Сто чувств. Справочник практического психолога

«– Vous vous encroûtez, mon cher6, – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же» (Т. 4. Ч. 4. Гл. XIII. С. 530).

Вилларский за апатию и эгоизм принимает противоположное состояние Пьера, а именно отсутствие волнения и раздражения тем, что другие люди отличаются от него по взглядам и мировоззрению:

«В Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по-своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку» (Т. 4. Ч. 4. Гл. XIII. С. 531).

Если слово апатия здесь и уместно, то только вложенное в уста заблуждающегося Вилларского, который так «сам с собою определил Пьера» из-за невключенности последнего в привычную человеческую суету и из-за своей собственной проекции. Сам автор называет состояние Пьера «радость школьника на вакации»:

«Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его» (Т. 4. Ч. 4. Гл. XIII. С. 532).

«Ничего не нужно было от жизни, кроме спокойствия»

Однако истинное состояние апатии (хотя он и не называет его словом «апатия») передано Львом Толстым очень подробно и точно. В этом состоянии пребывает старая графиня Ростова после потери мужа и сына. Толстой в эпилоге описывает ее как «нечаянно забытое на этом свете существо», живущее физиологическими процессами без чувств. Причина этого – избегание душевных страданий, нежелание еще раз испытывать боль утраты:

«Графине было уже за шестьдесят лет. Она была совсем седа и носила чепчик, обхватывавший все лицо рюшем. Лицо ее было сморщено, верхняя губа ушла, и глаза были тусклы.

После так быстро последовавших одна за другой смертей сына и мужа она чувствовала себя нечаянно забытым на этом свете существом, не имеющим никакой цели и смысла. Она ела, пила, спала, бодрствовала, но она не жила. Жизнь не давала ей никаких впечатлений. Ей ничего не нужно было от жизни, кроме спокойствия, и спокойствие это она могла найти только в смерти. Но пока смерть еще не приходила, ей надо было жить, то есть употреблять свое время, свои силы жизни. В ней в высшей степени было заметно то, что заметно в очень маленьких детях и очень старых людях. В ее жизни не видно было никакой внешней цели, а очевидна была только потребность упражнять свои различные склонности и способности. Ей надо было покушать, поспать, подумать, поговорить, поплакать, поработать, посердиться и т. д. только потому, что у ней был желудок, был мозг, были мускулы, нервы и печень. Все это она делала, не вызываемая чем-нибудь внешним, не так, как делают это люди во всей силе жизни, когда из-за цели, к которой они стремятся, не заметна другая цель – приложения своих сил. Она говорила только потому, что ей физически надо было поработать легкими и языком. Она плакала, как ребенок, потому что ей надо было просморкаться, и т. д. То, что для людей в полной силе представляется целью, для нее был, очевидно, предлог» (Эпилог. Ч. 1. Гл. XII. С. 590).

Такой выбор человек делает бессознательно, и родственникам ничего не остается, как принять его и обеспечить надлежащий уход за любимым человеком. Именно так и поступают представители младшего поколения в большой семье, в которой графиня еще так недавно была главной.

«Это состояние старушки понималось всеми домашними, хотя никто никогда не говорил об этом и всеми употреблялись всевозможные усилия для удовлетворения этих ее потребностей. Только в редком взгляде и грустной полуулыбке, обращенной друг к другу между Николаем, Пьером, Наташей и Марьей, бывало выражаемо это взаимное понимание ее положения.

Но взгляды эти, кроме того, говорили еще другое; они говорили о том, что она сделала уже свое дело в жизни, о том, что она не вся в том, что теперь видно в ней, о том, что и все мы будем такие же и что радостно покоряться ей, сдерживать себя для этого когда-то дорогого, когда-то такого же полного, как и мы, жизни, теперь жалкого существа, Memento mori7, – говорили эти взгляды. Только совсем дурные и глупые люди да маленькие дети из всех домашних не понимали этого и чуждались ее» (Эпилог. Ч. 1. Гл. XII. С. 591).

