Падение Кремля. Воспоминания о будущем

Но Председатель не был наивным романтиком. Ни «от жизни», ни «от революции». И, «клеймя», он никогда не переходил на лица. Разве, что на «мурло капитализма». Потому, что «капитализм» не мог отвести его в суд и лишить заслуженных «надругательств» режима. О социалистической революции он давно уже говорил исключительно в контексте её неизбежности. Той, что сродни смене ночи днём. А так как последнее не нуждается в посредничестве человека, то Председатель уже не призывал к торопливости: сама придёт. В свой час. Когда появятся – опять же сами! – предпосылки. А пока их нет, пока только «призрак бродит по Европе», надо беречь партию. Для будущих решительных боёв. В стенах Думы…

– Как идёт подготовка к выборам?

Задавая вопрос, Председатель не глядел на Зама: тот мог выдать бестактность даже глазами. Зам был немолод, но, на взгляд Председателя, ещё политически незрел. Он ещё не проникся идеями «эволюционной революции», которые их автор так старательно внедрял в мозги соратников… в Кремле.

Избирательность – по части глаз – подвела всё же Председателя. Надо было озаботиться и ушами: Зам не изменил ни себе, ни репертуару.

– Нормально, – ухмыльнулся он. – Бежим по кругу… Как лошади в цирке… Под щёлканье кнута дрессировщика…

Только что бледный, Председатель отработал иллюстрацией к песне «Окрасился месяц багрянцем». «Вот и образовывай таких! Сколько их не корми эволюцией, а они всё в революцию смотрят!». Но «лезть в бутылку» Председатель не стал: можно ведь и «не вылезти». Без продолжения. И оно последует тут же: в этом он нисколько не сомневался. И, что самое неприятное: Зам обращаться за словом в карман не станет. По этой причине рассчитывать на куртуазность не приходилось.

– Думаешь, приращения не будет?

Зам покривил губами и неопределённо двинул плечом.

– Ну, ты же знаешь: и роли, и места уже распределены.

И на эту бестактность Председатель отреагировал «политически выдержанным» молчанием. Хотя Зама – этого «Каллисфена от ПУКа» такое обстоятельство, похоже, ничуть не смутило.

– Мы сохраняем «статус кво»… Точнее, нам его сохраняют… Ах, да: один приятный момент всё же имеется. «Там»…

Он пометил взглядом потолок.

– … решено «кончать» Главного Клоуна. И на это раз – не «в него», а «его».

Председатель моментально оживился. Да и как было не оживиться, если идейные разногласия с упомянутым персонажем касались самого святого: кремлёвской пайки Председателя. Клоун откровенно «разевал роток на чужой вершок». А это уже – не какая-то, там, абстракция «о путях России»: это – реальная политика.

– Да-да: там решили, что на довольствии в Кремле состоит избыточно много оппозиционеров. Постановили: ряды оптимизировать. Ну, и Клоуна определили в дармоеды. Посчитали, что своими выходками он только расшатывает «вертикаль». Он, конечно, валялся в ногах, плакал, кричал, что его «оппозиционная» МЗР – чуть ли не единственная опора власти. Не помогло: с довольствия его сняли – и скоро его «партийцы» разбегутся по более состоятельным работодателям.

Лицо Председателя осветила мстительная улыбка: за пайку можно было не опасаться. Но ведь не пайкой единой жив человек. И Председатель вновь озаботился челом.

– А что – молодёжь?

Он осторожно покосился на Зама – и замер в ожидании неприятности. Другого, увы, вопрос не сулил.

Зам выразительно отработал щеками – так, словно они были гуттаперчевыми.

– Да, чёрт их… Раньше, когда они норовили пристроить нас к пулемётам и обличали сожительством с властью, всё было ясно: молодёжь – она и есть молодёжь. Жизни ещё не знают. Я особенно и не дёргался…

– А теперь?

– Молчат… Затихли… Я бы даже сказал: законспирировались…

Он ухмыльнулся. Складывалось впечатление, что плохие вести воодушевляют его больше, чем хорошие.

– Выразительное молчание… Вроде затишья перед бурей…

– Думаешь, готовятся дать нам бой?

