Гастролеры, или Возвращение Остапа

Пивная королева засмеялась так заразительно, что лет пяти малыш в голубых шортиках, белой футболке и бескозырочке, выгуливающий молоденькую стройную мамашу, покрутил пальчиком у виска, отчего та захохотала ещё пуще.

Старик с молодым повесой присоединились, организовав весёлый тройственный союз. Святая троица, впрочем, тотчас обратилась в квартет, поскольку к ней присоединилась высокая блондинка в джинсах «Монтана», выгуливающая себя сама.

Когда эмоции поутихли, Жульдя-Бандя продолжил:

– Завершить своё земное путешествие нужно красиво. Я бы, например, совершил паломничество на святую землю и последний глоток воздуха сделал бы в водах Иордана.

– Идиёт! – старик, с тем чтобы закрепить сказанное, так же, как и малыш, покрутил указательным пальцем у виска, снова ощерив беззубую пасть. – В Ярдани и дурак потопнет. А вот ешели потопнуть в бочке ш пивом. Об тебе во всех гащетах пропишуть.

– Только не в моей, а то ещё и за меня пропишут, – продавщица растянула губы, отчего ее широкое лицо стало ещё шире.

Старик сделал внушительный глоток, крякнул от удовольствия, показывая, что жизнью вполне доволен.

– Слушай, папаша, – Жульдя-Бандя по-отечески обнял старика за плечи. – Опупительный ты пацан. Я бы тебя с удовольствием угостил пивом, но у меня нынче проблемы с деньгами.

– Ш мошгами у тебя проблемы, – поставил собственный диагноз несколько перезревший мальчуган.

– Папаша, попрошу без грубостей! – попросил молодой человек. – Почему ты такой злой? Если бы ты не был таким злым, я бы тебя усыновил, – обнадёжил он старика, что, впрочем, не вызвало восторга у последнего. – Береги печень, мой мальчик! – пожелал Жульдя-Бандя. – Глубокое вам мерси, – поблагодарил он королеву пивной бочки, передавая пустой бокал. – Я буду за вами торжественно скучать!

– Я тоже! – пообещала женщина, улыбкою провожая весёлого молодого человека.

Глава 19. Экскурсия по «Привозу» продолжается. Жульдя-Бандя в логове оголтелых привозян

Жульдя-Бандя решил продолжить изучение повадок привозян с крытой части рынка, на фасаде которого, под вывеской «Мясная лавка», было изображено в фас улыбающееся рыло кабана.

На прилавке с тушками домашней птицы – табличка с кратким воззванием: «Покупайте только у нас! В другом месте вас обманут ещё больше!»

К прилавку «пришвартовалась» парочка, способная у всякого вызвать улыбку: статная интеллигентная женщина и смуглый коренастый мужичок рядом с ней – в футболке и потёртых джинсах, походивший на портового грузчика.

– Почём гусь? – женщина ткнула тонким музыкальным пальчиком в жёлтую, откормленную на кукурузе тушку птицы.

– Это утка.

– Таки, утка или утак? – встрял мужичок, которому на это было глубоко наплевать, и на его весёлом лице прочитывалась потребность в общении.

Продавщица в белом халате, с ямками на розовых щеках, улыбнулась:

– А вам кого надо?

– У меня на утака рука не поднимется.

– Тогда утка.

– Почём утка? – сухо прервала женщина своего словоохотливого мужа. – По червонцу?!

– А зерно нынче недешёвое, – оправдывалась крестьянка, – полгода кормить и ухаживать нужно.

– Я свою Галю уже 20 лет откармлюю, – мужичок похлопал благоверную по бёдрышку, – гляди, какая справная.

Продавщица, рядом с ней и другая, торгующая кроликами, засмеялись, вызвав праведное любопытство у торгашей. Тушки кроликов были с лапками, скорее всего для скептиков, чтобы те не усомнились в том, что это не коты.

