Контуженый

– Вперёд бойцы… Все сюда. Всем уйти с линии огня… Занять оборону. Вперёд. Мать вашу… Все сюда. Мать ети… Быстрее… Вперёд… Сюда живо все. Вашу мать…, – громко скомандовал он.

Небо сковало, словно тёмными ручьями. Они живо неслись странными путями. Поддувал ледяной ветерок. Вновь воздух сотрясли взрывы снарядов. Берег реки окутал тёмный дым. Вверх подлетела влага, ил и песок. Всё смешалось воедино. Потянуло взрывчатой гарью. Бойцы живо побежали вперёд. Все рассредоточились. Многие метнулись к пристани, чтобы вступить в город. А затем принять бой.

Глава вторая

Небо сумрачное пестрило неясными, рваными облаками. Вдали всё темнело. Веял холодный, осенний ветер. Близилось раннее утро. Над промышленными районами Сталинграда ввысь поднимались облака тёмного дыма. Веяло жуткой гарью и пеплом. Кругом возвышались исковерканные стены каменных построек. Стальные ангары также пребывали в разрушениях. Груды камней и металла образовывали заторы на улицах и переулках. Чудились жуткие создания, которые появлялись сами по себе. Они пугали и завораживали. Они возникали повсюду, словно вылезали из другого параллельного мира, где царствовал полный ужас и хаос. Бойцы 13 гвардейской стрелковой дивизии притаились за битой, расстрелянной, каменной стеной. Кто – то укрывался в разбитой траншее. А кто – то таился за кучей ломаного камня и кирпича. В штурмовой группе значилось всего двадцать три бойца. Все замерли и ждали приказа. Здесь среди прочих имелись и новобранцы – молодые юнцы и те, кто был уже в возрасте. Самому старшему Ивану Коротышкину уже миновало пятьдесят семь лет. Лицо его медное, суховатое, жилистое. Глаза большие, немного шальные. Губы тонкие цвета ярко багряного. Он носил густые усы. На нём закоптелая телогрейка. За поясом несколько ручных гранат. В руках автомат ППШ – 41. Иван значился метким стрелком. Он лихо и далеко кидал гранаты. Так он подавил уже несколько миномётных точек вместе с личным составом противника. Самым молодым бойцом являлся Савва Тарелкин. Тут его так и называли по прозвищу Молодой. А он немного обижался. Ему исполнилось недавно восемнадцать лет. Буквально отметил своё день рождение месяц назад. Затем получил повестку и отправился на пункт военной подготовки. Двенадцать часов он проходил обучение тактике и военному делу. Ему выдали тёплую одежду и обмундирование. Он получил автомат ППШ – 41. Запасную обойму он уже нашёл непосредственно в городе. Теперь значился бойцом штурмовой бригады. Он довольно высокий. Тело двужильное, развитое. Лицо, как мордочка у дикого быка. Он часто засматривался в одном направлении. Но мух не считал. Глаза немного дикие, широкие, с оттенком сиреневых облаков. Губы полные и вытянутые вперёд. Одного эсэсовца Уно он просто задушил голыми руками. А тот весил немало. Около восьмидесяти килограммов. Крепко сжал шею и держал над собой, пока тот не скончался. Савва кричал громко, когда шёл в рукопашную битву. Его голос вводил врага в ступор. Ор его такой поднимался, что штукатурка отпадала от стен. Сейчас он прищурился, навалившись на каменную груду. В руках крепко сжал табельный автомат. Телогрейка плотно прилегала к мускулистому телу. За пазухой он держал пару ручных гранат. В кобуре сидел мощный трофейный кортик. Чуть в стороне в узком разбитом переулке стояла лёгкая противотанковая пушка «К-53». Ствол смотрел куда – то ввысь. Орудие тащили бойцы Афанасий Большунов, Василий Дамко и Герасим Пятюхин. Все уже не раз проявили себя в бою. И значились, по сути, ветеранами битвы. Афанасий уже в возрасте. Ему пятьдесят лет недавно исполнилось. Лицо багряное, как будто загорал на курорте. Он тридцать лет проработал на бульдозере. Сам широкий, как медведь. Василий узкоплечий молодой рубаха парень. Лицо бледное, слегка чумазое. Каска большая, казалось, скрывала его округлые, синие глаза. Виднелся только нос и рот. На остром подбородке виднелся небольшой шрам в виде тонкой чёрточки. На жилистом теле плотно сидела телогрейка. За спиной висел карабин. В кобуре прятался острый нож. Герасим интеллигентный, рослый, упитанный. Он работал учитель музыки в сельской школе и сам часто сочинял оды. Лицо приятное с лёгким загаром. Глаза прямые тёмные, как у истинного южанина. Нос большой, греческий. Губы полные с оттенком алого цвета. Он чем – то походил на известную кинозвезду.

