Полная версия
Присутствие № 6/15 или Корпорация сновидений
Свою собаку Колиушко здесь тогда так и не нашел, зато несказанно удивился тому, как можно развернуть подобное дело. Особенно его удивил стенд с фотографиями, на которых были запечатлены те моменты, когда это место и питомцев осчастливливали своим присутствием послы Америки, Германии, Великобритании. Еще он удивился тому, что даже собаки могут улыбаться…
Марина только один раз оглянулась и прошептала:
– Не убивай меня!
– От этих слов Петр вздрогнул. В мозгу у него была пустота. Мыслей никаких уже не было. Страха тоже. В этой кромешной темноте Петр ясно видел только лицо Виктории! И слышал ее последние слова: «Об этом узнаешь позже. От меня. Я тебя найду сама. А сейчас тебе надо уходить».
– Пожалуйста, не надо! – не по ситуации очень тихо молила рядом о пощаде.
Марина.
Странное дело, хотя он ее и не удерживал, девушка не делала попыток убежать, а стояла рядом с прижатыми к своей груди руками. Она даже не плакала. Хохряков посмотрел туда, откуда появилась на небе полоска света. Это всходила Луна. Необычно красного цвета. Огромная и величественная. Становилось прохладно и из его рта при дыхании стал заметен в слабом свете ночного светила легкий пар. Но Петр не ощущал понижения температуры. Он сейчас смотрел только на поднимающийся над головой и все разгорающийся небесный ночной диск. Правой рукой откинул полу куртки и притронулся к согретой своим телом стали. Нащупал ребристую кнопку предохранителя и легким движением перевел ее в положение «огонь».
– На колени! – попросил он девушку.
– Что!?
– На колени!!! – прорычал сквозь зубы Хохряков.
Марина, всхлипывая и продолжая молить о пощаде, повиновалась. Петр грубо оттолкнул ее голову, прильнувшую на мгновенье лбом к его паху и достал ружье. Не раздумывая более не над чем, он приставил короткий ствол к голове девушки и не медля потянул спусковой крючок на себя.
Раздавшийся выстрел показался ему очень тихим. Чуть громче того звука, если бы он хлопнул в ладоши. Реальность выстрела подтверждал только яркий оранжевый зайчик оставшийся у него перед глазами. Да еще лай в отдалении десятков собак, затянувших свою неприятную песню.
От такой неожиданности Петр с недоверием посмотрел вниз, к себе под ноги, куда тихо стекло тело Марины. Ее голова самым краешком, только одной прядью светлых крашенных волос касалась его обуви. Петр резко отдернул носок туфель в сторону. И присел на корточки. Притрагиваться к телу он побрезговал. Только стал прислушиваться. Девушка не дышала. Этот вывод подтверждало и полное отсутствие испарения изо рта и носа. Хохряков пересилил себя и прикоснулся несколько раз пальцами к ее шее. Сколько он не искал пульсирующее место, его он не обнаружил.
Петр привстал и осмотрелся. Все вокруг было спокойным. Даже собаки в приюте стихли. Он четким движением перезарядил ружье, вогнав в патронник второй и последний патрон. Притрагиваться стволом к голове жертвы он не стал, а нажал во второй раз на спуск не донося ружье к голове сантиметров на десять.
Второй выстрел он уже расслышал отчетливо. Это был настоящий грохот! «Эх, жаль, что не захватил еще патронов!», – пронеслось в его нездоровом в эти минуты мозгу.
Не обращая внимания на лай собак, в полный рост на фоне взошедшей красноватой луны, медленно, чтобы не упасть, Хохряков побрел в сторону своего временного дома. Не по дороге, а просто по полю, ломая при каждом своем шаге стебли сухого бурьяна. Продолжая удерживать чужое ружье в опущенной правой руке.
Глава VII
Боль давно покинула его тело. Сейчас он чувствовал только тупое, ноющее стягивание всей своей кожи, которая не по дням, а по часам заживала. На теле не ощущалось не единого спокойного от процесса выздоровления островка. Не единого квадратного миллиметра. Пахло целым букетом лекарств, отчего его носу становилось внутри щекотно и очень хотелось чихнуть.
