Райская птица в сетях Баобаба

Выскользнув за пределы виллы, он надеялся найти какую-то лазейку, о которой не упомянула Марина, спрятанную в бухте яхту, катер или вертолетную площадку в лесу. Любой транспорт, способный к движению. Не могла же она вот так остаться здесь совсем без связи с Землей. А если шторм, цунами, да черт знает что может случиться на острове в открытом океане.

Дом примыкал к крутой скалистой возвышенности. Марио решил оглядеть остров с высоты. С трудом забравшись на вершину, Марио замер в изумлении. Он не увидел границ. Если это остров, то он не так уж и мал. Скалы за домом выглядели неприступно. За ними расстилался густой тропический лес без конца и края. И это вселило надежду: «А вдруг это не остров? Почему он должен верить Марине на слово?»

Оглядевшись, оценил удачное расположение дома на берегу маленькой бухты. Слева разбит сад, справа тянулись виноградники, прикрываемые скалами от порывистых ветров. Перед террасой дома – песчаный пляж, а с него уходящий в синеву пирс.

Лезть по горам Марио не решился, спустился по пологой части скалы на пляж и побрел вдоль берега, поставив целью увидеть часть острова, скрывающуюся за лесом. Песок закончился, как только он вышел за пределы бухты. Берег был каменистым, к полудню Марио сбил ноги в кровь. Надежда наткнуться на людей или хоть какие-то признаки их пребывания на острове не оставляла до последней минуты.

Силой воли заставляя себя идти вперед, Марио добрался до мыса, с которого ясно увидел, что за лесом берег круто обрывается вниз. Скалы, не пригодные даже для швартовки лодки.

Огромные волны разбивались о нагромождение валунов, поднимая в воздух миллиарды брызг. Солнечные лучи, преломленные в каплях, образовали радужный мост, уходящий в необозримый бушующий простор.

Марио разразился проклятьями. Светящийся мост был насмешкой судьбы. Видимый, но недоступный.

Разочарование и сгущавшиеся сумерки гнали обратно к дому. Добравшись до бухты уже в темноте, решив сократить путь, Марио попал не на пляж, а в виноградник. Утолив жажду из родника, бившего из скалы, подкрепившись спелым виноградом, Марио наткнулся на хижину. Обследовав жилище, видимо, сторожа, он еще раз убедился, что люди здесь жили, а значит, обязательно вернутся. Вопрос – когда? Но в сложившейся ситуации необходимо было поменять тактику. Зачем бороться и с кем? Иногда правильнее занять выжидательную позицию. Тем более, хозяйка не дурна собой. Марио вспомнил про близость с Мариной и прищелкнул языком. Он впервые занимался сексом с женщиной, которая в объятиях напоминала пламя, сжигающее всё на своем пути. И решил насладиться пленом по полной.

Повеселев, набрав винограда в корзину, подобранную под лозой, Марио направился к дому, изображая полную беззаботность. Для Марины он уже придумал версию собственного оправдания: якобы решил прогуляться и заблудился в лесу.

Но миновав террасу, застыл на пороге. Во вчерашнем угаре и утреннем диком желании как можно быстрее покинуть дом, он не обратил внимания на удивительную деталь гостиной. Обычный интерьер южного бунгало – легкая плетеная мебель, циновки – странно контрастировал с камином.

Пылающий монстр, сложенный из валунов, с топкой в человеческий рост, располагался в скале, заменяющей одну из стен дома. Размеры камина поразили, такие только в средневековых замках встречаются.

Оторвав взгляд от танцующего огня, оглядевшись, отметил отсутствие привычных для цивилизованного человека средств связи. Он искал глазами планшет, ноутбук… Но в комнате не было даже домашнего кинотеатра.

Потоптавшись у входа, Марио скинул сандалии, покрытые пылью, и только тогда решился ступить на блестящий пол гостиной. Оказавшись босиком, почувствовал неловкость, поэтому быстро сел в плетеное кресло, с блаженством вытянув ноги под стол.

На пороге появилась Марина. Она несла поднос с дымящимся свежеиспеченным хлебом. «А-а…– заликовал в душе Марио. – Значит, в доме есть люди». Марина подняла крышку супницы, занимающей почетное место на столе, и в нос Марио ударил одуряющий запах. Половник вынырнул на поверхность, демонстрируя морские деликатесы.

– Как прогулка? – поинтересовалась Марина, наливая перламутровый бульон.

