Вспоминаю август 68-го

До моего слуха, из включённого телевизора, дошла концовка фраза: «…вступление армий пяти социалистических стран в пределы Чехословакии в 1968 году не было обоснованным, а решение в свете всех, известных теперь фактов, было ошибочным».

Понял так: осуждает новая Чехословакия, что не тронуло моих чувств – было естественным, они должны были так сказать. И давно.

Заинтриговал вопрос, а что скажут в ответ «наши»?.. Представил способность Михаила Сергеевича плести спиральную сеть слов вокруг да около, не давая конкретного ответа на конкретно поставленный вопрос, снимая со всех ответственность и никого не обвиняя… оказалось – ошибся!

Осуждали «наши»… всплеск противоречивых чувств – осуждали меня, «интернационалиста», имеющего грамоту за участие в Чехословацких событиях!… И сказана хоть какая-то правда… поздно, но сказана… Правда, которую с тяжким изломом, но понимали… как могли.

В «осуждении» звучала укоризна чувству выполненного долга, но и реабилитация моего понимания правды ТАМ… и последующих событий в нашей стране.

В политике ошибки не признают – их исправляют. Признать ошибку – это не только осудить тех, кто совершил её организационно (никакой высокопоставленный политик не вправе осуждать кого-то – судить он может только себя), но и растоптать тех, кто её совершил по принуждению… Мерзость политики – гнобить невиновных.

Горбачёв совершил это грязное политическое действие, признав ошибочным и ввод войск в Чехословакию, и в Афганистан… с «вводом» ошибки не было… ошибка в надуманной причине «задержки» наших войск.

***

К августу 1969 года, годовщине «событий», был написан очерк-размышление – готовился на факультет журналистики. Друзья, знакомые и незнакомые с интересом слушали мои впечатления о моём «вояже» в Чехословакию, что и подтолкнуло перенести их на бумагу.

Свои записки принёс в редакцию районной газеты и показал редактору Евгению Евгеньевичу, добродушному человеку с азартным взглядом и прозрачными мыслями, умеющему погасить, казалось бы, любой взрыв в чужой душе.

Евгений Евгеньевич слышал мои устные рассказы, поэтому с интересом притянул к себе две школьные тетради и тут же начал читать мои каракули. Привычно, по-редакторски черкая красным карандашом… который отложил после трёх страниц.

Лицо его наполнилось озабоченностью, непонятно насторожившей меня. Закончив чтение, он воткнулся в меня пронизывающим взглядом. Долго молчал, как бы осмысливая увиденное в моём нутре… заговорил, раскладывая по полочкам, понималось – меня начинают учить.

– Во-первых, уйма ошибок… грамматических (мне стало стыдно)… Читать надо больше русской классики… и не взахлёб, а втирать в память каждое слово…

– Во-вторых, устный рассказ у тебя живой, а на бумаге не хватает слов… жестами и мимикой написанному не поможешь (стыд не давал мне права на возражение)…

– В-третьих… в-четвёртых и т. д. Не буду говорить, нет смысла… для этих строк… Но в главном скажу: эта тема не для написания… Оставайся при своём мнении, но написанное… никому… пока… не показывай – не напечатают… даже Твардовский, будь он опять редактором «Нового мира» (меня облило внезапным страхом, который обычно исходит от особо уполномоченных чиновников с хамовитыми требованиями, проявляя диктат над чувствами и мыслями оппонентов… была потребность возразить… объясниться или хотя бы задать вопрос – почему?.. но язык приклеился)…

– Почему?.. не буду объяснять – пойми сам. ТАМ понял ситуацию – пойми и ЗДЕСЬ.

Что в моих строчках было такое, чтобы не «пущать»?.. наивность?.. возможно… Главное, там не было состояния и настроения – «Мы», воспитанное идеологией, законами и правилами общежития, чувством коллективизма до такой степени, что в общем растворяется и теряется – «Я»… Трудно и опасно жить, если вдруг найдёшь и проявишь своё «Я» в противовес «Мы».

***

Приближалась десятилетняя годовщина Чехословацких событий, ситуация «там» и «здесь» понималась в определённом смысле… но у меня была аллергия на слова – болел трудно излечимой болезнью, когда прочитанное или написанное слово вызывало тошноту, словно оно несло ложь, извращение, нагромождение замаскированной грязи в ровные красивые буквы.

