Падение Кремля. Воспоминания о будущем

Градус негодования в адрес самого себя перешёл в Министре пределы допустимого. Подвергая себя беспощадной критике, он начал квалифицированно рикошетить в Президента. Едва ли не по принципу времён перестройки: «Метили в коммунизм – а попали в Россию!» Президент вначале молчаливо поощрял саморазоблачения Министра: не понял ещё. А когда понял, «об остановить» разоблачения уже не могло быть и речи.

– Ты представь только себе, чтобы кто-нибудь докладывал Сталину по бумажке! Не можешь представить? Вот и я не могу – а докладываю! Тебе!

Уже всё понявший Президент старательно «прижимался взглядом к полу». А «над головой свистели пули».

– И не потому, что не могу запомнить текста: боюсь пропустить хоть одну цифру по поставкам оружия в войска! Их так «много», этих цифр, что приходится дорожить каждой! А пока я докладываю, армия и флот продолжают свой крестный путь. На Голгофу!

Он замолчал. Президент ещё немного «полежал на полу» – и составил компанию Министру. В данной ситуации это было наилучшим решением: не хуже Министра он мог «аттестовать друг друга». По части положения «в небесах, на земле и на море». И если и было ему за что журить своего назначенца, так лишь за смягчение оценок.

Конечно, он не сидел, совсем уж сложа руки. Худо-бедно, но кое-что делалось. Пусть и штучно, потешая военных атташе стран «дружественного» НАТО, но в войска поступала новая техника. Пусть не новая качественно – НИОКР недофинансировали «до смерти» – пусть новая лишь по времени изготовления, но всё-таки! Правда, при таких темпах на замену морально и физически устаревшего оружия требовалось по некоторым видам вооружений от трёх до четырёх жизней!!! И это в то время, когда могут и одной лишить!

«Братский» Запад это чувствовал и с каждым годом всё больше «работал «старшим братом». Отсюда, по причине «старшинства» – и игнорирование им робких протестов «младшенького» по поводу оседания на его границах «дружественной» НАТО, почему-то не рвущейся «самораспуститься». Ни «топанье ножкой», ни «выдувание щёк», ни делание «страшного лица» «младшеньким» «старшего» почему-то не пугало. Скорее всего, потому, что он мог в любое время заставить «младшенького» не только сделать другое лицо, но и «сделать в штаны».

– Всё?

Президент задал вопрос таким тоном, что только дурак не понял бы, что босс «передёрнул затвор».

– Всё.

Министр был лаконичен голосом – но не взглядом. А взгляд был не менее выразительным, чем речь: «Живи… пока».

– Ну, и на том спасибо.

Президент сделал вид, что не смог прочитать взгляда.

– Хотя и не это меня сейчас занимает больше всего…

– ???

Это «прозвучало» не «слабее», чем изумление Карлсона по поводу декадентской фразы Малыша «Не в пирогах счастье…» «За что боролись?!» – вопиял глазами Министр. А он-то надрывался! Да и как это «не это»?! Разве может быть что-то хуже? Или «нет предела совершенству»? В контексте гамлетовского «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам»?!

– По правде говоря, меня куда больше меня сейчас интересуют не внешние «друзья», а внутренние…

– Ты хочешь сказать, что…

Хозяин кабинета энергично уронил голову.

– Так ведь они все по норам сидят! По отведённым! Какие это «друзья»?!

Поскольку хозяин кабинета не спешил разделить его энтузиазм, Министр счёл за благо задуматься.

– Но если ты так ставишь вопрос, то… по «друзьям» специализируются другие люди. Кстати, оба они – в приёмной. Позвать?

Президент ещё ниже упал головой…

Глава вторая

Лавровый венок легче шапки Мономаха – аксиома. И не по причине «конструктивных особенностей» каждого из головных уборов. Президент ежедневно познавал эту истину собственной головой. И ладно, если бы, нею одной: и хребтом – тоже.

Что и говорить: приятно купаться в лучах славы. Но месить ногами грязь, да ещё время от времени валяться в ней – это несколько иное мероприятие. Пусть даже грязь – «всего лишь» политическая. А ещё нести… нет: тащить… нет: влачить на себе груз тяжёлых и уж совсем малоприятных обязанностей – тут поневоле начнёшь склоняться. В пользу аксиомы.

