

Коварная и неистощимая сила, которая иногда прокрадывается через главный вход, иногда через чёрный ход – и порой ведёт себя как задира, порой как школьный шут, – кажется, обосновалась в сложных тканях и нейронных сетях нашего мозга. Стоит ли удивляться, что обезьяний ум – настоящий бич для практикующих медитацию по всему миру? Люди, которые стремятся найти отдохновение в созерцательной практике, нередко воспринимают мысли как раздражающую помеху, грубого нарушителя покоя, который проникает через чёрный ход. Весьма любопытно, что опыт обезьяньего ума побуждает людей заниматься медитационной практикой и при этом уводит от неё. За 10 лет преподавания я чаще всего слышу две противоречащие друг другу истории о рассудочном уме:

1) «мой ум слишком суетлив, мне обязательно нужно медитировать»;

2) «мой ум слишком суетлив, я совсем не могу медитировать».

В некоторых случаях такое «сознание заедающей пластинки» ведёт к более серьёзным проблемам. Неспособность регулировать повторяющиеся мысли и размышления связывают с такими клиническими диагнозами, как тревожность, депрессия, обсессивно-компульсивное расстройство (ОКР), острое стрессовое расстройство и посттравматическое стрессовое расстройство. Все эти расстройства являются значимыми факторами риска для суицида6. Одна моя клиентка, прежде чем обратиться ко мне, исцелилась от самых серьёзных проявлений своего ОКР. Ранее в любой ситуации, в которую она попадала, её мозг создавал фантазию о наихудшем возможном развитии событий и начинал бесконечно прокручивать эти мысли. Подобная изнуряющая склонность следовала за ней, словно тень.

Вспомним историю Кена Болдуина[7]: из-за депрессивных размышлений этот человек уверился, что его жизнь совершенно «безнадёжна». Подобные мысли заставили его дойти до середины моста Золотые Ворота, перелезть через ограждение и прыгнуть в воду с высоты 67 метров. Он сам рассказывает, что в тот момент, когда он отпустил ограждение, он осознал, что все его проблемы «вполне можно было решить – кроме одной – прыжка». Каким-то образом в воздухе он смог обрести присутствие духа и перевернуться (он летел вперёд головой), направить носки ног вниз и придать телу максимально обтекаемую форму, чтобы уменьшить площадь и силу удара. Кен Болдуин сломал едва ли не все кости в теле, однако смог выжить и поведать другим свою историю. Он выжил и стал бороться за распространение сведений о самоубийствах и за их предотвращение7. Очевидно, основное, что толкнуло его на попытку самоубийства, – мысли. Он попал в ловушку ложной истории ума – безнадёжности, и эта история едва не стоила ему жизни.

Конечно, не всегда наше состояние бывает настолько плачевным. Бывают и другие моменты, когда отступает клаустрофобия обезьяньего ума и возникают состояния присутствия, которые ощущаются как более открытые, тёплые, полные близости и даже запредельные. Мы соприкасаемся с иными своими возможностями, когда спонтанно погружаемся в созерцание великолепного заката, испытываем восторг от театральной постановки, играем в спортивную игру, занимаемся искусством или участвуем в любом деле, в котором всё кажется связанным в единый процесс. Мы соприкасаемся с этим более естественным состоянием в моменты наивысшего сексуального возбуждения, в моменты достижений, в моменты, когда мы намеренно поступаем сострадательно, – всегда, когда наше привычное чувство Я отступает и остаётся чистый опыт настоящего. Можно пойти дальше и сказать, что в таких случаях мы видим проблеск своего истинного (по меньшей мере более истинного) Я. Это такое Я, которое спокойно и в то же время вдохновенно приобщается к истинной жизни вещей. В такие моменты проявляются возможности, выходящие за пределы способов бытия, основанных на стремлении защищаться, выходящие за пределы машинальной жизни.

