Калинов мост

Александр Холин

Калинов мост

ВИФЛЕЕМСКАЯ ЗВЕЗДА

Спасибо, Господи, за больи за Любовь, что мне послал!Я жизнь – несыгранную роль —ещё в стихах недописал,недоболел, недолюбил,недомолился перед сном,и недопонял, что не милкому-то в городе пустом.Опять блуждая по судьбе,то неприютен, то весёл,я вновь и вновь скажу Тебе:Спасибо, Господи, за всё!Я снегом белым упаду,когда полночный город стих,и Вифлеемскую звездуя отражу в глазах своих.

БАЛЛАДА О РУССКОМ ЯЗЫКЕ

Смутный голос во мне возник,как прямая черта пунктира:– Где кончается твой язык,возникает граница мира!Но я русич! Ужель во мнеязыковый барьер и пена?За Россию сгореть в огне,в землю вбитым быть по колено?Я же русич! Ужель во мнетолько злоба, стремленье к битве,словно страннику на конене нужна о любви молитва?Снова голос, как будто рык,раздающийся из надира:– Где кончается твой язык,возникает граница мира!Значит, всё же наоборот!Глас сомненья с меня снимает:ведь любовь только там живёт,где тебя всегда понимают!

«Что случилось снова с вольною Россией…»

Что случилось снова с вольною Россией?Ей сменил обнову вроде как Мессия.Заиграли дудки в полдень раскалённый,пляшут незабудки – все они гулёны.Не откусишь злата, не поймёшь несчастья.Русь не стала свята в денежном ненастье.Всякий рвётся к власти – это стало модным!Где же наше счастье? Что же наши годы?Не хватает силы взлёту на изломе,но живёт Россия в лютом буреломе!Но пройдёт невестой в клевере и мяте!Все мы будем вместе с нашей Русью святы.Пьяные дворяне – в лоскуты, в дремоту.Все мы россияне, все мы обормоты…

«За окнами гуляет новый век…»

За окнами гуляет новый век.Но что ему? Ему никто не нужен.Лишь время укорачивает бег,Одетое в плюмаж из белых кружев.Лишь на каноне тонкая свечарыдает об исчезнувшем столетье.и ветер, по привычке в дверь стуча,плетёт свои таинственные сети,которыми опутаны дома.Январь упрямо день за днём листаети кажется, что белая зимапришла затем, чтоб больше не растаять.Но лёгкий бриз в июльскую жаруи вспоминаю: так меня ласкалапрекрасная царица на пируи Золушка, желающая бала,Воздушное касание руки,как ветерок, тревожит и ласкает,Мы так с тобою были далеки,волшебница по имени Морская.

«Осеннего солнца овал…»

Осеннего солнца овал.Опала листва. И твоимиглазами я бредил и звал,и тихо шептал твоё имя.Ранимый – поэтому хам,беспечный, как рыцарь удачи,в душе не построивший храми видевший как-то иначевсю эту беспутную жизнь,которая будет иноюлишь после гулянок и тризн,и, может быть, нового Ноя.Осеннего солнца овал.Забыто заветное имя.Я жизнь беззаботно проспал,но с бабами…И какими!

ПЛАЧ

Ну, куда же ты, скажи мне, идёшь?Без меня ты все равно пропадёшь.Тихо ляжет перекрёсток дорогнерешённою проблемой у ног.Много было, много будет и естьсамых нежных, самых правильных здесь.Но на том, на непроезжем путиникого тебе уже не найти.Ну, куда же ты из дома в бега,даже если за порогом снега,даже если стынь и стон, и война…Ты забыл, что я осталась одна!Ты идешь туда, где жизнь-круговерть,а найдешь невесту с именем Смерть.

«Я превратил себя в раба…»

Я превратил себя в рабастрастей, эмоций и желаний.Тяжёлый смрад воспоминанийв ночи, как чёрная звезда.Баланс на грани острия!Обломок взорванной планетысверлит вселенную. Но этовсего лишь точка бытия.Зеленоглазая змеясвилась клубочком возле чаши.Эквилибрист весельем страшен,тропарь Пришествию поя.Не я восстану из земли,красуясь белыми костями,не я, а тот, кто жил страстями,да сжег мосты и корабли.