– Так, пошли отсюда! – интеллигентная женщина, посинев от злости, как медный купорос, отошла в сторонку, не желая, дабы над ней потешалась чернь…

Жульдя-Бандя, соблазняя продавцов, с видом заинтересованного покупателя разглядывал разделанные туши животных, развешанные на крюках, как в мистических триллерах.

– Дядько, бэрэм сало, – дородный парубок размахивал перед носом ломтем сала, толщиною своей наводившим на мысль, что оно не с кабана, а из гиппопотама. – Бачишь якэ гарнэ?!

– Телятина, телятина! – скандировал сосед с огромным тесаком в руках. Он лягнул кирзовым сапогом крутившуюся у его прилавка собаку. – Пошла отсюда, сука!

Собака, взвизгнув, умчалась, прихрамывая на заднюю лапу.

– Собака – друг человека! – напомнил, проходя мимо, Жульдя-Бандя.

– Корова – друг человека! – выразил несогласие друг бурёнки, умело развесивший на крюках останки своей подруги.

– Мущина, берём колбаску. Домашняя украинская, кровяная свино-говяжья. Пальчики оближешь! – заискивающим голосом пела годов тридцати молодуха, с озорной улыбкой и хитрыми чёрными бесовскими глазками.

Она для подтверждения провела языком по верхней губе, этим самым пробудив интерес потенциального покупателя вовсе не к колбаске с её очевидными достоинствами.

– А попробовать можно?!

– Один попробовал, – влезла торгующая огромными, как страусы, индюками, соседка с утвердившимися усиками, имевшая вовсе не платоническое любопытство. – Пришлось делать аборт.

– Зинка, отстань ты от человека, – черноглазая подала для пробы два блинчика: кровяной и украинской домашней колбаски.

Жульдя-Бандя предпочёл кровяную, вспомнив о том, что чукчи и эскимосы вкушают кровь убиенных животных, а эти дикие люди, живущие в гармонии с природой, определённо знают, что делают.

– Ну, так вы будете брать? Или мне забыть вас навсегда? – улыбалась продавщица вослед так и не состоявшемуся покупателю?!

– У меня холодильник умер: я бы взял. – Жульдя-Бандя моргнул ей, прочитав в чёрных бесовских глазках плотоядие…

Запах рыбы – неистовый и многообещающий, в котором превалировал дух копчёности, обозначил границу перехода из мясного павильона в рыбный.

– Рыба, рыба, рыба копчёная, рыба вяленая, вкусная – лучшая закуска под пиво. Цены ниже рыночных, – в разных тональностях зазывал покупателей невысокий коренастый мужичок с внушительным золотым крестом на волосатой груди, что несколько обескураживало покупателей. – Лещ, вобла, рыбец. Ветеранам Полтавской битвы и Бородинского сражения – стопроцентная скидка. – Шамайка, густера, тарань, азовские бычки с икрой…

– С чёрной? – проходя мимо его прилавка, спросил Жульдя-Бандя, под хитрою улыбкой на устах пряча торжество интеллекта.

– С кабачковой, – нашёлся торгаш и, после некоторой паузы, захохотал так заразительно, что сосед не смог воздержаться от комментария: «Дошло до жирафа на пятые сутки», – и захохотал пуще самого остряка.

Проходя мимо кафе с экзотическим восточным названием «Чайхана», улыбнулся, прочитав предупреждение на листе бумаги: «С попкорном и семечками – не заходить! И не спрашивать почему!»

У дверей на выходе из рыбного павильона его остановил интеллигентный, однако несколько подыстрёпанный гражданин в мятой мышиного цвета рубашке, с куполообразной клеткой в руках, в которой на деревянной жёрдочке метался встревоженный попугай.

Попугай, перемещаясь с одного конца перекладины на другой, беспрестанно кивал головой, периодически клоня её то в одну, то в другую сторону, отчего стороннему глазу могло показаться, что птица что-то доказывает своему хозяину, но тот категорически не внемлет аргументам пернатой твари.

