Кровь Богини

– Ну уж нет, – покачал головой мужчина. – Таким способом ты повышение не получишь.

Зардевшись, Маша хлопнула его по плечу:

– Не говори ерунды, это все вино…Забористое, падла.

– Хаггарские виноградники, девятьсот шестьдесят восьмой год. Такое может стоить половину нашего жалования. Благо мы изъяли у подпольщиков этого добра навалом.

– Девять…сот…шестьдесят…восьмой…, – вино и правда ударило в голову. Девушка отпрянула от База, стараясь самостоятельно устоять на ногах. – Как интересно…

«В этот треклятый год умерла девочка Маня, – вспомнила девушка, – и родилась воительница-мхаграй».

– Ты дойдешь до дома? – обеспокоенно спросил наставник. – Или проводить?

– Нет-нет, – рассеянно улыбнулась Маша. – Забыл? Так я повышение не получу. Да и потом, тебя дома жена ждет. Так что доберусь сама, спасибо.

Взгляд База потускнел. Последнее время, когда он не был погружен с головой в работу, его лицо не покидала кислая мина. Однажды Маша пробовала вытянуть из База причину его заунывного состояния, но опытный сыскарь ловко уходил ото всех вопросов. Решив, что сейчас самое время подловить его, пока он находится в сметенных чувствах, девушка спросила:

– Баз, что происходит? Ну же! Ты знаешь, что со мной можешь говорить о чем угодно, и это останется между нами.

– С чего ты взяла, дорогая Мария, – парировал наставник, – что мне нужно поговорить?

– Уже целую неделю ты поникший, словно не можешь ладом сходить на горшок. Расскажи мне! Если за свою недолгую жизнь я что-то и поняла, то это то, что проблемами нужно делиться с друзьями. Не пойми меня не правильно, но всех этих светских ублюдков я не могу назвать твоими друзьями, – ткнув в сторону темного здания, Маша искренне посмотрела в глаза друга и улыбнулась. – А вот себя я могу назвать так.

Баз кивнул и пригласил Машу присесть на скамью. Убедившись, что их никто не подслушает, он тихо сказал:

– Все дело в жене. Ты знаешь, мы вечно с тобой на службе, спасаем жизни, ловим убийц и насильников, пытаемся заработать на хлеб с маслом. А она в это время пропивает последние гроши и распутничает по кабакам. Постоянные ссоры по этому поводу не могли продолжаться вечно. И пускай я и дворянин, но денег у меня и моей семьи никогда много не было. А ей хотелось все большего и большего.

Мария накрыла ладонью его руку и спросила:

– Она что-то сделала?

– Да, – ответил Баз, и голос его был готов сорваться от подступившего к горлу кома. Он прокашлялся. – Помнишь на той неделе мы поймали того залетного выродка из Цивиса? Который ловил маленьких бедняцких детей в портовом районе и насиловал их.

– Конечно, помню! Я несколько дней отписывалась от бесконечных жалоб из Канцелярии, после того как отрубила ему причиндалы, – сказала Маша и прошипела сквозь зубы, – этому больному ублюдку.

– В ту ночь, когда мы схватили его и начали с ним работать, моя благоверная отправилась в новый загульный виток. И в каком-то грязном кабаке отдалась за кошель монет владельцу плотницкой из Глухого тупика. Прямо на столе. За этим наблюдал весь зал.

Маша в ужасе округлила глаза.

– Я…у меня нет слов. Что ты сделал, когда узнал об этом?

Баз пожал плечами и уставился себе под ноги.

– Ничего. Выгнал ее из дома и теперь живу один. На днях пойду к знакомому из Первой канцелярии, разведусь с этой…с этой…

– Мне жаль, мой друг, – сжав его руку, сказала Мария.

Немного помолчав, Баз улыбнулся подруге и поднялся. Он с наслаждением вдохнул полной грудью прохладный ночной воздух. И повернулся к девушке.

– Это все былое. На нашей работе эта мерзкая история никак не отразится. А теперь иди уже домой, завтра будет тяжелый день.

– Как и все предыдущие, – мрачно сказала Маша, приняв вновь протянутую другом руку. – Доброй ночи, Баз. Все…все наладится.

Улыбнувшись друг другу на прощание, они разошлись в разные стороны. Мария брела по хитросплетениям улиц и размышляла о несчастьях, свалившихся на голову ее наставника. Ей казалось странным, что когда-то ее мысли занимали, ни много ни мало, судьбы целого мира. А теперь она переживает об обыкновенных житейских проблемах. Где взять денег на пропитание, какую одежду выбрать для очередного рабочего дня (будто у нее был большой выбор), как помочь Базу в разрешении его неурядиц.

А тут еще неожиданно свалились вести о возможном повышении. И это радовало Машу! Она считала, что достигла успехов, работая обыкновенным помощником сыскаря, и давно заслужила похвалу и награду. Маша улыбнулась своим мыслям. Раньше она мечтала лишь о том, чтобы проснуться утром живой и невредимой. Свой путь она начала, став членом древнего ордена мхаграев – религиозных воинов, что состояли на службе у безумного Посланника Пекла, богородного, грезившего об уничтожении мира. Вместе с храбрым охотником Ярославом они пытались остановить Посланника. Им помогали мудрый и веселый старик Яромир, кудесник, что бродил по миру еще до Великого Раскола, и бесстрашный волшебный кот Черныш, который умел разговаривать, и знаниями мог бы потягаться с любым живущим в этом мире.

Вместе они преодолели тяжкие испытания. Маша потеряла почти всех, кто значил для нее хоть что-то. Первым погиб Суйдей, ее учитель-мхаграй, который стал ей почти отцом. Воин пал, спасая Машу от зачарованной твари, среди стен башни Бога Хлада. Вслед за ним из жизни ушел и Яромир, убитый Бояном – человеком, которого она тоже считала другом. А затем и Ярик отдал жизнь, дабы повергнуть чертового Посланника.

После битвы у врат Города Звезд, тюрьмы, где, якобы заточены старые Боги, Мария и Черныш добрались до Технограда в поисках фолианта, который мог бы помочь освободить Богов. Для этого девушка хранила олицетворявшие их фигурки, что являлись ключом к спасению и Богов, и всего мира. Прямо сейчас шесть причудливых идолов вместе с ее мхаграйским мечом – катаной и кинжалами, лежали дома в тайнике под половыми досками под бдительной охраной Черныша. Маша всегда опасалась оставлять эти ценные, как ничто другое, вещи без присмотра, но выбора не было. Со временем она привыкла и успокоилась. К тому же о событиях у Города Звезд не знал никто, кроме них двоих. И переживания отпустили ее. Но тайник она проверяла, тем не менее, ежедневно.

Пройдя через узкие улочки Старого города, Маша оказалась на дороге, ведущей до пригорода Технограда – Риверсбурга, уютного и довольно милого места, приютившегося сразу за северными стенами. По правую руку от дороги раскинулся огромный, размером с целый лес, сад Арабеллы Красной, полный старинных красивых сооружений, зеленых лабиринтов, диковинных деревьев и редких цветов. В центре парка протянулась колоннада из молочного мрамора и целая галерея скульптур и изваяний древних правителей и героических воинов. Маша успела побывать в парке всего раз, и мечтала вернуться туда еще, настолько там было красиво и спокойно. Забавно, что она каждый день проходила мимо, но так и не могла найти время заглянуть в это чудесное место.

По левую руку бежала речка – Голубая лента, делившая город пополам. Над ее водами, что стремительным потоком уносились в Южное море, раскинулось множество мостов, соединявших две части Технограда между собой. Мосты были настоящим произведением искусства, на которое можно было долго любоваться, содрогаясь от восторга. Даже спустя десяток лет, проведенных в этом месте, Маша не могла привыкнуть к подобной роскоши и великолепию.

Яркая вереница фонарей увлекала ее все ближе к Северным вратам Технограда. Высокие башни обрамляли врата по обе стороны и угрюмо возвышались над доро́гой. Их верхушки утопали в ночной мгле и тумане. Редкие бледные огни на стене едва разгоняли влажную дымку. В воздухе пахло сыростью. И лесом. Не кедрами и кипарисами из парка, что частоколом выстроились вдоль дороги, но настоящим диким лесом.

«К дождю», – подумала Маша.

Она прекрасно умела ориентироваться в перепадах погоды в дикой местности. Но в городе, где природа отступала перед человеком, навыки и приметы часто подводили ее. Однако вскоре поднялся холодный ветер. Он взметнул кончики флажков, которые украшали парапет над вратами, и пригнул верхушки темных деревьев ближе к земле.

«Точно к дождю».

Маша зябко поежилась. Прошел почти час, как она рассталась с Базом, а ей еще предстоял неблизкий путь. Благо, что последние остатки вина выветрились из головы, и ноги больше не норовили зайти одна за другую. Девушка думала, как бы незаметно проникнуть в свою комнатушку, не разбудив мадам Клетус. Добрая женщина, вдова зажиточного ремесленника, доживала век в центре Риверсбурга. Высокий, четырехэтажный, но довольно узкий дом стоял на мощенной каменной набережной, возле булочной. Из комнаты Маши прямо на реку выходил крохотный балкончик, а по утрам из пекарни доносились манящие ароматы свежей выпечки. После долгих лет, проведенных среди вонючих воинов Орды Посланника и пропахших рыбой портовых трущоб, Мария ощущала себя героем какой-то сказки. Пробуждения были ее любимым моментом всего дня.

Мадам Клетус приютила девушку, скитавшуюся в поисках жилья, и взяла за аренду комнаты совсем немного (сущие копейки по меркам Технограда). Маша с тоской вспоминала времена, когда ее карманы были полны золота, награбленного Ордой.

Между тем девушка очутилась на набережной Риверсбурга. По ночам здесь было особенно красиво. Огни ламп отражались в спокойных водах Голубой ленты и отполированной временем каменной брусчатке. Из окон высоких кирпичных домишек на дорогу проливался желтый свет. На покатых остроконечных крышах играли лунные блики. По вечерам из таверны, стоявшей в самом начале улицы, были слышны голоса и веселая музыка. Но, как и прочие заведения, воскресным вечером она была закрыта.

Маша неторопливо приближалась к убежищу. После очередного дрянного дня дорога домой успокаивала ее. Девушка ощутила, что зверски устала и мечтала скорее скинуть одежду, попасть в кровать и просто уснуть. Даже вездесущий Черныш не смутил бы ее своим присутствием. Он ведь кот! Пусть и говорящий. Однако тот, как «истинный джентльмен», всегда отворачивался от обнаженной Марии, но постоянно попрекал ее за «вульгарное» поведение. Ишь, каких слов понахватался в просвещенной столице!

Кое-что привлекло внимание девушки. Близилось к полуночи, и мадам Клетус в это время всегда спала. Но сегодня из окон струился тусклый свет. Мария затаилась у пышного куста цветущей розы и оглядела дом. Входная дверь была приоткрыта.

«Что-то не так», – подумала девушка и доставала из-за пояса кинжал. Затем легонько толкнула дверь, но та не поддалась. Маша нажала сильнее, но безуспешно. Дверь лишь легонько отпружинила. Нечто с той стороны не давало ей открыться. Навалившись плечом, Маша подвинула ее вместе с препятствием. Яркий свет ламп ударил в глаза, привыкшие к ночной темноте. Когда зрение наконец прояснилось, Маша ахнула.

Препятствием оказалась хозяйка дома. Она лежала на полу лицом вниз, заслонив собой двери. В воздухе пахло испражнениями и чем-то кислым. Рухнув на колени, Маша отложила кинжал в сторону и перевернула женщину. Седые, вечно завитые у висков локоны, растрепались и испачкались в рвоте, лужа которой, вперемежку с пеной, обильно растеклась под ее телом. Старческие руки закоченели в плотно сжатых кулаках.

– Она еще теплая, – прошептала Маша и отпрянула от женщины. – Должно быть, умерла совсем недавно. Но почему она лежит у открытых дверей?

Встряхнув головой, девушка склонилась над трупом мадам Клетус. Осмотрев женщину, Мария не нашла следов насильственной смерти. Все было цело и невредимо. Только волосы истрепались, и на горле следы от ее же ногтей – длинные багровые полосы.

– Она никогда не жаловалась на здоровье, всегда бойкая и непоседливая. Отчего же она могла умереть?

Маша доползла до обитой зеленоватым войлоком софы, и устало откинулась на спинку.

– Проклятье, – шумно выдохнула девушка и прикрыла глаза.

Снова смерть. Мало она насмотрелась на нее на работе? Мало их было за всю жизнь? Ей было жалко старую женщину. Клетус оказалась очень добра к Марии, и помогла в трудную минуту. А теперь ее нет, и девушке снова придется скитаться.

– Проклятый Мор, почему ты никак не угомонишься?

Маше хотелось забыться сном, но она не могла себе этого позволить. Набравшись сил, она села и машинально потянулась рукой к стоявшему на низеньком столике бокалу. Девушка принюхалась к содержимому: красное вино, причем неплохое, насколько она могла судить, отдавало резким кисловатым запахом. Мария собиралась отпить из бокала, как вдруг осеклась. Ее взор упал на столик. На нем располагалась открытая пузатая и приземистая бутылка из темного стекла. То же самое вино. Рядом лежала пробка, и стоял еще один бокал из хрустального сервиза мадам Клетус – женщина любила им хвастаться перед редкими гостями. Бокал со следами красного напитка был пуст.

– Здесь был кто-то еще, – Мария вернула свой бокал на место и поднялась с дивана. – Проклятье…Черныш!

Стрелой она взметнулась по лестнице на последний этаж и обнаружила распахнутую дверь своей комнаты. От волнения и спешки Мария запыхалась. Ввалившись внутрь, она застыла, изучая обстановку. Все лежало на своих местах. Маленькая кровать с пуховой периной была аккуратно заправлена. Скомканная грязная одежда, все так же покоилась на кресле в углу, там же, где ее вчера оставила Маша. Двери громоздкого старинного шкафа, украшенного причудливой резьбой на карнизах, были плотно прикрыты. Казалось, все в порядке.

– Черныш! – громко позвала Маша.

В ответ молчание.

Распахнутые настежь ставни балкона стукались от легкого ветра. Прикрывавшие их белые шелковые занавески небрежно сдвинуты к краю комнаты, открывая взору старое ветхое окно. Маша протиснулась сквозь узенькие дверцы и осмотрела дорогу возле дома. В свете оконных огней ей ничего не удалось различить. Оставалось проверить последнее место.

На дрожащих ногах девушка вернулась в комнату и загнула угол потертой половицы, пытаясь нащупать крохотную выбоину в полу. Кинжал остался внизу, возле трупа мадам Клетус. Выругавшись, Маша изловчилась и сквозь боль подцепила ногтями заветную доску, открыв зияющий тьмой проем. Сунув руку, Маша в ужасе округлила глаза.

Пусто.

– Да чтоб тебя! Нет!

Мария в истерике шарила внутри тайника, но без толку. Ее мхаграйский меч и кинжалы из лунного серебра пропали. А вместе с ними и мешочек, полный идолов старых Богов.

– Нет…

Девушка села, прислонилась к кровати и зарыдала. Она не плакала так с той ужасной ночи, когда кровавая луна Морей вознеслась над шпилями Города Звезд.

– Нет! Нет! Пекло тебя разорви!

Вскочив на ноги, Маша в ярости заметалась по комнате: ударила кулаками в двери шкафа, разбросала одежду, пнула загнутый угол ковра, стащила перину и схватила стоявшую на тумбе бутылку, намереваясь запустить ею об стену. Ощутив ладонью холодное стекло, Мария остолбенела.

Этой бутылки не должно было здесь быть.

– Что за…

Наспех подпалив стоявшую рядом масляную лампу, Маша рассмотрела находку. Такая же пузатая бутылка из темного стекла, плотно закрытая деревянной пробкой. Гладкая, ни марок, ни гравировки.

Девушку трясло, но она взяла себя в руки. Мысли постепенно сложились в цепочку. Кто-то расправился с мадам Клетус, проник в комнату Маши, выкрал фигурки, а за одним ее меч и кинжалы. Но как они узнали? Об этой тайне не ведала ни одна живая душа! И куда подевался Черныш? Неужели с ним что-то случилось?

Бросив бутыль на развороченную перину, Мария с лампой наперевес выпорхнула из комнаты. Тщательно осмотрев весь дом, она не нашла следов ни чужого присутствия, ни пропавшего друга.

Спустившись, девушка принялась лихорадочно размышлять.

«Нужно сообщить Базу. Оповестить Канцелярию! Но что я им скажу? У меня пропали идолы старых Богов, которые могут их же освободить? Меня тут же сожгут перед Собором Поднебесья за ересь. А еще мой меч, который я получила на службе древнему ордену убийц? Я мигом окажусь в казематах Королевской тюрьмы, где проведу остатки своей никчемной жизни. Проклятье. Нужно поговорить с Базом! Он обязательно мне поможет».

Мария хорошенько спрятала обе бутылки и бокалы, и немедля отправилась обратно в Старый город, тем же путем, что и пришла. У врат ее пытался остановить испуганный стражник, но она лишь крикнула ему: «С дороги! Шестая канцелярия».

Солдат вжался в каменную стену, освободив проход несущейся девушке, и покрутил у виска ей вдогонку. Но Маша уже бежала по мостовой между парком и рекой, радуясь, что огни фонарей освещают путь.

Баз жил в старом, как и сам район города, доме, не так далеко от здания Канцелярии. Маша редко бывала у него в гостях, и довольно плохо ориентировалась в том районе, но дорогу помнила. Для начала нужно было вернуться к их конторе.

На улицах стало необычно многолюдно. Она узнавала лица коллег и работников других подразделений Канцелярии. Все торопились туда же, куда и девушка. Пробегая мимо лавки, на которой они с наставником совсем недавно пили вино, она услышала оклик:

– Мария! Стой! Куда ты несешься?

Баз. Мужчина спешил к ней с противоположного конца улицы. Под его расстегнутым камзолом виднелась одна лишь белая майка. Лицо друга было заспанным, а волосы взъерошены, словно он только проснулся.

– Мария! – крикнул наставник, схватив ее за плечи. – Как хорошо, что ты здесь. Я думал уже послать кого-нибудь за тобой.

– Как хорошо? Что, черт возьми, случилось? – прохрипела Маша, переводя дыхание после пробежки.

Ночную тьму разорвал долгий и протяжный звон колоколов Великого Собора. Такого звучания Маша еще не слышала. Оно не было похоже на привычное оповещение об окончании вечерних служб, ночью они вообще никогда не звонили. То была раскатистая, как гром, траурная песнь.

– Баз, что случилось? – повторила Маша, оглядываясь по сторонам и видя на лицах собравшихся работников Канцелярии скорбные выражения. – Почему здесь так много наших?

– Мария, – пытаясь отдышаться, ответил Баз, – Архииерарха Поднебесья Леонтия нашли убитым. Подняли всю Канцелярию. Все службы!

У Маши подкосились ноги. Она подошла к лавке и плюхнулась, клацнув зубами. Схватив себя за волосы, она стеклянным взором уставилась на суету, царившую у здания конторы.

– Проклятье…

Черная Яма

Снова в цепях.

Во тьме.

В который раз? Глокк давно сбился со счета.

Но теперь все стало много хуже. Он попал не в обычную захудалую тюряжку. Это место хуже любой темницы.

Со дна Черной ямы еще никто не убегал, об этом знали все. Мифы о ее неприступности ходят по всему Хармату уже много веков. Это гиблое место расположилось в глубоком ущелье на юге Золотых гор. Сюда бросали самых отмороженных выродков, больных насильников и прочих ублюдков, для которых не нашлось места под Великим Солнцем Хармата. Но не только их… Тем, кто оказался недостоин греться в лучах славы султана, выписывался билет в один конец. И потому, вместе с последними отбросами общества, подыхая от голода и нападок озабоченных маньяков, чахли противники кровавого деспота, ученые, политики, философы…

Глокк не мог отнести себя ни к тем, ни к другим. Хотя он всю жизнь убивал. И убивал немало. В том числе и солдат нового правителя. Но простиравшаяся на много верст под землю Яма, берегла самые страшные и самые темные уголки для особенных узников. Таких, как он. Для богородных.

После становления новой власти по всему Хармату начались гонения кудесников. Султан Хаддар питал острую ненависть ко всем колдунам, что превратили его страну в выжженную пустыню. Огнем и мечом он стер с лица своих земель последние оплоты Поднебесной церкви и преследовал всех богородных, что отказались стать частью его Великой армии. Многие примкнули к нему в надежде сохранить подобие жизни.

Но только не Глокк.

Проржавевшие от сырости цепи мерзко скрипели, пока его опускали в объятия тьмы. Подвешенный на крюке Глокк беспомощно болтал ногами, ожидая наконец ощутить твердь дна узилища. Покрытое синяками и ссадинами тело ныло после недавних пыток. На нем остались лишь рваные грязные брюки, подпоясанные веревкой, и черные, отливающие серебром, браслеты, что сковывали руки. Поганый металл не давал ему воспользоваться даром. Такого богородному еще не приходилось испытывать. Ноющее чувство пустоты под желудком давило и пожирало, сводило с ума. Но Глокк не поддавался.

Он посмотрел наверх. Пятно света, что отделяло мир живых от Черной ямы, становилось все меньше и меньше. Лучи утреннего солнца не имели власти в этом месте. Со всех сторон поднялось дикое улюлюканье: обитатели Ямы радостно встречали новую жертву. Еще одну душу заперли вместе с ними в самом темном месте целого мира. Скоро они позабавятся.

– Посмотрим еще, кого с кем заперли, – ухмыльнулся своим мыслям Глокк.

На стенах ямы вспыхнули огни факелов и свечей. Теперь богородный смог видеть очертания нового пристанища. Изъеденная поколениями заточе́нных узников горная твердь кишела норами и проходами. Уходившие вглубь скалы тоннели напоминали огромный чудовищный город, пропахший застарелым смрадом мочи, пота и крови, разбавленный кислой, разъедающей вонью. Привычный к обычным ароматам нищенских трущоб и богаделен, сейчас Глокк едва сдерживал рвотные позывы, ощутив новый незнакомый запах. Однако, местных, похоже, все устраивало. Словно муравьи, сотни и тысячи узников сновали по собранным из хлама и деревянных обломков канатным дорогам, что простирались вдоль бесконечных каменных стен. Из расщелин выглядывали грязные рожи и впивались безумным взором в Глокка. Тот отвечал им холодным спокойствием и презрением. На лице заиграла мрачная улыбка. Глокк привык иметь дело с отбросами. Они окружали его всю жизнь. В этом месте он будет чувствовать себя как дома.

«Это будет интересно».

Спуск вдруг прекратился. По цепи пробежала волна, всколыхнувшая повисшего пленника. Изловчившись, Глокк посмотрел под ноги. Внизу, едва различимое в темноте, виднелось каменистое дно. До него было не так уж и далеко, оставалось избавиться от цепей.

– Доблестные янычары султана решили позабавиться, – ухмыльнулся Глокк. – Дальше справлюсь без их помощи.

Богородный напряг мышцы. На его руках, размером с доброе дерево, набухли вены. Медленно раздвигая их в стороны, мужчина поднялся до одного уровня с крюком. Быстрым, едва заметным движением, он ухватился за цепь и начал подниматься. В уши ударил поднявшийся со всех сторон гвалт. Недовольные узники посылали вслед Глокку проклятья, кидались в него дерьмом и камнями. Но почти ничего не долетало. Богородный, не спеша, взбирался по цепи. Ничего не оставалось, кроме как уповать на удачу, в надежде остаться незамеченным для солдат наверху.

Но не вышло. С громким лязгом цепь рухнула, а вместе с ней ко скалистому дну полетел и Глокк. Резкое падение выбило весь воздух из легких. Желудок в страхе ухнул вниз. Сердце будто остановилось. Полет оказался быстрым, а приземление болезненным. Запутавшись в цепях, мужчина упал на острые камни, которые впились в бок десятками обжигающих уколов. Оглушенный столкновением с землей, Глокк закашлялся, перед глазами повисла темная пелена. Запах кислятины на дне ощущался еще сильнее и разъедал ноздри.

«Нехорошо получилось».

Пошатываясь, он сумел подняться на ноги. Зрение постепенно возвращалось, но тьма не исчезла. В его руках по-прежнему был зажат длинный кусок цепи, отколовшийся при падении. Второй конец уже медленно уползал наверх. Глокк провел рукою по месту удара. На ладони остались тонкие кровавые полоски. Значит, все не так уж и плохо.

– Нужно избавиться от браслетов, – прошептал он себе и лязгнул цепочкой, что сковывала руки, но вдруг осекся. В тенях со всех сторон копошились серые очертания. Местные прибыли. Забава началась.

Первый бросился на него, размахивая дрыном. Увернувшись, Глокк ухватился за основание дубины и вырвал ее из рук нападавшего. Пнув его вдогонку, он, почти не глядя, наотмашь ударил второго подоспевшего дикаря и размозжил его череп. С жутким хрустом ломающихся костей тот повалился, проливая кровь и мозги на скалы. Третий спрыгнул с уступа, со стороны стены, прямо на плечи богородному. Выродок вцепился Глокку в лицо и пытался пальцами добраться до глаз. Спокойно, будто пушинку, богородный стащил с себя противника и швырнул в сторону.

Навстречу выбежал бугай с факелом. Его вывалившиеся из орбит глаза сверлили нового узника. Криво скалясь беззубой улыбкой и размахивая горящей лучиной, детина приближался к Глокку.

Тот ухмыльнулся. Он нисколько не уступал сопернику в размерах и не страшился безумца. Сжав оружие стальной хваткой, богородный прыжком приблизился к здоровяку и одним ударом проломил ему колено. С чавкающим звуком нога детины неестественно изогнулась, и он рухнул на землю, истошно вопя писклявым голосом. Добив его босой пяткой, Глокк повернулся к следующему противнику.

Этот выглядел посерьезнее остальных. Выше Глокка почти на голову, жилистый и ловкий, облаченный в лохмотья дикарь медленно приближался, выпятив в ухмылке ряды гнилых зубов. В его руках блестела сталь. Не меч, но нечто подобное. Мерзкий оскал озарил его рябое лицо. Отвлекшись на новую угрозу, Глокк не заметил, как сбоку из теней на него набросился еще один заключенный. В последний момент он отскочил, но выродок задел его острым краем зажатой в руках заточки. Из красной полосы на предплечье богородного, обильно полилась кровь. Выругавшись, Глокк опустил дубину на голову нападавшему и навечно пригвоздил его к земле.