Повеял холодный, осенний ветер. Старшина Николай Яковлевич Ярилов, лежа на камнях и бетонных блоках, взялся за бинокль. Ему уже на днях исполнялось неполных пятьдесят годов. Где он только не работал. И водителем, и сварщиком на заводе и на стройке, и дворником, и плотником, и слесарем, и даже он катера водил на реке Волге. Сам статный красавец. Прямо кинозвезда. Глаза живые с оттенком ясного небосвода. Взгляд волевой, как у тигра. Там на пристани у Волги и познакомился со своей будущей женой Томой Мурковой. Она имела статную фигуру. Грудь её пылкая третьего размера. Коса тёмная длинная. Лицо беленькое. Кожа нежная. Глаза чудесные, как океан. Губы бантиком, словно силиконом накаченные, брови домиком. Ноги загорелые от ушей. На ней всегда пестрили яркие платья в горошек. Он же устроил ей настоящую романтическую встречу. Просто угнал катер на целый день. За это после его и уволили. Но тот денёк получился на загляденье. Любовная парочка укатила на катере прямо в розовый закат. Они целовались и танцевали до упаду на площадке катера под открытым небом под мелодии «Московские вечера», «Сиреневый туман», «Очи чёрные…» и «Катюша». А кругом водные речные бесконечные глади. И чудесные дали, куда так и хочется улететь на воздушном шаре. И как заворожённо и красиво он ухаживал за своей пассией. Он выносил шампанское и фрукты на подносе, носил её на руках, много шутил и балагурил. Она смеялась мило, громко, чудно и заманчиво. И порой глупые, и пористые поцелуи не заканчивались. Они, тогда стоя у бортика, нежно и сладко целовались в губы. Вкус дурманил. То пористый и немного сладкий получался поцелуй, то нежный и чуть солёный, то кремовый и бархатистый с обильной слюнкой. Прямо страсть и агония. Возлюбленные занялись жаркой любовью прямо на капитанском мостике. И их молодые сердца в порыве совокупления очень долго бились в унисон. А её большие глаза цвета далей океана завораживали напрочь. Николай, тогда лишившись работы в порту, устроился в кинотеатр дворником. И долгие вечера там зажигал со своей пылкой пассией на задних рядах, где собирались истинные любители поцелуев. Он прожил в городе Сталинграде около двадцати лет. Ещё несколько годов отбыл в местах не столь отдалённых за дерзкое хулиганство. По пьяному делу разбил витрину универмага. Там он познакомился с крутыми ребятами. Они и научили его некоторым фокусам. Теперь его бросок ножа приравнивался к броску кобры. Он всегда держал запасное лезвие в рукаве тёплой телогрейки. Сына Никифора уже взрослого потерял по простой глупости. Тот сильно напился и попал под трамвай. Николай быстро заглотил слюнку. Сейчас он выглядел сурово и чуть старше своих лет. Уже проступила малозаметная седина на очень коротких томно-русых волосах. Глаза глубокие, как две щёлки цвета бурной реки и пенного водопада прищурились. Лицо округлое жилистое медно-томного