БАЛЛАДА О СМЕРТИ

Я пел её. Я пел о нейВо время взлетов и уныний,безумный маленький Орфейв огромной гибельной пустыне.Остынет мир в объятьях сна.И вот она легка, капризнаидёт, как счастье, как весна,как возрожденье к новой жизни.Мы все живём полушутя.Как ни крути, но так бывает:любая мать, родив дитя,его же к смерти обрекает.Ах, первородный этот грех:любовь к ушедшему.И нынепою ее – богиню всех —в огромной гибельной пустыне.

«Мой сон, как сонный парк осенний…»

Мой сон, как сонный парк осенний.Я верен сердцу своему.В секунде тысячи мгновений,не улетающих во тьму.Но в парках золото слетаетна серый жертвенник аллей.в её глазах снежинка таетИ словно шепчет:Пожалей!Милей тебе октябрь и злато,чем невесомый белый пух,но он покроет меч и латы,и щит, и упряжь. Это дух —он сам, как лёгкая пушинка.Смотри в глаза её, смотри!Там только белые снежинки.Ни дня.Ни ночи.Ни зари.

РЕКВИЕМ

Умирают мои рассветы,превращаются дни в закаты.Скажет кто-то: он был поэтомне сейчас, а тогда когда-то.Латы ржавчина источила,истончала былая доблесть,поубавилась даже силаи ещё потерялась совесть.Повесть о настоящем другепро меня сочинит девчонка.И сокроет шальная вьюгабелый абрис и голос звонкий.Не услышу я песнопенийни ругательных, ни хвалебных,но словами стихотворенийя украшу в церквах молебны.

«Было принято в мире ошибки прощать…»

Было принято в мире ошибки прощатьтем, кто веселы, песенны, юны.И не стоит внимания впредь обращатьна оскал многоликой Фортуны.Пусть в избушке моей ни воды, ни огняи с Пришествия грязные сенцы.Я же юн от рожденья, простите меня!Я навеки останусь младенцем.В дюнах ветер игриво валяет песоки на полюсе льды провалились.Что случилось?А просто берёзовый сок.Что случилось?А люди влюбились.Просто вновь прорывается солнце в зенити мотор не взорвался на взлёте.Память предков опять человеков хранитДля чего? —вы меня не поймёте.Или, может, поймёте по-своему.Так понимали во Франции Жанну.Понимали в огне Аввакума и мракопоясавший пламя Джордано.Всем любезен огонь и веселье взахлёб:на углях рождено Возрожденье.Что случилось?А просто растаял сугробИ грядёт соловьиное пенье.И не ждёшь никаких человеческих благ —просто радость творца и творенья.Я же юн от рожденья.Рассеется мракпод волной соловьиного пенья.

«Нулевое пространство-время…»

Нулевое пространство-времязамыкается на нуле.Я в нем заперт навеки с теми,кто возрос на земной золе.И, мечтая прослыть героем,рвался в небо и в никуда,и прозрачные замки строилна экваторе изо льда.Но слепой сединою сыплетнуль-пространство из облакови в песчаной зыбучей зыбидремлет родина дураков.Жить живьем нелегко,но всё же,словно буквы одной строки,мы же светлые, мы же Божьи!Даже если и дураки.

«Опять собираюсь в дом…»

Опять собираюсь в дом,в котором меня не ждут,который идёт на слом,где души и песни жгут.Я там собираю дымпотушенных сигаретда призрачные следылетящих сквозь ночь карет.И лёгкий – через века —кокетливо-томный взгляд.И только к строке строкаНе строится…ну, никак.

