Гость внутри

Беляев откинулся на спинку дивана, хотел было закурить, но вовремя вспомнил, что мать, мать ее так, на дух не переносила табак. Мать. При одном упоминании перед глазами встал некий закрепившийся уже образ, вот она приходит с недовольной миной и пилит, пилит, пилит… Наезды на тему его безработного состояния сидели у Алексея в печенках, будто он виноват в том, что не может найти работу. Хоть уборщицей или грузчиком устраивайся, в самом деле.

«Позвонить, что ль, кому, денег занять? Нет уж, хватит. Когда звонил по приятелям на тему выпить за его возвращение, так все прискакали в один момент. Когда начал звонить в поисках работы, наткнулся на кучу смущения и сто одну причину. Сволочи! – Леша нервно вскочил и заходил по комнате. – Могли бы и не оправдываться!» Он терпеть не мог, когда начинают оправдываться. И хотя друзья об этом знать не могли, все равно их оправдания вызывали только раздражение и отвращение. Алексей грубил, ругался, так что теперь звонить и просить в долг хрен знает на сколько было уже никак не возможно.

Хотя…

Рука сама потянулась к телефону.

– Алло, – приятный женский голос.

– Добрый день, – поздоровался Алексей. – А Анатолия можно попросить?

На том конце трубки зашуршало, послышалось «Толь!», затем снова что-то зашевелилось, и трубка ожила:

– Алло.

– Толя, это я, привет.

– А-а-а, Беляев. Здорово! – обрадовался Толик.

– Толя, – начал Алексей. – У тебя пары сотен взаймы не найдется?

– Чего? – после некоторой паузы переспросил Толя.

– Пару сотен, говорю, не одолжишь?

– Погоди, – попросил Толик и пропал. То есть это ему, наверное, показалось, что пропал. На самом же деле Леша слышал через зажатую на том конце ладонью трубку короткую перепалку между Толи-ком и его супругой.

Перебранка длилась не долго. Меньше чем через минуту Анатолий вернулся:

– Извиняй, старик, но у меня сейчас с бюджетом напряги…

Леша почувствовал, как внутри его что-то с громким треском рушится.

– …в общем, напряг, – донеслось из трубки. – Алло, ты меня слышишь?

– Слышу, – спокойно откликнулся Алексей. – Ну и хрен с ним, не напрягайся.

– Ты только не подумай, что я жмусь, мне не жалко, просто…

– Ничего страшного, – повторил Леша. – Бывай.

– Ты точно не обиделся? – донеслось из динамика.

– Точно. Пока.

Леша попытался повесить трубку.

– Но ты звони.

– Куда я денусь.

– Ты точно не обиделся? – еще раз переспросил Толик.

– Точно.

– Ну, бывай.

– Счастливо.

– Пока, – донеслось из уже почти повешенной трубки.

«И этот оправдываться начал», – сделал для себя неутешительный вывод Беляев.

Почему-то ему стало совсем тошно и возникло желание напиться. Именно так, грубо, с соплями и похмельным тремором. Свистнуть хоть кого-нибудь и нажраться в лоскуты.

Леша потянулся за записной книжкой.

Этому звонил, этот тоже с ним уже пьянствовал, а потом оправдывался. Этот… Это Толик, хрен собачий. Это тоже не то, а вот…

Алексей, придерживая пальцем страничку в записной книжке, принялся накручивать номер. Наконец в телефоне щелкнуло и пошли короткие гудки. Занято.

Ну и хрен с ним. Следующий.

Беляев снова принялся перелистывать страницы дальше. Ему было наплевать кто, лишь бы компания была обязательно из старых, хотя новых знакомых у него и так не было. После очередного номера вместо коротких гудков в трубке повисли длинные.

«Моб твою ять, хоть кто-то сегодня дома окажется?! – Леша в который раз перелистнул страницу. – Во, то, что надо. Давно не виделись и… И вообще».

Беляев повертел диск, дождался окончания набора номера.

– Алло, – бесцветным женским голосом откликнулась трубка.

– Алло, добрый день, а Игоря можно? – заторопился Алексей.

Трубка промолчала, будто голос в ней уснул или отлучился по каким-то своим делам. Лишь какой-то невнятный полузвук-полуотголосок звука послышался Леше.

– Вы меня слышите? – напомнил он о своем существовании.

– Да. – Голос теперь звучал как-то сдавленно.

– Попросите, пожалуйста, Игоря.