– Безрезультатно, – сморщился Марио, решив, что врать бессмысленно и глупо. – Впустую потратил время. Знай я, какой меня здесь ждет прием, никуда бы не пошел.

Проглотив первую ложку, он зажмурился от восхищения:

– Твой повар гениален, я могу выразить ему благодарность?

– Конечно, – засмеялась Марина. – Выражай, ведь повар – я.

Марио недоверчиво уставился на нее.

– И не только повар. Еще и рыбак, горничная, садовник! Пока ты метался по острову, ища пути бегства, я прибрала дом, собрала виноград, а потом наслаждалась рыбалкой. Здесь живность не пуганая, сама скачет на крючок. Потом я варила суп, пекла хлеб. Чувствуешь, какой божественный запах? Свежайшие мидии, креветки, кальмары… И всё – одна. А мы так не договаривались. Раз мы на острове вдвоем, то и работать должны на равных. Я права?

Марио разочарованно хмыкнул.

– Но это завтра. А сегодня ты мой гость. Поэтому давай дружески поужинаем, а то остывшая еда не приносит удовольствия. Ешь, этот великолепный суп достоин быть съеденным горячим.

Аромат развеял сомнения, оставив место только дикому аппетиту.

Вино, поданное к обеду, свежие устрицы во льду. Кроме того, Марина оказалась внимательной хозяйкой и так смешно рассказывала о рыбалке, что к концу обеда между ними установилось перемирие, перетекающее в симпатию.

– Странно, ты умеешь ловить рыбу, варить суп, печь хлеб. Странно… – катая мякиш хлеба по столу, размышлял Марио. – Как-то не вписываются эти увлечения в облик богатой леди.

– Это я сейчас богатая леди, а раньше… Нет, не хочу о грустном, это испортит аппетит. Поухаживай за мной. Вино восхитительное.

Закончив с едой, они расположились у камина.

Интерес Марио, подогретый вином, возрастал.

– Расскажи о себе, – доверительно заглядывая Марине в глаза, попросил он. – Здесь нечем заняться. Телевидения нет?

– Нет, – иронично ответила она.

– Ну… тогда, если мы не будем развлекать друг друга, то сойдем с ума. История за историю. Идет?

Он нежно накрыл ее руку своей.

Марина задумалась. Рука теплая, сильная. Сейчас Марио заметит, как дрожат ее пальцы, и поймет свою власть над ней. Нет. Рано.

Она стремительно подскочила, схватила Марио за руку и потащила на террасу:

– Как это нечем заняться? А ночное купание? Посмотри, какой сумасшедший закат. Огненно-рыжий. И вода от него золотая.

Пока они добрались до воды, солнце скрылось. Это произошло мгновенно. Раз – и густая темнота. Но фонари, бегущие по пирсу, освещали вход в воду.

Океан поразил теплой дегтярно-черной водой, ласково обнял волнами обнаженные тела. В свете фонарей они кружили, как две большие рыбы, наблюдая один за другим с интересом. То подплывали, легко касаясь телами, но тут же отодвигались на безопасное расстояние. Так равные противники примериваются друг к другу перед боем.

Но чувства, разгорающиеся в них, были другого свойства. Это был страстный зов плоти.

Марина не выдержала первой. Она, быстро подплыв к Марио со спины, обняла его за плечи.

Не ожидая такого порыва, он выскользнул, поднырнув, схватил Марину за ноги и утащил с головой под воду. Он держал ее, в темноте не видя лица, наслаждаясь властью над трепещущим гибким телом. И только перестав чувствовать сопротивление, вытолкнул ее на поверхность.

Подплыв, шутливо толкнул неподвижное тело и… охнул от ужаса: «Боже, кажется, утопил! Идиот! Что будет с ним на этом забытом Богом острове?»

Не теряя надежды, Марио рывками греб к берегу. Вытащив Марину на песок, положил животом к себе на колено, лицом вниз, ожидая хоть каких-то признаков жизни. Но тело висело, как тряпичная кукла.

Точно, утопил! Так, что теперь? Искусственное дыхание.

Наклонился, обхватил ее губы, и… был поражен ответным поцелуем.

Оттолкнув Марину, Марио возвел руки к небу:

– О, боги, что за женщина! Дьявол!