Работа с апатией в психотерапии

Состояние апатии представляет собой разновидность защитного механизма психики. Поскольку стрессовые ситуации отнимают много психической энергии, в ответ на это начинаются процессы нервного торможения. Таким образом, апатия обеспечивает человеку обезболивание, анестезию души. Иногда это состояние необходимо человеку на время, но в случае старой графини, похоже, это навсегда.

Обычно клиенты в состоянии апатии сами не обращаются за помощью. Это тонкий момент, потому что если вместо них для них просят помощи родственники, то согласие терапевта работать с таким клиентом нарушает принцип добровольности.

Если клиент все же сам находит в себе силы прийти на консультацию, то психотерапевтическая работа предполагает поиск запускающего события и проживание клиентом подавленных чувств с целью освобождения от них. Так, если это потеря, то психотерапевт сопровождает клиента в проживании пяти стадий потери, чтобы затем перейти к поиску актуальных потребностей и способов их удовлетворения. Если апатия вызвана шоковой травмой, то проводится соответствующая работа (см. гл. «Шок»).

Обобщенно можно сказать, что психотерапия сводится к диагностике (поиску места, где либо заблокирована энергия, либо происходит ее «утечка»), а затем коррекции (восстановлению тока энергии с помощью активирующих установок). Согласно модели З. Фрейда, включающим человека в жизнь импульсом становится перенос либидо с утраченного объекта на новый (см. гл. «Скорбь»).

4. Безмятежность

Безмятежность – это умиротворенное, спокойное состояние, свободное от всяких беспокойств, волнений и переживаний.

Слово произведено от существительного мятеж (далее от старославянского мѧтєжь). Связано с мяту́, мутить.

Синонимы: умиротворенность; умиротворение; спокойствие; гармония; беспечность; невозмутимость.

Близкий по значению фразеологизм: тишь да гладь, да божья благодать.

Есть мнение, что безмятежность – это состояние спокойствия и гармонии, которого достигают зрелые люди с высокой степенью осознанности, проделав глубокую работу над собой. Я не могу согласиться; безмятежность возникает «незаслуженно», отличается примесью светлой беспричинной радости, а по своему значению ближе всего к беспечности («без печали, не печет изнутри») и беззаботности (забота – «беспокойство о зоби, т. е. пище»). С моей точки зрения, чувство безмятежности – преимущество детей и неосознанных людей.

Лев Толстой в романе «Война и мир» не дает подсказки с помощью самого слова безмятежность, однако описывает это состояние у своих героев весьма подробно и точно. Испытывают чувство безмятежности либо его герои с непробужденным сознанием (маленькая княжна Лиза Болконская, Анатоль Курагин), либо персонажи детского возраста, не получившие еще печального жизненного опыта, не ведающие забот и которым пока что не о чем беспокоиться.

«Чувство готовности к любви и ожидания счастья»

Чувством безмятежности пронизаны те страницы романа, где автор пишет о молодежи дома Ростовых. Называя это трудно определимое состояние, Толстой использует неопределенные слова (какая-то, чему-то, вероятно) и обобщения (ко всем, на всё). За этой открытостью любому опыту стоит безмятежная неосведомленность, наивная вера в то, что жизнь несет только радость, и незнание темных сторон действительности:

«В доме Ростовых завелась в это время какая-то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему-то (вероятно, своему счастию) улыбающиеся девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на все готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых» (Т. 2. Ч. 1. Гл. X. С. 360).

Похожее состояние испытывает Наташа Ростова, придя на детский бал у Иогеля. Ее состояние ближе всего к безмятежности – девочка беззаботно радуется жизни, испытывая гармонию и единение с собой и внешним миром:

«Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.

– Ах, как хорошо! – все говорила она, подбегая к Соне» (Т. 2. Ч. 1. Гл. XII. С. 365).