цвета напряглось. Виднелась жёсткая щетина. И выказались вены на мощной шее. Нос прямой, вздёрнутый на кончике. Ноздри широкие, как у кабана. Тело развитое, но жилистое. Руки сильные, мускулистые. Прямо округлые большие бицепсы виднелись. Его развитый, округлый торс имел невероятную рельефность. Здесь же имелась и небольшая синяя наколка. Она походила на маленькую летучую мышь. Он как – то увлекался тяжёлой атлетикой. И легко поднимал одной правой штангу весом в сто килограммов. Но бросил спорт довольно быстро. Увлёкся спиртными напитками. Но уже давно завязал туго с выпивкой. На нём плотно сидела телогрейка. На голове пилотка. Тут и значок – большая красная звёздочка. В карманах имелось несколько ручных гранат-лимонок. За спиной висел автомат ППШ – 41. Николай, зорко наблюдая за зданием бывшей профсоюзной конторы, напряг свои жилы. Сейчас он походил на спокойного питона, который терпеливо выжидал и уже обвивал своим могучим телом потенциальную жертву. Мысли томили. «Так… Знака никакого не было… И видел я… Кто – то мелькнул в томно – зелёной форме. Немцы в здании. А ещё вчера наши там были… Вот значит, как получается… Взяли контору сволочи… Ничего. Сейчас мы вам выпишем билет домой и на поезд всех вас посадим… И покатите вы своей нелёгкой дорожкой. Значит, они там… Засели и сидят хорошо… У нас какие шансы… Пробить стену… Она уже пробита… Шумно будет. С другой стороны… Заходить в этот ход опасно. Явно засада там. Гранатами закидать. Другой вариант. И заходить быстро… Опять же пулемёт может быть, где – то в стороне… Отсюда не увидишь. Да и там не лучше… Когда подойдём. Тогда пробить другой вход… Ближе… Ещё ближе. А потом гранатами закидать первый этаж наш. Дальше по лестнице с боем. Другой разговор… Да и заминировали старый вход, скорее всего… Так… Так. Сейчас… Как бы нам это всё лучше провернуть. Ход у нас один… Разведчики доложили на улице тихо. Значит, можно с ходу брать штурмом. Интересно, сколько их там засело этих эсэсовцев… Но одного я видел это точно… Значит, они там… Брать надо их прямо сейчас… Выстрел из пушки. Пара секунд. Мы заходим. Пулемёт они не успеют передвинуть. Дальше вверх по этажам… Тихо пока как… Как тихо. Ладно. Надо действовать… Прямо сейчас… Нечего размусоливать… Засели там значит, уроды…», – подумал он. Старшина выдохнул, бегло глянув на рядового Кондрата Куклина. Тот имел приятную внешность. Глаза большие, выразительные, цвета золотого песка. Нос прямой с горбинкой. Губы широкие тонкие с оттенком горящей стали. Он носил тонкие чёрные усы. Сам высокий. Тело развитое. На поясе большой кинжал в кобуре. Само лезвие из уникальной дамасской стали. Он уже не раз его окропил кровью врагов. Слыл на гражданке поваром. Работал в ресторане «Поплавок» у реки. Готовил самые уникальные блюда из разных кухонь мира. Прямо золотые руки. А закончил только быстрые курсы.