– Милый, ну, ты же хотел развлечений! Как, не скучно тебе? – хохотала Марина, оплетая Марио объятиями. Страстный поцелуй, нежные и умелые руки…

Эту партию опять выиграла она. Ведь Марио был просто мужчиной. Он послушно шел за ней по дороге страсти. Она так умело завлекала его в сладкую глушь, которую ярко и бурно освещали вспышки оргазмов, что бедный Марио совсем потерял голову.

На третий день, опустошенный вином, солнцем, океаном и сексом, лежа на белом песке и глядя в прозрачную голубизну неба, Марио подумал, что любит эту женщину и готов провести на острове всю жизнь.

При этом он знал о ней ровно столько, сколько и в первый день знакомства.

«Но ведь это можно исправить», – лениво подумал он, переворачиваясь на живот, подставляя спину солнцу и сладко засыпая.

Марина покачивалась в шезлонге на террасе. Она избегала прямого солнца, старящего кожу. Всё внимание было сосредоточено на темной фигурке на пляже.

«Еще дня два, и ему станет скучно, – размышляла она. – Для того чтобы создать прочную привязанность, одной физики недостаточно, пора браться за душу…»

Глава 5. Ложь

Вечером, расположившись перед камином с бутылкой вина и виноградом, Марио обдумывал, как начать разговор на интересующую тему.

– Как часто ты бываешь здесь? – начал осторожно.

Марина медлила с ответом, наблюдая за бликами огня.

Она еще не решила, насколько будет правдивой с итальянцем.

– Тебе будет неприятно.

– Ерунда. Мы же взрослые люди.

– Хорошо. Сам напросился. Я бываю здесь, когда нахожу нового любовника.

Марио передернуло от ее откровенности. Ревность заполыхала в глазах:

– И часто?

– Нет, к сожалению. Хотелось бы чаще. Но по брачному договору, если меня уличат в измене, я остаюсь «без штанов». Поэтому ты здесь… второй.

Марина чуть смутилась от собственной наглости. Но мальчишка с радостью проглотил ложь.

Марио облегченно расправил плечи. Выдохнул. Огонь ярости стих. Второй – это не десятый. И решил уточнить:

– А мужа разлюбила?

– Муж… – Марина медлила. – А у мужа своя жизнь, свои планы, свои женщины…

– Хочешь сказать, что он, как все мужчины, – презрительно скривил губы Марио. – Как вы в России мужей называете: муж-козел, да?

Марина, изумленно взглянув на него, засмеялась:

– Где ты такого набрался?

Марио смутился. Да… всё-таки мальчик из приличной семьи.

– У родителей была домработница русская. Хорошая, добрая тетка. Редко выпивала, но если придется, то всё мужа-козла вспоминала. Ругала его жутко. А потом плакала.

– Нет. Джеймс не козел. Он самое обыкновенное чудовище. Жестокий, холодный, расчетливый монстр. И поверь, у меня есть основания, чтобы так говорить.

– Тогда зачем вышла за него замуж? Из-за денег?

– Влюбилась.

И тут она опять солгала. На самом деле деньги играли главную роль в их отношениях с Джеймсом. Но рассказывать эту правду не входило в ее планы. Для Марио была приготовлена совсем другая история.

– Интересно?

– Очень.

– Мне придется начать с детства. А то ты многое не поймешь…

Марина задумалась. Потом решительно тряхнула головой, как будто шагнула в холодную воду:

– Я жила в обычной семье. Мать – учительница английского языка в школе. Сестра – младше меня на пять лет. Отец… Про него рассказывать не буду. Считай, что его и не было вовсе. Исчез вскоре после рождения младшей сестры. И помощи никакой. Но так было даже лучше.

– В каком районе вы жили? – перебил Марио.

– Районе? – Марина изумленно подняла на него глаза.

– Я знаю Москву, – гордо сообщил Марио. – Мы с бабушкой путешествовали по карте! Там много музеев, памятников.

– Небольшой экскурс, чтобы ты понял, в какой обстановке я росла. А то большинство иностранцев думают, что в России всего два города – Москва и Санкт-Петербург. А остальное – Сибирь. Страшная, холодная, где бегают медведи прямо по дорогам, а в кабаках танцуют матрешки. Так вот, это не так.

Россия – это миллионы маленьких заброшенных городишек и деревень, жизнь в которых течет по своим законам. И эта жизнь, и законы, они совсем не столичные.