С тех самых пор, как к Сергиенко вернулось сознание, первыми словами на этом свете для него стали: «Сергей Сергеевич! Вы говорить можете?». Этот звонкий, с нескрываемыми нотками тревоги и переживаний, голос, как он догадался, принадлежал молоденькой женщине и, наверняка, очень привлекательной. Другой голос, убеждавший первый в том, что «все им показалось» и что он еще без сознания, исходил от мужчины и был совершенно ему не интересен.
Виталий понял сразу, почему его называют другим именем, но виду тогда не подал, а продолжал оставаться полностью бесчувственным, замотанным в бактерицидные и стерильные бинты, обоженным чурбаном.
Впервые он подал знак того, что может соображать только когда окончательно убедился в том, что его принимают за Сергея Сергеевича Колиушко. Именно эту фамилию называли у его койки при ежедневных обходах доктора, не перестававшие удивляться «результатам лечения и мощному здоровью их пациента».
Это случилось только через двадцать шесть дней после нападения на колонну.
Палатная сестра пришла делать ему капельницу. В вене на руке давно торчал катетер, поэтому с введением очередной иглы неприятно не было. Когда сестричка отрегулировала скорость поступления в организм живительной жидкости, Сергиенко пошевелил пальцами правой руки желая поманить хлопотавшую у его изголовья сестру одним указательным пальцем. Что там у него получилось на самом деле, он так и не понял, но сразу же услышал пронзительный радостный крик над своим ухом, означавший, что его возращение в реальный мир должным образом замечено.
– Пациент пришел в себя! Доктор! Доктор! Пациент из шестнадцатой палаты пришел в себя! – кричала уже где-то в коридоре женщина.
Доктора ждать пришлось совершенно не долго. Для него Виталий тоже совершил членодвижения и даже на вопрос: «Вы меня слышите?» попытался сквозь раздираемую сознание боль в области шеи утвердительно кивнуть головой.
– Сообщите немедленно Виктории Владимировне! – приказал кому-то мужской голос и исчез.
Сергиенко услышал звук этих шагов от самой двери в конце коридора. И весь сжался. От неуверенности в своем будущем. Кем именно приходилась Сергею Сергеевичу Колиушко эта женщина он даже не догадывался. Но потому, что она бывала чаще других рядом с ним и именно ей в первую очередь доктор приказал сообщить о его полном возвращении в сознание, можно было предположить, что эта женщина тому, за кого его сейчас принимают, приходиться не менее, чем подругой.
Зазвенели стекла на двери. Стук каблучков прекратился у его постели. Женщина тяжело дышала. Некоторое время она только вглядывалась в его неподвижные бинты. Странное дело, но Виталий ясно ощутил на себе ее взгляд! И даже увидел эти глаза: огромные и темно-карие! Затем к его руке прикоснулась ее рука. Он тоже почувствовал сквозь бинты и корку заживающей кожи эту маленькую, но очень теплую ручку. Даже не теплую, а горячую! Тепло тела этой женщины моментально наполнило всего его!
– Милый мой! Как я рада!!!
Сергиенко чуть ответил на эти слова движением руки.
Следом он услышал безудержное рыдание. Ему от этого звука стало тоже легко. Странное дело, но над ним еще никогда в жизни так никто не убивался! Это было чертовски приятно!
Когда женские рыдания прекратились, и он даже почувствовал запах дорогих духов, исходивших, по видимому, от платка, которым промакивались слезы на лице, Сергиенко весь ушел в слух.
– Послушай, родной мой! Ты двадцать шесть дней был без сознания! Но я верила, что все будет хорошо! Как не пытались меня убедить, что ты безнадежный… Шестьдесят пять процентов ожога кожи, это за чертой земных сил. Но я верила! Верила! Самое страшное уже позади! Ты вернешься к жизни, я знаю! И все у нас будет хорошо!..
Прошло еще около трех недель, прежде чем с его глаз спала непроглядная пелена. Виталий стал различать розовый свет, и доктор разрешил ему открыть глаза. Точнее, приказал, так как сделать это было неимоверно трудным делом. То, что ранее совершенно не ощущалось и выглядело, как невесомые веки с ресницами, сейчас превратилось в несгибаемые и раскаленные гвозди. Только через несколько дней мучительных тренировок Сергиенко удалось разорвать эту преграду и увидеть дневной свет. Он ворвался в его мозг мощным потоком и тоже причинил боль! От такой неожиданности встречи с дневным светом, Виталий прекратил подобные попытки на несколько суток и возобновил их только когда его об этом стала настойчиво просить Виктория.
