Контуженый

Контуженый

Алекс Динго

© Алекс Динго, 2020

ISBN 978-5-0051-7878-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Контуженый

Алекс Динго

Глава первая

Высоко над долиной осенью 1942 года, где искусно и красиво рисовались великие реки Дон и Волга, где стоял город Сталинград со всеми пригородами, где ширились бесконечные южные русские просторы, парил свободный и великолепный степной ястреб. Его большие круглые глаза цвета солода и серебристого кварца отдавали блеском. В хищном, но степенном оке отражались белые воздушные масса. В нём же виднелся опыт, лихость, хладнокровность и коварство пернатого. Тут же просматривалось и беспокойство. Он жил, летал здесь всегда и видел много. Курганник широко во всю длину расправил и держал свои сильные крылья. А по краям их, словно ладони раскрытые. Казалось, сейчас возьмётся за что – то. Мощный, острый, чуть загнутый клюв точно из платины. Бронзово-бело-тёмное оперение смотрелось красиво. Казалось, он вылит из настоящей стали на литейном цехе. Он величаво всё кружил и кружил, зорко глядя на пустынные дикие дали. И, казалось, он был несколько напряжён. Он издал гулкий звук, напрягая свои развитые голосовые мышцы. Его высокий тембр гулял на большом расстоянии. Дикая птица живо замахала могучими крыльями. И, казалось, высоты ещё прибавилось.

Небо пребывало в тёмных, холодных, сумрачных тонах. Повеял резкий октябрьский ветер. Месяц перемахнул за свой экватор. Появилась лёгкая, словно нервозная морось. Город Сталинград пребывал в жутких руинах и пустырях. Вражеские бомбовые удары сделали своё мрачное дело. Град южный фактически превратился в некий лунный или марсианский пейзаж. Косились сильно телеграфные столбы. Теперь они напоминали уродливых существ. И они страшно пугали. Казалось, они бродят по городу, как неземные мутанты. Где имелись большие завалы, невольно появлялись жуткие рожицы. Они кривились и страшно пугали, словно оживали на глазах. На полуразрушенных стенах зданий также рисовались душераздирающие тени и чуждые невообразимые образы. Местами бушевал огонь. Чернели острова выжженной и пламенеющей земли. Маленькие одноэтажные деревянные дома, старые многоэтажные кварталы и большие бетонные многоэтажки, большие престижные здания органов власти и партийного руководства, вузов, знаменитые зерновые бункеры, а также огромные промышленные районы с жилыми кварталами рабочих, – всё подверглось сильному разрушению. Страшный удар был нанесен 23 августа. В 16 часов 18 минут по городу вражеская авиация провела массовую бомбардировку. В течение всего дня свершилось около 2 тысяч самолетовылетов Люфтваффе. Бомбили город «Юнкерсы Ю-87» – «Штука» и «Юнкерсы Ю-88» – основные рабочие «лошади» немецкой авиации. Они сбросили на Сталинград порядка 8 килотонн тротиловых боеприпасов, то есть бомб. Всё повторилось 14 октября. Немецкая авиация вновь атаковала город. Они совершили 3 тысячи самолетовылетов, что приблизительно адекватно 12 килотоннам. Земля просто горела синим пламенем, взлетали на воздух дома и здания. Всё тлело, пламенело и взрывалось в тот жуткий час. Количество жертв в городе было чудовищным. Где – то далеко, но гулко сотрясался воздух от бьющихся снарядов. Дымили высоко чёрные котлы. Веяло гарью и пеплом на большие расстояния. Здесь кругом чередовались узкие переулки и широкие улицы. Между ними, как правило, имелось несколько мест с широкими пространствами. Всё это дополняла подземная канализация, которая превратилась в еще одно измерение для сражения. Поле битвы заметно менялось. Постоянные артобстрелы, бомбардировки и, как следствие, пожары меняли кругозор. И вновь где – то неподалёку загремели тяжёлые орудия. Воздух сотрясся. Гулко посыпались камни, песок, обломки кирпичей. И высокая стена бетонного здания канула, словно в воду ушла. На целый километр поднялась адская, жуткая пыль. Казалось, дрожала уже избитая и раскуроченная снарядами земля. Она заметно пламенела и дымилась. Где – то вдали вновь пронёсся грозный свист реактивных снарядов.