Председатель бесстрашно пошёл взглядом на Зама. Пошёл, не боясь «лобового столкновения». Да и то: ни один вопрос не занимал его сегодня так, как этот. По одной только причине: если с Кремлём он разговаривал на одном языке – и его понимали – то со своими…

– Чёрт его знает…

Нет, Зам не уходил от ответа. Не тот это был человек. Будучи в чём-то уверенным до конца, он глушил этой уверенностью всех без разбора. Не пожалел бы и Председателя. Более того: это доставило бы ему эстетическое наслаждение. Ведь, в отличие от Председателя – ревизиониста… пардон: эволюциониста законченного, он ещё только формировался. В качестве такового. Наличие остаточного скепсиса в нём спонсировала большая разница с Председателем в милостях Кремля. Очень большая. Это, можно сказать, было «идейной подкладкой» его оппозиции.

– Мы и они… Кто бы мог подумать…

Он продолжал иронически хмыкать, раз за разом «добивая» и без того «подраненного» босса.

– Знаешь, я не хочу предаваться иллюзиям…

– ???

Председатель был прав: в чём, в чём – а в склонности к иллюзиям его прагматичный Зам не был замечен ещё ни разу.

– Думаю, что раскола не избежать…

То, что не было иллюзией, не стало и откровением: об этом писали уже не только в газетах, но и на стенах думских туалетов.

– А, с другой стороны, у нас – неплохие отношения с Администрацией…

– Политика – искусство возможного.

Председатель не выдержал «надругательств» – и немедленно «оседлал любимого конька». Любимого не только им, но и всеми остальными казёнными оппозиционерами. Оппозиционерами от казны, то есть.

– Да, сегодня мы не можем открыто выступить против режима. Нет у нас такой силы. Нет…

– Не силы у нас нет…

И в намёках Зам оставался бестактным. На этот раз Председатель решил «взвиться».

– Нет, у нас нет именно возможности! Да, мы вынуждены сегодня быть в конституционной оппозиции режиму!

Он покраснел от злости и натуги. От злости на себя: что толку злиться на Зама? Убеждать приходилось опять же себя. Себя, уже, казалось, давно убеждённого Кремлём и жизнью!

– Но в оппозиции непримиримой! И наши избиратели это видят и ценят!

Верный себе – и своей бестактности – Зам не выказал пиетета и на этот раз.

– Угу. Только непримиримость эта относится лишь к двум моментам: неполнота и несвоевременность выдачи довольствия. С этими кознями режима мы действительно ведём принципиальную борьбу.

Он неожиданно отклеил взгляд от окна и «поймал в прицел» «убегающего» Председателя.

– «Оппозиция»… С талоном на очередь к «корыту»…

Председатель уже распахнул рот для аргументированной отповеди, но передумал. По причине «отсутствия наличия». Аргументов. Достойно отповеди не получалось, рот был раскрыт – и пришлось использовать наличный ресурс. Тот самый: «сам дурак».

– Ты говоришь, как их агент…

«Не снимая с лица» усмешки, Зам неспешно «перезарядил оружие – и произвёл контрольный выстрел»:

– Увы, приятель: мне – как и тебе – сегодняшняя жизнь, мягко говоря, не в тягость…

Сражённый «пулей», Председатель «упал». Упал в мягкое кожаное кресло, жалобно заскрипевшее под тяжестью его рыхлого тела. «Выстрел» был за ним.

– Мы – легальная оппозиция.

Мимо: Зам даже не шелохнулся. Всего-то и добился Председатель, что поставил точку. В обмене мнениями. Пусть не по праву первенства в споре. Пусть всего лишь по месту в ведомости на получение довольствия. Той, что в Администрации.

– И бороться за власть мы будем исключительно легальными способами: лимит на революции исчерпан…

На Зама Председатель не смотрел: боялся разочароваться. В собственных словах…

Глава четвёртая

В приоткрывшуюся дверь просунулась голова Главы.

– Можно?

Главный Администратор просочился в кабинет настолько виртуозно, что ни на миллиметр не расширил «зазора» между дверью и коробкой.

– Садись.

Президент вяло махнул рукой на кресло.

Глава – моложавый, не старше сорока лет, ярко выраженный семит, с пухлым мальчишеским лицом и по-детски непосредственным взглядом, осторожно присел на самый краешек. Столь неподобающая для чиновника его ранга наружность никого не вводила в заблуждение: Глава был умён, коварен и беспринципен. Забывать об этом, глядя в его глаза, излучающие «любовь ко всему человечеству», категорически не рекомендовалось.