Года три-четыре не писалось ни строчки… не читались книги и газеты, в которых расписывалась «правильная» и «красивая» правда, пудрящая мозги и извращающая жизнь. Казалось, разучился разговаривать – в семье, на работе, с приятелями изъяснялся на каком-то полугавкающем диалекте: полуслова, полуфразы, полумысли… а 68 год никого не интересовал… стирался из моей памяти… записки тускнели в связке макулатуры.

Комсомол воспитывал во мне борца… но натура сопротивлялась любым попыткам борьбы – из-за чего душевное противоречие и наплыв депрессии… Каждое дело из-за кажущейся ненужности и противности не доводилось до конца… Превращался в одинокого среди людей – не борьба управляла мной, а потребность высказаться.

Расхождение понимаемой действительности с официальными лозунгами и «красивой» пропагандой состояния общества и его целей – угнетало и чётко вырисовывало картину: в 68-м была задушена не только «Пражская весна», но и окончательно растоптана и замурована – с глаз долой! – наша «оттепель».

Хотелось выть от такой картины – на моих глазах спивались и курвились именитые и бесхитростные «шестидесятники».1

Наверное, в силу желания ещё раз определиться и распознать будущее, решил испортить несколько листов на воспоминание августа 68-го и, никому не показывая, сложил в ту же связку макулатуры… до 88-го года, когда услышал «признание ошибок»… захотелось вернуться в прошлое…

Воспоминания написаны в разных настроениях и мироощущениях по времени, но рискнул их соединить, переплетая последовательностью.

***

Многие желают, а некоторые даже жаждут оставить след на движущей спирали истории… не многим это удаётся, чаще маховик истории оставляет глубокие и болезненные следы в умах и сердцах людей.

История зачастую похожа на детектив, причём, сколько толкователей – столько версий… и в этом полезность для развития ума – подвергая всё сомнению, выстраиваешь своё мнение, которое признаётся только мной. Может быть интересным и для других… но убеждать кого-то – это насилие.

Вот поэтому рациональное осознание любой личности нуждается в определённой собранности… Но чувственный опыт настолько индивидуален, что любая организованность для личности опасна… Как соединить несоединимое?.. Изломом разума или ущемлением чувств?.. Недальновидные политики так и поступают – ставят в рамки воспитание чувств, чем ограничивают сознательную деятельность… удобно – и чувство, и сознание людей под контролем.

Августовские события 68-го в Чехословакии, не берусь судить обо всём поколении, но для многих изменили представление и понятие о политике, о взаимоотношениях в человеческом обществе, обновило понятие о смысле жизни.

Мы улетали из Союза с чувством тревоги, с ощущением случившейся катастрофы… и с проникновением, будто спешили к внезапно заболевшему другу… Ещё не понимая, что любовь к человечеству, одна из прекрасных идей, исходящей от сердца и широкой души, – по этой же причине и её ничтожность из-за неисполнимости и недостижимости в реальном пространстве.

Любить человечество – забыть о себе… и не дожидаться взаимности… натолкнуться на пустоту… и увидеть свою ненужность.

Слабость разума – неспособность объяснять недоступные ему явления… и тогда рождается вера в сверхъестественное… и надумываются несвойственные организму чувства.

***

Заявление ТАСС о вводе войск «по просьбе партийных и государственных деятелей» мы услышали в семь утра 21 августа из радионовостей… а 20-го в 19:15 нас подняли по тревоге… и мы со всей техникой стали на боевое дежурство. Смысл был неясен: учебная тревога?.. или где-то прорыв?.. Египет?.. Куба?.. Чехословакия?.. Греция?.. Вьетнам?.. Сходились на Вьетнаме…

Война – всегда ложный аргумент… но имеет пару оправдательных аргументов – оборона и восстановление законности… которые, к сожалению, используются во сто крат шире существующей действительности – все победные войны оборонительные или восстанавливают законность.

Полное отрицание войны, ещё более сложный вопрос, не имеющий оправдательных ни элементов, ни даже моментов… если их находят – это выдумка.