Порой он и не рад был тому, что его, маленького серого чиновника, извлекли из политического небытия и поставили во главе некогда великой страны. Да что, там, «из небытия»: с самых его задворков! Неприметный сотрудник органов госбезопасности, он хоть и сумел вовремя сориентироваться в обстановке и быстренько изменить и партии, и разведывательному сообществу, не имел никаких шансов на то, чтобы стать тем, кем он стал. Ну, вот не сподобил Господь, в которого он впоследствии «уверовал» по должности. Не имел он для этого данных. Личных данных.

Так бы и прозябал он в тени, за спиной перманентно нетрезвого Хозяина, если бы тот, вразумлённый доводами родни, не решил «вовремя смыться». Хозяин, наконец-то, понял, что приближается время ответить за всё, что он тут натворил «по линии демократических перемен». В связи с этим срочно понадобился человечек, который смог бы гарантировать ему спокойное «дожитие» за государственный счёт.

Скольких кандидатов он перебрал за последние два года – и не сосчитать! Хорошие были демократы, а всё не то! И не сказать, чтобы теоретики: у каждого руки были по локоть… «в демократии».

Хозяин отдавал им за это должное – местами, рублями и долларами – а всё равно чувствовал, что никто из них не является гарантией от будущего воздания. И, к сожалению, не в другой жизни.

И тут один из его советников обратил внимание протрезвлявшегося изредка патрона на серенького услужливого чиновника из президентской Администрации.

– Этот подойдёт! Надо только хорошо подать его в СМИ!

И патрон рискнул. Безликого чиновника «наделили лицом», «подретушировали», «подкрасили», «покрыли лаком», немножко даже «сусальным золотом» – и образ Преемника был скормлен «пиплу»! «Пипл», который «голосует сердцем», а «думает» «телевизором», «съел – и не подавился»!

Преемник в полной мере оправдал надежды благодетеля. Первым же указом на посту свежеизбранного Президента он выдал тому индульгенцию от любых «поползновений» «недругов демократии»!

Ну, а дальнейшее было делом техники. Самой современной. Электронной. Того самого «глупого ящика для идиотов». На обывателя, не склонного к размышлениям, обрушился настоящий вал зрительной информации – другую наш «пипл» не потребляет – в которой Новый был выставлен абсолютной противоположностью Старого!

Имиджмейкеры решили сыграть на контрасте: относительно свеж, не пьёт, не курит, «не выражается», на званых приёмах не норовит «сковырнуться с копыт», ежедневно делает утреннюю зарядку – и даже может говорить не по бумажке!

«Пиплу» этих качеств нового «вождя» оказалось с избытком. Неважно даже, ЧТО он там говорит: всё равно не понять! Важно, что ГОВОРИТ! Не по бумажке!

Несколько месяцев Второй существовал исключительно на контрасте с Первым. То есть, следовал анекдотическому рецепту: «Всё вали на меня!» (на предшественника, то есть). Для «углубления» контраста он даже пытался что-то предпринять «по линии исправления линии». Но только пытался: ни действительного желания, ни персональных данных, ни возможностей для этого у него не было.

И не усидеть бы в Высоком Кресле тому, кто в первое время честно «позиционировал» себя не как вождя, а всего лишь как управляющего, если бы вовремя и очень высоко не подскочили цены на нефть – единственную «заслугу» режима. Поток нефтедолларов позволил быстро заткнуть дыры и рты – и всё утишилось. Как на болоте. Правда, «товарищи» из Администрации настояли на другом определении: «стабильность». Подумав, владельцы мозгов решили не спорить: и так их – меньшинство.

«Оставаясь на позициях», нельзя сказать, что Президент только и делал, что ничего не делал. То есть, что он заботился лишь об обслуживании своего «несколько избыточного» рейтинга. Нет, он своевременно озаботился и вопросом более прочных «костылей». Как всякий, кто поднимался с самых низов, потому что был лишён талантов и харизмы, Второй «до нутра» постиг сущность власти. Он понял главное: «короля делает окружение». Без преданных людей не обойтись.

А преданность можно обеспечить только стимулом – и только материальным. «Кормило» (власти) отныне производилось от «корма». И он дал его тем, кого решил сделать опорой своей власти: чиновникам.