– А Игоряши нет…

У Алексея возникло ощущение, что женщина на том конце провода хотела еще что-то добавить, но в трубке снова установилась мертвая тишина.

– Алло. – Алексей дунул на всякий случай в трубку. – Будьте добры, передайте Игорю, что ему звонил Леша Беляев. Мы с ним вместе…

– Игоряши нет, – проронил голос. – И не будет больше. Он ушел.

– А вы не подскажете, где его можно найти? – попытался Леша, но собеседница вдруг заговорила быстро-быстро, часто всхлипывая, не слыша Алексея:

– Он сам так захотел. Он упал неудачно… Врачи пытались, но… Записку оставил, никого не винить, мол… А эти в больнице сказали, что неудачно упал, вот если б… А как? Как можно упасть удачно с девятого этажа? Хотя если б удачно, то, наверное, сразу бы умер. А так… Правда, в сознание так и не пришел…

– Простите. – Алексей сам не услышал собственного голоса.

– Господи! – Голос сорвался на истерику. – Когда ж это все кончится? Сколько ж можно звонить?! Нету его! Уж три месяца как нету! А они все названивают… Нету его… Нету Игоречка… Ну зачем?.. Зачем? И зачем вы все трезвоните, чего хотите? Когда ж это проклятие закончится, наконец?.. Игорюша, зачем?.. Почему…

– Простите, – чуть громче повторил Алексей и повесил трубку.

На душе было гадко.

Игорю было двадцать, может, двадцать один, они с Алексеем учились в одном классе, стало быть, одногодки.

«Она говорила, что он три месяца как… – через туман припомнил Беляев. – А ведь он в августе родился. Значит, он и до двадцати одного не дожил. Интересно, кто она, мать? Боже, в голове не укладывается. Игорь эдакий тихий, интеллигентный еврейчик. Иногда занятный, чаще занудный. В принципе умел посмеяться, да только глаза всегда грустными оставались».

Именно глаза вспомнились сейчас Алексею. Почему вдруг? Лицо стерлось, некоторые черты активно не желали всплывать в памяти, оседая там расплывчатыми пятнами, и лишь глаза. Грустные и все понимающие, как у коровы, что ведут на бойню. Только умнее.

Значит, в окно с десятого этажа. Или девятого? Какой этаж она назвала? На каком этаже живет… жил Игорь? На девятом? Или все-таки на десятом? И все эти этажи пролетел.

Алексей представил себе «неудачно упавшего» Игоря. Почему-то воображение нарисовало двор, погрязший в сумерках, щербатый асфальт и тело парня. Парень лежал на животе, спиной вверх. Правая нога оказалась подвернута под каким-то немыслимым, неестественным углом, руки разметались, лица не видно. Почему-то именно так. Ни лица, ни глаз, если кому-то и доступно было лицо это, то только выщерблинам на асфальте. И почему-то он не дышал. То есть понятно почему, мертвый был потому что… Но ведь он же не сразу умер, его ж еще до больницы довезли. А вот Леше представился именно мертвым уже.

Беляев тряхнул головой, отгоняя навязчивую картинку, к которой разыгравшееся воображение щедро дорисовывало все новые и новые детали. Записная книжка полетела в сторону, перелетела через стол и приземлилась с той стороны на паркет. Алексей чертыхнулся, но поднимать не стал. Звонить больше никому не хотелось.

Обхватив голову руками, он вперил взгляд в старый дисковый телефонный аппарат. «И чего предки новый не купят, все говно это берегут, – зажмурившись, подумал он. – По нему давно помойка плачет, но как же выкинуть, когда он „еще хорошо работает“».

Эта мысль настолько разозлила его, что рука сама потянулась за аппаратом, пальцы с силой сжали ненавистную черную коробочку. Рывок, лопнувший провод – штепсель так и остался в розетке, грохот. Запущенный в стену телефон разлетелся на мелкие пластмассовые осколки, вывернув наизнанку свои неказистые внутренности.

Через несколько секунд распахнулась дверь и на пороге появилась мать. На ее лице читалось волнение, чуть ли не испуг.

– Что случилось? – спросила, взгляд ее метнулся по комнате, остановился на останках телефона.

– Ничего, – прокомментировал Алексей.

– А телефон при чем? – возмутилась мать.

– Новый куплю, – мрачно произнес Леша.

– «Новый», – передразнила мать, волнение уступило место раздражению. – Без работы сидит, а туда же – «новый». Ни копейки в дом не принес, только потребляешь, так еще и вещи портишь.

– Попрекаешь. – Алексей почувствовал, как раздражение передается ему самому.