«Не пели…»

Не пели.Не пили большеДрузья мои “за упокой”!Я жил нелюдим и брошенуже неживой судьбой.Зачем же по мёртвым плакать,тем более голосить?Опять под ногами слякотьу тех,кто остался жить.А мне, может быть, не плохов загробном моём миру:стихов подбираю крохи,как пряники на пиру.Пусть жизнь ваша будет сладкой,пусть лето,пусть снегопад.За вами следит украдкоймой грустно-веселый взгляд.

БЕССМЫСЛЕННЫЙ ПОДВИГ ЯСОНА

Платино-оранжевая шкуранекогда игривого барана —глюк почище пьянок Эпикураи семи чудес Мазандарана.Рана умирающей Эллады,надо ли грустить о шкуре этой?Но кому-то счастья всё же надо,и, конечно, вечного рассвета.Раздобыли доблести в Колхиде(не без женской хитрости понятно),мол, теперь в Элладе все увидяткто им счастье привезёт обратно.Но не заструились мёдом реки,клячам не прибавилось аллюраи беспечные – как, впрочем, все мы – грекипропили сиятельную шкуру.Игры у разбитого остоваволнами исхлёстанного “Арго”.Да, он жил до Рождества Христоваи не знает кисти Леонардо.

«Я сегодня грущу по причине…»

Я сегодня грущу по причине,что не держат тебя тормоза.– Я подарок любому мужчине, —ты сказала, потупив глаза.Бьются тёмные волны о камень,бьются в небе клочки облаков.С кем ты:с жертвами? со стрелками?В лёгком клёкоте чёрных курков.Ты ничуть не подвластна кручине,соболиные брови вразлёт.Ты подарок любому мужчине,как “Титанику” айсберга лед.

«Мой образ мрачного шута…»

Мой образ мрачного шута:тщета стремлений и желанийи горький скарб воспоминаний,души и тела нищета.Проста обыденная мысль:Жить безсеребренником глупо.Но кто там, кто словами скупопронзает взмыленную высь?Но кто там, кто на край небес,как на кон, свой талант поставил,кто плакать девочку заставилот счастья в облаке чудес?Кто у святого алтаряпознал свет разума и веры?Но день и снег сегодня серый…но никого…Ошибся я.

«Нет у меня ни друзей, ни врагов…»

Нет у меня ни друзей, ни врагов.А заводить – это надо ли?Шорохом лёгких девичьих шаговнебо расколото надвое.Шёпотом мудрых седеющих липсклеило время столетия.Чудится мне то ли смех, то ли всхлип.Дождик, по-старчески сетуя,сеется нудно на крыши домов —льёт из раскола небесного,не превращаясь ни в лёд, ни в вино,ни в отраженье чудесногошёпота мудрых седеющих лип.Как отозваться хотелось мнена не расслышанный смех или всхлип!Жаль, не хватило ни смелости,ни обаятельных нежных стиховв вешних соцветиях радуги.Нет у меня ни друзей, ни врагов.Да и не знаю: а надо ли?

«Пронзительная проза. Но в стихах…»

Пронзительная проза. Но в стихах.Стихи еще пронзительней. Но в прозе.Цветет нарцисс, мечтающий о розе,а роза прозябает в лопухах.Не в прозе ли покоится душа?Восстав из пепла, скоро станешь прахоми в будущее верится со страхом,и душит полночь.Мерно.Не спеша.Пороша хороша для ноября:прикрыть больную слякотную землю.Но трудно промороженному стеблюдрожать и верить, что взойдет заря.Не говоря своим, чужим – любымо чистой прозе стихотворной строчкии о стихах, что в прозу вкрались ночью,я – всплеск огня и я – тягучий дым.

«Как прежде, бегу и тону…»

Как прежде, бегу и тонув сумятице призрачных дел.Я встретил тебя потому,что встретиться очень хотел.Я встретил тебя потому,что небо смотрело на нассквозь неощутимую тьмумильонами ангельских глаз.Не встреча, а так, пасторальпрозрачного небытия:зачем тебе циник и враль,зачем мне стандартность твоя?В сумятице призрачных делбегу, догоняю, лечу.Я радости дать не сумел,Печали твоей – не хочу.