Агрессия – всегда варварство, но оборона, точнее сила обороны, – всегда сдерживание агрессии.

Любая война не может быть оправдана… оборонительные действия найдут оправдание.

В 9:00 была поставлена задача: двум эскадрильям полка подготовиться к передислокации в ЧССР. Ещё сутки живём в полевых условиях – работаем, смотрим «Обыкновенный фашизм» и внимательно следим за событиями.

Живём в трепетном напряжении. Как никогда чётко выполняются приказы… и уровень их целесообразности довольно высок. Оказывается, как много и разумно мы можем делать в едином порыве.

Само собой получилось – увидел возможность читать между строк в советских газетах… и какие были мастера, умеющие прятать сокровенные мысли в строчках!… И чтение было не скучным – одно слово, поставленное вне контекста, могло создать трепетную мысль и звонкое открытие.

Взволновала и поставила враскоряку статья в «Правде» «Чего они добились (расчёты и просчёты врагов чехословацкого народа)» – оперативная статья на заявление ТАСС (в том же номере… будто заранее написанная, что было поставлено нами в плюс журналисту Юрию Жукову), анализ в статье предметный, но что-то в ней настораживало…

Ю. Жуков заявляет, что «…советский народ и народы всех братских стран, а с ними все, кому дорого дело мира и социализма, активно поддерживают (?.. подчеркнуто мной – Н.П.) эти действия». Ещё не было и не могло быть ни одного отклика… ещё в этом же номере публикуется о поездке министра иностранных дел ЧССР на отдых в Югославию… ещё говорилось о письме бывших партизан ЧССР в таком тоне, будто ничего не произошло… а тут «активная поддержка!» – не стыковалось, был явный перехлёст.

И… красной строкой статьи вибрировал «высокий» смысл жизни!.. Нет «высокого» смысла – жизнь пуста!

Да, мы были наполнены высоким смыслом жизни и от глубокого его ощущения реальная жизнь выглядела неразумной… но жили-то мы в реальном мире, где не требовалось пафоса, а элементарная способность понимать и находить в нём своё место или в приспособлении, или утверждая своё «Я» – трудный выбор для неокрепшего ума.

***

Сложности и неудобства начались с первой секунды объявления боевой тревоги…

«Разводящий» (один из старослужащих, который знает, кому подавать пожирней, а кому пожиже) за столом (был ужин) смачно помешивал кашу (хлеб, масло, мясо и сахар были уже розданы и лежали выжидающими кучками возле пустых мисок)… и тут взвыла сирена…

В первый миг тревожно округлились глаза, и сработало сознание не только на давно отрепетированную цепочку последовательных действий, но и на выработку вариантов предстоящей угрозы…

Половник дёрнулся и утонул в запахе гречневой каши – «разводящий» исчез с поля зрения, столовая пришла, казалось, в суматошное движение.

Край глаза запечатлел, что Паша задержался… поворотом головы, определил его задержку – он сдёргивал со столов хлеб, сахар, мясо.

Меня поразило – розданный харч, в большинстве своём, лежал на столах, но моё было в моих руках… и ещё несколько парней, в основном «старики» (старослужащие, которые предпочитают питаться пожирней за счёт иной части военнослужащих) что-то держали в кулаках.

У «салажонка» (военнослужащий без привилегий «стариков») из Красноперекопска чуть позже брызнули слёзы из-за своей несообразительности… Паша поделился тем, что успел хапнуть, правда, неохотно… всё же с «салажонком», но старик Дима взмахом кулака перед Пашиным носом поставил условие: «Не поделишься – перестану уважать», чем поразил меня.2

Грузились до полуночи. После двух ночи вылетели… До границы с ЧССР не более тысячи километров – два часа лёту, а прошли за четыре… посадка подо Львовом, каким маршрутом прошли?

Утром после посадки обнаружили – нет сухого пайка… Командиры со злобой искали виновника… а мы осматривали окрестности в поисках съедобного, но вокруг степь в тумане, и бетонка подсказывала – вокруг, на расстоянии видимости, нет ничего жилого… да и нам не разрешено переступать за двадцатиметровую полосу от транспортов.