– Ну… Что там Коля? – спросил Кондрат.

– Глухо дело. Немцы там… Уже заняли наши позиции… Теперь отбивать придётся… Сволочи…, – ответил Николай.

– Отобьём…

– А что ещё. Загорать тут не будем. Да и солнца не предвидится. Давай сюда нашего пушкаря Афанасия… Ему надо быстро всё растолковать.

– Аха… Афанасий… Сюда… Давай…

Повеял лёгкий ветерок. Боец Афанасий живо двинулся вперёд. Он пошёл чуть ли не гуськом. За его широкой спиной диагонально висел карабин. Руки грубые и сильные облюбовали битые камни. Под сапогами перебирался и сыпался песок и камешки. Он, выдохнув, прижался к каменной груде. И навалился на неё своим развитым торсом. И тут же глянул на лицо командира. Старшина был несколько взволнован. Он всё напряжённо и зорко смотрел в бинокль. Глаза сильно прищурились. Николай сжал суховатые губы. И тут же передал бинокль своему боевому приятелю Афанасию. Тот принял и прижал к лицу.

– Смотри Афанасий. Лучше смотри… Задача вам такая. Ближняя к тебе стена на первом этаже конторы. Там есть уже пролом. Но там засада. Чую я. Я всегда чую… Вам нужно пробить ещё один вход ближе к углу здания. Бей бронебойным снарядом. И сразу мы заходим. Потом по команде. По верхним этажам бейте фугасными и осколочными снарядами. Только по сигналу. А то в нас попадёте ещё… Задача ясна…, – твёрдо заявил старшина Николай.

Повеял лёгкий ветерок. Пушкарь Афанасий зорко смотрел в бинокль прямо на здание разбитой заводской конторы. Он прищурил своё меткое око. На красно-бело-сером трёхэтажном здании заметно обрушилась крыша. Но не вся. Виднелся внутренний чердак. Там имелись обугленные ломаные доски и брусья. Некоторые разбитые окна имели теперь округлое отверстие. На стенах оголялась кирпичная кладка. За зданием тянулся дымок из глубокой расщелины в земле. Казалось, она вела в коллектор – канализацию. Большое дерево давно сломилось. И имело вид абсолютно безжизненный. Как и вся улица и все переулки города. Здесь давно поселилась пустынность. На дорожке и тротуарах имелись глубокие выбоины и сломы. Возле обугленного входа в здание лежала расстрелянная из автоматов деревянная дверь и обугленные доски. Образовывался небольшой завал. Вокруг рисовалась жуткая панорама из разбитых зданий и гаражных цехов и боксов. Виднелись воронки кругом и большие груды из камней. Чуть поодаль стоял, словно на пригорке подбитый советский тяжёлый танк КВ – 1. Бронетехника уже вросла в песок и грунт. И, казалось, он здесь стоял всегда. Он заметно косился. И, как будто, мчался с горы. Пушка смотрела в землю. На баше рисовались круглые люки в открытом положении. А рядом с танком имелась большая, глубокая воронка. Где – то неподалёку дымился немецкий самолёт «Хе – 111». И торчал из разбитой земли только его хвост. Внутри заводской конторы на всех этажах расположилась часть 51 немецкого стрелкового корпуса. Здесь находились солдаты вермахта. Среди прочих и немцы, и венгры, и итальянцы и даже румыны. Ими командовал штурмбаннфюрер СС – командир бригады Франс Рихтер. Ему недавно исполнилось тридцать девять лет. Он имел сухожильное, но развитое тело. На овальной голове плотно сидела квадратная тёмная каска, где красовалась свастика. Лицо загорелое. Глаза узкие лютые цвета шипящей соды. Губы тонкие широкие с оттенком белого пепла. Чем – то его фейс напоминал мордочку жуткого ягуара, когда он улыбался. А улыбался он редко. На нём плотно сидел китель и маскхалат, который отлично сливался с местными реалиями. Франц значился кавалером рыцарского Железного креста. И держал свою награду на кителе. К ремню пристёгивалась гладкая кобура. Там сидел личный пистолет – парабеллум. На запястья он надевал трофейные часы. Их насчитывалось по пять на каждую руку. Он выбирал самые красивые механические часы и слыл эстетом. Сейчас он восседал на деревянном ящике и проверял на боеготовность свой табельный автомат МП – 40. На поясе висели запасные обоймы в кожаном патронташе. За спиной находился противогаз, уложенный в металлический тубус – комплект. Внешне он походил на цилиндр, как термос. Франц бегло осмотрелся. Рядом с ним стоял ящик, в котором лежали трассирующие патроны. Он взялся набивать обойму. Тут же рядом с ним находился его соратник немецкий фельдфебель Отто Боано. Тот имел довольно приятные черты загорелого лица. Глаза прямые тёмные, как у варана. И внешне он чуток походил на хищную рептилию. Нос чуть витой и с горбинкой. Губы полные цвета томно багряного. Он часто показывал свою белую улыбку. И умело играл на губной серебристой гармошке. И сейчас взялся за свой музыкальный инструмент. И слегка засвистел мотив чудной песенки.