– Мужчина, возьмите голубого попугайчика, – жалобным дрожащим голосом взывал великомученик. Не было сомнений в том, что он выкрал его из дома с целью опохмелиться.

– В каком смысле? – с серьёзным видом спросил молодой человек у не подозревающего подоплёки, отягощённого другими проблемами продавца.

– Как в каком? Из Африки, – подивился тот слабости ума потенциального покупателя.

– Я понимаю, что не из Якутии, по половому признаку? – ещё более серьёзно вопрошал Жульдя-Бандя.

– По половому признаку – холостяк, – нашёлся хозяин птицы.

– Нет, мне больше нравятся куры.

– Куры и дураку больше нравятся, но куры не умеют говорить, – сделал сенсационное открытие генеральный акционер попугая.

– А твой, что – умеет говорить?!

– Ричи, скажи: «Тёща дура!»

Попугай брезгливо посмотрел на хозяина, щёлкнул клювом решётку клетки и степень своего презрения выразил обронённым из-под хвоста крохотным серым комочком.

– Жаль, тёщи нету, – искренне раздосадовался обладатель говорящей твари.

– К тому же у меня тёщи тоже пока нету, – потенциальный покупатель виновато развёл руками. – А птица может утратить способность человеческим голосом выражать свои мысли. Прощай, отважный укротитель попугаев! – Жульдя-Бандя дружески похлопал укротителя по плечу.

– Возьми хоть за червонец, – жалобно просил тот, снизив стоимость своего питомца до предельно низкой отметки. – Вместе с клеткой! – взывал укротитель, упав до цены пухо-перового сырья, которое возможно было бы выручить с попугая.

Обладая врождённым человеколюбием, молодой человек сунул в руку мученику пятёрку:

– Бери, купишь пива. А попугая продавать не спеши, – напоследок напутствовал он. – Наверняка, найдется благодарный зять, который с удовольствием подарит его любимой тёще на день рождения.

– Тёща дура! – вдруг огласил приговор попугай, даже не подозревавший о своей гениальности.

– Устами птахи глаголет истина, – согласился с неопровержимыми доводами пернатой твари щедрый соотечественник. – Дети и попугаи врать не умеют.

Глава 20. Знакомство с ракоторговцем. Лёгкий философский экспромт для пролетария

Молодой человек вышел на улицу, зажмурившись от яркого света, ниспосланного Вседержителем. Наш герой отправился дальше – познавать непознанные души привозян.

Глазу открылся пёстрый пейзаж сельскохозяйственной продукции.

– Карто-о-шка, отборная, домашняя, очень вкусная, разваристая, карто-о-шка, – монотонным лирическим баритоном, журчал, как поп на отпевании, кургузенький мужичок в фуражке, как у легендарного бабелевского Бени Крика.

– Перец, чили, острый, как сатира, злой, как тёща! Не проходите мимо! – взывал паренёк, выглядывая из-за пирамид с красным и зелёным перцем.

Овощной павильон соседствовал с молочным, в котором в эмалированных тазах и кастрюлях покоились белые, как снег творога, сыры, парадный строй жёлтых со страусиное яйцо кусков коровьего масла на подносах.

– Сыр, молоко, сливки, творог, масло! – скандировала пышная розовощёкая хохлушка.

– Молоко свежее? – миловидная интеллигентная старушка ткнула пальцем в трёхлитровую четверть с молоком. – Не отравите?

– Я вас умоляю. Какой мне смысл вас травить, потому шо ж вы больше не придёте?

У пивного киоска, разложив на деревянном ящике варёных раков, крестьянин, на лице которого сияла счастливая улыбка простого добродушного человека, настойчиво провозглашал:

– Раки… варёные раки. Налетай, подешевело – было рубыль, стало два. Рубыль кучка – два рубля штучка. Коммунистам скидка!