Может показаться, что мы должны культивировать это чувство открытости, свежести, радости, восторга и спокойствия, с которым мы соприкасаемся в подобные моменты. С буддийской точки зрения, однако, подобное состояние бытия уже всегда изначально присутствует и присутствовало в нас. Мучительно понимать, что эта беспредельность ожидает, когда мы обнаружим её внутри себя, в то время как мы неустанно ищем её вовне. Такое состояние – это не столько то, к чему мы идём, сколько то, что остаётся с нами, когда мы прекращаем свои поиски. Наша более глубокая природа – это то, что остаётся, когда мы отказываемся от неосуществимой цели, перестаём пытаться быть кем-то кроме себя.

Мысли о самоубийстве стали посещать меня в возрасте восьми лет. Они возникали почти ежедневно, пока наконец в 2004 г. в возрасте 28 лет я не прошёл качественную терапию. Прежде мой отец успел – дважды – оставить нашу семью, меня высмеивали и публично унижали, меня избивали так, что у меня развилось посттравматическое стрессовое расстройство, и я столкнулся со смертью во всевозможных формах (в частности, со смертью своего отца, некоторых близких друзей, а также женщины, которая умерла, когда спала рядом со мной). На момент начала терапии моё состояние почти соответствовало диагностическим критериям пограничного расстройства личности[8]. В этом не было никакого «безумия», такие привычные способы поведения мой обезьяний ум сформировал под влиянием обстоятельств, которых я не выбирал. Я испробовал все средства, чтобы справиться с депрессией и гневом: ЛСД, экстази, кетамин, групповую игру на барабанах, мантру Харе Кришна, гуру Амму, рейки[9], христианство, викканство[10], частые переезды, виски, панк, политику, танцы в ночных клубах. Я также использовал и более традиционный метод: вымещал свои эмоции на окружающих и оставлял за собой вереницу обид. Всегда, когда я искал отдохновения, неустанные и болезненные мысли, с которыми я жил, утихали совсем ненадолго – если утихали вообще. Я стал ненавидеть всё и вся. Сильнее всего я стал ненавидеть себя. Я погружался всё глубже и глубже и наконец достиг точки, когда ежедневная внутривенная доза героина и кокаина (стоимостью 150 долларов) казалась единственным способом прекратить войну, которая бушевала во мне.

Мне повезло, как и Кену Болдуину. В моей жизни присутствовали люди, которые не бросили меня в этой ситуации; кроме того, я нашёл местный центр по реабилитации наркозависимых, «Уолден Хаус», который я мог бесплатно посещать на протяжении шести месяцев. В то же время я узнал о медитации на основе внимательности. Я начал практиковать в общине под названием Urban Dharma («Городская Дхарма») (ныне известной как Against the Stream («Против течения»)) под руководством Винни Ферраро из проекта Mindful Schools[11]. Медитация в сочетании с той работой, которую мне удалось осуществить совместно с терапевтом из «Уолден Хаус», помогла мне добраться до истоков моего внутреннего хаоса. В этой государственной лечебнице – где я спал рядом с бывшими уголовниками, недавно вышедшими из тюрьмы, – я впервые в жизни пережил подлинную, глубокую трансформацию. Вопреки моим переживаниям, связанным с загадочными гуру, ашрамами и тому подобным, подлинная духовная жизнь началась на глубочайшем дне моей жизни. Я пробудился в глубокой низине, а не на горных высотах.

Эту историю стоило бы рассказывать в другой книге, однако именно то, что я понял за те шесть месяцев пребывания в «Уолден Хаус», вдохновило меня стать человеком, которым я являюсь сейчас. После реабилитации я поехал в Нью-Йорк с двумя чемоданами, парой сотен долларов, щедрыми дарами немногих друзей, отсутствием образования и ясным желанием отдавать в мир то, что спасло мне жизнь: психотерапию, медитацию и йогу[12].