– Я никогда не попрекала деньгами, но…

– Попрекаешь! – зло констатировал Алексей.

– Перестань на меня орать! Я пока еще мать, а ты у меня на шее уселся. Так хоть не руби сук, на котором сидишь. Если уж для тебя ничего святого не осталось, то хоть с меркантильной точки зрения на это посмотри.

– Я не рублю сук и не ору. – Леша устало провел ладонью по лицу. – И перестань разговаривать со мной в таком тоне, тем более упрекать. Если так и дальше будет продолжаться, развернусь и уйду.

– Пугать меня вздумал?

– Уваливай! – рявкнул появившийся в дверях отец. – Напугал ежа. Только учти, здесь не гостиница: уйдешь – возврата не будет.

Они еще что-то кричали. Алексей уже плохо слышал и не особенно понимал. Он уткнулся лицом в подставленные ладони и сидел так, ни о чем не думая. Когда поток обличительных речей иссяк, Леша встал и посмотрел на родителей.

«Не понимают и не поймут», – метнулось в голове.

– Все? – ровным тоном спросил Алексей.

Ответа не последовало. Мать надулась, сложив руки на груди, а по лицу отца ходили желваки. Не чувствуя под ногами пола, Беляев направился к двери. В коридоре его догнал отец, дернул за плечо. Алексея развернуло, в лицо бросилось злое:

– Куда?

– На х…! – дернул плечом так, что треснула тонкая ткань рубашки, и, хлопнув дверью, побежал вниз по лестнице.

* * *

«А в самом деле, куда идти? – В голове Алексея ворочались мрачные, неторопливые мысли. – Работы нет и, кажется, в ближайшем будущем не предвидится. Дома теперь тоже нет».

В этой глухой неопределенности было ясно только одно: к родителям он не вернется, а своего жилья нету. Друзья?.. Люди, которые заночевать пустят наверняка, но только до утра. Потом снова задачка из жизненного учебника с вопросом: «Что дальше?» Как выглядит двадцатилетний оболтус, который заваливается к своему бывшему однокласснику со словами: «Я к вам пришел навеки поселиться»? А у того комната в коммуналке да бабулька пронафталиненная.

«Ну да. – Беляев вспомнил Диньку Молдавского. – У других, может, и по-другому, но к малознакомым и просто приятелям так и вовсе не завалишься».

Алексей вспомнил вежливо промямленный отказ Толика и понял, что к другим своим приятелям ему тоже дорога заказана.

На улице вдруг сделалось холодно. Перед глазами мелькнула тайга, чернеющая за проемом украденных ворот, и облезлая, злая фигура на четырех когтистых лапах.

«Н-да, Бомж Иваныч, некуда тебе теперь топать, хотя… – Алексей остановился. – Как я сразу про него не вспомнил. Виталик Яловегин».

На самом деле Леша его никогда не любил, но знал, что этот примет и, возможно с работой поможет. Виталька всегда считался «оборотистым», он первым сообразил с фарцовкой, первым завел себе клевые шмотки, вертелся, крутился…

Вспомнить номер телефона, конечно, было никак невозможно. Записная книжка осталась там, где Беляев ее бросил, – в квартире с разбитым телефоном и разъяренными родителями.

«Хрен с ним! – Алексей помнил адрес. Не почтовый, а так, визуально. – Доберусь как-нибудь!»

Он живо добежал до ближайшего метро, нырнул под землю и уже через полчаса был на проспекте Ветеранов.

Дверь не поддалась, не открылась ни на звонки, ни на продолжительную долбежку кулаками. Осталось только сесть на ступеньки и ждать. Яловегин должен был появиться рано или поздно.

«Лучше, конечно, рано, но будем надеяться, что это произойдет сегодня, а не через неделю», – подумал Алексей, поплотнее заворачиваясь в куртку.

Мысль о том, что Виталик, возможно, переехал на другую квартиру, не пришла Беляеву в голову.

Уже смеркалось, когда задремавшего было Алексея окликнул удивленный голос:

– Ешкин кот! Бляев, ты откуда здесь?

– Шел мимо, дай, думаю, загляну. – Леша поднялся, разминая изрядно затекшие ноги. – Ты мо-гешь субъекта без особого места жительства и занятий приютить на неопределенное время?

Яловегин хитро сощурился:

– Это тебя, что ли? А чего это ты в бомжи записался?

– Так получилось, – потупился Алексей.

– Понятно, не хочешь – не говори, твое дело. Посторонись-ка.