– А ну брось это… Хватит. Ты мне действуешь на нервы Отто. Хватить дуть в свою дудку. Лучше делом займись…, – резко сказал командир Франс.

– Франс расслабься старина. Все под контролем… Русских здесь пока нет…, – вальяжно ответил Отто.

– Я сказал не отчётливо. Отто. Ты не понял. Брось это. Пока я не выброси твою гармошку в окно… Вместе с тобой…, – нервно выразился Франс.

– Франс. Да что с тобой. Ты какой – то нервный в последнее время. Всё же классно. Мы взяли контору. И всех перебили, кто не убежал. Теперь у нас отличная позиция. Русским здесь ничего не светит, пока мы здесь… Скоро подойдёт тяжёлая техника. Тогда им и вовсе придётся прыгнуть в реку… Хаахааа. Давая я ещё немного поиграю… Смотри нашим солдатам нравиться… Они улыбаются… Ну, кое – то…, – смело заявил Отто.

– Отто. Мы потеряли Карло и Людвига. Ты уже забыл об этом… Так я тебе напомню… Это были наши отличные солдаты. Я тебе всё сказал. Убери свою погремушку… Хватить играть и скалиться. А то на ней скоро будут играть русские…, – хмуро заявил Франц.

– Ну… Вот ты всё – таки испортил мне настроение…, – ответил приятель Отто Боано.

– Отлично. Может, теперь будешь умело сражаться и займёшься настоящим делом…, – сказал командир.

– Хаахаааа… Отлично сказано…

Фельдфебель Отто Боано слегка улыбнулся. Он, взирая на боевого приятеля, живо убрал в карман свой музыкальный инструмент. И тут же взялся за автомат МП – 40. Он быстро проверил боезаряд. Глаза округлились. Он живо осмотрелся. Внутри помещения витал затхлый, влажный запах. Хотя все окна уже давно не закрывались. Бетонный пол был усыпан гильзами всяких орудий. Тут же лежали окурки цигарок и самокруток, битые стёкла, грязная жжёная бумага. Виднелись и пятна крови на бетонных стенах, на полу и даже на потолке. Всюду лежали коробки, кирпичи и мешки, набитые речным песком. Они образовывали амбразуры и перекрытия для безопасного ведения огня. На них тоже имелись следы крови. Два больших длинных помещения на втором этаже перекрывались лишь пробитой тонкой межкомнатной стеной. Здесь находилось около десяти солдат вермахта. Кто – то курил, кто – то перебирал свои фотографии, а кто – то просто дремал.

В исковерканные границы окон задувал ветерок. Дальше следовал коридор и лестничная площадка. Битые, колотые, бетонные ступеньки вели на первый и на третий этаж. Кое – где сильно оголялась арматура. А стенки перил и вовсе отпали от жутких взрывчатых снарядов. Здесь также везде лежали гильзы и всякий мусор. Несколько солдат вермахта курили сигареты, сидя в укрытии на лестничной площадке. Среди них выделялся рослый эсэсовец Лотар Свирки. Он имел овальное, суховатое лицо. Глаза узкие, глубокие с оттенком тёмных рубинов. Рот широкий. Имелся шрам на правой щеке. И, казалось, он был свежим. Всё же Лотар ехидно ухмылялся. Ему уже миновал сорок пятый год. Он собирал кинжалы. И у него уже насчитывалось семь штук. Он держал их в карманах, в сапогах и в рюкзаке. На нём плотно сидела шинель. Ремни тёмные блестели. Он значился старшим пулемётчиком. И умело рассказывал всякие байки. Эсэсовцы бегло переглянулись. На порочных лицах красовались улыбки. Все курили. Тянулся плавно дымок к потолку. Они держали на прицеле мощного орудия вход. На мешках стоял тяжёлый пулемёт ДП – 27. Тут же имелось несколько коробок, набитых пулями до края. Ещё в деревянном ящике лежали ручные осколочные, противопехотные гранаты c деревянной рукояткой фирмы «Stielhandgranate m 24». Имелись и трофейные гранаты РККА «РГД-33», «РГ-42», «ф1» и мины от небольшого миномётного орудия. В коридоре заметно посвежело. В окна поддувал резкий, холодный ветер со стороны реки.