В городишках живут люди: бедные, бесправные, угнетенные. Но это не принято обсуждать. Зачем? В провинции всё не так как надо. Серые дома-коробки, дороги, как после бомбежки, пустыри между домами, помойки, растаскиваемые вороньем. Там нет работы. А если есть, то за нее платят унизительные копейки. Зачем платить, если и за эти подачки будут рады пахать, лишь бы на работу взяли. Там нет нормальных врачей и учителей – одни неудачники, ненавидящие свою профессию.

Талантливые оседают в столице. Москва – всесоюзная кормушка для приезжих. Все, кто сильнее или наглее, едут в Москву. Куда же еще? Ведь только там возможно стать человеком.

А те, кто слабее, – воруют или пьют. Пьют с утра, днем, ночью… Умирают. Но это никого не волнует, потому что это так далеко от праздничной, чистой, «трудовой» Москвы.

Если было бы можно, то и Питер давно бы забыли.

Представь, в России всего один город – Москва! Вот хохма-то. Но нельзя! Петербург – музей, культурный центр – слишком много приезжих иностранцев. Стыдно, вроде как. Поэтому подкармливают нищий Питер с барского стола. Не дают совсем погрязнуть в трясине бедности и исчезнуть с туристической карты.

Про остальных вспоминают только во время переписи и выборов. А потом снова забывают. И это никогда не исправить. Потому что Москва живет своей жизнью. А остальные в России не живут. Они существуют.

Марина прервалась, давая Марио осмыслить рассказанное:

– Понял хоть что-нибудь?

Марио растерянно мотнул головой:

– Ты родилась в гетто?

Марина кивнула:

– Можно назвать и так. Маленький городишко Сталинск.

– О, Сталин! Я в школе проходил – вождь!

– Нет. Сталинск назван в честь производимой стали. Металл такой. Единственная достопримечательность городка – металлургический завод: кормилец и могилец. Огромное производство, исправно портящее экологию. Красное небо над головой, красная речушка, пахнущая серой, красный снег зимой. Но другой работы в городе нет, поэтому идут в крематорий, не сопротивляясь, и умирают, не доживая до пенсии. Очень доходное для хозяина и удобное для государства производство. Но во время моего детства об этом не думали, и сейчас ничего не изменилось. Иметь работу на заводе престижно!

В моей семье никто не работал на производстве, поэтому мы жили бедно. Никаких развлечений, поездок, праздников. Одежда с чужого плеча, игрушки, отданные из жалости. Хорошо, что была дача. Питались в основном тем, что сами вырастили за лето. Дача была недалеко от города и поливалась сернокислотными дождями, которые шли от металлургического комбината. Недаром моя сестренка постоянно болела.

Марина прервалась, глядя в огонь камина. Видимо, ей было тяжело. Но Марио нетерпеливо кашлянул, напоминая о себе. И она вызывающе обратилась к нему:

– Ты знаешь, о чем мечтают дети в таких семьях?

И не дожидаясь реакции, сама ответила на вопрос:

– Прожить другую жизнь. Совсем другую! Увидеть мир, иметь власть, деньги, свободу!

– Ну, не всем даже обеспеченным так везет, – начал Марио.

– Наплевать на всех! Я мечтала об этом. Вот что главное. Я жить хотела! А мать считала, что лучшая доля – бюджетное место в педагогическом институте. Денег на учебу не было. И это решало всё.

Какое меня ждало будущее? Бесконечные тетрадки, дополнительные часы, классное руководство и репетиторство. А денег всё равно нет и не будет.

Иногда, проснувшись глубокой ночью от того, что в комнате горел свет, я с жалостью смотрела на согнувшуюся над столом худенькую спину. Мать проверяла домашнее задание. Школьные тетради, выстроенные аккуратными пачками, казались армейскими эскадронами, которым нет числа. Они надвигались, брали в плен, вытягивали последние силы. Вот какая жизнь меня ждала.

В седьмом классе я освободила мать от проверки тетрадей, оттянув эти бесконечные эскадроны на себя. Это была нудная работа, после которой зверски болела спина, резало глаза. Зато у матери появилось больше времени на репетиторство и жить стало сытнее.

Был в этом и положительный момент – мое знание английского росло с каждым днем. Ведь я проверяла тетради старшеклассников. А дергать мать вопросами, отвлекая от репетиторства, когда она вдалбливала знания в тупую башку очередного «кормильца», было нельзя. Поэтому я обложилась учебниками и словарями на три класса вперед.