Беляев сделал шаг в сторону, Виталик прошел мимо, ковырнул ключом замочную скважину. Дверь распахнулась, с видом радушного хозяина Яловегин отступил в сторону, простер руку в приглашающем жесте:

– Проходи.

– Значит, работы у тебя тоже нет? – не то спросил, не то констатировал Виталик.

Хоть пить Алексею и не хотелось, а пришлось. Вторая бутылка водки подходила к своему завершению, наверное, именно поэтому Виталий спрашивал Беляева о работе уже третий раз кряду.

– He-а, – отозвался Алексей. – Турнули меня из родной конторы. Говорят, под сокращение попал. Может, и так, а может, и свистят, что тоже неудивительно. Это уходил я хорошим программистом, а вернулся средненьким пользователем. Что знал, забыл, да и компьютерное дело на месте не стоит. Кому сейчас нужны всякие бейсики и прочая хрень. То-то. А я только и занимался два года тем, что программы специализированные настраивал да на кнопочки нажимал.

– Говорил тебе, нефига в рядах нашей могучей, никем не победимой делать, – невпопад сообщил Виталик.

– Как будто меня кто спрашивал, – фыркнул Алексей. – В институт провалился, денег на откуп от этой самой совейской армии у меня не было.

– А у предков? – Хозяин потянулся за бутылкой и разлил остатки водки по стаканам.

– И у родителей. – Леша поднял стакан, ритуально звякнуло.

– Чтоб было, – сдобрил водку нехитрым тостом Виталий.

Выпили. Беляев закусил черствой черной горбушкой, Яловегин занюхнул рукавом домашнего халата.

– А даже если б и были, – продолжил мысль Алексей. – Я б у них не взял.

– Это ты сейчас так говоришь, – махнул рукой Виталик.

– Пошел ты на хрен, – беззлобно ругнулся Беляев. – Ты там не был, так что и не тебе судить.

– Я зато в других занятных местах был, – пьяно усмехнулся Яловегин. – Да и что ты там в тайге видел такого, чего я не могу себе представить? Не Афган же…

– Это где ж ты был? – поинтересовался Алексей, проигнорировав слова Виталика про армию.

– В веселых местах, как-нить в другой раз расскажу. Ладно, найдется у меня для тебя работенка. Правда, денег много не обещаю, но на жисть хватит. Даже, может, и останется еще чего, если не с особо широким размахом жить будешь.

– Спасибо. – Лешка потянулся к стакану, но тот оказался пуст, равно как и бутылка.

– Еще за одной? – усмехнулся, глядя на него, Виталик.

– А магазин работает?

– В двух дворах отсюда круглосуточный. Идем?

– Идем.

На улице было свежо, особенно после душной прокуренной кухни. Алексей поежился. Виталик пихнул его в спину:

– Ну, чё застыл? Идем.

– Идем, – эхом откликнулся Беляев.

Детская площадка размокла и хлюпала под ногами грязной жижей, сверху сыпалась какая-то морось, что и дождем-то не назовешь. Было темно, на всю улицу только один горящий фонарь, и тот очень странный: то горит, то погаснет, то снова зажжется.

Магазин светился яркой вывеской и был виден издалека. Виталика тут, видно, знали не первый день, потому как стоявший за прилавком парень, увидав его, заулыбался, сообщил угодливо:

– Добрый вечер. Как обычно?

– Какой вечер, – с пьяной ухмылкой отозвался Виталик. – Ночь на дворе. Дай-ка нам водочки хорошенькой и чего-нибудь закусить.

– «Чего-нибудь закусить» – это чего? – спросил продавец, доставая из-под прилавка бутылку с белокрасной этикеткой и какой-то сорокаградусной надписью на ней.

– Ну, не знаю, чего-нить солененького. Ты, Бляев, как насчет солененького?

– По барабану, – отмахнулся Леша. – Ты на запивку чего-нибудь возьми, соку или водички.

– Чё дурак? – удивился Яловегин. – Водку закусывать надо, а не запивать.

– А я запивать хочу, – упрямо, чуть не по слогам проговорил Леха.

– Хозяин-барин, – пожал плечами Яловегин и снова повернулся к прилавку: – Значит так, тогда еще пакет сока томатного и чего-нибудь солененькое.

– Чего солененькое? – вяло поинтересовался продавец, выставляя пакет сока на прилавок рядом с водкой.

– А чего есть?

– Рыба белая, красная, селедка, вобла, огурцы, грибочки, – монотонно забубнил парень. – Чего надо-то?