Первый этаж здания напоминал больше укрепление – форт. На подоконниках лежали мешки и камни. Тут же стояли тяжёлые пулемёты МГ – 42. Солдаты вермахта сидели возле стен и за самодельными перекрытиями, которые состояли из кирпичей, деревянных коробок и блоков. Здесь заправлял всеми истинный ариец и оберфюрер Курт Эйки. Он имел вечно недовольный вид. Сам подтянутый и весьма развитый физически. Лицо морщинистое белое, – глаза узкие тёмные, нос большой и выделялись широкие ноздри, губы растянутые слишком и полные с оттенком сажи. Он носил тонкие тёмные усики. На глазах имелись круглые линзы. Но видел он отлично. Его широкий лоб был обвязан белым бинтом. И чуть проступала кровь. Он получил лёгкое ранение при штурме конторы. Сейчас был весьма сосредоточен. И умело управлял своими подчинёнными солдатами. На нём плотно сидел гладкий китель. У него имелись и награды в виде Железного креста и других орденов. Но он не носил их и не выставлял напоказ. Обладал некой скромностью и скованностью. Но в бою был суров и жесток. Тем более немецкая листовка №305 пехотной дивизии в Сталинграде требовала: «…беспощадной жестокости на месте „Brutale Härte ist am Platz“». Он чётко следовал всем инструкциям. И сразу урезонивал все непорядки. Имел суровое воспитание. И требовал от всех солдат строгой дисциплины. Рядом с ним восседали солдаты вермахта. Выделялся венгр Тони Бонел. Он числился правой рукой Курта. Они дружили и часто менялись всякими находками, – трофейными часами, кортиками и пистолетами. Тони был нескладен телом. Голова овальная. На нём тупо сидела большая каска. Кожа бледная и морщинистая. Глаза тёмные живо бегали. На нём сидел комбинезон танкиста и маскхалат. Недавно его танк-панцер-четвёртой модификации был жутко подбит. Он выжил один из всего экипажа. И теперь сражался в пехоте. И был заряжен дико. Он потерял разом всех своих лучших боевых приятелей. Он часто вспоминал и видел своими глазами, как ещё заживо горел капитан танка Фердин Брово. И быстро жизнь того угасла. И с порочного лица мигом слезла вся кожа.

Тони Бонел живо закурил сигарету. Дымок плавно потянулся над его головой к обгорелому и закопчённому потолку. Курт, сидя на бревне, смотрел прямо. Он был несколько задумчив. Рядовой Йозеф Горен, вприсядку, подошёл к командиру. Он имел небольшой рост и вес. Лицо молодое светлое. Казалось, он недавно только окончил среднюю школу. Глаза навыкате, цвета белого.

– Командир пока всё тихо. Пост сдал. Тони твоя очередь дежурить. Так что давай. Потрудись…, – сказал Йозеф.

– Ты сказал пока всё тихо…, – усомнился Курт.

– Да… Всё тихо…

– Но пока… Ты сам это сказал…, – произнёс Тони.

– И что?

Оберфюрер Курт Эйки и рядовой Йозеф прямо посмотрели на порочное лицо приятеля. Тот крепко затянулся табаком. И слегка недоумевал. Он чуть пожал неразвитыми плечами.

– А что вы так смотрите на меня? – спросил Тони Бонел.

– Тони… Ты ещё здесь…, – навеселе сказал Йозеф.

– Что ещё? Заткнись… Пока я тебя вот этим не накормил. Так и быть. Подежурю… Но потом мы с тобой поговорим… Приятель…

– Хаахаааа… Во даёт…

Повеял холодный ветер. Тони, зажав губами сигарету, крепко взялся за автомат. Он двинулся вперёд, где располагалось место для часового. Тони живо прижался к бетонной стене. И бегло осмотрел весь периметр. Кругом витала тишина и пустынность. Везде возвышались обломанные, стальные и каменные конструкции. Вдали тянулась томная замысловатая дымка. Она слегка, но красиво извивалась.