– А почему скидка коммунистам? – выразил несогласие с доктриной ракоторговца Жульдя-Бандя.

– А потому что красные, – привёл контраргумент торгаш.

– А если бы раки были голубыми, то скидка была бы представителям сексуальных меньшинств?

– Коммунистам! – отстаивал первоначальную позицию пролетарий. – После их как сваришь – всё равно покраснеют.

– Зато коммунистов, сколько ни вари – краснеть не станут! – выдвинул гипотезу молодой человек.

– А ты варил?! – крестьянин обозначил на лице вопрос, отчего брови, неестественно скруглившись, взъёжились, а на лбу организовались ломаные линии морщин.

– Варил! – явно соврал оппонент.

– Брешешь!..

– Трофим, дай червонец, – вмешался в диалог поколений вывалившийся из пивнушки гражданин переходного, с претензией на почтенный, возраста и жалобно протянул руку, готовую принять подаяние.

Ракоторговец, аккуратно поправляя каждый палец, сложил фигу и поднёс рукотворное сооружение к носу просящего. Эту фигуру пролетарии частенько используют в качестве лаконичной и убедительной замены отрицательно настроенной оппонентки частицы «на».

– Дай будет при коммунизме.

– Ну, займи! – мгновенно нашёл выход из положения тот и, не сдержавшись, хихикнул, пытаясь вспомнить, когда произошло грандиозное событие, связанное с отдачей долга.

Жульдя-Бандя не смог отказать себе в удовольствии внести свою лепту в столь щекотливый вопрос.

– У него, видимо, огромный опыт по возвращению кредитов.

– Не то слово, – согласился ракоторговец, в совершенстве владеющий биографией просителя, и отобразил на лице улыбку, обильно орошённую язвой.

– Ну, займи хоть пятёрку! – страждущий готов был расстаться со слезой.

– На, только отстань! – добрый дядя протянул жаждущему пятирублёвку, отдавая себе отчёт в том, что тот будет клянчить до вечера.

На лице счастливого обладателя денежной единицы воссияла улыбка и неподдельная радость, отчего, на радостях, тот позволил себе шутить:

– Пятёрку будешь должен!

– Когда отдашь?! – вовсе на это не рассчитывая, на всякий случай, поинтересовался крестьянин.

– В понедельник! – искренне пообещал заёмщик и, удаляясь, с надеждой в голосе, прокричал. – Может, тебя за выходные трамвай задавит!

– Вот гадюка! – беззлобно пожурил кредитор, объяснив причину своей щедрости. – Свояк, будь он неладен!

– Когда даёшь взаймы, подумай, – возможно, лучше подарить и забыть, чем одолжить и всю жизнь помнить.

Ракоторговец, поджал верхнюю губу нижней, слегка склонив голову, как делает

всякий, в чём-либо усомнившийся:

– А ты, голуба, не нашинских краёв?!

– Я – не вашинских краёв?! – обвиняемый принял позу честного педераста, коему вменялась интимная связь с женщиной. – Повтори это ещё раз, только с выражением, и здесь будет море крови и горы трупов!

Ракоторговец хихикнул.

– Рано радуешься! – Жульдя-Бандя сделал лицо, на котором можно было ставить штамп с грифом «особо секретно». – Грядёт великая афера тысячелетия. – Всё, что раньше принадлежало народу, – заводы, фабрики, рудники – будет принадлежать его отдельным представителям. Естественно – лицам, приближенным к императору. Это, как говорил великий комбинатор – Остап Ибрагимович Бендер, один из четырёхсот способов честного отъёма денег у граждан.

Ракоторговец, как всякий уважающий себя одессит, проживающий, впрочем, в 20 верстах и трепетно относящийся к памяти «рождённого», по их мнению, в Одессе Остапа Бендера, восхищённо посмотрел на незнакомца:

– А людя́м что?

Жульдя-Бандя улыбнулся, впервые услышав, чтобы людей «ударяли» на второй слог.