Снова мы видим, что автор для передачи состояния героини использует генерализации: ни в кого, во всех. Такая расфокусировка сознания характерна для безмятежности – это чувство направлено не к кому-то конкретному, но ко всем, в мир; возможно, в юности подобный настрой является условием поискового поведения.

Этим ее состоянием невольно заражается взрослый мужчина Денисов и неожиданно для себя делает четырнадцатилетней Наташе предложение, тем самым поколебав ее безмятежность и вызвав чувства смятения, жалости к себе, огорчения, гордости и др. Неизбежное столкновение с реальностью приводит к тому, что детская безмятежность разрушается, уступая место другим чувствам. И если взрослые люди в дальнейшем способны чувствовать безмятежность, то мимолетно, в краткие промежутки времени, когда груз забот и опыта не составляет основного фона жизни.

«Чему она так рада? О чем она думает?»

Еще один эпизод, запечатлевший безмятежность Наташи, описывает приезд князя Андрея в имение Ростовых по опекунским делам. Он видит стайку девушек со смеющейся Наташей Ростовой во главе. Озабоченному Андрею непонятно, чему можно так беззаботно и безмятежно смеяться:

«Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из-за деревьев он услыхал женский веселый крик и увидал бегущую наперерез его коляски толпу девушек. Впереди других, ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно-тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из-под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что-то кричала, но, узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.

Князю Андрею вдруг стало отчего-то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом все так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна и счастлива какой-то своей отдельной – верно, глупой, – но веселой и счастливой жизнью. «Чему она так рада? О чем она думает? Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» – невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей» (Т. 2. Ч. 3. Гл. II. С. 457).

Толстой не случайно употребляет при описании состояния Наташи слово «глупый». Верно говорят, смех без причины – признак дурачины – то есть неопытности, неосведомленности, молодости, глупости, безмятежности. Князь Андрей взрослый и уже не умеет отождествляться с весной, пробуждением природы, легкостью, радостью жизни (точнее, разучился). А Наташа умеет (точнее, пока не разучилась). Она олицетворяет собой саму жизнь, безмятежно возрождающуюся каждый год, несмотря ни на что.

«Кто-то такой почему-то обязался устроить для него»

Примером безмятежности иного рода служит Анатоль Курагин, отличающийся глупостью, легкомыслием и любовью к веселью. Хотя в сравнении с Наташей Анатоль уже достаточно взрослый, он не способен к осознанию причинно-следственных связей, опыт жизни его ничему не учит, он намеренно предпочитает оставаться ребенком в той части жизни, где у других взрослых людей с годами и опытом появляется ответственность.

Для иллюстрации я взяла эпизод, где отец привозит Анатоля свататься к княжне Марье. Для Анатоля, проживающего сорок тысяч в год, женитьба на знатной и богатой невесте лишь способ получить содержание, поэтому поездка не затрагивает его чувств, а является лишним поводом развлечься:

«Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто-то такой почему-то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Все это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. „А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает“, – думал Анатоль» (Т. 1. Ч. 3. Гл. III. С. 244).

Ключ к объяснению безмятежности Анатоля – фраза Толстого «кто-то такой почему-то обязался устроить для него». Эти слова говорят о нежелании взрослого человека взять ответственность за свою жизнь на себя. Вот почему, когда никто в доме не спит в преддверии судьбоносного события, один лишь Анатоль спит безмятежным младенческим сном:

«Все разошлись, и, кроме Анатоля, который заснул тотчас же, как лег на постель, никто долго не спал эту ночь» (Т. 1. Ч. 3. Гл. V. С. 255).

И вот почему он «провалил» сватовство – не смог удержаться даже здесь от своего главного порока – сладострастия, и княжна Марья, его потенциальная невеста, застала его обнимающимся с ее хорошенькой компаньонкой.