«Я замкнут в замкнутом пространстве…»

Я замкнут в замкнутом пространствеосенним солнечным лучом,ловлю себя на окаянстве,но не жалею ни о чём.Плечом раздвинув ночь пустую,себя пытаюсь обмануть.Опять вокруг зима лютует,засыпав снегом торный путь.Заснуть бы тихо, безучастно,сказав печальное “Прости…”Пусть будут счастлива и счастливте, кто встречались на пути.Но снова в замкнутом пространствето взрыв, то вихрь, то круговерть.И жизнь прекрасна в окаянстве,когда за ней маячит смерть.

«Отщебетали в парках птицы…»

Отщебетали в парках птицы,но город требует поэм.И по столице след искритсяпахучих белых хризантем —тотем не для богатых нищихи не для нищих богачей.И в подворотнях ветер ищетмерцанье трепетных свечей.Ключей от рая не отыщешь.Но почему же там и тутв часовню старого кладбищамолиться странники идут?Падут снежинки на дорогунеразрешённых мной проблем.Но след людей, идущих к Богу,в благоуханье хризантем.

«Пыльный дух отгоревшего дня…»

Пыльный дух отгоревшего дняи полынное слово: прости!..С языком золотого огняты меня отпусти, отпусти.Отпусти ты меня на простор,где осколки луны в небесахначинают пустой разговоро грядущих несбыточных снах.Отпусти, я прошу, отпусти!Ждёт меня мой не пройденный путь.И полынное слово “прости”позабудь, как меня, позабудь.По разбитой гуляю луне —я опять у судьбы не в чести.Что ж ты снова приходишь во сне?Отпусти ты меня, отпусти.

«Познавая сущность Иисусности…»

Сестре Галине

Познавая сущность Иисусности,руки на груди сложив крестом,быть хочу искусным в безыскусности,но не указующим перстом.Оставляя в прошлом страсть и страстности,тайну покаяния познатья хочу. Хочу причастностик Истине Пресветлой.Исполать!Познавая сущность Иисусности,руки на груди сложив крестом,я познаю сущность Иисущностив самом сокровенном и святом.

«На этом весёлом свете…»

На этом весёлом светемне не нужны словаи я на дорожной лентезаметен уже едвасреди миллионов нищихи мудрых, как жизнь, бродяг.Здесь каждый чего-то ищети каждый чему-то рад.Врага обретя и друга,наперсника и лжецаувижу, что ночь да вьюгапила с моего лица.На мудрость не хватит силы.Для глупости нет ума.И даже сырой могилыменя не приемлет тьма.Хромает по лужам ветер,жуя нитяной мотив.На этом веселом светея только любовью жив.

«На медных крышах солнце пламенеет…»

На медных крышах солнце пламенеети листьев пламенеющих обвал.А кто из нас о прошлом не жалеет?Кто не проигрывал, поверь, тот не играл.Упал октябрь в Москву струною звонкойи тонкий воздух сказочен и тих..И ветерок пушистый, как болонка,кружится, заплетая листья в стих.Пустых не понимая рассужденийо непреложном смысле бытия,хочу запомнить счастье тех мгновений,где никого,где только Бог и я.На медных крышах солнце пламенеети я твержу, как раньше повторял:не радуйся тому, что ты имеешьи не горюй о том, что потерял.

«Летит над болотом зелёная мреть…»

Летит над болотом зелёная мретьи жизнь засосало в болотонастолько, что хочется лечь, помереть —не слушать болота икоту.Тускла позолота на Божьих церквах,по кочкам бредут пилигримы.И в этих не русских, но русских краяхвсё зимы да зимы, да зимы.Народ!Помолись, оглядись не спеша —на родине ты иль в изгнанье?Тогда ты поймёшь, как рыдает душа,как страждет она покаянья.