В восьмом классе я уже сама имела учеников. Родителей великовозрастных оболтусов не смущало, что учительница была младше их отпрысков. Во-первых, я брала в два раза дешевле за урок, чем мать, а во-вторых, оценки их деток стремительно менялись. Самые отъявленные двоечники выбирались из постоянных неудов и начинали уже через пару месяцев приносить домой твердые четверки. Я поверила в свои способности, забыв, что эти четверки тугодумам ставила моя же мать.

Сначала мама переживала, что такая нагрузка скажется на моем здоровье. Но безысходность делает совесть сговорчивой. Уже через полгода мой ежемесячный взнос стал обязательной составляющей семейного бюджета.

Мы с матерью трудились, как пчелы. Достаток в семье увеличился, но это кардинально ничего не меняло. Режим жесткой экономии въелся в кровь. Младшая сестра Наташка постоянно болела, требовались лекарства, усиленное питание. Мать мечтала свозить ее на море. А мое будущее даже не обсуждалось.

Я смирилась со своей участью, но произошло невероятное. Я заняла первое место на Всесоюзной олимпиаде школьников, и судьба подкинула счастливый билет – право бесплатно учиться в Московском государственном университете. К бюджетному месту прилагалась стипендия, место в общежитии. Я сама не верила счастью!

Но мама, даже при таком раскладе, не хотела меня отпускать, уговаривала остаться. Она боялась перемен. Москва – огромный город. Что там впереди? А так осталась бы под ее крылом, всё привычно, всё серо, никаких неожиданностей и перспектив. Она ныла, старалась разжалобить.

Но я уехала. Сбежала. Оставила мать и сестру. Бросила их, зная, что они опять сползут в нищету. Но у меня была всего лишь одна жизнь. И я не хотела положить ее им на кухонный стол.

Я поступила на экономический факультет. Выбор был неожиданным для всех. Но я-то давно поняла, что знание английского не откроет двери в мир бизнеса. А уровень языка, которым я владела, был достаточным для общения.

Москва не приняла с распростертыми объятиями. Но я этого и не ждала. Я не была избалована и знала, что даже бюджетное место и койка в общаге не помогут выжить. Попыталась прокормиться репетиторством. И жизнь превратилась в подземное существование. В метро я ела, спала, готовилась к семинарам, добираясь с одного конца Москвы до другого, от одного ученика к следующему. Чувствовала, что долго не продержусь.

Но тут опять вмешалась судьба и подкинула встречу с Джеймсом. Его пригласили в университет прочитать лекцию о зарубежной экономике. Такая провокационная тема. Свободное владение языком позволило мне без переводчика задавать вопросы. Джеймс был удивлен и обратил на меня внимание. Дождался после лекции, пригласил в кафе.

Не знаю, чем зацепила его. Возможно, безмерностью восхищения. Я слушала и смотрела на Джеймса, как на инопланетное существо. Да он и был для меня гуманоидом – холеным, богатым, успешным, умным, уверенным… Эпитетов не хватит. Он мог всё! Джеймс был воплощением мечты! Я хотела так жить. Поэтому, когда он приехал в следующий раз в Москву и предложил встретиться, а потом и пожениться, я, не раздумывая, согласилась. Учеба подходила к концу, остаться в Москве без жилья невозможно, вернуться домой к матери – смерти подобно! Я ухватилась за его предложение, как за спасательный круг.

Переезд в Америку, новая жизнь, отношения с Джеймсом настолько оглушили, что первое время я как бы потеряла возможность реально оценивать происходящее. Я была влюблена, наполнена верой и счастьем. Именно тогда Джеймс подарил мне остров. Представь, я даже удивлена не была. Подумаешь, остров! Джеймс был в моем сознании Богом. Если бы он подарил тогда Тихий океан – я бы и это приняла как данность. Он мог всё!

И я назвала остров Раем.

Первое время меня совсем не смущало, что я живу здесь, в Раю, а Джеймс прилетает на выходные. Не возникал вопрос, почему он не знакомит меня с семьей, друзьями. Почему во время редких вылазок с острова, во время посещения выставок и концертов, у него срочно образовывались неотложные дела. И я была на мероприятиях одна. Всё это было такой ерундой. У нас был свой мир – Рай, где мы купались в счастье и который рухнул в один момент.