«Она совершенный ребенок»

Еще один персонаж, вечно пребывающий в безмятежности, – маленькая княгиня Лиза Мейнен, жена князя Болконского. Она ведет себя, как ребенок, и не желает взрослеть.

Так, отправляясь на войну, князь Андрей привозит жену в деревню к отцу и сестре. Маленькая княгиня чуть не с порога начинает болтать, валя в одну кучу важные темы с пустяками, актуальные с не имеющими отношения к моменту. Умная княжна Марья перестает ее слушать:

«Княгиня говорила без умолку. Короткая верхняя губка с усиками то и дело на мгновение слетала вниз, притрагивалась, где нужно было, к румяной нижней губке, и вновь открывалась блестевшая зубами и глазами улыбка. Княгиня рассказывала случай, который был с ними на Спасской горе, грозившей ей опасностью в ее положении, и сейчас же после этого сообщила, что она все платья свои оставила в Петербурге и здесь будет ходить Бог знает в чем, и что Андрей совсем переменился, и что Китти Одынцова вышла замуж за старика, и что есть жених для княжны Марьи pour tout de bon8, но что об этом поговорим после. Княжна Марья все еще молча смотрела на брата, и в прекрасных глазах ее были и любовь и грусть. Видно было, что в ней установился теперь свой ход мысли, не зависимый от речей невестки. Она в середине ее рассказа о последнем празднике в Петербурге обратилась к брату.

– И ты решительно едешь на войну, André? – сказала она, вздохнув» (Т. 1. Ч. 1. Гл. XXIII. С. 119).

Достаточно увидеть контраст монолога маленькой княгини о петербургских увеселениях с ситуацией ухода мужа на войну, как становятся ясно видны неадекватное поведение молодой женщины и ее не оправданная контекстом безмятежность. В то время, как князь Андрей испытывает презрение к жене за это качество, деликатная княжна Марья находит оправдывающее название этому поведению – «совершенный ребенок»:

«– А где Lise? – спросил он. <…>

– Она так устала, что заснула у меня в комнате на диване. Ах, André! Quel trésor de femme vous avez9, – сказала она, усаживаясь на диван против брата. – Она совершенный ребенок, такой милый, веселый ребенок. Я так ее полюбила.

Князь Андрей молчал, но княжна заметила ироническое и презрительное выражение, появившееся на его лице» (Т. 1. Ч. 1. Гл. XXV. С. 126).

Можно понять разочарование Андрея, ожидавшего, что женился на взрослом осознанном человеке, а не на ребенке. Мы не знаем историю любви этой пары, но судя по тому, что позднее в другой женщине (Наташе Ростовой) Андрея привлекли непосредственность, жизнерадостность, безмятежность, – то же было с Лизой, только с той разницей, что развития сознания у Лизы так и не произошло.

Единственное, к чему стремится эта взрослая беременная женщина – вернуть беззаботное время веселья. Когда в дом Болконских приезжает свататься к Мари Анатоль Курагин, маленькая княгиня ненадолго испытывает былую безмятежность:

«Маленькая княгиня, как старая полковая лошадь, услыхав звук трубы, бессознательно и забывая свое положение, готовилась к привычному галопу кокетства, без всякой задней мысли или борьбы, а с наивным, легкомысленным весельем» (Т. 1. Ч. 3. Гл. IV. С. 254).

И только ночью она не может уснуть, сожалея, что прошло то время, когда не было всего того, что мешает ее безмятежности – живота и беременности:

«Маленькая княгиня ворчала на горничную за то, что постель была нехороша. Нельзя было ей лечь ни на бок, ни на грудь. Все было тяжело и неловко. Живот ее мешал ей. Он мешал ей больше, чем когда-нибудь, именно нынче, потому что присутствие Анатоля перенесло ее живее в другое время, когда этого не было и ей было все легко и весело. Она сидела в кофточке и чепце на кресле. Катя, сонная и с спутанною косой, в третий раз перебивала и переворачивала тяжелую перину, что-то приговаривая.