Пилоты порылись в «потаённых» отсеках… и из четырёх транспортов откопали около трёх кг сухарей, пропахших керосином, на 150 ртов… и ни капли воды… Вспомнилась детская забава – собирание росы с травы на ладонь…

Зрелище – укатайка… «стадо» цвета хаки ползаем по траве, и божественный восторг гасит туманную дымку – слизанные капли росы с ладони вкуснее нектара с Олимпа!

К одиннадцати часам дня начальник штаба с командой старшин притащили, с их слов, выпрошенные на коленях, со слезами, угрозами с призывами о патриотизме, у местного авиаполка – три головки голландского сыра, три оковалка колбасы, с десяток буханок хлеба и пять трёхлитровых баллона берёзового сока… и обещание – положенный паёк за сегодняшний день ждёт нас на месте прибытия и норма кормёжки будет увеличена.

Вылетели около часа дня… и опять каким-то немыслимым маршрутом через Польшу до Остравы – за три часа.

Над Чехословакией летели на максимально низкой высоте – виделось испуганное выражение лиц у людей… четыре мощных транспорта шумно разрывали воздух над головами чехов… явный акт устрашения… и в эти минуты он воспринимался с гордостью, но что-то пугало и меня…

Приземлились в тумане… Сквозь белую пелену проглядывались стволы зениток и коробки танков с красными звёздами, подчёркивая серьёзность мероприятия.

Тяжело ударила по сознанию надпись метровыми буквами на ангаре, по-русски: «Оккупанты, уходите домой! У нас свой социализм».3 В душе родились тревога и обида… понял… в воздухе боятся равноценного ответа…

Тревожила не только обстановка, но и возможная угроза межконтинентального пожара – между приведёнными в полную боевую готовность войсками стран НАТО и стран Варшавского договора лежала узкая полоска чехословацкой границы.

Обидно за то, что подчёркнуто старались ущемить словом «оккупанты», будто не по их просьбе пришли, да ещё давят на совесть: «В 45-м – освободители. В 68-м – оккупанты!»

Встретившие нас офицеры обрисовали обстановку как боевую: «… оружие не отпускать из рук ни на секунду», – только через две недели смогли поставить карабины в козлы.

Пугнули готовящейся боевой провокацией – разведка донесла… Наполнили воображение изуверскими картинками боевых стычек с противниками социализма… Намекнули на полный контроль за обстановкой, что ещё более внесло в мозги сумятицу… «напряжённая обстановка» и «полный контроль» – не увязывались… и некогда было «увязывать» в потоке информации и впечатлений.

И всё же, разрешая сомнения, виделось и понималось: использовать ненависть к «врагам» для борьбы с «неправильной» идеологией – это напакостить на себя – ненависть создаёт «врагов» с преувеличенной мерзостью… польза от ненависти только в одном случае, когда она направлена на преодоление себя и «врагов» внутри себя.

Мучила жажда. Привезли воду. Звонок… Полевой телефон выдаёт информацию: «Вода отравлена». Позже узнаём ещё один лозунг: «За Дубчека4 и Свободу5* не дадим вам воду»… Ждали очередного привоза в ошарашенном состоянии…

Безысходность туманилась в глазах солдат и офицеров. Зубы скрежетали. На лицах прописывалась готовность рвать и истреблять кого угодно, только покажи и дай команду.

Мудрость из народа гласит: «Добро должно быть с кулаками…» но не объясняет, для чего кулаки… для защиты – потребно для добра… для нападения… добро уже не добро.

Столкнул нас с унылой точки Киричек, ефрейтор-«старик». Он закричал благим матом, не считаясь с субординацией: «Двигаться, козлы, надо! У нас горы дел! А вы бельма выкатили, руки плетью повесили».

Офицеры почувствовали себя командирами. Не обиделись, приняли сказанное за шутку… а мы зауважали Киричека ещё больше – он был надёжен, что ценится выше красивости в чертах лица.

В деле почувствовали себя. Отвлеклись от паршивого мира, неизвестно что таившего в себе. Появилось желание познать его через себя, не загружаясь внешним идеологическим воздействием, сделать мир попроще, не усложняя его своими чувствами.

В суждении достигается достоверность, когда решаю все сомнения… эта достоверность в пределах моих знаний, понимания и убеждённости. В полной мере достоверность уходит в бесконечность… а в пределах познанного она относительна.