– Ну, чем обрадуешь?

Моментально «отсканировав» Президента, Глава растянул губы в улыбке.

– Как всегда господин Президент: «дела идут и жизнь легка!»!

Он выразительно похлопал по кожаной папке.

– Хм…

– Ну, зачем Вы так, господин Президент? – старательно, во весь рот, оскорбился Главный Администратор. – Разве я посмел бы обманывать? И кого? Вас – благодетеля и почти что отца?!

Президент хмыкнул ещё раз, уже вполне добродушно. Его, специализировавшегося на получении тонкой лести, иногда тянуло на что-нибудь простое, грубое, «в лоб». Без виньеток, словом. А лучшего мастера на такие дела, чем этот чёрт с лицом херувима, и в природе не существовало.

– Скажи мне… только откровенно….

Глава моментально обратился в слух. По части исполнения и этого «номера» он также не имел конкурентов. У одних получалось раболепно, у других – театрально, у третьих – топорно. И только он мог «обратиться» и раболепно – и с достоинством, и достоверно – и напоказ, и грубовато – и изящно. Всё потому, что не только солдатами не рождаются: и царедворцами – тоже. Ими становятся. А тот, кто не родился, не мог и стать.

Вторично «удовлетворённый», Президент забарабанил пальцами по столу. На лице его – лице хоть и никудышного, но профессионального разведчика – отнюдь не отобразилась «вся гамма чувств и эмоций», которые «по сюжету» должны были переполнять его. Напротив, оно, лицо, оставалось непроницаемым. В силу годами выработанного умения быть «безликим». Хотя, вряд ли только умения: безликость – дар Божий. Или Божье наказание. И то, и другое дающееся от рождения.

– … как там наша оппозиция?

– А что «оппозиция»? – улыбнулся Глава. – Как Вы правильно заметили, господин Президент, она – наша. С потрохами. Работает по плану. Держится в рамках – в строго очерченных. «Оппонирует» «по роли» – в строго отведённом для этого месте. В Думе, то есть. Мы, со своей стороны, тоже не уклоняемся… от борьбы. Недавно, вот, всю «непримиримую оппозицию» рублём наказали. Увеличили гонорары, то есть. Так, что… А что?

– «Что»?

Убаюканный «благовествованием», Президент встрепенулся – и потянулся к кнопке звонка.

– А, вот, мы сейчас узнаем, «что»…

На пороге бесшумно выросла фигура помощника.

– Там должен сидеть директор ФСБ…

– Так точно, господин Президент: должен и сидит.

– Введите.

Помощник дематериализовался – и спустя мгновение уже отступал в сторону, пропуская шефа контрразведчиков. Войдя в кабинет, тот лаконично кивнул головой Президенту и молча проследовал к столу. Заняв кресло напротив Главы Администрации, он квалифицированно не заметил визави. Глава же, напротив, улыбнулся генералу, как другу – улыбкой крокодила, изготовившегося к рандеву со звеном пищевой цепочки: отношения членов одной команды были «исключительно приятельскими».

Взглянув на генерала – в стол – Президент недовольно поморщился: до сих пор он не мог «тыкнуть» этому человеку. Перейти на «ты», проще говоря. Причиной тому был не только характер контрразведчика, не допускавший дружественного – пусть и одностороннего – «тыканья» начальства. Президента удерживало и знание некоторых фактов биографии Директора ФСБ. К моменту развала Союза последний – уже генерал – предательски не изменил «конторе». Даже тогда, когда всё «вопияло» об этом. Когда все порядочные люди – вроде будущего Президента – давно уже сделали «правильный выбор». Президента, дослужившегося всего лишь до майора и «избравшего политическую карьеру» при первой же возможности, такое сопоставление не могло не уязвлять.

И ещё: директор ФСБ был известен своей исключительной порядочностью, не только немодной, но и откровенно непорядочной по нынешним временам. Оскорбляя товарищей, он не брал взяток, не строил себе роскошных дач, не покупал «роллс-ройсов» по миллиону долларов за штуку. И, вообще: вёл себя как последний… Христос. Поэтому его нельзя было держать «на коротком поводке» намёками на «рыло в пуху» и стандартными угрозами разоблачения как «оборотня в погонах».