Веял пронзительный, холодный резкий ветер. Над рекой Волгой и ближайшими окрестностями озарились немецкие осветительные ракеты. Сумрак несколько развеялся. И показались томные силуэты. По воде через водную гладь тихонько тянулась старая баржа под названием «Сталевары Сталинграда». Рядом чуть колыхались рыбацкие небольшие лодки. В них томились бойцы. Чуть в отдалении также мелькало стальное судно, где восседало немногочисленное подкрепление для армии. На палубе баржи также ютились красноармейцы. Здесь был и стар и млад. И пожилые люди лет 50 – 55, и 18- летние или 19-летние юнцы. Они стояли и на левом берегу реки, дрожа от холода, неизвестности и некоторого страха. На лицах всех виднелось напряжение. Многие из них обучались лишь 12 часов военному делу. Лёгкий шок не случайно охватывал все жилы. И, казалось, был неуправляемым. Все смотрели на правый берег Волги, чтобы живее оказаться там. Холодный ветер пронизывал даже плотные тёплые вещи. Он обуял всех и каждого. Молодой старший лейтенант двадцати трёх лет отроду Демид Мурза зорко смотрел на правый берег реки. Каска отдавала блеском на голове. На нём плотно сидела бронзовая телогрейка. Он обладал мощным телом. В военной части он занимался боксом. И одержал несколько побед на ринге. Одним вечером публика просто ревела не на шутку. В другой стороне угла ринга прыгал коренастый Самсон. По фамилии Гири. И руки у него весили, как настоящие пудовые гири. И бил он ими точно и уверенно. Демид висел на канатах. Его лицо как будто к горячей сковородке приложили. И текла кровь из поломанного носа. Сечка широкая под правым глазом никак не давала успокоиться. Багряная влага тонкой струйкой стекала на светлый настил. Рефери поединка, высоко подняв руку, смотрел на лицо Демида. И зажимал пальцы. А у того всё кружилось перед глазами. Демид всё же пришёл в себя под жуткий ор секунданта Кеши Кукина. И живо оттолкнул в сторону рефери. И резко замахал боксёрскими перчатками. Соперники крепко сцепились. Но тут же растолкались. И первым всё же ударил Самсон. Удар его получился хлёстким и плотным. Демид вывернул шею, как мог. Он осмотрел чуть ли не весь зал, где что – то кричали фанаты. Изо рта полетела кровавая слюна. Брызнуло далеко. Прямо до канатов. Глаза округлились. Казалось, челюсть нижняя вильнула немного. Но Демид тоже махнул своей левой рукой. И его знаменитый хук слева получился что надо. Боксёрская перчатка облюбовала висок соперника. Самсон встал на носочки. Его тут же повело в сторону. Он завалился на канаты. Но не упал. Тут же прозвучал финальный гонг. Публика взревела. А трофей и пояс чемпиона флота всё же завоевал Самсон. В его послужном списке уже значилась десятая победа при нуле поражений. Но и Демид в тот вечер, как считал сам, не проиграл. Он крепко стоял на ногах. И мог боксировать ещё пару раундов. А может быть и больше. Демид и Самсон мило тогда обменялись любезностями. Но каждый из них знал, что дело ещё не завершено. Они договорились о новом поединке. Но не сложилось. Началась вторая мировая война. Демид глубоко вздохнул. Глаза чуть прищурились. В развитых руках автомат ППШ – 41. Лицо приятное, – глаза большие цвета бурлящего водопада, нос прямой греческий, но с маленькой горбинкой, щёки округлые, рот широкий, губы битые полные с оттенком алого рассвета. Виднелось лёгкое напряжение. Он уже побывал в бою и получил тяжёлое ранение. Пуля немецкого снайпера пробила ему насквозь правое плечо. В санчасти он пролежал около месяца. И ещё ощущал неприятные последствия той раны. Демид невольно вспомнил свой короткий рукопашный бой. Он орудовал большим, самодельным ножом. И руки его тогда по локоть окропились кровью противников. Он налетал на неприятелей как кобра. Пока сам грузно не завалился на окровавленный глинистый песок. Теперь он вновь был в строю. И ему предназначалось организовать боевую единицу среди тех, кто находился на барже.