Трезвое и беспристрастное мнение принадлежит «чистому разуму» – чего не может быть никогда… Бывает бесстрастная мысль – явление единичного порядка и не имеет рядности… ведь только ряд мыслей может составить мнение.

В советские времена истина определялась мнением узаконенного авторитета (вождём)… что извращало не только истину, но и жизнь людей.

***

Киричек, с выразительно незаманчивыми чертами лица, но привлекательным взглядом, умел быть пронзительно ироничным, высвечивал спокойную рассудительность и оставался ясным в мутных ситуациях. Своей внешностью он больше отпугивал, чем располагал на какие-либо отношения…

Всякий стремящийся к свободе делается её рабом, а любой делающий себя самостоятельным сам обуславливает отношения с людьми и обстоятельствами. Лучше преодолевать нужную зависимость, чем становиться потребным рабом… В преодолении – ощущение силы, в подчинении слабость, усиленная злостью.

Его способность ориентироваться в обстановке и ненавязчиво предлагать решения из казалось бы безвыходного положения… юмор, без тени безысходности, с грубинкой, тождественной самой ситуации, не придуманный и заранее не подготовленный, а рождённый в действии… непринуждённость в общении с людьми… бескорыстность в делах – само собой притянуло к нему дружбой и растворило его некрасивость в особые черты, подчёркивающие его самостоятельный характер.

На «большой земле» Киричек наблюдал за моим журналистским творчеством для войсковых газет и «литературными чтениями» для всей казармы, высказывал своё мнение… которое мною воспринималось критиканством и несерьёзностью… и отталкивалось душой.

На «малой (чешской) земле» присматриваясь к Киричеку, понимал, что он далёк от поношения – не раскладывал действие на «плохие» или «хорошие» поступки, но в каждом действии раскрывал заблуждение, в котором находил ошибку и спрятанную за ней истину, – его мнение высвечивается реальностью… а для меня это благодатное явление.

Меня заинтересовала его фамилия… и оказалось, он не владеет ни молдавским, ни румынским языками и не представляет себя вне русской культуры… с колыбели воспитывался на русском языке – родился в Иваново… отец – офицер советской армии, мать – ткачиха.

Впервые в своей жизни мне не пришлось спорить, доказывать свою точку зрения, опровергать мнение оппонента. С Киричеком велась беседа, в которой он не настаивал на своём понимании и соглашался с тем, что должно быть правильным… взаимодоверие предполагает непринуждённость в беседе на любую тему.

Помнится первое и последующее – яркое… первой беседой был национальный вопрос… то, в чём мы были «единодушны», выльется в следующую картинку…

Единство – одно из естественных устремлений людей… которое способно сохранить жизнь на земле и уберечь людей от разрушительных страстей и глупости… Но достигнутое единство в полной мере – начало разрушительного процесса… Уничтожению подлежит нации и национальные культуры… нужно ли это людям?.. Мы были «единогласны» – нет!

Нация – особая, отличительная и самостоятельная культура в человечестве, в чём её сила и ценность… В то же время, национальные амбиции, точнее – национальные амбиции политиков (у народа национальная гордость), не способствуют развитию нации и обедняют её культуру… И в интернационализме нет панацеи для обогащения мировой культуры – на разрушенном не обогатишься.

Из этого понималось: укрепление национального государства – то положительное, что воссоздаёт национальную культуру… и насколько данная культура своеобразна и привлекательна, зависит отношение к другим нациям.

Изоляционизм – это не только ограниченность и узость культуры, но, в большей степени, её ничтожность.

Империализм страшен массовой и клишеобразной (современные «критики» назвали бы – попсовой) культурой, засоряющей мозги несуществующим превосходством.

Объединение наций в блоки по идеологическим или религиозным понятиям несут в себе черты изоляционизма и империализма…

Единений наций в общечеловеческую культуру даёт возможность обрести мир и избавиться от глупостей, бросающих людей на противостояние.

Любые мифы рождаются легко и по той же причине неохотно разрушаются… миф свободно воспринимается, по своей простоте… но не всегда наивен.