Если иметь в виду природу тех трудностей, в которые погружает нас мыслящий ум, совершенно естественно, что мы склонны его демонизировать. Дело не только в этом. На самом деле наш мозг и наш организм – сложнейшие явления известной нам Вселенной. Они сложнее и загадочнее, чем галактические туманности и сверхновые; они способны совершать то, что до появления науки считалось чудом. Представьте, что ваш мозг – это Марлон Брандо из первой сцены фильма «Крёстный отец», который хриплым голосом умоляет: «Что же я сделал, что вы относитесь ко мне с таким неуважением?». В конце концов, хотя обезьяний ум, это дикое и неукрощённое проявление ментального опыта, может показаться главным героем пьесы, он лишь один из её персонажей – и он заслуживает гораздо более сочувственного внимания, чем обычно получает.

Руководящий принцип этой книги состоит в радикальном отказе от понятия патологии; это представление о том, что в конечном итоге все мы в полном порядке. Иначе говоря, когда мы начинаем наполнять свою жизнь сострадательным вниманием, даже самые проблематичные части нашей личности начинают раскрывать свои скрытые стороны – благодатную мудрость, спонтанность, осмысленность и способность к трансформации. Радикальный отказ от понятия патологии подразумевает, что эти скрытые стороны присутствуют изначально. Они никогда не утрачиваются, хотя мы, безусловно, утрачиваем их переживание. В первой части книги мы увидим, что обезьяний ум на самом деле имеет веские причины для существования. Обезьяний ум – не случайность, не следствие жестокости жизни, не свидетельство некой нашей неполноценности, и он не существует в вакууме. Скорее, циклические паттерны мыслей – лишь один из многих повторяющихся жизненных паттернов, которые переплетаются между собой, имеют конкретный источник и пытаются привлечь наше внимание. Природа нашего обезьяньего ума – проблема гораздо более глубокая, чем проблема познания; она связана с нашей эволюцией как вида и самим нашим выживанием – от личного выживания до выживания всего человечества. Здесь я без обиняков предложу вам проверенные временем и научно обоснованные практики, которые отличаются от практики внимательности в её общепринятой версии, методы, которые позволяют искусно решить проблему фундаментального несоответствия между нашей биологией и образом жизни.

Во второй части этой книги мы глубже исследуем эти методы и начнём разбираться, почему многие практикующие разочаровываются в медитации. Мы исследуем, каким образом через практику можно подняться над шумом своего ума и перестать ненавидеть отдельные части своей личности. Мы также коснёмся теории травмы в тех её аспектах, которые имеют отношение к каждому человеку. Привычные способы усвоения нами враждебных переживаний определяют то, каким образом проявляется обезьяний ум, и это открытие углубляет наше понимание смысла медитации. В третьей части исследуется слой сознания, скрывающийся прямо под потоком мыслей, – послание, не столь ясно оформленное, которое смотрит нам прямо в лицо, только мы обычно не замечаем его. Я расскажу вам, какие существуют научно обоснованные способы работы с умом, которые, как установлено, способствуют улучшению качества жизни на телесном, эмоциональном, когнитивном, межличностном и социальном уровнях.

В третьей части мы разберём и проясним одну из самых тёмных сторон человеческого опыта – глубокие эмоции и динамическую сеть их функционирования. Здесь я предложу уникальное соединение западных психотерапевтических методик и восточных медитационных подходов, цель которого – дать читателям возможность непосредственно пережить опыт, вокруг которого сосредоточивается наш разговор. Вооружившись призмой эволюционной психологии, нейронауки, теории травмы, тибетского буддизма, западной психологии, из которой исключается понятие патологии, мы начнём обретать новое понимание своей природы.