Но самую большую сложность в общении с директором ФСБ представляло то, что он взял за моду служить не отдельному «благодетелю», а «какой-то» стране. Как минимум – своей «конторе». Её интересам, каковые он демонстративно не отделял от интересов этой страны. И всё – ради того, чтобы лишний раз «уколоть» товарищей. Тех, кто «…мы трудную службу сегодня несём…» – и по этой причине имеющих право на «небольшую компенсацию».

И всё же Президент держал на посту Директора ФСБ человека с такими «сомнительными данными». Никакого противоречия и никакой загадки: Президент однажды уже попробовал в этом кресле «надёжного человека». Но тот настолько быстро «довёл» «контору», что пришлось спасать карательный орган от этого неосознанного карателя. Президент тогда понял: есть участки, где выгоднее держать не «своего», а служаку. Не преданного, а умного. «Таковы суровые законы жизни, вернее, жизнь диктует нам свои суровые законы» – по меткому выражению Остапа Бендера.

– Скажите, генерал: как, там, наша оппозиция?

Судя по тому, что генерал даже не притронулся к папке, вопрос Президента не застал его врасплох.

– Как Вы верно заметили, Господин Президент, оппозиция – наша.

Президент и Глава Администрации обменялись многозначительными улыбками: пока – «в цвет».

– «Правая» оппозиция всё ещё объединяется и будет делать это «до морковкина заговенья». Хотя, даже если бы она и смогла это сделать, то единственным «плюсом» этого объединения для них стало бы устранение пустот в зале, где они проводят свои съезды. У них нет ни идей, ни денег. Точнее, идей и не было, а денег не стало. Конечно, мы не оставляем их без внимания. Тем паче, что оно им льстит. Ведь наше внимание – это последнее, что у них осталось.

– А «левые»?

– «Левые» – это другое дело. У них есть и идея, и опора в массах.

– Но нет денег?

Увидев, как вспорхнули брови Президента, Глава Администрации немедленно пришёл на помощь боссу. «С успокоительным».

– Нет, – согласился генерал под облегчённый выдох Президента. – Но у них есть кадры. И не все они охвачены Администрацией.

Покраснев, Глава взглядом пообещал Генералу «при случае не забыть его». «Припомнить», значит.

– Если я Вас правильно понял, коммунисты сегодня представляют для нас серьёзную опасность, пусть и всего лишь потенциальную?

Под вопросительный знак Президент хотел негодующе повести бровью, но вместо этого неожиданно – и очень квалифицированно – дрогнул голосом.

– Нет, господин Президент, – бестактно не изменился ни в лице, ни в голосе генерал. – То есть, то, что Вы сказали о потенциале угрозы – это правда. Но именно этой партией он не будет реализован никогда.

– «Никогда»?

Президент смотрел на генерала уже чуть более доброжелательно: сказалось благотворное влияние «бальзама», даже если Директор ФСБ не имел и мыслей проливаться им.

– Так точно, господин Президент: никогда. Потому, что у вождей этой партии отсутствует та самая политическая воля, которая только и движет массами в истории. Вспомните хотя бы, как Ваш Предтеча упразднял Верховный Совет? Вот у него была политическая воля, несмотря на то, что его действия должны оцениваться не историей, а Уголовным кодексом.

Удовольствия на лице Президента – как не бывало: директор ФСБ «надерзили дважды»: и упоминанием о предшественнике, и контекстом.

– Так, что ПУК – правильная оппозиция. Свою задачу её лидеры понимают так, как им её объяснили в Кремле. С этой стороны вы тоже можете не опасаться сюрпризов.

«Опять «вы»!

Президент уже с трудом сдерживал раздражение.

«А ты, „чьих будешь“?! Ох, доиграешься, парень: отдам тебя на съедение. Сначала – телевизору, потом – Генеральной прокуратуре!»

– А с какой стороны нужно их ожидать?

Директор ФСБ пожал плечами.

– Нужно подумать.

– То есть?!

Президент и Глава Администрации обменялись возмущёнными взглядами. И то: думать в кабинете Президента! Здесь, куда приходят на доклад, а не на посиделки! Это же надо: дойти до такого нахальства!

На месте генерала любой чиновник давно бы уже «портил» штаны. Но тот видел и не такое. Да и Президента он видел разного. Не того «отца народа», которого дают «пиплу». Со «своими» Президент частенько был самим собой, а не «блюдом для телевизора». В комплекте с матерками и угрозами «оставить без сладкого». Поэтому-то Директор ФСБ и не дезинтегрировался от страха.

– Сожалею, но дело обстоит именно так, как я Вам доложил, господин Президент. Надлежащий ответ я смогу дать лишь тогда, когда проанализирую итоги сегодняшнего пленума ЦК.

– А какого чёрта там анализировать, – «дал сердца» Президент, – если и так всё ясно: в партии случился раскол?!

– Да, в самом деле!

Глава немедленно поддержал босса возмущённым текстом и взглядом. Но Директор в очередной раз проявил вопиющую бестактность: невозмутимо игнорировал возмущение вместе с его автором. По причине «неубиения» генерала пришлось «стрелять» дальше.

– Часть коммунистов самого трудоспособного возраста открыто заявила о своём несогласии с политикой руководства – и даже о готовности выйти из рядов ПУК! В кулуарах некоторые из них заявили о своём намерении не только признать власть народной, но и пойти на сотрудничество с ней! Вплоть до вступления в ряды «партии власти»! Что тут неясного?!

Взглядом поблагодарив Главу за поддержку, Президент «стрельнул» в контрразведчика и от себя.

– Что Вы скажете на это, генерал?

– Только то, что такой факт действительно имел место.

– Вас что-то смущает?

– А Вас ничего уже не смущает?

Один такой ответ тянул на полновесную отставку.

С трудоустройством в архиве. Но Президент решил ещё немножко «понести крест».

– То есть?

– Молодёжь, упрекающая «старперов» в сотрудничестве с Кремлём, сама готова предложить свои услуги?!

Выдавая переполненную сарказмом фразу, генерал даже не ухмыльнулся. Какой-то бесчувственный генерал! Но отсутствие генеральского сарказма Глава немедленно компенсировал своим – уже по адресу генерала.

– А Вы не подумали, за что молодёжь упрекает «старперов»?! Не за то ли, что те непоследовательны в своих отношениях с Кремлём? Не за то ли, что вместо открытого союза они занимаются недостойным политиканством? Наконец, не за то ли, что они не пускают их к корыту?!.. Ну, конечно, слова – другие, но смысл – этот самый!

Как ни старался Президент, а Директор выбрался из-под словесных завалов целым и невредимым.

– Мне поручено разобраться с этим делом, и пока я с ним не разберусь, я не готов делать выводы.

Нет, всё же повезло Директору, что по заведённой привычке Второй Всенародноизбранный испепелял взглядом столешницу. А вот ей точно не повезло.

– И сколько времени Вы будете разбираться?

– …

– А если углубить?

Президент мужественно держался на последнем пределе.

– Ровно столько, чтобы разобраться в сомнениях: либо подтвердить их, либо рассеять.

Президент опять «пощадил» генерала: ушёл взглядом в столешницу.

– Хорошо. Я не ограничиваю Вас сроками, и буду терпеливо ждать результатов. Смею только надеяться, что они у Вас появятся ещё до того момента, как это кресло займёт другой работодатель.

Он вывел на лицо слабую усмешку. Глава усмехнулся иначе, не скрывая готовности по первому же приказу начальства больше не таить «земляные работы» под «неправильного» чекиста. – Я могу быть свободен?

Президент молча кивнул головой. В столешницу.

Директор ФСБ щёлкнул кнопкой, закрывая папку, и медленно, с достоинством покинул кабинет.

– У-м-м-м!

В одном выдохе-мычании Глава объединил все известные ему матерные выражения. Покосившись одним глазом на «свою тень», Президент консолидировался с ней молча…

Глава пятая

Вожак тех самых раскольников, о которых говорил Директор ФСБ, стремительным шагом вошёл в кабинет. Руководитель его личной «контрразведки» и один из руководителей службы безопасности ПУКа вошёл следом и плотно закрыл за собой дверь.

Вожак был молодым ещё человеком, явно моложе сорока. При первом же взгляде на него сразу чувствовалось, что это – человек действия. К «серьёзной» конституции прилагалась внушительная харизма. Не в пример главе ПУКа: пожилому, располневшему, «колхозно» выглядящему мужичку. У Вожака была крупная голова с хорошо развитыми лобными долями, крупный прямой нос, узкие, всегда плотно сжатые губы, резко очерченные скулы, и упрямо выступающая вперёд мощная нижняя челюсть. Портрет довершали умные, часто прищуренные серо-голубые глаза, густые, коротко остриженные волосы и отсутствие растительности на лице.