Повеял сильный, холодный ветер. Кузьма Кузин чуть оправил на голове шапку – ушанку. Ему уже исполнилось пятьдесят три года. Он слыл местным. И всю жизнь прожил на окраине Сталинграда. Работал тридцать лет в колхозе «Красное Знамя» бригадиром. Лицо его медное напряглось. Глаза глубокие тёмные смотрели прямо. На теле телогрейка. А поверх неё шинель. В жилистых руках автомат ППШ – 41. Он бегло глянул на молодых ребят, который ютились за спиной. Они бегло переглядывались. И взирали по сторонам, где таилась темнота и неизвестность. Пустынные дали выглядели мрачновато и безжизненно. У каждого бойца в руках имелось оружие. У кого автоматический карабин СВТ – 40, у кого автомат, а у кого пулемёт «Дегтярёва». Кто – то владел и обычной, но надёжной «мосинкой». Наблюдалась тишина. А вдали то и дело вспыхивали снаряды. И гремело оттуда. Баржа всё двигалась вперёд. За штурвалом стоял отважный старый моряк Волжской флотилии Ермолай Будкин. Ему уже исполнилось пятьдесят восемь лет. Но он выглядел моложе своих лет. На округлой голове тёмная фуражка. На ней большой значок в виде красной звёздочки. Ленточки тёмно-синие чуть колыхались. Его лицо со сплавом меди и стали покрывали тонкие морщины. Глаза узкие, светло – синие, глубокие. Он носил короткие несимметричные усы. Чем – то он походил на лихого судака, которого сам же часто вылавливал из реки. Развитые мозолистые руки работали умело. По молодости он слыл настоящим хулиганом. И часто дрался на танцах. Ему сильно попадало. Как – то лунной ночью он гулял со своей девушкой Златой. Её он отбил у своих приятелей. И был галантен. Он тогда никак не мог налюбоваться на девушку. Они сладко и долго целовались возле местного кинотеатра, и у памятника А. С. Пушкина, и у монумента свободы и независимости. Поцелуи просто не заканчивались. Всю ночь напролёт они гуляли по большому городу. И только яркие огни фонарей являлись свидетелями их долгих незабываемых поцелуев. Они заворожились в поцелуе, который продлился около одного часа тридцати трёх минут. И это был их маленький рекорд. Чудно и нежно работали круговые мышцы рта. Другими словами « m. orbicularis oris“. Девушка умело завораживала своей красотой. И в поцелуях знала толк. Много читала книг и часто смотрела французские фильмы. Она знала, сколько мышц задействовано, когда целуются. Один поцелуй задействует 146 мышц для координации движения, включая 34 лицевых и 112 – позных мышц. Она знала, что поцелуй вызывает напряжение 38 мышц лица. Из них 12 отвечают за движения губ и 15 – языка, благодаря чему кожа лучше снабжается кровью и чудно выглядит. При поцелуе расширяются кровеносные сосуды, немного повышается давление, быстрее бьется сердце, – знала она. Сама Злата Мишкина статная высокая. Волосы длинные густые тёмные. Лицо белое. Глаза как льдинки. Грудь пылкая, упругая и третьего размера. Казалось, страстная малышка вынырнула из воды и жала там, как русалка. Моряк Ермолай тяжело вздохнул, вспомнив свои чудные дни. С девушкой он расстался, когда началась война и ничего больше о ней не знал. Вода бурлила, разбиваясь о стальные борта баржи. Та тянула вперёд, ревя крепким гулким мотором. Кузьма сильно вцепился руками за автомат. Чуть оправил рукой две гранаты, которые имелись за ременчатым поясом. Тонкими губами крепко сжал не подкуренную цигарку. Виднелось лёгкое волнение. Мысли его путались. „Эти ещё зелёные совсем… Молоко на губах не обсохло… А уже в бой. Ничего бойцы… В бою закалитесь. Я – то уже стреляный воробей. Ранило меня несильно. Но я снова в строю… Помню. Мы в атаку пошли. Рядом со мной кто – то покосился. И ещё кто – то упал. Я пригнулся. Бежал со всех ног. Потом нырнул в траншею. Вижу пулемётчик щуплый такой. Я его прикладом по каске. Та отлетела в сторону. Я ударил пять или шесть раз. Тот уже лежал на дне траншеи неживой. Враг дрогнул. В дыму замелькали отступающие фигуры. Я, навалившись на бруствер, дал длинную очередь из автомата. И поразил нескольких эсэсовцев. Те покосились. Я выполз из траншеи. И побежал сломя голову в атаку. Кого – то из недругов просто снёс прикладом автомата. Удар получился у меня сильный, плотный и хлёсткий. У того малоприятного жидкого эсэсовца, казалось, челюсть отлетела в сторону. И сам я упал. Меня мощно оглушило. Из ушей кровь пошла. За спиной вражеская граната взорвалась. Телогрейка окропилась кровью. Я заглотал ртом тёмный, удушливый дым. И песок грязный опробовал. Всё закрутилось передо мной. В глазах зарябило. И тут же темнота сплошная. А потом уже в госпитале я очнулся. Уже за рекой. Я им этим гитлеровцам снова вмажу сейчас по первое число. У меня не забалуют. Голыми руками рвать буду. Как Тузик грелку. Не остановлюсь… Сколько тут нас… Может, двадцать или тридцать бойцов. Только бы переправиться на тот берег. Уже не далеко. Ещё немного. Тут как на ладони. Всё время палят сволочи… Головы не поднимешь. Сколько уже в воду кануло… Никто не считал… Ничего… Я им сейчас всем задам. Этим эсэсовцам. Хреновы уроды…», – подумал он. Кузьма глубоко вздохнул. Он крепко сжал руками свой табельный автомат ППШ – 41.

Наседал небесный сумрак. Ветер холодный и резкий вновь дал о себе знать. Большая и глубокая река Волга, находясь в своём привычном русле, тянулась вдоль берега далеко и терялась из виду. Волны, колыхаясь, невысоко поднимались. Советские баржи, лодки и катера, мелькая в томном озарении, двигались к мели. И вновь над рекой и окрестностями зависли немецкие осветительные ракеты. Они ярко засияли, озаряя всё вокруг. Показались руины города. Берег был близок. Воздух резко оборвался жутким свистом. Полетели вражеские артиллерийские снаряды. Вода всколыхнулась и полетела высоко. Где – то грохнула бомба ближе к левому берегу. Ещё один снаряд упал рядом с небольшим судном. В разные стороны полетели мутные брызги и струи речной влаги. Баржи и катера всё же тихонько двигались, разрезая водную гладь. Бойцы прижались к бортам и палубе. И вновь пронёсся шквальный свист снарядов. Загудело в ушах. Бомбы ударили прямо в воду. Несколько ударов пришлось между идущих катеров. Поднялась большая, томная волна. Полетели в разные стороны брызги. Что – то заскрипело. Осколки снаряда прошлись по стальной стене баржи. Неподалёку грохнуло гулко. Вверх полетели мощные струи воды. Словно фонтаны открылись. Снаряд угодил точно по центру небольшого катера. Прогремел взрыв. Вспыхнул язык пламени. Из капитанского мостика повалил тёмный дым. Судно просто пробило и разделило на две части. Дым ещё больше закрутился и потянулся вверх, как лютый змей. Несколько фигур просто резко вылетели из горящего катера. Как будто стояли на пороховых бочках. И живо нырнули в воду. Кто – то широко замахал руками. Одежда полыхала синим огнём. Затем озарение погасло. Тёмная фигура нырнула в холодную воду. И словно испарилась. И свист не прекращался. И вновь на миг озарилось сумрачное небо. Красноармейцы и новобранцы, терпя кораблекрушение, живо запрыгали в воду. Их быстро поглотила пучина. Они, вынырнув, двинулись вперёд. Но не все. Кто – то, получив жуткое ранение, потянулся ко дну. Молодой боец Веня Кукушкин, отменно плавая, прихватил за шиворот своего приятеля. И потащил, как мог. А тот еле двигал руками. Емеля не соображал. Лицо смазливое белое сильно обожгло. Глаза синие раскосые слегка покосились. Струилась кровь из правого плеча.