– К водке? – спросил ни к кому не обращаясь Виталик. – К водке сам бог велел огурцов взять. Ну и селедку давай.

Парень пробежался вдоль прилавков, заученными движениями хватанул с витрины несколько банок и вернулся к клиентам, натарабанил что-то магическое на кассовом аппарате.

– Все?

– А что нам еще надо? – глупо улыбаясь поинтересовался Яловегин.

– А я почем знаю? – Кажется, терпение парня начинало подходить к концу.

– Все, все, – поторопился вмешаться Алексей.

Продавец сунул бутылку, пакет и банки в мешочек с надписью «спасибо за покупку», бросил туда же чек и назвал сумму. Виталик непослушными пальцами выудил из кармана весьма увесистую пачку сотенных бумажек, расплатился. Небрежно сунул не особо уменьшившуюся пачку обратно в карман, получил сдачу, ткнул в другой карман уже совсем не глядя. Кивнул вместо благодарности и попер на выход.

Леша поплелся следом, не обратив внимания на то, что за ними споро двинулись два мужика потасканного вида, стоявшие у соседнего прилавка.

Мужики догнали их в проходе между домами, на входе в ближайший двор. Еще один выскочил откуда-то спереди и сразу кинулся наперерез.

– Ребят, закурить есть? – спросил тот, что пер навстречу.

– Нет, – довольно грубо отозвался Яловегин.

– А как проверю?

– Попробуй, – с угрозой вмешался Леша.

– Найду – мое?

– Посмотрим, – туманно заметил Беляев.

Сзади послышались шаги, кто-то толкнул в спину. Алексей не удержался на ногах – сказалась выпитая водка – и кувырнулся вперед, ободрав о некстати подвернувшийся бордюрный камень скулу. Перевернувшись, он приподнялся и замер. От представшей картины Беляеву захотелось быстро протрезветь. Виталик стоял в трех шагах от потасканных мужиков и Алексея, пьяно покачиваясь. В руке у Яло-вегина был зажат пистолет довольно внушительных размеров.

– Ты на кого кефиром дышишь, ботва зеленая? – прорычал заплетающимся голосом Виталик.

Мужик, на которого смотрел пистолет, дернулся было в сторону, но передумал.

– Пушку убери, – довольно уверенно начал он, но голос сорвался на фальцет. – Мы и сами тут не просто так. Градецкого знаешь?

– Это Герку-то? – усмехнулся Виталик.

– Германа Петровича, – поправил мужик.

– Герман Петрович сосет, – сообщил Яловегин. – Ты Рича знаешь?

Мужик заметно поскучнел. И через небольшую паузу пробормотал, затравленно озираясь:

– Извините, ребят, ошибка вышла.

– Это верно, – кивнул Виталик, убирая пистолет. – Брысь, фуфло.

Мужики попятились, растворились в темноте. Будто и не было их. Яловегин, все еще покачиваясь – трезветь он, видно, и не собирался, – подошел к Алексею и протянул руку. Тот отмахнулся, поднялся сам. Спросил, отряхиваясь:

– Виталь, ты где работаешь?

– Торгую помаленьку, – отмахнулся Яловегин. – Бизнес и прочая фигня. Пошли быстрей, а то водка скиснет. Ты только не говори никому.

– Чего не говорить? То есть да, конечно. Не скажу.

– Не, ты не понял. Ты не говори, что я их отпустил.

– В смысле?

– Ну, закон знаешь? Достал пистолет – стреляй. А я разговоры разговаривал. Расслабился я, понимаешь…

5

Алексей Беляев. 20 лет. Воспоминания

Утро было противным.

«Вечером трудного дня и утром приятного вечера, – подумал Алексей, приподнимаясь и с трудом припоминая вечерние подробности. – Хотя вчера вечер был не ахти».

Вспомнился Яловегин, пьянка, поход за догоном, уличная шпана. А до того…

А до того все было как в тумане. Почему-то теперь Беляеву начало казаться, что вся эта кутерьма с друзьями, которых смело можно было взять в кавычки, родителями, любимой, что обещала дождаться, – все это было не с ним. А если и с ним, то так давно, что успело переболеть, перегореть и остаться рваными клочками в плохо проветренной памяти.

«Да, теперь есть жизнь. Моя жизнь, которой надо как-то распорядиться. – Вопрос «как?» выглядел нелепо. – Неизвестно пока, ну и хрен с ним».

– Для начала что мы имеем? – пробормотал Алексей себе под нос.

Встав с раскладушки, Беляев натянул брошенные рядом штаны и рубаху и пополз в сторону санузла. Совмещенные туалет с ванной никогда ему не нравились, но сейчас почему-то такое совмещение показалось ему удобным, и Леша даже ощутил некоторую прелесть от подобного изобретения.

Вода из крана текла ржавая, но Алексей не обратил на это никакого внимания. Он с удовольствием умывался, громко фыркая, потом решил, что целесообразнее будет подставить под струю всю башку, нежели омывать ее части.

Из ванны он вышел мокрый и довольный.

– Виталь! – позвал в голос, но никто не ответил. – Виталик! Ау!

Беляев походил по комнатам; осознав, что находится в квартире один, он отправился с этим знанием на кухню. Здесь все было как и вчера, только посреди стола торчала бутылка пива, из-под которой выглядывала бумажка. Алексей потянул сложенный вдвое лист, на верхней его части крупными буквами было написано:

«ЗАВТРАКАТЬ БУДЕШЬ?»

И подрисованная рожица, что с жадностью косилась на пивную бутылку.

Алексей развернул лист. Здесь послание было значительно объемнее и серьезнее:

«Беляев!

Если тебе все еще нужна работа, то к часу дня подъезжай к Адмиралтейству. Там у фонтана тебя будет ждать человечек. Он тебя узнает сам, просто стой у фонтана и жди. Он подойдет, спросит, от кого ты. Скажешь, что от Витаса. Получишь от него пакет и адрес. Отнесешь пакет по адресу, возьмешь там другой пакет. Этот другой принесешь мне. Вечером увидимся.

Да, ключи от квартиры в прихожей на полочке, там же кое-какие деньги. Если все сделаешь, как я сказал, можешь считать их своей зарплатой».

Леша еще раз перечитал записку, сложил ее и сунул в карман. Затем, подобрав огрызок бумаги и карандаш, начирикал:

«ЗАВТРАКАТЬ БУДЕМ В УЖИН!»

Подсунул импровизированную записку под бутылку и пошел в прихожую. Ключи он нашел сразу, деньги тоже и, пересчитав, присвистнул. Для кого-то, может, это и не деньги, но для него, тем более сейчас, в конверте лежала очень приличная сумма.

«Это кстати», – подумал Алексей и весело подмигнул зеркалу на стене.

Обувшись, Беляев покопался с замком, вышел, запер дверь и весело поскакал вниз по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки.

– Кажется, жизнь налаживается, – громко заявил он на всю лестничную клетку.

Мощные потоки воды под огромным напором взлетали к небу, но, так и не достигнув заветного голубого купола, обрушивались вниз, разбрызгивая вокруг озорные блики солнца. Играла классическая музыка. Почему-то Алексею показалось, что это был Моцарт. Будто щелкнул в голове переключатель, и выплыло на поверхность основательно забытое знание из школьных уроков пения. Это произошло неожиданно для самого Беляева, потому что в классической музыке он не разбирался, впрочем, как и в популярной. Вся музыкальная культура странным образом прошла мимо него. Беляев смотрел, как неуклюжий фонтан пытается ударить струями небо, будто стараясь попасть в такт музыке. Получалось слабо, но в общем и целом шелест воды и довольно паршивая запись классики создавали приятное впечатление. Хотелось думать о чем-то возвышенном, но в голову лезли только сиюминутные проблемы.

– Простите, бога ради, – раздался бархатный голос из-за спины. – Вы от Витаса?

Алексей обернулся. Прямо перед ним стоял молодой человек в черных джинсах и непонятно-темного цвета спортивной куртке. Леша отметил серьезное, самое обычное, ничем не приметное лицо и непослушные вихры, которые кто-то тщетно пытался зачесать назад.

– Да, – кивнул Беляев. – Я от Витаса.

В выдержанной позе парня наметился перелом, какая-то расслабленность. Лицо перестало быть серьезным, он потер кончик носа и прокашлялся.

– Тогда, чувачок, пойдем-ка на лавочку присядем. – Голос парня потерял свою бархатистость, в нем появились какие-то едва уловимые нотки, которым Алексей пока не мог дать определения.

– Что ж, пройдем, – согласился Беляев и пошел к дальней лавке, туда, где было поменьше народу.

Парень со скучающим видом плюхнулся на скамейку, а Беляев осторожно присел рядом. В образовавшемся между ними пространстве появился полиэтиленовый красно-белый пакетик с надписью WEST.