«Ты меня разбуди, но только…»

Ты меня разбуди, но тольконе на утренней белой зорьке:воздух утра хмельной и горький,словно первой любви настойка.Ты меня разбуди, но в полденьнестерпимое солнце светитили рыщет колючий ветер,чтоб обиды свои припомнить.Ты меня разбуди, но вечерне для этого красит окнанегасимым кровавым оком —не со мною он ищет встречи.Ты меня разбуди, но в полночьне моей ты желаешь ласки.Лучше спать мне и видеть сказки,чем невидящий взгляд запомнить.Ты меня разбуди…

«Постоянный страх оказаться вне…»

Постоянный страх оказаться внедосягаемости земли.И поэтому снова не спится мне,если рядом жгут корабли.Если душу тревожит забытый хмельнеземных продувных морей.Если снова поёт беззаботный Лельу закрытых чужих дверей.Не стареющий странноприимный дом,что на Млечном стоит пути,где родился и жил, и умрёшь шутом,где любимую не найти,где ухватит за полу малины куст:мол, куда ты, дурной, постой!Воздух сумерек снова и прян и густ —старорусский крутой настой.С той ли, с этой ли стороныожидается дым-пожар?Иль не молишься ты за ны,куренной монах Кудеяр?Ярость века сгорит в огне,ляжет копотью в полземли.И поэтому снова не спится мне,если рядом жгут корабли.

«Что-то в мире сложилось не так…»

Что-то в мире сложилось не так:правит смертными одиночество,будто стаи голодных собаквоздают нам последние почести.Холод глаз.И души пустота.И такое сплошное безмолвие,будто здесь никогда, никогдане сверкала безумная молния.Ни молитвы…Ни Бога…Ни сна…Одиночество – страсть или таинство?Не бывает средь мёртвых весна,только страх да стремление к старости.Счастлив тот, кто забудется сном,ни грехом, ни стихом не отмеченный.Чёрный ангел накроет крыломтвои нежные смуглые плечи.

«Сегодня будет ураган…»

Сегодня будет ураган.Я это знаю, ноиспепеление землянне мной предрешено.Виной всему гнетущий рок,проклятие небес:и сонно смотрит на востоктысячелетний лес.Оттуда – жизнь,оттуда – смерть.И на семи ветрахпоследний смертный – интроверт —развеет мёртвых прах.И вой его вонзится в ночь,как боль от сотен ран,и улетит куда-то прочь,и стихнет ураган.

«Спасибо, Господи, за боль…»

Спасибо, Господи, за больи за любовь, что мне послал.Я жизнь – несыгранную роль —еще в стихах не дописал,недострадал,недолюбил,недомолился перед сном.и недопонял, что не милкому-то в городе пустом.Опять блуждаю по судьбето неприютен, то весёл.И я опять скажу Тебе:спасибо, Господи, за всё.И снегом белым упаду,когда полночный город стих,и Вифлеемскую звездуя отражу в глазах своих.

«Эти огненно-снежные волосы…»

Эти огненно-снежные волосыразжигают вселенский пожар.И планету от полюса к полюсусотрясает подземный удар.Знак огня: пепел в небе качается,на луне оставляя следы.Не пойму, как же он сочетаетсяс разделительным знаком воды?От беды, как известно, не спрячешься —пусть артачится дождь за окном,пусть в огне саламандра маячится,пусть в углу улыбается гном.Эта огненно-медная женщина —то ли счастье, а то ли беда.Но от полюса к полюсу трещина,но от сердца до сердца вода.

«Жизнь потеряла всякий смысл…»

Жизнь потеряла всякий смысл.Чего мне ждать?К чему стремиться?Летят сиреневые птицына мыс, где умирает мысль.Где череп чёрные глазатаращит в сумрачное небо.Быть может, он несчастным не был,его хранили образа.От человека – ни следа.лишь полночь молния пронзает.Любовь взаимной не бываетна этом свете никогда.

«Ночь…»

Ночь.Над водой разливаетсятяжкий гудок, будто стон.Всё, словно сон, забывается,всё превращается в сон.Видел на свете не мало я —в ликах старинных иконесть чистота небывалая.Всё превращается в сон.Мыслил коснуться ладонямисчастья, что долго искал.Но за бегами-погонямитолько себя потерял.Но за слезами незваннымитихий приходит покой,нежно прикрытый туманами,словно Господней рукой.Звёзды на волнах качаются.Пасха. Малиновый звон.Всё, словно сон, забывается,всё превращается в сон.