– Держись Емеля… Я тебя вытащу…, – смело произнёс Веня.

– АААААА… ААА, – раздался громкий крик.

– АААА… Держись братан…

Ветер сильно задувал. Навевал заметный холод. Сумрак на миг озарился осветительной ракетой. Пронёсся гулкий звук. Вновь засвистели вражеские снаряды. Где – то грохнуло в стороне. Затем ещё ближе ударило. Бомбовый натиск поднял большую волну на реке. Бойцы, оказавшись в воде, живо поплыли в сторону берега. Их закачало. Все задёргали руками. Кто – то ещё держался за табельное оружие. И отчаянно двигался вперёд, чтобы выжить и сражаться. Кто – то нырнул в воду. И, казалось, уже не появился из пучины. Но всё же боролся, чтобы выжить.

– АААААА… ААА, – пронёсся громкий гул утопающих.

– Живее на берег…

– Быстрее гребите…

По воздуху пронёсся гулкий свист. И вновь обрушился шквал артиллерийского огня. Несколько раз грохнуло на побережье. Затем всколыхнулась тёмная вода. Ещё удары посыпались где – то далеко в стороне. Там кувырнулась лодка. Её невероятно сильно качнуло на волнах. И все бойцы разлетелись в разные стороны. Кого – то сильно ударило веслом. Кто – то упал неудачно. И глотал воду открытым ртом. Рядовой Яков Васильев, находясь в воде, быстро осмотрелся. Он нырнул глубоко в томную пучину. Он живо пошёл ко дну. В руках держал надёжный карабин. И боялся его выпускать. Вся одежда быстро насытилась влагой. Холод пронизывал жилистое тело невероятно. И ощущался всеми фибрами души. Глаза светло-синие округлились. Он их просто не закрывал. Из носа потянулись к верху пузырьки. Он держал рот закрытым. Но всё же глотнул речной, холодной воды. И дальше погружался в толщу тёмной воды. В ушах гул и бурление. Он чуть задвигал ногами. Но всё тщетно. Губы слегка двигались. И, казалось, он просто матерился. И резко замотал головой. И чуть двигал руками и ногами. И, казалось, уже смирился со своей жуткой долей. Глубина нарастала.

– ААААА… ААА, – кто – то громко закричал вдали.

– Спасите… АААА…

– Быстрее все на берег.

– Гребите быстрее…

Веял холодный ветер. Катера и лодки двигались вперёд. С их бортов полетели спасательные круги и канатные верёвки. Кто – то сразу принял помощь и крепко зацепился за спасательный трос. Где – то неподалёку вновь загремело. Вода вздыбилась вверх на несколько десятков метров. В разные стороны полетели холодные струи. Прямо ледяной душ, как по заказу. Рядовой Давыд Ухин, умело плавая, погрузился в воду. Лицо медное. Глаза круглые, дикие. Он чем – то походил на кота Барсика, который славился своей резкостью. Он, рассчитав глубокий манёвр, резко схватил своего приятеля за шиворот шинели. И потянул сразу же на поверхность. А тот недоумевал, крепко держась за карабин. Вверх всё тянулись пузырьки. Темнота пугала. И дышать уже нечем. Волга всколыхнулась. Прогремели рядом взрывы снарядов. Глубину разрезали жуткие снаряды. Они мигом улетали ко дну. Словно игрались. Рядовой Давыд, вынырнув, крепко приобнял своего закадычного друга. Они росли в одной деревне. Яков тяжело задышал. И выплюнул изо рта струю воды. Его лихорадило. Глаза шальные быстро бегали. Он был в шоке. А Давыд потянул того к берегу. И сохранил много сил. Он дома часто на плечах носил тяжёлые брёвна из леса. И путь равнялся около километра.

– Двигай руками живее Яков… Плывём к берегу… Тут нельзя оставаться. АААА, – громко произнёс Давыд.

– ААААА… ААА, – закричал Яков, осознав свой ужас.