Международное правление – очередной миф о свободе личности в научно-техническом мире.

Свобода моя там, где моё место и в моём достоинстве, а не в моей власти… надо быть необыкновенно сильным, чтобы выдержать тиранию власти и не подвергнуться изменению к пошлости.

Отношение между нациями на основе международного права, без ущемления свобод личности – единственное реальное правление между нациями… более того, право раскрывает границы между народами, освобождая личность от национальной ограниченности.

«Беседа» на заданную тему проходила в первую ночь на чешской земле, и она душевно способствовала преодолеть неудобства… как мы надеялись, временные, поэтому не существенные.

На следующий день начальник политотдела (ещё не прибыли наши «игрушки» с пилотами, а мозгоковыряльщик уже здесь), на «малой земле» по кличке «комиссар», газетными фразами объяснил ситуацию в мире и на нашем «фронте»… и от себя добавил: «Чехословаки (как будто есть такой народ) идейные предатели социализма!» – получив «бурные аплодисменты» в виде неодобрительного иронического смеха… а для него, как божья роса…

На что Киричек сказал довольно умную вещь:

– Когда пытаются оправдать предательство, в котором только шкурные интересы, то ищут идейную подоплёку… Идейного предательства быть не может – с идеей можно соглашаться или не соглашаться, можно верить или отвергнуть, но предатель – абсурд, – все, кто слышал Киричека… не аплодировали, но молча согласились, и никто не ступил в «идеологическую дискуссию».

В разговоре наедине, в продолжение темы, задал, в большей степени самому себе, вопрос:

– Вероятно, культура нашего «комиссара» ограничена газетными статьями?.. – на что Киричек ответил неординарно:

– «Культура контролирует поведение политиков» – мечта назидательных (в то время, знакомо было слово «либерал», но глубины этого понятия не осознавалось – вокруг себя не встречал либералов) интеллигентов, у которых любимое словечко «надо!»… а что там в душе у «комиссара»?.. может, он поэт, скрывающийся за служебным долгом… а может, и дерьмо, прикрываемое погонами.

***

Первая ночь. Дождь и слякоть. Единственная палатка не вмещает в себя десятой части людей – транспорт с нашими «крышами» по метеоусловиям посадили на «большой земле».

Что делать? – вопрос для интеллигенции, а голь на выдумки хитра – ещё не прилетевшая «техника» может постоять и под дождём, а вот брезентовые чехлы, натянутые на трапы и лестницы, вполне может заменить палатки.

Полувлажная солома и солдатская шинель смогут согреть душу и тело… можно, уткнувшись в шинель и в себя, помечтать о домашнем уюте и о чём-то добром… Дурные мысли отгонялись – утро вечера мудренее.

Летний, но нескончаемый дождь льёт уже третий час… своим монотонным шуршанием убаюкивает, и проваливаешься в необыкновенный сон…

Рождается весна! Запах зимы исчез. Облака не обременяют небо – приобрели ясный контур и наполнились силой. Лучи солнца заполнили горизонт и замерли стеной, высвечивая даль. Серый цвет смыт теплым дождём, и во всех оттенках разлилась синева. Ветер несёт радостную прохладу и завораживает восторженная трель невидимой птахи… Как никогда хочется дышать и жить…

Вероятно, сегодня добрый и нежный праздник… и дарят цветы… но пусто вокруг и некому подарить букет… я бы предпочёл фиалки…

Снова лето… мы вдвоём на середине бурной Кубани. Течение несёт нас в тишину и в уединение. Молчание не разделяет нас – слова лишние. Говорят глаза – в них блеск предвкушения… и небесной лазури… краски августовского леса… и восторг от движения… Стремительное течение разводит нас, но мы не сопротивляемся – мы будем ощущать только друг друга, а не себя…

Восторг ожидания выводит из сна… и наполняет калейдоскопом мыслей от вчерашних и предыдущих впечатлений…

Мерзко пахнет от политики, которая создаёт искусственную жизнь, глумясь над подлинной, уводит в сторону… и нет ощущения, что её можно преодолеть – слишком большое нагромождение ненужного…

Юношеский возраст сложен тем, что сознание формируется под гнётом впечатлений, а они разнонаправлены… можно ли найти правильный выбор?