«Снова Пасха. И снова снег…»

Снова Пасха. И снова снег.Но, как – будто сто лет назад,слышал я твой жемчужный смех,видел я твой алмазный взгляд.Снег на улице,смех в душе.Нет, скорее наоборот.Ночь-красавица в паранджеизменяет планет полёт.Ни назад пути, ни вперёд.Святый Боже, оборони!Топит снега водоворотжизни призрачные огни.Обмани меня – обними,чтобы чёрный растаял снег.Не молчи, молю! Позвони,если я ещё человек…

РОМАНС

Оставь меня, не надо сожалений.Оставь меня, не надо томных взглядов.Твоя любовь – лишь несколько мгновенийсверкала искрой в танце снегопада.А надо ли жалеть и возвращатьсяк раздавленным словам и жалким нотам?Но так хотелось просто улыбаться,но так хотелось лёгкого полёта.Оставь меня, я не хочу печальныхтвоих речей об истине глубокой.И не тревожь касанием случайным:я и с тобой останусь одиноким.За окнами опять танцует вьюгаи чьи-то искры в танце улетают.Как жаль – мы не увидели друг друга,зима любви пришла, что б не растаять.

«Боль мою не измерить словами…»

Боль мою не измерить словами.Разливаются вспышки кометнад поваленными тополями.Званных много да избранных нет.Оборванец, скажи мне, родимый,для чего ты родился на светбесприютный, с душою ранимой?Званных много да избранных нет.Обозначить чужие пороки —легче лёгкого, вот в чём секрет.Божий Сын тоже был одинокий…званных много да избранных нет.И, когда ты пройдёшь спозаранкупо тропинке не пройденных лет,не разглядывай жизни изнанку.Званных много да избранных нет.

«Исчезают хрустальные замки…»

Исчезают хрустальные замки.По расхристанному календарюхлопья снега, скуля, как подранки,улетают в больную зарю.Говорю.Говорим.Разговорывместо жизни и вместо любви,словно снег,что окажется скорокаплей влаги.Подснежник сорви,закуси его нежную зеленьда смотри на восток, там, где снег,будто егерем, мартом подстрелени где вьюга закончила бег —берег сна, нескончаемый берегне дождавшихся жён и невест.А на стыке Европ и Америклюпус люпуса всё-таки съест.Так в подранков впиваются волкии по насту, просевшему стон.Лишь на замки хрустальных осколкикапли сна, словно слёзы с икон.

«По острогрудым ветхим крышам…»

По острогрудым ветхим крышамплывут Москвы печальной запахи.Не дай вам Бог остаться лишнимна многолюдном вечном празднике.И не понять, и не услышатьстихи, оброненные мальчиком.И только запахи по крышамда кот, свернувшийся калачиком.И вековечный зов:любимый!..И крик безмолвия:любимая!..Проходит день невозвратимый,проходит жизнь невозвратимая.По стенам пляшет лунный зайчик,реальность, связывая с небылью.Но слышу снова:был ли мальчик?быть может, мальчика и не было?

«Кружится зима снежная…»

Кружится зима снежная.Неженка моя нежная,ты ответь-скажи, где ж ониласковые дни в пламенивзгляда твоего нежногои совсем чуть-чуть грешного?Обожать тебя, неженка,и в твоих руках нежиться —это ли не суть, главноев суетной мирской гавани?Только ты скажи, нежная,можно я тебя бережнопронесу сквозь вьюг множествона руках своих.Можно ли?

«На небе месяц, словно шрам…»

На небе месяц, словно шрам,тоскливый вой собак.Кто разбросал по лунным снампоэтов и бродяг?Кто руки тянет через ночьк звезде, которой нетна небосклоне. И невмочь,сливаясь с эхом лет,мне ждать и верить, что заря —знамение небес.И стать листком календаряв ночь сказок и чудес.Не знать с кончиной декабря,что новый век грядёт,что вьюга лист календаряслучайно оборвёт.