– Быстрее…

Ветер сильно задувал. И вновь мелькнуло жуткое озарение. И сразу коварная темнота. Прогремели взрывы чуть в стороне. Горящий катер уже совсем погряз в воде. Мелькали только передний край кормы да задняя стенка. Он продолжал тонуть. И ещё сильно дымился. Вверх тянулся вихрь, как жуткий змей. Он смотрел на всё свысока. Кое – где появились неживые тела. Из воды торчали только спины. Их чуть сносило по течению. Ещё плавало всякое имущество, – одежда, бочки, брёвна. Всё относило в сторону по течению. И вновь в воздухе пронёсся жуткий свист. Бомбы ударили прямо по воде. Один фонтан. Затем второй. И третий появился, как по заказу. Где – то неподалёку перевернулась ещё одна лодка. Бойцы, терпя бедствие, живо поплыли к берегу. Он был уже близко. А впереди кое – где мелькали огоньки разрушенного города. Сумрачные дали вновь озарили немецкие сигнальные и осветительные ракеты. Река живо опустела. Катера прижались к правому берегу Волги. Баржа «Сталевары Сталинграда» успешно причалила к мели. Бойцы оживились. Все ринулись на землю. Старший лейтенант Демид Мурза лихо замахал рукой. Он живо прихватил раненого бойца Микулу Лодырева. Ему исполнилось недавно девятнадцать лет. Парень прошёл 12 часовую военную подготовку перед самой отправкой на фронтовую линию. Он был жилистым и весил немного. На нём сидела плотно сырая шинель. Лицо белое. Глаза узкие содового цвета, как у анаконды. За спиной висел карабин. Демид крепко прихватил парня за руки и завалил того на себя. И двинулся в сторону берега. Его чуть заштормило. Сапоги кирзовые подкованные вязли в илистом дне и взяли много влаги. Уже чавкало внутри. Но он не ощущал. Весь взмок. Дышал тяжело. Сердце билось, как шальное. Просто шёл вперёд, держа на себе раненого бойца. Тот уже бредил, не понимая где находится. В плече был большой осколок. И кровь капала незаметно.

– ААААА… ААА, – застонал Микула.

– Держись боец. Я тебя вытащу… Помогите остальным… Живее. Там ещё есть раненые…, – скомандовал Демид.

– Все на берег…

– Вперёд…

– ААА… Держаться…

Сумрачные речные дали и песчаные берега ярко озарили немецкие осветительные ракеты. Они быстро померкли. Где – то над водой вновь разорвались снаряды. И поверхность реки вздрогнула. Влага вздыбилась. Она закипела, выбрасывая высоко ледяные струи и брызги. И взбилась белая шипучая пена.