Государство, до недавнего времени принадлежавшее олигархам, перешло в руки чиновников. Обе стороны остались довольны сделкой… пардон: союзом. Чиновники – тем, что обрели статус новоявленных «Салтычих». Президент – тем, что обеспечил лояльность (в виде холуяжа) помянутых чиновников. Холуяж действительно был: никому не хочется потерять место у корыта! Да и разве это – цена за власть?! О нём нельзя было сказать даже словами Пушкина. Теми самыми: «ярем он барщины тяжёлой оброком лёгким заменил». Чины потянули бы и «ярем» – но Президенту хватило и «оброка лёгкого». Вкупе с прогибом спины.

По этой причине – «волеизъявление» «пипла» не в счёт – за первым избранием последовало второе. За вторым – третье. За третьим – четвёртое. Потом – опять первое «от обнуления». И в результате экс-серый чиновник – теперь уже «общенациональный лидер» – …надцатый год президентствовал в некогда великом государстве.

Но в последнее время какое-то странное чувство поселилось в душе Президента – нахально и без приглашения. Её уже не грели даже беспрецедентные, откровенно неприличные восхваления челяди, плебса и «независимых» СМИ. Ей было не по себе. Ему – тоже. Он и прежде не умел ничего скрывать – как только его держали в разведке?! – а теперь и подавно.

И душа полезла наружу. И не в виде «души нараспашку», как у какого-нибудь бесшабашного морячка. Это было «явление неглиже народу». Духовного неглиже: дискомфорта.

Президент стал неуютно чувствовать себя наедине с мыслями: в отличие от благодетеля, он их не растерял с годами. В центре внимания он ещё держался: мысли давило лаврами и панегириками. Но потом… Он вдруг «услышал», как «закачался» трон. Может, ему померещилось. Один раз. Потому, что не может же мерещиться каждый день?! Он оглядел трон со всех сторон, даже заглянул под него, но никого не увидел. Никто трон не расшатывал, а он всё равно шатался. И Президент догадался: подкоп. Под него. Следовало немедленно установить «личность землекопа». Потому что он почувствовал близость призрака. И не того, который «бродит по Европе»: того, который – «от родных осин».

Казалось бы: психоз. Никаких оснований для паники. «Стабильность» продолжала иметь место: богатые богатели, бедные беднели, население «оптимизировалось», сырьё распродавалось энергичнее, чем прежде, оборонная мощь «крепчала» парой отремонтированных «немножко не бипланов». То есть, всё было как обычно. Демократический процесс шёл.

Оппозиция – что «правая», что «левая» – по причине работы «административного ресурса» давно уже переключилась на «завоевание власти парламентским путём». Неслышным шёпотом «протестовала» она из-за угла, отведенного ей режимом на задворках городов и сёл. Вроде бы, чего бояться: судьба и кресло – в надёжных руках и филеях. Но Президент, как оказалось, был недостаточно умащён миро и елеем для того, чтобы «носить розовые очки», не снимая их хотя бы на время.

Нагоняя страх на окружение, он ввёл в практику ежедневное заслушивание отчётов «двора» о положении дел в подведомственном государстве. «Двор» вначале дивился причудам шефа: ведь прежде с докладом к нему можно было попасть лишь «в стаде» телевизионщиков, снимающих очередную «мыльную оперу» о «мудром вожде», «пекущемся о благе народа и государства». Но потом настроение шефа как-то незаметно передалось и им самим. Настроение кошки, которая чует, чьё мясо съела. Той, которая увидела вьющуюся верёвочку – и поняла, что, сколько ей не виться – а всё равно на шее окажется. И, к сожалению – не на чужой. Не на шее того, чьё мясо было съедено.

Сегодняшнее рандеву с Министром обороны ещё больше укрепило кошку… тьфу, ты: Президента в мыслях о лингвистической мудрости народа…

Глава третья

Уже несколько лет подряд все политические партии России переживали… «небывалый подъём доверия масс к Кремлю». Но это бы – ещё ладно: все они переживали кризис. Кризис доверия Кремля. К самим себе. Страшнее его ничего и быть не могло.

Председатель ЦК ПУК – Партии умеренных коммунистов России – нервно вышагивал по кабинету. До недавнего времени он возглавлял КПР – Коммунистическую партию России, но потом решил, что ПУК – это больше «в духе времени». И благозвучнее. Для Кремля. Кремль тоже так решил, но с дополнительными благодеяниями не торопился.

– Ещё Ильич говорил…

Заместитель Председателя – постоянный компаньон и собеседник босса – тут же заскучал: ссылки на Ильича теперь всегда предваряли апологию ревизионизма.

– На последних выборах мы получили…

– Нам дали, – вроде бы невзначай, поправил Зам.

Поправка была существенной: именно дали. Деятели ПУКа, конечно, рассчитывали на большее, но не отказались и от выделенной квоты… на «выборах» в Кремле, в Администрации Президента, где они и «состоялись». Это уже потом для «обнародования результатов» подключили массовку. Так называемый электорат.

Политическая жизнь в России кончилась – при всей имитации кипучей деятельности под бдительным оком Кремля. Причин тому было немало. Тут и «жёсткая вертикаль власти», когда чиновничество в центре и на местах, используя пресловутый «административный ресурс», сумело успешно профилактировать массы. Тут и относительная стабилизация… в темпах, которыми богатые богатели, а бедные беднели. Тут и приоритет личного устройства в жизни, с каждым днём всё громче взывающей… к личному устройству.

Но главная причина заключалась в том, что масса умерилась. Масса повзрослела. Масса уже не производила романтизм. Никакой не производила: революционный, контрреволюционный. Установки конца восьмидесятых – начала девяностых годов прошлого века канули в Лету. Кремлёвские вожди тактично объяснили России, что она устала и ей нужно отдохнуть. А лучший отдых – это летаргический сон. Ну, а они будут стеречь её покой. Бдеть, значит.

Больше всех поимели от пресловутой «стабильности» и административного «террора» партии «правого» толка. Точнее: их «поимели» больше всех. И это – самое мягкое определение актов власти.

Но в случившемся – или не случившемся – им следовало винить самих себя. Свои, «нетрадиционные» для Руси, демократические пристрастия. Народ ещё не забыл, как «попользовались» им в девяносто втором и девяносто восьмом.

Да и нынешняя власть не давала ему забывать об этом, и весьма умело. Поэтому сегодня он с удовлетворением наблюдал за тем, как «удовлетворяли» его прежних «удовлетворителей». Наблюдал, не становясь в очередь, но и не откликаясь на «крики о помощи».

В результате «системных» – и систематических – «надругательств» вчера ещё всесильные любимцы Запада вместе с «девственностью» утратили политическое мужество – и скатились. «На самое дно самого глубокого ущелья». Потому, что «оторвались от коллектива». Теперь, если о них и вспоминали, то лишь для того, чтобы показать отечественному «пиплу», «что такое хорошо, и что такое плохо». Нетрудно догадаться, какую роль им отводили в этом представлении. Все попытки их дискредитированных лидеров выбраться из политического небытия пресекались немедленной депортацией. Обратно в небытие. И уже не всегда – только политическое.

Партии и партийки, которые самой программой избрали себе участь маргиналов, оказались в положении изгоев общества. Даже при Первом их не подвергали такой «активной заботе», как это стало происходить с его «сменщиком». В итоге «маргиналов», как левого, так и правого толка, довольно скоро «попросили выйти вон». Разместиться на обочине, то есть. На обочине политической жизни. С ярлыками проблем не было. Одни были наречены «фашистами», «националистами», «ксенофобами», «антисемитами». Другие – «губителями России», «грабителями», «носителями чуждых ценностей». Не выдержав «позора мелочных» – и совсем не мелочных – «обид», товарищи и господа партийцы оставили свет и полусвет – и ушли в подполье. Их «ушли».

В порядке «контрольного выстрела» все они были объявлены неправильными партиями. Не народными. Хотя бы потому, что все «кремляне» (или кремлёвцы?), все народные олигархи – плоть от плоти народа – состояли в других партиях. В правильных, значит. В партиях «патриотов», кричащих «ура». В «ура-патриотических», то есть.

В вопросах «партийного строительства» фантазия президентской Администрации не знала удержу. Партии возникали, как зайцы из шляпы фокусника. На это дело «кукольных дел мастера» не жалели ни кукол, ни материала, ни «административного ресурса». Разумеется, не жалели и денег: ни бюджетных, ни полученных в результате «добровольного» «пожертвования» ещё не ощипанных олигархов.

В результате пропрезидентская «суперпартия» ВЕПРЬ, что на общепринятый язык переводилась как Всеобщая Единая Партия России, стала единственной «направляющей и руководящей». Почти так, как это было во времена КПСС. С небольшим отличием: Всеобщая Единая Партия не являлась… партией. Хотя бы потому, что не обзавелась идеологией. Борьба за доступ к корыту – дело хорошее, нужное, но не слишком идейное.

Да и выбор идеологий, откровенно говоря, невелик. «В природе», по большому счёту, существуют только две идеи: одна обосновывает власть бедных, другая – власть богатых. На них и базируются все идеологии. Политические «обёртки» – не в счёт.

В Кремле понимали это – и всё же пытались «надуть природу». Но, чем больше они «надували» «воздушных шариков» и «мыльных пузырей», тем больше убеждались в правоте старой истины: идеи не выдумаются – они рождаются. И рождаются не потому, что хочется. К тому должны быть предпосылки, как то: развитие общества, экономического базиса и политической надстройки.

И, несмотря на то, что народу в ВЕПРе было собрано больше миллиона человек, родиться партией этот «зверь» так и не смог. Фактор административного ресурса в качестве объединяющего начала хорош, но, уж слишком отдавал он «ресурсом». Какое, уж, тут: «Считайте меня коммунистом!» Как Егор Прокудин Василия Шукшина не мог «быть на этой земле никем – только вором», так и чиновник любого ранга не мог принадлежать никакой иной партии, кроме ВЕПРя. Здесь нет опечатки: ни «к партии», а именно «партии»! Чиновники являлись собственностью ВЕПРя. Её крепостными. По должности. За «талон к корыту».

Но так как партия – «народная», то членством в ней активно охватывались и другие слои общества. «Стальными кольцами» – чтобы не вырвались. Охватывались сразу массы: чего мелочиться? Так, студенты «совершенно добровольно» «записывались» во избежание несдачи экзамена – и даже исключения из вуза. Конечно же, «за систематическую неуспеваемость и пропуски занятий».

Бизнесмены средней руки учились у жизни – и её представителей – ещё быстрее. Кому же хочется быть объектом пристального, и главное, непрерывного внимания господ из контролирующих инстанций? Ну, а тому, кто не мог усвоить уроки сам, помогали. С уроками. И их усвоением. В итоге ряды «неуспевающих» стремительно редели.

Не представлял трудностей и охват рабочего класса. Здесь, как говорится, «сам Бог велел» – на пару с Марксом – записываться коллективами. Поголовно, то есть. В отделе кадров брали списки – и заводчане в один день становились не только тружениками одного коллектива, но и членами одной партии. Непонятливые – сиречь, принципиальные – потом долго стучали в запертые ворота некогда «родного дома». Со стороны улицы. По причине избытка трудовых ресурсов государство не могло гарантировать таким рабочим трудоустройства хотя бы дворником. То есть – чистая экономика: никакой политики.

В итоге ВЕПРь активно… имитировал власть. Почему так скромно? Потому, что реальная власть в России принадлежала… Нет, не Президенту. И даже не его всесильной Администрации. Реальная власть принадлежала чиновникам на местах. «Крепостным партии». Никакого парадокса: никто лучше них не усваивал народные мудрости. Например, такую: «До Бога – высоко, а до царя – далеко». По причине этой «усвояемости» можно было орудовать в своих губерниях, как в улусах. Главное – не забывать о четырёх «не»: «не зарываться»; не лезть в политику; не забывать вовремя посылать «дань»; не экономить на славословиях в адрес Всенародноизбранного.

Но, как бы там ни было, ВЕПРь имитировал не абы, что, а власть. Всем же остальным партиям настоятельно «предлагалось» либо участвовать в хоровом исполнении «Славься!», либо исповедовать завет Александра Сергеича. Той самый: «во глубине сибирских руд храните гордое терпенье». В качестве «жеста доброй воли» – и даже «спонсорской помощи» – предлагался кляп. И не только для экономии нервов и сил, но и для «сбережения народа»!

Партия умеренных коммунистов – ПУК – «в свете беспросветности положения» не являлась исключением. Нет, она не была малочисленным «кружком любителей русской словесности». В рядах ПУКа всё ещё насчитывалось до трёхсот тысяч «романтиков (или „рабов“? ) идеи».

По нынешним скудным временам – нехилый показатель. По численности партия занимала «почётное» второе место в России, оставив далеко позади «тоже партии», вроде «трудовиков» и МЗР – «Мы – за русских!» Главного Клоуна российской политики.

Партия также являлась и второй по численности думских мандатов. Правда, разрыв с ВЕПРем был откровенно неприличным: на триста пятьдесят мест ВЕПРя – пятьдесят мест ПУКа. Остальные пятьдесят власть пожертвовала «клонам» ВЕПРя, не слишком искусно маскирующимся под оппозицию.

Вследствие этого, влияние умеривших себя – и умеренных властью – коммунистов на политическую жизни страны было ничтожным. Точнее: было бы – если бы политическая жизнь имела место. Хотя и её отсутствие не мешало этому влиянию не быть. По существу, ПУК «обслуживала» «имидж» режима, утверждая «пипл» во мнении. Во мнении о том, что, если даже коммунисты представлены в Думе, то обвинять власть в зажиме демократии как-то неприлично.

Не сегодня – и даже не вчера – ПУК оказалась в «кармане» Администрации. Незаметно для себя: вожди постарались. Их словесные «залпы» не только не пугали Кремль – напротив: даже приветствовались. Кремль был жизненно заинтересован в сохранении ТАКОЙ «оппозиции»: законопослушной, парламентской, исповедующей «эволюционные взгляды на пришествие во власть». Той, которая по поводу «отъёма» голосов на выборах протестует исключительно «плачем Ярославны». Той, которая «оппонирует» только в суде, где ей вручают бумажки о том, что объегорили её в соответствии с законом.

Поэтому Администрация никогда не обходила вниманием «последовательных оппозиционеров». «Третировала» она их нещадно: то – повышением оклада, то – квартирой в Москве, то – приватизацией служебного лимузина за гроши, то устройством депутатских чад в престижные вузы. Словом, «преследовала», «оскорбляла» и «где-то даже» «совершала надругательство». Создавала «невыносимые условия» работы.

После таких «оскорблений» удержаться от критики антинародного режима было уже невозможно. И депутаты не «удерживались»: «крыли» власть «во всю ивановскую». В стенах «независимой» Думы. «Крыли», выпуская не только пар из себя, но и дух из партийцев, не удостоенных «надругательств» режима. За паром и духом выходили и «экстремистские призывы» к массе. Выходили из моды, из лексикона, и, как апофеоз – из оборота.

Да масса и не стремилась уже «работать массой». Все переключились на индивидуальные методы. В крайнем случае, групповые. К числу первых относилось «Я вам всем покажу!» при помощи револьвера, верёвочной петли и горюче-смазочных материалов. К числу вторых: объявление в телевизор о решительном переходе на сухую диету. И те, и другие методы оказывали исключительное воздействие. На исполнителей. А власть к «фильмам ужасов» уже как-то попривыкла. Она и не такое видела. Первого Всненародноизбранного, например…

…Председатель ЦК ПУК был хмур. Хмур даже больше, чем этого требовал имидж. Как «заслуженный критик режима», он ясно видел, что горизонт не становится ближе. Тот самый, на котором должна замаячить власть. Та самая, ради которой он пожертвовал всем. В том числе – и идеями Маркса и Ленина. По этой причине не радовали даже показатели роста: не перевелись «богатыри на Руси» – или дураки. Да, что, там, показатели роста: не радовали даже показатели личных доходов! А уж кому и было радовать, как не им! Потому, что было чему. И от чего. От бескомпромиссной борьбы с властью. Посредством решительных компромиссов.

Нет, Председателя совсем не огорчало то обстоятельство, что его партия, как выражались на политическом жаргоне, окончательно «структурировалась в режим». Потому что – в его понимании – только это и могло обеспечить ПУКу «место под солнцем» политической жизни: насмотрелся он уже на «подвалы». Хорошо ещё, что на примере других.

Конечно, noblesse oblige – и, как лидер «оппозиционной партии», он обязан был громить режим. И он «громил» его: на ток-шоу, на званых обедах в Кремле и в прочих местах скопления значительных масс трудящихся. Иногда даже позволял себе «рвать тельняшку» на трибуне в Госдуме. Потом ему в Администрации выдавали новую.