Мне хочется, чтобы вы каким-то образом обнаружили разумность, которая скрывается во всех наших невротических паттернах. Пусть этот вопрос ещё остаётся нерешённым, пока вы ищете подтверждений на этих страницах и в самих себе, однако я хочу сказать о том, что за моё двадцатилетнее путешествие стало для меня совершенно очевидным: похоже, обезьяний ум – посланец нашей более глубокой природы – это удивительное существо, зверь, который привык обращаться к нам со страстными речами в надежде, что когда-нибудь мы сможем услышать его весть.

Часть первая: тело

Обезьяна медитирует

Глава 1

Ответственность за собственное счастье

Текущие обстоятельства вашей жизни не определяют, куда вы можете прийти; они определяют лишь то, откуда вы начинаете.

Нидо Кубейн

Эмоциональная цена рассеянности

Да благословит Бог американскую систему образования! Речь идёт о наших учителях, которые много работают и имеют низкие зарплаты. Похоже, они являются единственным источником топлива для американского общества, этого «паровозика, который смог»[13], и никто другой так не ратует за подъём этого «паровозика» в гору. Я искренне уважаю учителей, хотя и отмечаю тот абсурдный факт, что большинство людей, которые учились в школе по меньшей мере полтора десятка лет, выходят из неё, не имея никаких знаний об основополагающих аспектах нашей жизни. Мы тренировались запоминать таблицу умножения и исторические факты, но разве кто-нибудь учил нас тренировать своё внимание – то самое качество, которое делает возможным обучение и запоминание? Мы проводили несметные часы в биологических лабораториях, но разве кто-нибудь учил нас, что важно сознавать ум и тело? Мы изучали изумительное строение дыхательной системы, но разве кто-нибудь учил нас, что при помощи дыхания можно положительно влиять на состояние своей нервной системы? Мы вынуждены были каждый день просиживать штаны неестественно долго, но разве кто-нибудь учил нас управлять умом, когда он витает в облаках?

«Рассеянный ум – несчастный ум». Так звучит название исследования, проведённого Мэттью Киллинсвортом и Дэниэлем Гилбертом8. Эти гарвардские психологи обнаружили, что, когда наш ум находится не в ладах с настоящим, это разрушительно влияет на наше эмоциональное состояние. Если мы делаем одно дело и при этом думаем о другом, наш настрой понижается – даже если мы думаем о чём-то приятном. Гилберт и Киллинсворт обнаружили, что эмоции участников их исследования сильнее коррелировали с содержанием отвлекающих мыслей, чем с теми явлениями, которые они реально переживали в наблюдаемом мире. Говоря вкратце: отвлекающие мысли ухудшают ваше состояние; если же вы отвлекаетесь из-за вещей негативного рода, вы будете чувствовать себя ещё хуже. Более того, за рассеянность ума приходится «эмоционально расплачиваться» в любом случае – неважно, думаете вы о прошлом, о будущем или свободно фантазируете. Иными словами, наш суетливый мозг не позволяет нам наслаждаться жизнью из-за того, что нельзя изменить; того, что ещё не случилось; и того, что в принципе никогда не случится.

Суетливый мозг-улей выматывает нас. Он бесконечно жужжит, подтачивая наши ресурсы. Мы можем наконец нащупать кнопку «Выкл.», но в итоге она всегда оказывается кнопкой «Повторить позже», и знакомое жужжание будит нас снова через 10 минут. Если нам вообще удаётся заснуть. Та же заедающая пластинка, которая изматывает нас весь день, также может лишать нас покоя и ночью. По оценкам Американской академии медицины сна, 30–35 % людей страдают бессонницей, и у несчастных 15–20 % людей она продолжается три месяца и дольше9. Основная причина бессонницы – ум, возбуждённый стрессом, то есть чрезмерным количеством забот и мыслей о работе, семье, учёбе, деньгах и т. д.10 В таких случаях мы пичкаем свой неуёмный ум лекарствами, чтобы хоть немного выспаться. Девять миллионов американцев сегодня принимают рецептурное снотворное11. Большинство этих препаратов вызывают привыкание и не устраняют глубинный источник проблемы, из-за чего бессонница возвращается, как только человек перестаёт принимать медикаменты.