Веял холодный ветер. В томном озарении мелькала брутальная мощная фигура полкового комиссара Платона Никифоровича Утюгова. Ему уже исполнилось тридцать восемь лет. Родился в небольшой деревне под Москвой. Вступил в ряды Красной Армии. И затем продолжил обучаться военному делу. В минуты затишья он любовался на фотографию, на которой он крепко обнимал свою большую семью. И сладко целовал свою румяную пушку – жену Вику. Её он отбил на танцах у своих ровесников и сослуживцев. Тогда завязалась нешуточная драка с бесшабашным Витей Орловским. Тот имел большой вес и рост. Лицо как мордочка у крокодила. Глаза светлые, лютые. Он неровно дышал, вожделенно взирая на красотку Вику. И как дикий вепрь по имени Витя бросился на своего оппонента. Тот сразу принял на себя несколько тяжёлых ударов. Челюсть вильнула. Вылетела кровавая слюна изо рта. Но Платон устоял на ногах. Он мигом ударил своего соперника в челюсть. Пронёсся гулкий звон. Витю заштормило. Глаза покосились. Но он всё же махнул своей тяжёлой рукой. Но даже мимо не попал. Платон ловко перекинул визави через себя. Тот грузно упал на асфальт. И сразу пропало желание биться за самку. В глазах потемнело. Но драка на этом не закончилась. На Платона лихо бросился крепкий брутальный Алексей – приятель Вити. Он широко замахал своими развитыми длинными руками. Бил прицельно. Его кулаки ощутили боль. Он занимался боксом с пятого класса. Платон, принимая дули, чуть пятился. Голова, казалось, крутилась во все стороны. Изо рта вылетали багряные брызги. А он всё пятился и не падал. Затем он рассвирепел. И махнул своей правой рукой. И попал очень точно под челюсть Алексея. Тот прямо чуть подлетел, потеряв равновесие. Голова стала, как будто на сто килограммов тяжелее. В глазах сильно зарябило. Всё пошло кругом. Алексей, потянув свои носки на кожаных ботинках, упал на тротуар. И больше не поднялся. Стал бредить и чуть двигать руками. А Платон, чуть пошатнувшись, слегка ухмыльнулся. Он сплюнул изо рта кровь. Его чуть повело в сторону. Но на ногах он стоял крепко. Тут подоспел приятель Вити – буйный коренастый Олежек Орешкин. Он, взяв в руки деревянный ящик, крепко ударил с плеча своего визави. Щепки и ломаные дощечки полетели в разные стороны. Платон сильно пошатнулся. Но на ногах устоял. Он с разворота врезал по наглому лицу соперника. И у того пухлое лицо сотряслось. Круглые цветы пивной пены глаза померкли. Олежек, чуть подлетев, упал на бетонную площадку. И встать больше не мог. У него был перелом челюсти. Такой крепкий и плотный получился удар. Тут же приятели Витька – Феликс и Тимур побежали врассыпную. Только пятки их засверкали. Платон же бегло осмотрелся. На площадке лежали его поверженные визави. Он подошёл тихонько к своей избраннице. Та стояла возле афиши. Лицо приятное белое. Глаза большие выразительные, как медальки. В них бурлило синее море. Нос словно лучик. Губы бантиком естественного цвета. Брови густые домиком. Она носила густые тёмные волосы. На ней тогда красовалось сиреневое платье. Она чуть покривилась, стоя на высоких каблуках. И сразу потянулась к любимому бойфренду Платону. Любовная парочка нежно поцеловалась в губы в засос. А затем они живо пошли по пустынной площадке. А вдали расплывался багряный закат. Отдавало свежестью. Над фонарями красиво кружили ночные мотыльки. Воздыхатели, укрывшись в своём гнёздышке, занялись жаркой любовью. Стальная кровать ритмично заскрипела. Поцелуи страстные и нежные не заканчивались. Он неистово ласкал её большие пылкие горячие, как крутые горки «наливные яблочки». И глубоко проникал в девушку. Вика задавала тон. Она, сидя на любовнике, изнывала. Её безупречное красивое обнажённое тело покрылось тонким влажным блеском. И приятный холодок ощущался всеми фибрами души. Она чувствовала глубоко его силу внутри себя. И, казалось, жаждала большего. Она, невероятно прогибаясь, охотно отдавалась своему рыцарю. Она раз за разом любовалась и гладила руками его мощный рельефный торс. Охи и вздохи продолжались до самого раненого утра. Платон, когда случалось особо тяжело, любовался на фото. Изображение его вдохновляло. Там рисовалась его большая семья. Младшего годовалого сынишку Никиту держал на широких плечах. А старших детей Самсона, Клавдия, Николая и дочек Дину, Аделину, Марию холил и лелеял тёплым взглядом. Их обнимал руками. Он здесь был уже с первых дней сражения. Побывал летом в битве под городом Калач. Там его слегка ранило в руку. В начале сентября он вновь принял жуткий бой, сражаясь за Сталинград. И вновь получил ранение. Но быстро восстановился в санчасти. На нём плотно сидела тёмная, кожаная куртка. Имелись и знаки отличия. Выделялись его развитые мускулы на теле. На ремне коричневая планшетка. В руках он держал табельный пистолет ТТ. Голова большая. Стрижка короткая под полубокс. Его украшала фуражка, где имелась заметная красная звёздочка. Лицо медное. Даже больше багряное. На правой щеке малозаметный шрам от шального осколка. Глаза большие, чуть дикие, цвета бурной реки и тёмного блестящего рубина. На шее бычьей выделялись широкие вены. Он активно замахал руками. Ноги держал широко. Его голос звучал твёрдо и звонко. Платон имел жуткий бас.