«По задворкам нахальная вьюга…»

По задворкам нахальная вьюгапродолжает собакой шнырять.Люди ищут в потёмках друг другадля того чтобы вновь потерять.Не могу быть сложнее и проще,не хочу воду в ступе толочь.А по мартовской Марьиной Рощеза деревьями прячется ночьне мрачна, не страшна – неоглядна.Я по ней не блуждал никогда.Ты – мой свет.Ты – моя Ариадна.Невечерняя в небе звезда.Но в ночи водопадовы струимогут вдребезги камень разбить.Возврати мне мои поцелуи,чтобы смог я тебя разлюбить.

СОН

– А что там, на улице: март или ночь?– Не знаю, не пробовал. Может быть, вьюга?И ветер шарахнулся прочь от испуга,и жизнь, как собака, уносится прочь.– Точь-в-точь полотно богомаза Петрарки…– Да он же поэт. Ты о чем говоришь?..Он в песнях своих воспевает Парижи пишет роман без единой ремарки.– Ремарк. Это тоже поэт или где?– Ремарк – это нашей Чукотки столица,тебе не мешало бы опохмелиться,а то все твердишь об ударном труде.И шастает женщина.Женщина-львица.По темной аллее, по горькой душе.Ей фугу сложил футболист Беранже…И в марше Шопена мне все это снится.

«Нет ничего необычного…»

Нет ничего необычногов том, что печален свет,в том, что пустым привычкамв мире названья нет.В том, что перечеркнулосетью слепых дождейсудорожные скулыверящих в быт людей.Верящих в невозможноесчастье житейских драм.Как же, порою, сложнолюди приходят в храм.Слушаю ночь тревожную,верю прожитым дням.Как же, порою, сложновоцерковляться нам.

«Смейся…»

Смейся!Смейся, ликуя, Эллада,словно в дни олимпийского года.Эта женщина – капелька ядав кубке пенного пряного мёда.За неё умирали фалангив бесконечной безудержной сече.Жизнь, она не красива с изнанки,будто роща олив после смерча.Улыбнётся лукаво Адониси печально посмотрит Психея:словно пену морскую в ладонях,он её удержать не сумеет.Смейся!Смейся, ликуя, Эллада!Не Гомера поймали на слове.Александру на битву не надо,Александра сразили в алькове.

АРМАГЕДДОН

На каменные клинописи лицсветила лик, простреленный навылет,глядит из-под слабеющих ресниц;на сгустки и клубы белёсой пыли,осевшей на деревья и на птиц;на лица зданий и отживших клёнов,и нет уже различий и границмеж храмами Парижа и Поклонной.Настало время:ангел вострубили сделались смятения и смуты,и скоро, скоро грозный Гавриилсочтёт твои последние минуты.Настало время:всё вернулось вспять!Всё умирающее или неживое.И никого на помощь не позвать,и грудь земли под пыльною травою.Восстала рвать.Пред ней – другая рать.Они сошлись, разя, в последней битве.И солнце не спешило догорать,и люди становились на молитву.Всё это было.Было?Но когда?Я помню крики боли и страданья.И догорала Божия Звезда,и ни следа,и ни воспоминанья…Всё это было или будет впредь:земли сырой оплавленные комья…Всё умерло.И только умеретьне смог один, который это помнил.

«А можно ли тебя заставить жить…»

А можно ли тебя заставить жить?А можно ли тебя любить заставитьи верить в неживые миражипогоста с оголёнными крестами?Листает осень старую тетрадьостекленевшим вылинявшим глазом.И тёплых листьев больше не собратьв большой букет.И не поставить в вазу.Не сразу, не спеша, но исподволь,как лёгкий паучок на паутинке,приходит удивительная боль —расплавленная осени картинка.А можно ли меня заставить петь?А можно ли меня летать заставитьи верить в то, что можно умеретьв ряду не умирающей октавы?