Проблема усугубляется также в связи с тем, что современная ситуация предъявляет ко многим людям, особенно на Западе, беспрецедентные требования. Ожидается, что человек будет совмещать всё больше различных обязанностей, искусно владеть разными ролями, проявлять большую гибкость в своей карьере, взаимодействовать с растущим количеством людей и событий через самые разнообразные социальные сети (представьте себе, те самые сети, которые снижают объём нашего внимания) и так далее, до бесконечности. Разве наши предки составляли какие-нибудь чек-листы и списки неотложных дел? По меньшей мере с ними нельзя было связаться, когда они отлучались из дома или с работы. Нельзя было оповестить их «жужжанием» через одно из 12 приложений в телефоне, что вы ожидаете от них ответа в ближайшие часы или даже минуты. (Любопытный факт: каждый раз, когда телефон издаёт звуки, наше артериальное давление подскакивает. Звонки и звуковые сигналы наших телефонов непрерывно и ежедневно подвергают наш организм слабым, но значимым эмоциональным перепадам12.) Тем не менее проблема переизбытка стимулов и постоянной рассеянности – необычайно древняя проблема. 2 500 лет тому назад Будда мог бы прокомментировать открытия Киллинсворта и Гилберта: «Ничто не может ранить больше, чем необученный ум, и ничто не может помочь лучше, чем хорошо обученный ум».

Психологи и врачи знают, что когнитивные функции влияют на благополучие человека, поэтому существует множество терапевтических методик, которые пытаются воздействовать на организм на уровне мышления. Я сам изучал один из самых широко признанных и научно обоснованных методов терапии травмы у детей и подростков – травма-фокусированную когнитивно-поведенческую терапию (ТФ-КПТ). В основе этой методики лежит когнитивно-поведенческая терапия, в рамках которой считается, что основной источник нашего страдания – это мысли, и потому клиенты включаются в процесс изменения своего мышления. Цель ТФ-КПТ – уменьшить самые невыносимые симптомы травматического стресса, и она реализуется через обучение детей и подростков переоформлению и переписыванию своих мыслей и восприятий, какой бы тяжёлый и невыносимый опыт они ни пережили. Мне кажется, это великолепный метод, помогающий молодым людям освободиться от самообвинительных, избегающих, сверхэмоциональных или сверхтревожных мыслей (которые у детей всегда выражаются в поведении). ТФ-КПТ даёт им инструмент, который позволяет создать связное, оптимистическое повествование на основе травматического опыта, который в ином случае остаётся фрагментированным.

Тем не менее существует различие между контролем травмы и исцелением. Хотя вполне возможно направить свои мысли в благоприятное русло, эта стратегия просто позволяет нам влиять на содержание наших мыслей и почти не затрагивает истинного корня проблемы. Наши мысли – лишь служебный вагон в товарном поезде нашего ума. Если мы действительно хотим работать с проблемой, которая выматывает нас днём и лишает покоя ночью, нужно добраться до локомотива и заняться паровым двигателем.

Если психологи помогают человеку переоформлять и переписывать свои мысли – обучать обезьяну, так сказать, – то люди, практикующие медитацию, нередко исповедуют не менее одномерный подход: они пытаются убить обезьяну. Внутри медитационных сообществ преобладает такое видение образа обезьяны, предложенного Буддой, которого он не подразумевал: словно мыслящий ум – это некая грязная, грубая, низшая форма жизни, не обладающая для человека никакой ценностью; словно это лишь груда отходов, неизменно возникающая снова (так вынесите же мусор!). Однако эта точка зрения противоречит ключевому принципу нейронауки: мозг не может ничего не делать. Сама его природа состоит в вечном движении. Представьте, что стоите рядом с огнём и судите, попрекаете и злитесь на огонь за его жар. Довольно забавно и бессмысленно, не правда ли? Однако именно так многие практикующие медитацию пытаются взаимодействовать с обезьяньим умом.