Эту женщину ослушаться было не в его силах! Голос ее был вкрадчивый и, одновременно, всепроникающий. Тем более, что она повторяла эту просьбу по много раз в день, точнее, в сутки, так как не оставляла его в одиночестве уже ни днем, ни ночью.
Со слов Виктории, звучавшими в перерывах между процедурами, Сергиенко уже знал о том, что из того бронетранспортера в живых остался только он один. От всех остальных мало что осталось, а водитель вообще превратился в пепел. Остальных охранников убили или тяжело ранили в перестрелке. Колонна вся без остатка тоже растворилась в приазовских степях. Кто именно это сделал, до сих пор неизвестно. Милиция только разводит руками и совершенно не старается найти нападавших. Все их партнеры по бизнесу и даже конкуренты принесли свои соболезнования и теперь она не может даже и думать, кто все это совершил. Поэтому ему необходимо как можно быстрее выздоравливать, чтобы с новыми силами браться за дело, тем более, что, кредиторы, совершенно, не, обращают, внимание, на, его состояние здоровья и не желают это нападение принимать за форс-мажор…
Сергиенко постепенно становился в курсе всех дел фирмы «Якорь надежды», но никак не мог выяснить, кем же именно приходится, точнее, приходилась испепеленному Колиушко эта мужественная женщина с действительно очень красивыми темно-карими глазами.
Здоровье и силы очень медленно возвращалось к Сергиенко. Несмотря на усиленное питание и на все возможные и невозможные медицинские ухищрения. Для него специально откуда-то из пустыни Гоби, далекой и, ставшей в последние годы совершенно нереальной Монголии, было доставлено целое ведро настоящего мумие. Эта, превращенная из мышиного помета веками и перепадами высокогорных температур, черная и густая мастика со специфическим запахом сделала свое дело. Для Виталия наступило то мгновение, когда он смог нормально открывать и закрывать глаза. Его кожа вновь становилась эластичной и упругой. Пелена постепенно растаяла и перед своим взором он рассмотрел ее лицо. Красивое! Исключительно привлекательное! Совершенно правильные формы и огромные темно-карие глаза, в которых он сразу утонул. От взгляда которых он отключился…
Сквозь сон он слышал, как доктор убеждал Викторию в том, что «под воздействием высокой температуры возможно изменение цвета сетчатки глаза и что такие случаи, определенно, уже известны медицине».
Он слышал, как рядом с его постелью вновь плакала эта женщина и без умолку шептала: «Ответь мне, это ты, Сереженька? Ну, ответь, хороший мой!!!».
Все повторилось, когда он впервые заговорил. Но о возможном изменении голоса в результате ожога верхних дыхательных путей уговаривать Викторию Владимировну доктору пришлось еще меньше времени. Виктория сдалась и окончательно поверила во второе рождение этого человека. И правильно сделала! Ведь Сергиенко тоже, изо всех сил, старался стать этим, другим человеком. Хотя, сделать это было для него сущим пустяком. От того, старого Сергиенко, практически ничего не осталось. Только скелет и мозг. Главные отличительные черты человека по фамилии Сергиенко навсегда исчезли вместе с телом настоящего Колиушко.
В минуты тягостных размышлений Виталий пытался угадать, как долго ему придется притворяться в своем беспамятстве и сможет ли он вообще убедить эту близкую женщину в том, что он действительно тот, за кого себя выдает. Пока ему было легче оставаться частично немым, хотя несколько раз во сне он вполне отчетливо разговаривал, о чем ему с радостью сообщала Виктория.
Деятельность фирмы с редким по красоте названием «Якорь надежды» была многоплановой. Несколько десятков человек под руководством Колиушко перепродавало продукты питания, нефтепродукты, черный прокат, уголь и древесину. Все то, на чем было можно сорвать набольший куш. Изредка фирма приторговывала автомобилями. Очень редко и то только для того, чтобы отмыть наличку.
Как раз, этот редкий случай и не стал для Сергея Сергеевича последним. Кто-то очень захотел завладеть его имуществом. Ну, и что эти автомобили были крадеными? В умелых руках такое их количество, в любом случае, должно было превратиться в многие сотни тысяч долларов.
Чтобы быть последовательным в своей симуляции, Виталий решил играть по большому и стал демонстрировать, что он вообще ничего не помнит. И даже, как его зовут.
После каждого нового возгласа «ну, что не вспомнил?», он внимательно выслушивал и старался запомнить новую информацию: имена сотрудников, проведенные, начатые и задуманные покойным Колиушко операции, банковские реквизиты становившейся постепенно своей и десятков иных фирм-компаньонов. Запоминал все то, без знания чего бы никто не поверил в воскрешение Колиушко Сергея Сергеевича.
И когда он «вспомнил все», не поверить этому признанию было уже нельзя! Виталий почти полностью владел информацией исчезнувшего человека по фамилии Колиушко и своими словами и поступками не мог казаться никем иным. Так ему тогда казалось…
Со дня выписки из больницы прошло уже три дня, когда Сергиенко впервые остался с Викторией наедине и в довольно располагающей к близости обстановке. Все поведение этой женщины говорило ему о том, что именно должно было вскоре произойти.
Виталий был в том настроении, когда забываются любые опасения и тревоги. Он, попросту, полностью расслабился, не ожидая в эти минуты никакого подвоха и, тем более, целенаправленной проверки.
Первая же после его выздоровления с его одобрения финансовая операция прошла успешно. Его росчерк пера на документах «а-ля Колиушко», по памяти скопированный с ранее им виденых документов, ни у кого и, даже, в банке во время осуществления банковской операции, не вызвала и тени подозрения. Все располагало к полному спокойствию и отдыху. И даже, к нечто большему…
Они сидели рядышком в комнате отдыха просторного и шикарно обставленного офиса «Якоря надежды» и весело болтали. Было ближе к позднему вечеру. Стоящий в углу старинные часы-башня мелодично пробили двадцать три часа.
Она сидела на диване. Он в кресле рядом. Их колени соприкасались.
– А помнишь, как мы были в Испании? – тихо спрашивала Виктория.
Владимировна.
Ее глаза были полузакрыты. Ресницы чуть подрагивали. Блеск в ее взгляде был туманным и томным.
– Конечно, помню…, – привычно для подобного случая отвечал Сергиенко.
– …Как мы тогда промчались по Европе! И как нам все завидовали!..
Чтобы не выдать себя в полном незнании предмета обсуждения, Виталий с глубоким вздохом, который должен был означать «помню и тоже, как и ты, млею от этих воспоминаний» закрыл глаза и откинул голову назад.
– …Тогда и погода нас не подвела. Никто все равно даже не купался в океане!
В первый день нашего отсутствия никто и не заметил. А мы вечером вместо того, чтобы скучать в гостинице, уже во всю мчались к Парижу!.. Помнишь наш первый ужин в том замке… Как его, забыла! – в подтверждение своих усилий вспомнить, Виктория защелкала кончиками пальцев. – А ты не помнишь?
Колиушко-Сергиенко только слегка покачал головой.
– Ты тогда еще заказал омаров и шампанское! Вспомнил?
– Этот вкус помню, а точно название того замка нет, Виточка…
– Какую мы ночь там провели, правда? Как ты меня ласкал! Что я тогда испытала! – голос женщины неподдельно задрожал.
Когда Виктория взяла его кисть руки и положила себя на ногу, Виталий возражать не стал. Женщина стала вдавливать его руку в свою плоть. Ощущение молодого женского тела, даже сквозь ткань ее костюма, стало стремительно возбуждать мужское желание. Его рука медленно ползла по воле Виктории все вверх и вверх, пока не остановилась на ее детородном органе. Женщина чтобы его рука полностью легла на это горячее место, чуть раздвинула ноги. Ее рука еще сильнее вдавила его руку в себя. Виталию показалось, что еще немного, и его пальцы войдут глубоко вовнутрь…
– Поцелуй меня! Как тогда!.. – еле слышно просили его ее губы.
Голова Виктории была запрокинута назад. Она чуть привстала с дивана, оперевшись на выпрямленные ноги и не ослабевая своего давления на его руку. Дыхание ее стало прерывистым и частым. Грудь вздымалась и была готова разорвать любую ткань.
Не ожидая подвоха, Сергиенко наклонился над ее лицом и как мог нежно, стал целовать остатками своих губ.
– Нет… Не сюда…, – прошептала Виктория и стала наклонять его голову к животу, одновременно второй рукой задирая одежды и срывая со своего тела белье.
