Я жил в стране, где секса не было. Невыдуманная история жизни. Часть I

Две недели прошли незаметно за сборкой моделей самолетов и чтением книг.

С меня сняли гипс, и я снова был готов к свершениям. Хорошо, что заживало на мне все, как на собаке. Учебный год продолжался, продолжались и тренировки. У меня были задатки к занятию высоких мест на соревнованиях, но как-то не сложилось. Тренер наш был очень молод, и больше внимания уделял не нашим ошибкам в прыжках, а встречам в раздевалке с молодыми девицами, коих приводил ему товарищ его, курсант училища. Так что заниматься нами ему было недосуг, и, к всеобщему сожалению, призовых мест на соревнованиях нашей команде завоевать не удавалось. В результате группу расформировали, часть отдали другому тренеру, ну а я, после нашего неудачного выступления, получив от наставника незаслуженный, как я считал, нагоняй, сильно оскорбился и бросил это, такое милое сердцу занятие. И даже последовавшие затем извинения этого безответственного тренера не смогли меня, униженного и оскорбленного, вернуть в этот спорт. Конечно, всегда легче винить в своих промахах кого-то другого, наверное, нужно было усмирить не в меру разыгравшуюся гордыню, все взвесить, и продолжать тренироваться, но что сделано, то сделано. Прыжками в воду заниматься я перестал, хотя и остался верным поклонником этого красивейшего вида спорта.

Время шло, мы подрастали. Менялись желания, интересы, увлечения, поступки, но дух авантюризма и романтизма оставался. Как можно было равнодушно пройти мимо возможности снежной зимой, балансируя, пробежать по забору с риском свалиться на землю, или залезть на крышу конюшни в соседнем дворе и спрыгнуть в сугроб, сделав сальто вперед, или скатиться с дамбы безо всяких лыж, на собственных ботинках, рискуя переломать ноги и руки. Как-то постепенно я становился главным придумщиком разных проказ и дворовым заводилой. А двор наш был необычный. 90% жителей дома, были работниками завода, все знали друг друга, и жили очень дружно. Даже на демонстрации первого мая и седьмого ноября ходили все вместе, практически всем двором. Мы взрослели, но не выросли настолько, чтобы не заниматься мелким хулиганством. Перед демонстрациями наша команда сооружала колющие приспособления из веток, украшенных бумажными цветами, с замаскированными в них обыкновенными иголками. Мы носили их высоко поднимая над головой, делая вид, что нам это доставляет большое удовольствие, а сами выбирали объект уничтожения. И какое удовольствие доставляли нам хлопки лопающихся воздушных шариков от как бы случайно прикоснувшихся к ним веточек, громкие крики девчонок, несущих эти воздушные украшения, и последующие «убегалки» во дворе от разгневанных маленьких фурий.

Территория нашего двора была не очень большая, но очень ухоженная. Асфальт вокруг дома примыкал прямо к зданию, палисадники были на расстоянии, в отличие от принятых правил. Все жители, дружно вышедшие на субботник в первую весну после заселения, высадили деревья и кусты акации, и потому двор наш получились очень уютным. У нас была небольшая пятиэтажная деревенька. Две беседки, стоявшие во дворе – одна у первого подъезда, другая у четвертого – создавали милую домашнюю атмосферу. Как-то само собой, произошло распределение. В дальней всегда собирался взрослый контингент, а ближняя досталась местной молодежи, которая даже в длинные зимние вечера сидела в ней, бренчала на гитарах и пела песни.

Зима уже подходила к концу, когда как-то воскресным солнечным утром пришла мне в голову мысль прогуляться на лыжах по Волге, на противоположный берег, в село Верхний Услон. Подбил друга Шамиля на эту вылазку. Намерились идти вдвоем, но за нами увязался его младший братишка Наилька, маленький капризный толстячок. Делать было нечего, взяли его с собой. Спустились с дамбы, и пошли вдоль косы острова Локомотив. Шли не спеша, любуясь красотой зимних пейзажей. Легкий морозец градусов десяти бодрил. Белый чистый снег, искрился, сверкая на солнце серебряными блестками, в воздухе висела тишина, слышно было только шуршание лыж по снегу. Я обернулся, все в порядке, караван идет, даже замыкающий колонну колобок не отстает, катится. Примерно на полпути – остров Маркиз. Немного постояли на нем, передохнули и снова бодро тронулись в путь. Довольно легко дошли до пункта назначения. Перекусили в местном сельпо пачкой печенья, запивая лимонадом «Буратино» и двинулись в обратную дорогу. И скоро я понял, какая это была глупая затея – взять с собой эту обузу, этого толстячка-боровичка. Только отошли от берега, как Наилька начал канючить: «Не могу больше, не пойду никуда, устал, сил нет». Под пинки и уговоры удалось пройти с километр, а дальше все, встали. Это чудо упало на снег и заявило, что дальше никуда не пойдет и будет здесь лежать и замерзать. Пришлось Шамилю брать его лыжи, его и мои лыжные палки, ну а мне – взвалить это круглое и упитанное тело семи лет и килограммов двадцати с лишним веса на спину и тащить до дамбы речного порта.