Ответ – в пространстве между вещами

«Пространство между вещами» – это тема, которая возникает во многих сферах, имеющих отношение к внутренней работе. Мы поступим правильно, если разберёмся, о чём идёт речь. В контексте нашего разговора пространство между вещами – это ключ к тайне того, как мы переживаем свой ум, и даже того, как мы можем управлять им. Это пространство иногда называют «третьей вещью». Известно, что любой опыт всегда подразумевает наличие субъекта и объекта (скажем, меня и альбома Led Zeppelin III). Третья вещь – то, что находится в пространстве между субъектом и объектом: их отношение (в данном случае – моё неизменное восхищение этим диском). Впрочем, эта вещь может быть гораздо более тонкой, настолько тонкой, что едва ли сможем её заметить (например, часто так происходит, когда речь идёт о наших эмоциях). Однако мы соотносимся с любыми переживаемыми явлениями, и качество этого отношения определяет природу всех наших мыслей, чувств, слов, действий и впечатлений, связанных с окружающим миром.

Например, вы идёте на какой-нибудь семинар вместе со своим другом. Ваш друг с волнением ожидает, когда вы услышите речь ведущей. Он уже побывал на многих её занятиях и успел рассказать вам, какая она замечательная и как её семинары изменили его жизнь. Вы занимаете своё место, семинар начинается, и как только ведущая начинает говорить, вы вспоминаете, что были знакомы с ней в старших классах школы, где она довольно жестоко издевалась над одним из ваших лучших друзей. Вас это задевает: вы испытываете гнев, обиду. Вы пытаетесь свыкнуться с мыслью, что эта женщина могла измениться, но ничего не выходит. Вы всё равно расстраиваетесь. Каждое слово, которое она произносит, звучит, словно скрежет ногтей по школьной доске. Вы хотите уйти, но не желаете обращать на себя внимание. В середине лекции вы начинаете вспоминать любимые сцены из телесериала «Сайнфелд»[14], чтобы прийти в себя. Когда семинар заканчивается, ваш друг говорит: «Боже, как же она вдохновляет. Потрясающий семинар! Запишусь-ка на углублённый курс». Вы отвечаете с раздражением. Вы выплёскиваете все те чувства, которые подавляли, когда представляли себе, как Элейн танцует на корпоративе, а Джордж Костанза попадается, когда ест сэндвич с копчёной говядиной во время секса.

Вы и ваш друг побывали на одном семинаре, слышали одни и те же идеи, те же слова, однако ваше восприятие оказалось диаметрально противоположным. Присутствовало лишь одно разночтение: ваше отношение к преподавателю.

Теперь вообразите, что вы идёте домой и, ещё не остыв, ищете ведущую семинара в сети. Вы пишете ей письмо и попрекаете за все те проблемы, которые она учинила. К вашему удивлению, часом позже она отвечает на ваше письмо. Она пространно просит прощения и приглашает вас на чашку кофе. Вы соглашаетесь. В кафе преподавательница снова извиняется за те поступки, которые она совершила в прошлом. Она рассказывает, что в её семье было много насилия, и она вымещала свою боль и смятение на вашем друге. Она признаёт, что ошибалась. Вы понимаете, что с тех пор, как вы её знали, она прошла путь исцеления и радикально изменила свою жизнь – почему и стала преподавать. (Клянусь, в этой истории нет ничего автобиографического.) Она спрашивает у вас контакты вашего друга из старшей школы, над которым она издевалась, поскольку очень хочет извиниться перед ним. Теперь вы понимаете, что эта женщина – искренний человек. Ваше отношение к ней меняется, и теперь вы жалеете, что пропустили семинар. Может быть, вы даже посетите другое её занятие.