Он понял, что от него сейчас ждет эта женщина. Ставка была слишком высока и поэтому выбирать не приходилось. Но как только он прикоснулся к незнакомому телу губами, его голова была отторгнута сильнейшим рывком.
– Кто ты!? – выкрикнула Виктория, вскакивая с дивана и натягивая на себя одежду.
Виталий попытался разыграть искреннее непонимание ситуации и свое удивление таким оборотом.
Наверное, он был очень смешон в своих этих попытках, что даже не выдержала Виктория, улыбнувшись одними уголками губ. Последовавшие за этим подобием улыбки слова, вывели Сергиенко из оцепенения и рассеяли все сомнения в его дальнейшем поведении. Он понял, что обманывать эту женщину более нет смысла. Что он выдал себя окончательно и может рассчитывать на что-то для себя приемлемое, только если примет ее правила игры:
– Я не тот, за кого себя выдаю. Ты правильно догадалась…
Голос его звучал твердо и уверенно. Он в упор смотрел в глаза этой женщины и продолжал:
– …Но о том, кто я на самом деле, ты не узнаешь! Пока… Пока этого не захочу я сам!..
– Ты уничтожил себя, мерзость! – злобно прошептала Виктория.
Владимировна, сжимая свои руки в кулачки. – Я уничтожу точно также, как ты когда-то Сергея!
– А вот, ты и не угадала! – ничуть не теряя своего самообладания, продолжал.
Сергиенко-Колиушко. – Я не причастен к смерти Сергея Сергеевича! А если ты так поступишь, то исчезнешь вместе со мною! Это так же однозначно, как и то, что сегодня банк принял мою подпись! Тебе никто не поверит, дурочка! Ну и что, что ты расскажешь об этом? Ни-че-го! Врач же тебе говорил, что с такими травмами с сознанием может случиться все, что угодно! Не говоря о цвете глаз и тембре голоса… Прошу тебя, не делай глупостей! – прикоснулся он к ее лицу, отметив, как напряглось женское тело в порыве перейти к более решительным действиям.
– Не притрагивайся ко мне! – отшатнулась Виктория от его ладони, оставаясь, между тем, на прежнем своем месте.
– Вот и умница! Я не перестаю удивляться тебе! И еще раз прошу, давай закончим все это нормально… Для нас обоих… Пока в руки идут деньги, заработаем сколько сможем и тогда разбежимся. Кстати, а кем вы были друг другу? Ты пока об этом не обмолвилась не единым словечком!
Только теперь Виталий опустился на свое прежнее место в кресле и стал ждать.
Виктория не стала следовать его примеру и стала шагать из угла в угол этой просторной комнаты. Она тяжело дышала и постоянно кидала в сторону сидящего мужчины свои разъяренные взгляды. Виталий делал вид, что не замечает этого. Он ждал, надеясь на полную ясность рассудка своей компаньонши.
Сергиенко уже начал терять терпение, когда Виктория остановилась и спросила:
– Какие твои условия?
– Это мы должны обсудить вдвоем! Я не собираюсь тебе ничего диктовать!
Тем более требовать или принуждать к чему-либо для тебя неприемлемому. Зачем? – он пожал плечами. – Тем более, что ты мне очень нравишься… Так кем вы приходились друг другу?
– Не смей, урод!!! Память о Сергее для меня святая! Не смей, и думать об этом! – взорвалась женщина. – Бизнес сообща – да! Все остальное – никогда!!! – женский взгляд метал молнии.
– А как же вкус твоего тела на моих губах? Я его не смогу тоже забыть. Ладно, ладно! Согласен! Об этом позже! – пошел на попятую Виталий, заметив, как взгляд Виктории вновь наливается ненавистью, готовой еще через мгновение перерасти в более сильный, чем первый, взрыв. – Извини… Пожалуйста и присядь. Вот и молодец! Подумай и согласись, что я все-таки прав! К слову об «уроде»…, Если бы Колиушко остался в живых, его бы внешний вид не во многом отличался от моего теперешнего…
– Извини… Но какая же я дура, что не стала тебя изобличать еще там, в больнице!..
– Извинения принимаю с радостью! – просиял хотя бы такому их сближению.
Виталий. – Да, ты права. Там бы тебе это удалось несравненно легче, чем теперь, когда ты меня признаешь при всеобщем обозрении уже на протяжении нескольких месяцев! – стал комментировать Виталий. – Кстати, ты там еще об этом догадалась, когда и лицо-то мое было под бинтами. Если не секрет, как?