Солнечный, в меру морозный денек уже не радовал красивыми белоснежными просторами, искрящийся на солнце снег стал сильно раздражать и резать глаза, на которые постоянно стекал пот. Ничего вокруг, только лыжня, и тяжелая ноша за плечами, которую так хотелось сбросить! Но я понимал, что если мне остановиться, я уже дальше не смогу нести этого кабанчика, ну а сама эта ноша до места вряд ли дойдет, так и тащил до дамбы. И вот там, этот заплечный груз с улыбкой объявил мне, что дальше пойдет сам. Ну и что я должен был почувствовать в этот момент? Я глубоко вздохнул, собрался с силами, и кое-как доплелся до дома. С тех пор я зарекся ходить пешком на дальние расстояния, решив всегда пользоваться транспортом.

В те годы по выходным в сторону города Зеленодольска ходил дизельный поезд «Здоровье», и мы с мальчишками пристрастились ездить на нем за город. Желающих подышать свежим воздухом было так много, что вагоны всегда были заполнены до отказа. Поезд этот доезжал до поселка Васильево, вставал на запасной путь, где и оставался до вечера. С одной стороны железной дороги была небольшая гора, с растущими на ней высокими, стройными соснами, это место было для любителей экстрима, а с другой был ровный лесной массив из лиственных деревьев и длинный залив Волги – это для любителей спокойных прогулок. Мы уходили в горы. Накатавшись вдоволь, «накислородившись», уставшие, но довольные, возвращались к поезду, в котором всегда были буфеты с горячим кофе, чаем, и пирожками. В назначенный час дизель отправлялся обратно в Казань. Всю зиму по выходным мы ездили кататься с гор, ломали лыжи, летали вниз кувырком, удивительным образом не врезаясь в деревья, и были счастливы.

Зимой нам было хорошо, но весной и летом было намного лучше. Как только начинал сходить снег, мы выводили своих верных железных коней и начинали кататься вокруг дома, вспоминая навыки лихого вождения, немного подзабытые за зиму. С каждым годом мой верный двухколесный друг «школьник», становился все меньше и меньше. И вот в один из весенних дней я осознал, что дружба наша с ним должна закончиться, пришла пора расставаться, следует его кому-нибудь подарить, а мне уже нужен велосипед для взрослого. И вновь родители доставили мне большую радость, они мне его купили. Вот на нем я, уже без страха и упрека, стал ездить по городу, в основном, в сторону Старых Горок, к прадеду и любимой бабушке. Это я без страха, а мамаша моя не была в восторге от этих поездок. И вот, чтобы иметь возможность прокатиться по городу, я ссылался на то, что пожилым надо помогать и мне необходимо, иногда навещать бабулю. Конечно же, можно до нее добраться и на троллейбусе, но на велосипеде-то это делать сподручнее. Эти мои доводы не очень убеждали, но и не вызывали очень сильных возражений, и поэтому временами мне удавалось совершать дальние поездки.

Дороги тогда были свободными, транспорта было мало, и я не особо рисковал, тем более, я выучил правила дорожного движения, и, вдобавок, знал короткий путь. Бабушка моя привыкла со всем справляться сама, но всегда была рада моей, хоть и мизерной, но искренней помощи. У нее была очень трудная жизнь, на войне пропал без вести, муж, мой дед, она одна поднимала двух дочек в те тяжелые времена, одна перебиралась из затопляемого села на новое место и жила в домике, сделанном из банного сруба. Ко всему еще и пенсию ей назначили самую маленькую, всего 15 рублей, из-за потери документов, и бабуле моей приходилось работать уборщицей в главном здании ВДНХ, чтобы как-то сводить концы с концами. Я, по мере возможности, старался быть ей чем-нибудь полезным, и вот теперь, когда у меня появился этот велосипед, я стал чаще ездить к ней в гости и даже помогал по хозяйству, особенно тогда, когда подолгу не было дождей. По углам ее домика стояли бочки для сбора дождевой воды для полива огорода, всегда наполненные, но когда долго не было осадков, ей приходилось таскать воду из колодца, а это было очень тяжелое занятие. Я приезжал и, по мере сил, оказывал ей помощь. А однажды я наколол прадеду дров, чем прекратил ненужные разговоры об опасности езды по городу. Желание помогать старшим нам прививалось с детства, мы же росли на рассказах Гайдара о тимуровцах и считали, что помощь пожилым – наша почетная обязанность. Правда, по мере взросления, выполнять эту обязанность, становилось все сложнее, появлялась большая занятость, накапливались неотложные, интересные дела, которые невозможно было отложить на потом.

Мы взрослели, и все больше у нас стал проявляться интерес к противоположному полу. Как-то мой знакомый Ильгизар, по прозвищу Лытый, раскрыл мне свою тайну. Он нашел место, откуда можно было наблюдать за обнаженными женщинами, не подозревающими, что их разглядывают. Мне так захотелось это увидеть, что я напросился на посещение его наблюдательного пункта. Находился тот на чердаке дома, соседствующего с городской баней. В бане этой женское отделение располагалось на втором этаже и, наверное поэтому, окна были закрашены краской только на треть, так что, как моются барышни, хорошо можно было видеть с этого темного чердака. Похоже, что руководство банно-прачечного треста о возможности наблюдения, даже не задумывалось, и потому нам представилась возможность знакомиться со строением женских тел, рассматривая их с близкого расстояния, самим оставаясь не замеченными. Мы узнали, когда на помывку привозят ребят из детского дома, и, загодя, тайком, пробрались на заветный Н.П. Вначале было интересно наблюдать, как молодые девчонки намывают свои прелести, но мне быстро наскучило созерцание этого, и еще, мне не понравилось лазать по пыльному чердаку в потемках. Я решил, что знакомиться с этими прелестями лучше всего на ощупь в воде, на нашем пляже или в зарослях тальника, используемых девчонками как кабинками для переодевания.

Лето набирало обороты, на улице стало совсем тепло, и я перебрался из своей комнаты на балкон. Мне, как старшему из детей, была выделена маленькая комната, которая за зиму превращалась в зал модельного творчества. Тогда в продаже было очень много сборных моделей из пластмассы, сделанных в ГДР, я выкраивал деньги с обеденных, покупал и собирал их долгими зимними вечерами, пытаясь вырабатывать усидчивость. И к лету в моей комнате повсюду лежали танки и катера, висели на нитках самолеты разных моделей и, поэтому, мне в ней становилось немного тесновато. На балкон снаружи отец подвесил деревянные цветочные ящички, матушка сажала в них различные цветы, но в основном вьюны, они быстро вырастали, и балкон превращался в цветочную террасу, маскирующую мое ложе. На деревянном полу лежал толстый матрас с подушкой и одеялом, это была моя летняя резиденция. Как хорошо было засыпать после плодотворно прожитого жаркого дня, накатавшись на велосипеде, накупавшись, подныривая под девчонок, пощипывая их за упругие попки, а то и стягивая трусики, и уплывая под водой в камыши, подальше от праведного гнева. Приятно медленно погружаться в сон под легкое дуновение свежего ветерка с Волги, довольным от выполнения задуманного, и под впечатлением увиденного. Убаюкивало чувство умиротворения и спокойствия, все дома: папа, мама, сестренка. Не мешали засыпать даже звуки улицы, голос диспетчера с железнодорожного вокзала, громко объявляющего о прибытии и убытии поездов, шум изредка проезжающих по улице автомобилей, и отдаленный стрекот моторных лодок. Уже в полудреме я давал себе задание как следует выспаться, чтобы назавтра выполнить все запланированное. Я вечером увидел на улице Колхозной, к которой торцом примыкал наш двор, начало какого-то строительства. За нашими ажурными воротами с большими красными звездами были видны приготовления к чему-то грандиозному, и нам необходимо было узнать, что там намечается. Утром я собрал друзей, и мы двинулись на эту стройку. Оказалось, что там возводился аттракцион «Гонки по Вертикали». Довольно быстро собиралось цилиндрическое строение, метров двадцати в диаметре, и высотой с двухэтажный дом. Это диковинное представление вызывало такой интерес, что достать билеты на первое выступление, было просто невозможно. Но мы старались расположить к себе организаторов, бегая за холодной водой и квасом для рабочих, и проявляя неподдельный интерес к будущему действу, этим и заслужили у руководства посещение первого сеанса. Нас разместили троих на двух сиденьях, и мы с замиранием сердец стали наблюдать за происходящим. С нижней площадки, все больше ускоряясь, начали подниматься по вертикальной стене, почти до первых рядов зрителей, сразу три спортивных мотоцикла. Они выделывали такие головокружительные выкрутасы, удивительным образом не сталкиваясь друг с другом, что становилось страшно. Нас так заворожило это зрелище, что мы умудрились посмотреть эти гонки несколько раз.

Вот тогда-то и появилась у меня желание осуществить давнюю мечту, и гонять не только крутя педали, а еще и при помощи двигателя внутреннего сгорания. А тут, как раз ко времени, сосед друга Боряни решил продать свой велосипед с мотором. Вот была задачка – где найти деньги на приобретение этого, такого желанного агрегата. Я выскреб все свои сбережения, накопленные на покупку новых авиамоделей, мне добавила средств тетя Валя, подруга матери, с которой они работали вместе, и я приобрел эту технику. Матушка денег не дала, может быть, поскупилась, а может быть опасалась за мое здоровье, зная мою некоторую склонность к безрассудству, но я, вопреки всему, стал обладателем мотовелосипеда. И вот опять непередаваемая радость и чувство абсолютного счастья, как тогда, когда мне купили «школьник». Начиналась новая жизнь, жизнь в тесном контакте с моторами. В то время я отличался не только сообразительностью, но и некоторым легкомыслием. И как только я отдал деньги за это чудо техники и разобрался, как с ним управляться, я посадил свою маленькую сестренку на багажник, обмотанный куском одеяла, и поехал с колхозного рынка, через добрую половину города, к бабушке. Надо же было мне похвастаться приобретением и показать любимой бабуле, какой я уже взрослый, умелый и самостоятельный. Похвастаться получилось, но не получилось накататься вдоволь и избежать нагоняя от матери. Я услышал от нее новое определение своей такой головы и был отстранен от управления транспортным средством на некоторое время. Вдобавок ко всему, я еще был отобран из всей нашей родни кандидатом для поездки в Москву на экскурсию и в город Загорск, для посещения маминой подруги детства. Мне так не хотелось уезжать, но пришлось смириться с обстоятельствами. Ехали мы поездом. А я зря упирался, оказывается, так интересно иногда попутешествовать и посмотреть на мир. Так чудно лежать на верхней полке купе и рассматривать в окно быстро проносящиеся мимо пейзажи: леса, поля, деревеньки, полустанки, города. А как здорово засыпать под размеренный монотонный стук колес с новыми ощущениями и впечатлениями.

Прибыли мы в столицу утром и решили сначала побродить по Красной Площади. Мама предложила сходить в мавзолей Ленина, но большая очередь и мои протесты не дали ей возможности посмотреть на усопшего вождя пролетариата, и вместо посещения покойного, мы пошли прогуляться в Кремль, к Царь-пушке и к Царю-колоколу. Потом мы побродили по огромному универсальному магазину и, немного притомившись, прошли в сквер, где горел вечный огонь в память о погибших неизвестных солдатах. Я смотрел на этот огонь и понимал, что символ этот касается и нашей семьи. Мой дед, отец мамы, с двумя своими братьями пропал без вести в самом начале войны, в боях под Смоленском, и было грустно от того, что нам не известно как это произошло.

Постояв у вечного огня и дождавшись смены караула, мы прошли в конец сквера, купили мороженное по 22 копейки и присели на скамейку отдохнуть. Был теплый летний день, нас окружал большой многоголосый город, но здесь, под стенами кремля, было необычно тихо и умиротворенно. Мы почти расправились с эскимо и уже собирались уходить, как к нам подсела парочка иностранцев. Странно, но почему-то я сразу определил, что это не наши люди, может быть по одежде, а может быть по манере поведения. Я немного напрягся, когда в подтверждение моей догадки услышал иностранную речь. Мужчина посмотрел на меня, с аппетитом доедающего эскимо, и вдруг, протянул мне еще не раскрытый брикет мороженного. Я скромно отказался, покачав головой, указал пальцем на горло и кашлянул, давая понять, что лишнее, может повредить, чем вызвал громкий смех, не нашего человека и его спутницы. Отдохнув, мы поехали на Ярославский вокзал, сели в электричку и добрались до города Загорска, где нас уже ждала тетя Рая с мужем. Была у них своя машина Волга, на которой мы доехали до их дома на окраине города. Дом был большой – кирпичный, с гаражом, окруженный садом. Перед домом был небольшой пруд, похоже, недавно выкопанный. Вокруг него росли молодые деревца. Улица с этим водоемом была совсем новая, все домики свеженькие, из белого силикатного кирпича, видно было, что все здесь новоселы. Погостили мы у гостеприимных хозяев пару дней, сходили на экскурсию в Лавру, прокатились до Ярославля и обратно, и утром на третий день начали собираться домой. Нас довезли до Казанского вокзала, посадили в поезд, и мы отправились восвояси. Я снова ехал на верхней полке и думал о том, что в будущем тоже хотел бы иметь свой дом и автомобиль.

Это потом, а пока, по приезду, я стал наверстывать упущенное за время путешествия, придумывая новые развлечения. Я и мои друзья были готовы к новым интересным свершениям, но наше озорство, иногда слишком явно переходящее в хулиганство, уже не на шутку начало тревожить наших родителей. Тем более что мы, как сговорившись, поддались чарам шедшего тогда очень популярного французского кинофильма «Фантомас» и начали действовать под его прикрытием. Мы поначалу не могли попасть на этот фильм, о котором рассказывали уже видевшие его, как-то умудрившиеся достать билеты на сеанс. Этот фильм шел только в кинотеатре «Победа» на Суконке, и там было такое столпотворение, что к кассе не возможно было пробиться. Мы с ребятами постарше начали разрабатывать возможности добычи билетов, и разработали. Давка в фойе кинотеатра всегда была жуткая, все помещение было заполнено людьми, очереди как таковой не было, покупали билеты те, кому удавалось протиснуться к заветному окошку. И вот что мы придумали. Ребята повзрослее, брали кого-нибудь из наших, помельче, вкладывали ему в руку деньги, заранее сосчитанные, поднимали над головами, и проталкивали к кассе. Получалось. Посмотрели все три серии. Вот тогда-то, во всех дворах и стал появляться Фантомас. Любое озорство отмечалось бумажечкой с данными хулиганившего, конечно же, это был он. Перед нашими воротами к тому времени, были построены два ряда киосков для продажи всякого барахла, на том самом месте, где мы когда-то смотрели гонки по вертикали. И вот этот Фантомас начал рейды по этим торговым точкам. Иногда он находил незапертые двери, и ему, вернее им, трем Фантомасятам, доставался куш: то пакет с тюбиками Преднизолона, то коробки, набитые катушками с нитками, и только один раз нашлась банка с 30 рублями, видимо, припрятанной заначки продавщицы. Все найденное было использовано с пользой. Двор наш уже стал проходным, деревья выросли, и потому натянутые нитки между стволами не были заметны, ими опутывались все протоптанные тропинки. Какой восторг царил в засаде, на балконе 4 этажа, у друга Шамильки, когда кто-нибудь из прохожих натыкался на наши растяжки и произносил громкие, емкие фразы. Тюбики с мазью тоже были использованы почти по прямому назначению, они выдавливались резким нажатием каблука, струей, направленной на проходящих мимо девчонок.

А еще мы как-то съездили на велосипедах на свалку резинотехнических изделий в сторону села Сокуры и набрали бракованной резины от воздушных зондов. Я решил сгонять туда на своем новом транспортном средстве, даже не подумав о том, что мне еще не положено управлять велосипедом с мотором и что мне очень повезло не встретить на пути гаишников в первую свою поездку. Но мне не удалось выполнить свою задумку из-за того, что, когда я отъехал на некоторое расстояние, у меня закончился бензин, и мне все равно пришлось покрутить педали, чтобы добраться до дома. Я пересел на велосипед, и мы благополучно съездили за резиной. Привезли большой кусок, разрезали на части, и стали наполнять их водой, из-под крана. Первый снаряд у горловины перевязали теми самыми нитками, с трудом вдвоем донесли эту колышущуюся бомбу до балкона и стали ждать подходящую кандидатуру для нападения. Увидели, как пошатываясь, идет пьяный мужичок, и сбросили вниз эту водяную гранату, стараясь не попасть в него, но максимально ополоснуть. Надо было видеть, как она разорвалась, окатив пьяного прохожего с ног до головы, и как он шарахнулся в сторону, чуть не растянувшись на асфальте. А мы, бестолковые, прячась за живой изгородью из цветов, еле сдерживали смех, зажимая рты руками, и вслушивались в гневную тираду из ругательств и обещаний поймать мерзавцев и открутить им головы. Но на наше счастье, он не сдержал обещанных угроз и, матерясь, продолжил свой и так нелегкий путь. Мы решили, что переборщили, и стали делать маленькие гранатки, и бросать их подальше от людей. Но эта шалость быстро надоела, и после нескольких атак, мы додумались прекратить это баловство. Ну а потом мы сходили на фильмы с тем же Луи де Фюнесом «Большая прогулка», и «Маленький купальщик», а там яхта с красивой полуобнаженной девицей, и у нас снова начал проявляться интерес к слабому полу, а Фантомас отошел на задний план. Я решил начать исправляться, но не успел, попав в наинеприятнейшую историю, чем сильно подвел своего уважаемого законопослушного отца.

В обычный воскресный день подошел ко мне сосед наш Вовка, по кличке Заяц, попросил сбегать в магазин «Буревестник» и прикупить бутылку водки, объяснив просьбу свою тем, что подвернул ногу. А мне хорошо было известно, что такое покалеченная нога, но неизвестно было, что спиртное продают только совершеннолетним. Я посочувствовал Вовке и спокойно побежал выручать раненого соседа. Но поход мой закончился неудачей, меня в магазине у прилавка вдруг нежно приобнял какой-то дядька и попросил проследовать за ним. Я был так напуган, что даже не спросил, куда и зачем нужно идти. А привел он меня в детскую комнату милиции, где мне, ошарашенному, устроили допрос с составлением какого-то протокола. Я с перепуга выложил все данные о себе, о родителях, и выдал инициатора покупки, а женщина в форме с сердитым видом прочитала мне длинную нотацию и отпустила с миром. Но какой там мир, я так влип: не было ни водки, ни денег, а были только одни неприятности. Пришел я во двор испуганный и униженный. Рассказал обо всем этому Вовику-зайцу, и тот после моих слов как-то быстро и тихо исчез из поля зрения. А через некоторое время подъехал к дому милицейский УАЗик, и моего отца на глазах у всех, кто был во дворе, увезли в отдел.

Часа через полтора он вернулся бледный и злой и, не сказав ни слова, прошел мимо меня домой. Я тихо проследовал за ним, и только закрыл за собой дверь, как получил пощечину, и не от кого-нибудь, а от родной матушки. Отец за всю жизнь ни разу не поднял на меня руку, предоставляя разбираться со мной моей строгой матери. Я выбежал из квартиры и, со слезами на глазах, пошел туда, куда они глядят. Шел и думал о том, что опозорил отца своей безрассудной выходкой и сам теперь состоял на учете в милиции, а Заяц этот, он просто меня подставил. В тот день проводился рейд по выявлению малолеток, желающих прикупить алкоголь, он знал об этом, и я не понимал, на что он надеялся, посылая меня за водкой. Только через несколько часов, уже под вечер, побродив по кустам за железной дорогой и немного успокоившись, я вернулся домой. Домашние почти никак не отреагировали на мое появление, и только мать подняла на меня заплаканные глаза и тут же отвела их в сторону. Я вполголоса попросил прощения, и в нависшей тишине мои слова были услышаны. Мне было велено пройти на кухню и поужинать оставленным для меня холодцом, что я и сделал. Перекусил, давясь едой и обидой. Хороший я получил урок, и с тех пор, прежде чем оказывать помощь людям, я стал задумываться о последствиях этой помощи. Этот эпизод оказался последней каплей в чаше терпения моего окружения.