– А людя́м, – он также сделал ударение на второй слог, – навоз и землю.

Незнакомец, кашлянув в кулак, удовлетворённо кивнул, поскольку ему именно это и нужно было. Рассчитывать на завод у него не хватало воображения, разве что на маслобойню…

– Там, наверху, – рассказчик вознёс указательный палец, устремив глаза во Вселенную, отчего было не очень понятно где: то ли у Вседержителя, то ли у обустроившегося за океаном генерального секретаря масонов, в чём, откровенно говоря, особой разницы не было, – решено перенести Иерусалим в Одессу.

Доверчивый крестьянин, цокнув языком, покрутил головой: он, без сомнения, поверил бы и тому, что Иерусалим решено перенести на Луну.

– Их главный ребе – Лазарь 17-й вместе со своими 13-ю апостолами, шамбалою и сионскими протоколами – это их путеводитель, – он отобразил на лице высшую степень секретности, – уже переехали в новый штаб на Малую Арнаутскую. Евреи, слава богу, наскитались. Ты пробовал когда-нибудь скитаться две тысячи лет?

Собеседник чистосердечно покрутил головой, стал чухать репаными крестьянскими пальцами скулу, будто силясь о чём-то вспомнить:

– А Стена Плача?! – вспомнив, задал он вполне резонный вопрос.

– Стену Плача решено оставить палестинским арабам. Пусть плачут себе на здоровье, – лицо незнакомца по-прежнему источало гриф секретности, но уже средней степени, поскольку главный секрет таковым уже не являлся. – Евреи своё отплакали. Теперь настала очередь поплакать другим. Евреи оставляют пропитанный скорбью и печалью монотонных нескончаемых псалмов и копотью лампад священный Иерусалим.

Жульдя-Бандя поразился, что так легко и непринуждённо «родил» столь мощную тираду. Он заподозрил в этом ауру, витающую над «Привозом» и над ним, в частности, и под воздействием этой самой ауры поспешил закончить мысль, дабы та не передислоцировалась в какое-нибудь другое место.

– Евреям с их праздничной конституцией, далёкой от меланхоличных настроений, ни к чему столько грусти и показного послушания.

Ракоторговец, с трудом переваривший треть мощной тирады незнакомца, удивлённо покрутил головой:

– Ты откель такой вумный?!

– Из Соединённых Штатов Армении.

– Поди, врёшь?

– Шоб я сдох!

Крестьянин подарил единоверцу самого большого рака, коего тот тут же съел.

Прощаясь, Жульдя-Бандя пожал ему руку:

– Спасибо! Родина тебя не забудет… но и не вспомнит!

– А ну-ка, погодь, – ракоторговец остановил его, приглашая сесть рядом на ящик, явно не из праздного любопытства. – Вот ты немножко умный человек…

– Я немножко очень умный… – охотно согласился парижанин.

– И щебечешь красиво. Ты по религии – христьянин?..

– Христьянин.

– И я христьянин, но дороги в церкву не помню. Не знаю, хороший ты человек или такой, как все…

– Конечно, хороший! – Жульдя-Бандя аж привстал с ящика, в попытке это каким-то образом материализовать. Что и произошло. – Иной раз смотрю на себя в зеркало и не налюбуюсь: «Какой же ты все-таки замечательный парнище»…

– Вот ответь мне, добрый человек, на один вопрос… – торгаш сделал паузу, поскрёб клешнёй за ухом. – Ответишь – все раки твои!

– Можешь завернуть!

– Не-ет, ты погодь, погодь. Не гони, так сказать, лошадей! – мужик пожурил натруженным порепанным крючковатым пальцем. – По нашей религии кто самый главный?..

– Иисус Христос…

– Вот! – крестьянин придал указательному пальцу вертикальное положение. – А

отчего ж мы говорим: «Слава Богу»! Восхваляем не Христа, а Бога…

– Та-ак. Это вопрос серьёзный. Тебя как зовут?

– Мыкола.

– Меня Вовик. Мыкола, дуй за пивом. Эта дискуссия, как минимум, на полчаса, а то и вовсе на час.

Вскоре ракоторговец вернулся – по паре бокалов пива в каждой руке. Он провёл мастер-класс по очистке раков, приготовившись слушать.

– Так вот, – Жульдя-Бандя стал серьёзным соотносительно поднятой темы. Он сделал внушительный глоток пива пред тем, как начать. – В мире три основных религии: ислам, буддизм и христианство, плюс мелкие, например, такие как юдаизм, индуизм. Исламисты поклоняются Аллаху, буддисты – Будде, христиане – Иисусу Христу, иудеи, евреи поклоняются Яхве.

Мыкола кивнул, соглашаясь с нехитрыми доводами рассказчика.

– Мораль евреев начинается и заканчивается деньгами, – собеседник глотнул пива, закусывая очищенным хвостиком рака, чем, слушая, занимался Мыкола. – Именно за это их, мягко говоря, не любят: христиане, мусульмане и буддисты, а возможно, даже и адвентисты седьмого дня. Один древнегреческий мыслитель сказал: «Все нации по-своему недолюбливают друг друга и все вместе ненавидят евреев (ремейк, М. Твен)».

Мыкола, я тебе как брату скажу, им просто завидуют. Простая человеческая зависть. У тебя есть раки, а у евреев есть деньги. Они купят твоих раков вместе с тобой. Вина евреев только в том, что они умеют делать деньги, а ты умеешь их только тратить.

Собеседник тяжело вздохнул, кивая головой, поскольку лучше тратить деньги получалось у его бабы: то абажур на лампочку ей подай, то стулья заместо табуреток, то клеёнку на стол, то пальто новое, хотя в этом и четырёх зим не отходила…

– Я приведу тебе пример. Я дарю тебе миллион. – Жульдя-Бандя придвинул к собеседнику рака, который, откровенно говоря, до миллиона несколько не дотягивал. – Что ты с ним будешь делать?

Тот, нисколько не обрадовавшись столь щедрому подарку, неопределённо пожав плечами, стал чухать клешнями ладошку:

– Ну… куплю машину. – Он сгорнул на сторону губы, сощурив левый глаз, поскрёб подбородок, силясь эффективно потратить деньги. – Дом в Евпатории. Ка..нет – яхту, – ретировался миллионер, посчитав, что яхта на синей глади моря будет смотреться симпатичнее катера. – Шубу бабе… эту…

– Норковую, – порекомендовал собеседник.

Мужик утвердительно кивнул и, покушаясь купить что-нибудь ещё, открыл для этой цели рот.

Жульдя-Бандя обозначил руками, что, пожалуй, для начала хватит и этого.

– А еврей купит заправку, которую будет кормить Мыколына машина, должность директора городского кладбища, куда впоследствии его и отнесут…

Ракоторговец хихикнул.

– А может, он купит «Привоз», – рассказчик воздвиг палец, – и лёгкий дождичек ассигнаций будет пополнять его финансовое озеро… Через год же твой сын, по пьяни, разобьёт машину. Дочка с друзьями, накурившись гашиша, посадит на риф и утопит яхту. Завистливые соседи сожгут твой дом в Евпатории. Моль сожрёт шубу… и ты как был бедным, так и останешься. Выходит, что я напрасно подарил тебе миллион. Ты его торжественно просрал. – Жульдя-Бандя вернул рака обратно.

Мужик улыбался, слушая убедительные доводы рассказчика.

– Евреи пережили ассирийскую, египетскую, римскую, византийскую, христианскую цивилизации, – рассказчик отхлебнул пива, напустив на себя философской мудрости. – Для тех, кто выражает к ним свои чувства открыто, евреи, управляющие христианами, мусульманами и буддистами, вместе взятыми, придумали закон об антисемитизме, по которому тебе дано право выражать свои чувства только утробно, в глубине души. Человечество с удовольствием ненавидит евреев…

Мыкола утвердительно кивнул, хотя ненависти к евреям никогда не испытывал, разве что – к проклятым янкам.

– …Спрашивается – за что?! Подойдём к этому вопросу философски. Еврей – это высокоразвитое, самодостаточное, высокоорганизованное существо! – Жульдя-Бандя воскресил указующий перст. Отхлебнул пива, сим же перстом, при содействии большого, закинул в рот раковую шейку. – С научной точки зрения, человек – это животное. Незыблемый закон животного мира – выживает сильнейший. Вот евреи и выживают, как могут. Да, человек – существо разумное, высокоразвитое, но это всё инсинуации. Человек сам себя обозвал разумным и тешится собственными выводами. А чем глупее таракан?..

Мыкола хихикнул от столь экзотического сравнения.

– Гомо сапиенс – человек разумный, – перевёл на бытовой язык рассказчик. – И этот самый разумный человек для своего собственного уничтожения изобрёл водородную бомбу. Где логика? – философ развёл руками. – Её нет. Недалеко то время, когда водородная бомба уничтожит тех, кто её изобрёл. Человека не будет, а таракан останется. Кто умнее?!

Мыкола, вытянув губы, почухал клешнёй затылок, кивая, подтвердил:

– Логычно!

– Но это небольшая, так сказать, ремарка, то есть отступление, – Жульдя-Бандя отхлебнул из кружки, тыльной стороной ладони стерев с губ пену. – Верховным главнокомандующим над всеми религиями является Бог! Бог – это генеральный секретарь, генералиссимус. Командующими, образно выражаясь, фронтами, являются – Аллах, Иисус Христос, Будда, Яхве и прочие. Их замы – пророки, апостолы – посредники между Богом и людя́ми, проще говоря, замполиты. У Иисуса, предположим, Моисей, у Аллаха – Мухаммед, у Будды – я…

Ракоторговец, соглашаясь, кивнул:

– Тут мне вроде бы немного понятно. Но я не врублюсь, был ли Христос на самом деле или же не был?!

– Конечно, был! Две тысячи лет назад! – с такой уверенностью заявил собеседник, будто Иисус был ему одноклассником.

– А как насчёт непорочного зачатия?! – Мыкола стукнул своим натруженным крестьянским кулаком по краю стола, коим был перевёрнутый вверх дном ящик. – Мы все – от порочного, а Христос от непорочного. Такое рази может быть?!

Жульдя-Бандя кивнул:

– С этим вполне согласен, возможно, пророки с апостолами здесь слегка переусердствовали.

– И самое для меня непонятное, – ракоторговец отхлебнул пива, отстранив кружку на край ящика. – Христос был кто?!

– Как это кто?!

– Ну, по национальности!

Молодой человек с ужасом обнаружил, что такой простой, на первый взгляд, вопрос поставил его в тупик. Он пожал плечами, пытаясь анализировать:

– Нанайцем он быть мог? Не мог, – он загнул мизинец, исключая тем самым Иисуса Христа из списка коренных народов севера. – Татарином, я думаю, тоже. Больше вероятности быть татарами у нас, нежели чем у него, хотя мы и мним себя русскими, – философ загнул безымянный палец. – Наверняка, он не был и узбеком, – средний палец составил компанию мизинцу и безымянному.

Мыкола, улыбнувшись, кивнул, соглашаясь с аргументами собеседника.

– Поскольку Палестина во времена доисторического материализма была заселена евреями и арабами, а на араба он похож так же, как я на эскимоса, то, вероятнее всего, Иисус Христос был евреем…

– Вот, – оживился Мыкола, – я об том же! Из этого вытекает, что мы – славяне, поклоняемся иудейскому царю! – он, угрожающе вознёс указующий перст. – Мы – славяне, – он с усердием постучал себя по груди, – не могли выбрать себе миссию посреди своих?!