– Я чувствовала, что ты не Сергей… Не знаю как, но ясно это видела! – подавленно поддержала разговор Виктория.
– Ранее за собой такого не замечала? Я думаю, это серьезно и требует своего осмысления! Сквозь бинты я тоже видел тогда твои глаза! А когда ты касалась руками, мне становилось тепло…
– Прекрати и не обманывай…
– Честное слово!
Когда Виталий вновь прикоснулся к ее руке, реакция Виктории была совсем иной:
– Хорошо! Эта способность влиять на волю других людей у меня от моего отца. Он был необыкновенным и даже после своей смерти кое-что сумел мне передать. Вот смотри! – и Виктория уставилась в глаза Виталию. Еще через мгновение спросила: – Ну, что ты почувствовал?
– То, что ты согласна?
– Да. Правильно. А еще?
– И еще я услышал твой голос о том, что от этого должны выиграть мы в равной степени!
– Тоже правильно! Кстати и чтобы больше не возвращаться к этой теме… Не знаю почему, но я не стала никому показывать документы и говорить о том, что у Сергея совсем другая группа крови…
– Это меня уже обнадеживает в вере в твою полную искренность! Спасибо!
Буду тебе благодарным, сколько мы еще будем вместе! А когда ты говоришь о «равной степени», что ты имеешь в виду?
– То, что я не собираюсь после твоего исчезновения идти по миру! Все счета фирмы ведь только на твое имя!
– Понял и уже согласен! Ровно пополам, идет? И долго с этим затягивать не будем. Я думаю, еще одну операцию провернем и все, как ты думаешь? – заглядывал смело в глаза женщине Сергиенко.
– Решим чуть позже, – уже совсем спокойно отвечала ему Виктория. – Надо будет подумать о том, как лучше заработать…
– И еще старые кредиты умудриться не отдать! Я когда лежал в больнице долго думал о том, что я смогу предпринять, если наступит такая, как сейчас, минута…
– Ты предполагал такое? – удивилась женщина.
– Чему ты удивляешься…
– Тогда ты планировал все заранее!? Кто ты!?
– Да нет, успокойся! Все было не так, как ты думаешь! Совсем не так… Все случилось совершенно случайно, словно, по чьей-то чужой воле. Я не могу сейчас об этом говорить… Тем более, поверь, для меня и самого в этом много непонятного… Так вот. Я думал, думал, и вроде бы, нащупал один вариант. Я уверен, что у нас все получиться!
– А «подъем» какой?
– За несколько тысяч процентов!
– !!!
– Вот увидишь! Когда ты будешь готова к полному сотрудничеству, я тебе все расскажу.
– А говоришь, что уже доверяешь мне…, – с притворной обидой в голосе сказала женщина.
– Ладно, слушай! Вы как поступали с автомобилями? Пригоняли и сразу продавали, правильно?
– Да. И как можно еще иначе делать?
– Очень просто! Надо попробовать пригнать еще одну партию и умудриться продать каждый автомобиль несколько раз…
– Это невозможно!
– И еще как! С нашим доверчивым и обожающем халяву народом? Все будет как надо! А если еще учесть, что продавать-то мы будем чуть дешевле, чем на рынке, то эта схема будет работать столько, сколько мы сами захотим. Главное, поверить в задуманное и еще… еще найти нормальный кредит. С моей рожей в банк нечего соваться, поэтому, денежки на операцию с тебя!
– Одна я не справлюсь…
– Справишься! Ты так говоришь, Виточка, пока не знаешь всех тонкостей придуманного мною способа! А если ты еще потренируешь свои возможности, то мы сможем зарабатывать только одним этим! Шутка, конечно! А можно я задам еще один вопрос?
– Смотря какой!
– По моему, смелый и откровенный!
– Хорошо…
– Как ты догадалась сегодня о том, что я не Колиушко?
– Бессовестный! – лицо Виктории вмиг залилось румянцем. – Я так и знала, что ты об этом спросишь!..
– Скажи, пожалуйста! Мы же с сегодняшнего дня, не смотря ни на что, единомышленники!
– Ты начинал не с того…, – после некоторой паузы тихо вымолвила Виктория.
– Все, хватит на эту тему! Дура, я дура!.. – смешно причитала Виктория, от стыда прикрыв лицо ладонями.
– Не с того места?
– Прекрати!