Спутник Вожака считался его самым близким другом и сотрудником. Это был профессионал. И, не абы, какой: «высшей пробы». То есть, место своё он получил не по знакомству. Этот человек в своё время не один год прослужил «в органах» и участвовал во многих «деликатных» операциях «родных» спецслужб.

Недавно ему стукнуло тридцать пять. Двумя годами раньше, дослужившись до полковника, он уволился «из органов». «Помог» «дар» одного из северокавказских «товарищей», полученный при «уговаривании» оного. Несмотря на поток заманчивых предложений от коммерческих структур, отставной полковник «записался» в ПУК. Точнее, «предложился» самому молодому члену руководства, «разработку» которого по поручению начальства он в своё время активно проводил. Правда, о том, что «объект» оказался, чуть ли не другом детства «разработчика», руководство ФСБ узнало только постфактум. Эта агентурная информация оказалась единственной. Никаких сведений об «объекте» работодатель от полковника так и не получил. А было, что. Именно это «что» и стало причиной его решения «податься в коммунисты».

– Садись, Полковник.

Для «своих» они были Вожак и Полковник. А потом и для чужих стали.

– Ну?

Полковник извлёк из кармана портативное записывающее устройство…

…Аппарат уже вернулся в карман, а Вожак всё ещё разглядывал пейзаж за окном. Молча. Информация «располагала к лирике».

– Значит, флотские товарищи организовали нечто вроде «Северной Звезды»?

Полковник усмехнулся.

– На тихоокеанский манер.

Усмешка не задержалась на его лице. И не только по причине лаконичности фразы: Полковник был от природы скуп на эмоции, а потом и служба «помогла».

– Но, как ты сам слышал, речь идёт не только о флоте, но и о трёх военных округах. Так, что, есть, где развернуться.

Вожак квалифицированно отбарабанил пальцами «По улицам ходила большая крокодила». Для верности даже снабдил дробь мелодией.

– Ты уверен в том, что информация не пошла дальше «носителя»?

– Уверен, – даже не улыбнулся Полковник. – Мы организовали его «взятие ФСБ» – и он немедленно принялся убеждать «коллег» в том, что это – ошибка. Что он уже всё рассказал «товарищу из органов», которого «прислали к нему на связь». Он даже сказал, что всё равно бы «подстраховался личным контактом», но чуть позже: хотел «поглубже внедриться». «Чтобы принести больше пользы Родине».

– И? – вопросительно поработал бровями Вожак.

– Информация не пошла дальше. И уже не пойдёт. Вместе с её «носителем».

В отличие от Полковника, Вожак не скупился на эмоции, почему и не удержал лицо «в портретных рамках».

– Ладно, этот вопрос мы отработали. Теперь главное: съезд – через три дня.

Он не констатировал: он вопрошал.

– Съезд готов.

Полковник остался верен лаконизму.

– В одном смысле: уже. В другом – будет.

– То есть, готов и «готов»? – на всякий случай уточнил Вожак.

– Так точно.

– Тогда – с Богом. В смысле – к чёрту…

…Очередной съезд Партии умеренных коммунистов России катился по накатанной колее. Все выступающие без устали клеймили «позором и разными нехорошими словами» антинародный режим, призывали «сплачиваться и активизироваться» – «для завоевания власти мирным, парламентским путём».

Вожак пожалел, что не захватил с собой солнцезащитные очки: в глазах уже рябило от седин и сверкающих лысин.

«Ну, надо же! Прямо, не кремлёвские столовники, а «солдатушки, браво, ребятушки!» Не речи – трубы Иерихона! И «пипл хавает!»

Он поискал взглядом Оратора. Так среди «своих» называли одну бывшую «звезду» телевидения. Тот пришёл к ним недавно. Даже не пришёл: скатился. С горы – под гору. Некогда он сделал себе имя на «заказном» разоблачении «тёмных делишек» конкурента будущего Второго Всенародноизбранного. По выполнении «задания Центра» – в «благодарность», не иначе – он был списан с корабля. Даже не за ненадобностью: из предосторожности. Уж очень он впечатлил своей квалификацией «заказчика». Вот именно ему Инициативная группа – так себя легализовали «раскольники» – и поручила озвучить свою позицию.