Небо пестрило томными, холодами красками. Кругом виднелись рваные неясные облака. Задувал лихой промозглый ветер. Казалось, намечался быстрый дождик. Красноармейцы, лежа на камнях, чутко присмотрелись. И бегло переглянулись. Пушкарь Афанасий прищурил глаза. Он ещё раз зорко глянул в бинокль. И всё быстро прикинул. Мысли томили. «Так тут метров восемьдесят. А может, и чуть меньше… Пробьём. Точно пробьём бронебойным снарядом. Тем более уже стена битая. Пробьём наверняка. Не подкачаем. Пробьём с первого выстрела… Это точно… Мало им не покажется. Сволочи… Во что город превратили. Сейчас погодите немного… Мы вам крепко врежем… И ноги не унесёте… Сейчас гады… Чуть погодите… Изверги…», – подумал он. Афанасий передал бинокль старшине. И слегка ухмыльнулся, взирая на добротное лицо боевого приятеля. А тот задумался. Глаза округлись, как у дикого кота, который охотился на кухне за сметаной.

– Ну… Не томи Афанасий. Что скажешь? Пробьёте стену… Или как? – спросил старшина.

– Мы всё пробьём Коля. Так что готовьтесь к атаке. Пробьём… Сразу пушку поставим и пробьём. С первого выстрела пробьём. Это я тебе говорю… Может, ещё и вам пособим немного… Сразу кого хлопнем. Но это как повезёт… Там смотрите лучше сами…, – ответил Афанасий.

– Верно всё говоришь Афанасий. Значит, атака по готовности. Вы бьёте в край стены. Мы заходим в здание. Дальше по обстоятельствам. Но смотри… Как первый этаж возьмём. Берите цель на второй этаж. И бейте осколочными снарядами. Но только по команде… Внизу мы их зажмём… Всё ясно… Стрелять по команде… Сигнал будет… Рукой махнём… Всё понятно…, – заявил старшина.

– Да… Так точно…, – ответил Афанасий.

– Тогда к делу… Бойцы… На изготовку… Всем приготовиться к штурму конторы…, – грозно сказал командир – старшина Николай Ярилов.

– Федя. Айда сюда…, – сказал Кондрат Куклин.

Повеял холодный ветер. По каменной насыпи тихонько потянулся вперёд снайпер Федя Долгов. Он имел невысокий рост и весил немного. На нём красовался маскхалат. Лицо приятное. Он походил на грека. Казалось, ему на вид пятнадцать лет. Но ему уже исполнилось двадцать три года. Он работал художником. А за одно часто ходил в тир. Теперь был снайпером на войне. И уже не раз проявил себя, как меткий стрелок. Правда, и ему досталось. Пуля угодила в левую руку. И так он потерял мизинец. Но боль стерпел. И вновь вернулся в строй. Федя прижался к командиру. Тот зорко глянул на душевное лицо бойца. Глаза прищурил.

– Так. Федя. Ставлю перед тобой боевую задачу. Видишь здание. Окна. Твоя цель окна. Не дай им высунуться, когда мы пойдём в атаку. Бей сразу. А то пулемёт поднимут. Нам мало не покажется… Всё уяснил…, – твёрдо сказал старшина Николай.

– Да… Я понял. Сделаю… Я вас прикрою…, – ответил Федя.

– Вот и ладно. Выбери себе точку получше. Наверное, уже приметил какую… АААА…

– Да… Я прикрою… Вы же быстро к зданию метнётесь. Ну, а если что… Я тут как тут… Справлюсь…, – сказал Федя.

– Молодец. Федя… Дерзай…, – ответил старшина.

– Да…

– Все по местам… К бою, – добавил командир Николай.

Старшина слегка нахмурил свое лицо. Глаза прищурились. Он чутко глянул через бинокль на разбитое здание заводской конторы. Мысли слегка томили. «Ну… Как говориться с богом… Была не была… Справимся. Вот же упыри… Засели там… Ничего… Сейчас мы вас выкурим оттуда… Погодите чуток…», – подумал он. Николай Ярилов выдохнул. Он крепко взялся за свой табельный автомат ППШ – 41.