Я узнала, что беременна и сказала Джеймсу, что не могу больше оставаться здесь. Мне был нужен врач, обследования. Джеймс не возражал и перевез меня в Нью-Йорк, снял квартиру, регулярно переводил деньги и звонил, спрашивал, как здоровье. Но сам не появлялся. Он потерял ко мне интерес. Я долго ждала, надеялась. Время шло.

До родов оставалось три месяца, когда я, не выдержав, приехала к Джеймсу, не предупредив о визите.

Сначала я вежливо звонила в калитку особняка. Затем вышел дворецкий, попытавшийся меня урезонить, заявив, что хозяина нет дома. Но я уселась на ступеньки около входа и сказала, что не уйду. На меня стали обращать внимание. И видимо, испугавшись скандала, меня всё-таки провели в дом.

Семья была в полном составе. Кроме Джеймса, в гостиной были его мать, семнадцатилетняя дочь и бывшая жена. Он с ней развелся, но продолжал находиться в дружеских отношениях, которые, видимо, она расценивала как нечто большее. Да. Так бывает. Мое появление было для всех неприятным сюрпризом. Джеймс всё это время умело скрывал мое существование. И, как я поняла, совсем не думал о том, что настанет день, когда придется открывать карты.

Скандала не было. Мне вежливо предложили чай, усадили в кресло, поинтересовались самочувствием. Да. Это не Россия. У нас бы подобный спектакль прошел по другому сценарию. Веселее и громче. Уверена, что я пережила бы бурные разборки легче, чем сухое объявление Джеймса о нашей свадьбе и моем положении. Хотя в последнем нужды не было – мой живот говорил сам за себя. Аплодисментов и поздравлений не последовало. Дочь и жена сразу покинули гостиную, мать Джеймса продержалась на пять минут дольше и последовала за ними.

После их ухода я ожидала бури. Но вместо этого Джеймс предложил устроиться в комнате для гостей. Я так растерялась, что приняла приглашение. Перевезла вещи. И даже стала надеяться на лучшее. Но ровно через два дня меня кто-то столкнул ночью с лестницы второго этажа.

Очнувшись в больнице, я сразу поняла, что моего ребенка больше нет.

Я не знаю, кто это сделал – сам Джеймс, его дочь или жена. А может, кто-то из слуг по их поручению. Но это не имеет значения. Вина Джеймса для меня очевидна. И он должен понести наказание. Я до сих пор вижу своего ребенка во сне. Так ясно.

Марина смахнула слезу и подняла глаза на Марио.

Он сидел вполоборота и плакал, делая вид, что всматривается в морскую даль. Кулаки его сжимались, а рот кривился от ярости.

Она не стала его смущать, задавая вопросы. Нужный эффект был достигнут. Пора было сворачиваться. И Марина продолжила тихим голосом:

– Я вышла из больницы и предложила Джеймсу договор. Он устраивает меня на работу в свою компанию директором одного из филиалов, и я уезжаю. Освобождаю от своего присутствия. Без обвинений и претензий. Но и без развода. Каждый живет своей жизнью. Единственным условием с его стороны был пункт о чести, которую я как жена не должна была замарать. Иначе последует расторжение брака.

Я согласилась. Я вообще не рассчитывала на столь легкую сговорчивость и приготовилась к длительной борьбе. Но его согласие спутало мне карты. Я расслабилась и поверила его оговорке, что наказание будет приведено в исполнение только в случае публичной измены с моей стороны.

Всё шло согласно договору. И у нас с Джеймсом вскоре установились вполне терпимые отношения. Он был доволен результатами работы филиала, который я возглавила. Через пять лет мы стали партнерами, доверяющими друг другу.

Я обосновалась в Лондоне в фамильном особняке Райтов и старалась не марать честь Джеймса публично. Любовники были. Но я вела себя, как опытный разведчик на территории врага: съемная квартира, короткие связи…

И вот на днях я узнала, что Джеймс решил со мной развестись. Он женится. Понимаешь? Он женится, а я теряю всё.

Значит, пришло время. Избитая фраза, но лучше не найти: «Месть – блюдо, которое подают холодным». Моя месть успела остыть и закалиться, как стальной клинок. План есть. Но одна я не справлюсь. Теперь понимаешь, какую помощь я жду от тебя?

Марина притормозила, выдохнула. В комнате было тихо. Марина повернулась к Марио, чтобы встретить его взгляд.

Каково же было потрясение, когда она увидела, что у него закрыты глаза. Марио спал, положив ладони под голову, и невинно улыбался.