– Я тебе говорила, что все буграми и ямами, – твердила маленькая княгиня, – я бы сама рада была заснуть; стало быть, я не виновата. – И голос ее задрожал, как у собирающегося плакать ребенка» (Т. 1. Ч. 3. Гл. V. С. 255).

Маленькая княгиня не взрослеет. Она умирает в родах. Лев Толстой, «убивая» свою героиню, оставляет объяснение, вложив его в уста княжне Марье Болконской, которая делится мыслями об этом в письме Жюли:

«Для чего было умирать этому ангелу – Лизе, которая не только не сделала какого-нибудь зла человеку, но никогда, кроме добрых мыслей, не имела в своей душе. И что ж, мой друг? вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца. <…> Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтоб иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью» (Т. 2. Ч. 3. Гл. XXV. С. 524).

Работа с безмятежностью в психотерапии

Многие клиенты, столкнувшись с требованиями взрослой жизни, приходят в терапию с утопическим запросом вернуть былую безмятежность. Мы не можем обещать им возвращения этого состояния, как не можем повернуть время вспять. Мы можем лишь сопровождать переход наших клиентов на новый уровень сознания, где безмятежность присутствует в новом качестве – в виде осознанного спокойствия, доверия миру, согласия с реальностью, принятия изменений в жизни как неизбежных. Но и тогда безмятежность посещает нас лишь как мимолетное чувство, которое приходит в моменты, когда мы принимаем ситуацию такой, какая она есть.

У Льва Толстого есть описание людей, достигших этого состояния. Вот, например, масон Баздеев глазами Пьера, страстно ищущего путь к безмятежности и гармонии. С точки зрения Баздеева, путь заключается в вере в Бога:

«Пьер с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети, интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью, – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.

– Он [Бог] не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон» (Т. 2. Ч. 2. Гл. II. С. 384).

А вот описание самого Пьера, через постижение жизнью, как и учил Баздеев, пришедшего к искомому состоянию гармонии и безмятежности, но на высшем, «недетском» уровне.

«Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. <…>

– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!

То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это-то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие» (Т. 4. Ч. 4. Гл. XII. С. 527).

Если бы мы заранее сказали нашим клиентам, чем достигается чувство блаженства во взрослом возрасте, вряд ли кто-то из них остался бы в терапии. Оценить последствия вложенных усилий возможно только после пройденных испытаний. Вот как говорит об этом Пьер в последней главе романа:

«– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали; хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради Бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю» (Т. 4. Ч. 4. Гл. XVII. С. 543).

5. Безразличие

Безразличие – состояние полного равнодушия, незаинтересованности.

В буквальном смысле испытывать безразличие – это не различать лиц. В переносном смысле – игнорировать чувства. Такое состояние человек испытывает в критические минуты своей жизни. Если же оно затяжное, то это говорит о деградации личности, когда, например, человек находится в процессе умирания.

Синонимы: равнодушие; апатия; вялость; холодность; бесчувствие; безучастие; незаинтересованность; индифферентность; нечувствительность.

В романе «Война и мир» слово «безразличие» не употребляется. Но я выбрала три эпизода, где чувство безразличия описано другими словами. Эти примеры с тремя персонажами – Лизой Болконской, Наташей Ростовой и Андреем Болконским – позволяют ухватить общую закономерность того, как и когда это чувство появляется.

Никакого отношения до ее страданий

Первый эпизод описывает неожиданное возвращение князя Андрея Болконского с войны во время родов жены. Чувства Лизы нельзя назвать безразличием, она испытывает целую гамму чувств: радость, что страдания ненадолго прекратились; испуг и волнение, что они снова начнутся. Но по отношению к мужу, которого она не видела несколько месяцев, она не просто безразлична, но даже не понимает значения его появления, потому что его присутствие никак не облегчает ее страданий: