Терра инкогнита. Книга 3

И вот как-то приглашает меня Веденеев к себе и сообщает, – тебя вызывают в горком к Ковалю. Ты ничего этакого не натворил? Супротив партии.

– Нет, – отвечаю. Устав помню и выполняю.

– В таком случае сходи, а потом мне доложишь.

Следую в «белый дом», стучу в кабинет Коваля, – вызывали?

– Присаживайтесь, – говорит, криво улыбаясь.

– Как же так, дорогой товарищ? – Вы ответственный работник, а утаиваете от партии часть доходов.

Затем достает из стола папку выдает подробную раскладку.

– Кстати, откуда у вас те (продолжает), которые получаете на почте переводами?

По натуре я человек вспыльчивый и прямой, за что не раз имел неприятности, но тут сдержался.

– Виноват, – отвечаю, – пишите адрес организации.

Коваль довольно шмыгает носом (у него всегда насморк), раскрывает лежащий на столе блокнот и щелкает ручкой, – диктуйте.

– Москва, Лубянка, дом 2, туда можно направить запрос на имя Председателя КГБ Андропова.

У Коваля отвисает челюсть.

– Кхы-кхы, – кашляет в кулак.– Из вашей партийной карточки я конечно знаю… нерешительно мямлит.

– Этого вполне достаточно, – поднимаюсь я со стула. – Кстати, это не доход, а компенсация за утраченное здоровье, дорогой товарищ. Могу быть свободен?

– Да, да, – часто кивает собеседник. – Будем считать, вопрос исчерпан.

О разговоре я доложил прокурору, он лишних вопросов не задавал.

Как оказалось потом, Виктор Петрович внимательно следил за становлением нового помощника, и зимой отправил меня на двухнедельную стажировку в прокуратуру области. Проходил я ее в отделе общего надзора у старших советников юстиции Смирнова, Лившица и Когана. Это были корифеи своего дела, у которых было чему поучиться.

По просьбе Веденеева, несколько практических занятий со мной, провел и начальник отдела по гражданско-судебному надзору Троценко. Благодаря ему я освоил практику исковой работы по возмещению государству причиненного экономическими преступлениями ущерба, что весьма пригодилось в дальнейшей работе.

Впоследствии, уже в столице, наши с Иваном Артемовичем пути неоднократно пересекались, и я навсегда сохранил самые добрые воспоминания об этом чрезвычайно талантливом и трагически погибшем человеке.

А пока приходилось в поте лица осваивать все тонкости общего надзора.

По законам диалектики, количество неизбежно переходит в качество. И если первые мои проверки были малоэффективными, то последующие нередко завершались возбуждением уголовных дел по фактам хищений, приписок, а также различных злоупотреблений со стороны хозяйственных руководителей. И дело здесь не только в количестве. В своей работе исподволь я стал применять средства, которыми пользовался в органах КГБ, а именно агентуру.

На эту мысль меня навели, случайно обнаруженные в одном из двух кабинетных сейфов несколько удостоверений внештатного помощника прокурора. По виду они мало отличались от наших, и были не заполнены. Взяв одно, обратился за разъяснениями к Савицкому.

Он поведал, что такие «корочки» с окончанием войны, выдавались прокуратурой лицам, используемых на легальной основе для участия в различного рода проверках. И были это, ушедшие на пенсию высококлассные специалисты: экономисты, бухгалтера, ревизоры и тому подобные, знавшие все по своему направлению изнутри. В результате эффективность прокурорского надзора была на порядок выше.

– И ввел это Роман Андреевич Руденко, – значительно поднял вверх палец ветеран. – А сменивший его на посту Саша Рекунков, в рот ему дышло, взял все и похерил, мол, наследие сталинизма. Так что, всю эту макулатуру сдай в канцелярию и забудь.

Удостоверения я сдал, но рекомендацию его не выполнил, наоборот, с этого момента стал кропотливо подбирать себе негласных помощников

К тому времени, имея определенный опыт, я был твердо убежден, что они обязательны в надзорной деятельности.

Факты хищения государственного имущества в крупных и особо крупных размерах, приписки, злоупотребления служебным положением, взятки, а также некоторые другие выявлялись прокуратурой далеко не всегда. Не хватало дополнительных знаний. Так же было и с возбуждаемыми по ним уголовными делами. Они, как правило, находились в производстве «важняков» областного, республиканского, а также Союзного уровня.

К чести нашей прокуратуры, Веденеев умел организовывать соответствующие проверки и заставлять делать это ОБХСС*, а Безродняя с Лельчук расследовать возбуждавшиеся по их результатам дела, с последующим направлением их в суд. Причем Безродняя считалась в области и республике, одним из лучших следователей. Что не раз отмечал тогдашний прокурор Украины Осипенко.

Приобретать себе помощников я стал на основе заинтересованности, как учили в ВКШ и на основе зависимости, как это делалось в милиции.

Естественно, что никаких спецпроверок таких лиц я не проводил, и подписок о сотрудничестве с них, не брал. Встречался официально, но беседовал без свидетелей.

Первым моим помощником стала начальник Попаснянского отделения областного Стройбанка, Деревянко. Весьма привлекательная самолюбивая и волевая дама дама. Знакомство с Ириной Петровной состоялось при достаточно негативных для нее обстоятельствах.

По требованию нашей прокуратуры, ее ревизоры провели проверку объемов строительных работ, выполненных на одном из промышленных объектов города Первомайским шахтостроительным управлением.

Нарушений не установили, о чем представили соответствующий акт. Веденеев подверг его сомнению и дал мне указание организовать повторную проверку силами КРУ* производственного объединения «Первомайск уголь». В итоге выявились приписки выполненных работ на значительные суммы, что явилось основанием для возбуждения уголовного дела, по которому на скамью подсудимых попали и были осуждены к лишению свободы, несколько хозяйственных руководителей

Утвердив злосчастный акт, подготовленный ее сотрудниками, Деревянко фактически сокрыла преступление, в связи с чем встал вопрос о ее ответственности.

По этому поводу Ирина Петровна пролила немало слез в прокурорском и моем кабинетах, заверяя, что сделала все без злого умысла, доверившись своим сотрудникам. Мы вынесли ей официальное предостережение, но направить информацию в адрес руководителя Стройбанка о наказании Деревянко, я «забыл».

С того времени между нами установились неплохие рабочие отношения, и прокуратура стала получать копии всех актов, которыми выявлялись приписки на поднадзорной нам территории

Но если банкирша помогала нам по нужде, то второй, приобретенный мною помощник, делал это заинтересованно. Он был ответственным работником исполкома и располагал интересующей нас информацией не только в нем, но и в городских учреждениях, связанных с обучением и воспитанием подростков. А поскольку я осуществлял надзор и в этой сфере, стал моим неоценимым помощником.

Постепенно я приобрел такие же позиции в производственном объединении «Первомайскуголь», а также на других предприятиях и в учреждениях города, включая ГОВД.

Для систематизации получаемых сведений и документов, завел необходимые досье. Имеющаяся в них информация позволяла в кратчайший срок, выйдя на проверку, установить нарушения Закона, а в ряде случаев возбудить по ним уголовные дела в отношении тех или иных руководителей.

Кто-то возмутится, – прокурору так действовать негоже!

Отнюдь. Вспомните слова Петра Великого «Прокуратура есть Око Государево».

А коль Око, то и «Зрить в корень», а не поверху, где тишь да благодать.

Через некоторое время результаты моей работы получили должную оценку, и в феврале 1981 года я был назначен на должность старшего помощника прокурора, а в марте получил долгожданную квартиру в только что построенном новом доме, куда сразу же перевез семью. Маленькую Леночку определили в детские ясли, а Таня устроилась на работу лаборантом в центральную городскую больницу.

Новая служба увлекала все больше.

Причин тому несколько. Первая – люди. Без преувеличения скажу, что тот первый мой прокурорский коллектив был если не идеальным, то близким к этому.

Среди работников, включая руководство, сложились самые теплые и добросердечные отношения. Мы вместе нередко отмечали праздники, юбилеи и другие, знаковые для нас события, в работе присутствовали взаимопомощь и выручка При этом в прокуратуре отсутствовали склоки и наушничество, приветствовалась здоровая инициатива.

Второе – прокурорская деятельность требовала непрерывной учебы и повышения профессионального мастерства, а я всегда отличался любознательностью.

И, третье – можно было видеть результаты своего труда, что очень важно.

Впрочем, не всегда они были такими, как хотелось.

Помнится, весной 81-го мы с Веденеевым проверяли жалобу некого Пророченко, о крупных приписках и хищениях в управлении «Укрпромводчермет». Оно занималось водоснабжением нескольких областей, и подчинялось одному из республиканских министерств, находившемуся в Донецке. Находилось же управление в поселке Светличное на Северском Донце, территориально относимому к городу Первомайску.

В прокуратуре заявитель (в недалеком прошлом старший инженер по капремонтам, уволенный за строптивость) представил целую кипу хозяйственных и бухгалтерских документов, подтверждающих его доводы.

Нужно было назначать ревизию финансово-хозяйственной деятельности предприятия, однако «увы», в городе таких спецов не нашлось.

Более того, его начальник, некто Кучковский, имел мощную поддержку не только в министерстве, но и в Донецком, а также Воршиловградском обкомах партии. Что неудивительно: вода в наших степных краях была ценнейшим ресурсом для угольных и металлургических предприятий, а также сельского хозяйства.

Кроме того управлению принадлежала единственная в этих местах грузовая переправа, за которой начинались заповедные для охотников места, с реликтовыми Бобровым и Беляевским озерами, куда любили наведываться партийные руководители.

Можно было обойтись для начала без ревизии, вскрыв в нескольких местах поземный водовод, замена труб которого на сотни километров, по имеющимся сведениям не проводилась, но нужна была спецтехника и люди, которыми прокуратура не располагала.

Чувствуя свою безнаказанность, Кучковский наглел и в прокуратуру по вызовам не являлся. А когда его все-таки доставили к нам приводом*, заявил, что будет жаловаться в обком. Обещание сдержал и вскоре оттуда последовал грозный рык, – работе стольважного предприятия, не мешать. Из прокуратуры области Виктор Петрович получил втык, на чем проверка завершилась.

Пророченко с горя запил и через год умер, короче как в той пословице «всем дочкам по серьгам»

Но я почему-то был уверен, что это не последняя наша встреча с Кучковским и оказался прав.

Между тем, тучи над нашими головами постепенно сгущались.

За год до моего прихода, прокуратурой, при участии ОБХСС, были выявлены крупные хищения в городском ресторане «Донец», где отцы города с размахом принимали высоких гостей из Киева и областного центра. В результате его заведующая попала в места «не столь отдаленные» с конфискацией всего нажитого, а тогдашнего первого секретаря Гребенникова (по тихому), отправили на заслуженный отдых.

На его место, обкомом был назначен Мозолев, у которого сразу же не сложились отношения с Веденеевым.

Он был переведен из соседнего города, где тоже являлся Первым, по виду был осанистым и с волевым характером, что сразу же сказалось на работе партийно-хозяйственного актива – который завертелся как ужаленный.

К тому времени меня избрали секретарем парторганизации и вместе с прокурором я регулярно посещал это таинство.

Впрочем, в нашу деятельность, Первый особо не вмешивался, и Виктора Петровича на ковер не вызывал, относясь к тому достаточно уважительно. Однако вскоре между ними возник конфликт, послуживший прелюдией для целой серии бурных событий.

Без согласования с прокурором, который в тот день был на совещании в области, по телефонному запросу зонального прокурора* я подготовил и направил в облпрокуратуру информацию о фактах штурмовщины на шахтах объединения, сопровождавшихся спаиванием шахтеров дирекциями в дни повышенной добычи*.

Они были введены Министерством угольной промышленности СССР с 1935-го года после установления Всесоюзного рекорда нашим земляком Алексеем Стахановым на шахте «Центральное Ирмино»

Более опытные коллеги из других прокуратур оказались прозорливее и по своим объединениям (где все было аналогично) в областную прокуратуру таких фактов не представили.

В результате, на состоявшемся вскоре в обкоме партии по этому вопросу совещании, с участием представителя ЦК Компартии Украины, Первомайск оказался в центре внимания. Мозолев получил серьезный нагоняй и решил разобраться с прокурором.

Для этого, на следующий день вызвал к себе Генерального директора п/о «Первомайскуголь» Пророченко, а заодно директоров всех шахт, по которым проехались на совещании в обкоме.

Как нам стало известно позже, перед ними была поставлена дилемма* – признать факты пьянок на предприятиях в дни повышенной добычи, за что получить партийные взыскания, или опровергнуть информацию прокуратуры, обвинив ее в предвзятости, и остаться при своих интересах.

Естественно, угольный генерал с директорами выбрали второе.

После этого, в качестве «мальчиков для битья», в горком пригласили нас с прокурором.

К слову, Виктор Петрович ни тогда, ни позже, ни разу не упрекнул меня в излишней самостоятельности. Разговор у Первого шел на повышенных тонах. Директорам был явно не по себе, и они блудливо водили глазами.

В заключение Мозолев заявил, что мы должны представить объяснения организаторов и участников, якобы имевших место пьянок, в противном случае нас будут судить партийным судом и отберут партийные билеты.

Я тогда еще был «не пуганый», и чуть было не вступил с ним в спор, однако не успел – шеф здорово прищемил мне под столом ногу.

Когда после завершения мероприятия мы вышли на свежий воздух и закурили у горкомовских елей, идущие следом директора попытались объясниться.

– Лучше подумайте, во что вы вляпались, – оборвал их Веденеев. – Завтра мы займемся этим вопросом вплотную.

Те ретировались к черневшим на стоянке «Волгам» и отправились давать стране угля. Как говорят шахтеры, «мелкого, но много».

По возвращению к нам, Виктор Петрович доложил о ситуации прокурору области Зимарину и попросил направить нам для содействия в дальнейшей проверке «зонального» старшего прокурора отдела общего надзора Ушакова. Тот согласился и на следующее утро Леонид Васильевич был у нас.

Это был ражего вида* дядька, в чине старшего советника, и как я уже знал, с мертвой хваткой.

Он тут же по прямой связи вышел на Первого и сообщил о цели визита. Мозолев попросил уведомить его о результатах и предложил выделить для участия в проверке заведующего угольным отделом.

– А зачем мне ваш «цербер»? Я и без него разберусь, – заявил Леонид Васильевич, вслед за чем отключился.

– Ну что, моряк, заварил ты кашу, будем расхлебывать,– сказал он, уставив на меня свои буркалы*. – Информация-то хоть надежная?

– От председателя комитета народного контроля Ермакова, с исходящим номером и его подписью, кроме того могу дополнить ее объяснениями нескольких горняков.

– У тебя что, есть среди них знакомые?

– Да. В свое время вместе учились в Кадиевском горном техникуме*, двое работают горными мастерами на здешних шахта.

– Добро, это уже лучше, – хмыкает наш зональный*. Будем доказывать очевидное и вероятное. Виктор Петрович, сколько попало в информацию шахт?

– Пять из шести, кроме «Горской»

– Мы с тобой берем четыре, Ковалев одну, где больше всего нарушений.

– Твоя задача (тычет в меня пальцем) получить объяснения, подтверждающие нашу информацию. Чем больше, тем лучше и желательно не только у работяг. Понятно?

– Точно так.

Через полчаса, на нашей «Волге», выезжаем на эти предприятия. Все они за чертой Первомайска, в зеленых долинах и цветущей степи, над которыми росчерки перистых облаков и сиянье солнца.

– Лепота*, – довольно гудит рядом Ушаков, – а то совсем захирел в этих гребаных кабинетах.

– Есть мнение поработать без перерыва на обед (оборачивается к нам Веденеев), а потом заедем на Донец, в одно тихое место.

– Не возражаю, – значительно говорит куратор.

Вскоре меня высаживают у административного корпуса шахты «Карбонит», на которой трудятся около пятисот горняков, а сами следуют дальше.

Директор на месте и явно не в восторге от визита.

Тем не менее, мне выделяют для работы кабинет и разбитную даму – инспектора отдела кадров.

Я точно знаю, на предприятии уже проведена необходимая работа и ГРОЗам* приказано «держать язык за зубами». А поскольку заработки у них будь здоров, мужики так и сделают.

Не теряя времени даром, звоню в городской Комитет народного контроля* Ермакову, предложив тому подъехать на предприятие.

Этот болезненного вида щуплый и весьма принципиальный человек, регулярно информировал прокуратуру о выявленных комитетом нарушениях. А таких было не мало, поскольку на всех городских предприятиях имелись группы и посты внештатных инспекторов народного контроля. А поскольку ими являлись ветераны войны и труда, а также активные пенсионеры, им был сам черт не брат. Такая вот была в СССР серьезная организация.

Теперь она вроде как возрождена и называется «Народный фронт», но с Комитетом народного контроля СССР и близко не стояла.

К вечеру того дня, порядком измотавшись и наскоро перекусив доставленными из шахтной столовой бутербродами, мы с Ермаковым получили несколько десятков нужных объяснений. При этом использовали хитрую тактику: сначала опросили жен горнорабочих, которые после дней повышенной добычи попали в медвытрезвитель, подверглись штрафам и были за это лишены квартальных премий, а затем их суженых.

Далее переключились на так называемых «обиженных», имеющихся в каждом коллективе, и ветеранов предприятия. Получилась, как говорят на флоте, – картина Репина «Приплыли». Ознакомленный с материалами директор шахты Хамицкий имел весьма бледный вид.

Кстати, свою фамилию он оправдывал. Это был классической формы хам в общении с подчиненными, руководивший до этого «Первомайск углем» и заваливший там всю работу.

Отпустив «кэривныка»* скушать валидол, мы с коллегой собрались было продолжить работу, но тут в кабинет вошли Веденеев с Ушаковым.

– Ну как тут у вас? – пожав председателю руку, спросил Виктор Петрович.

– Полный абзац, – ответил я, демонстрируя кипу объяснительных. – К ним можно добавить справки из вытрезвителя и приказы по шахте о лишении ударников труда премий.

– Глубоко копаешь, чувствую, из тебя выйдет толк, – похлопал меня по плечу зональный. – У нас тоже все путем, два директора раскололись и написали типа явок с повинной.

После этого мы распрощались с Ермаковым (у того были еще дела), спустились вниз и отправились в сторону Северского Донца, к «тихому месту».

Находилось оно недалеко от Светличного, на зеленом с песчаной осыпью берегу, где стоял небольшой строительный вагончик. На другом синел вековой бор, в прибрежных камышах пела брачную песню лягушка.

Рядом, в котле над потрескивающим костром, исходила паром уха, а за деревянным, вкопанным под березой столом, на лавке сидел крепкий старик в панаме и дымил цигаркой.

Иван остановил машину рядом с вагончиком, мы вышли и поручкались с дедом.

– Давнэнько нэ бувалы, Виктор Пэтрович, – сказал он, вставая – Чи работы багато?

– Воз и маленькая тележка, дед Остап, – улыбнулся шеф. – В это году даже спиннинг в руки не брал, такая вот незадача. (Как и Иван, он был заядлым рыбаком и на выходные оба с ночевкой, уезжали на Донец или Айдар, половить там леща или жереха

Пока суть да дело, Иван извлек из багажника «тормозок»*, а к нему пару бутылок «Столичной» и накрыл стол. Дед Остап дополнил все это оловянными мисками с ложками, и приняв (кроме Ивана) по сто грамм, все навалились на горячую уху из карасей, бывшую на свежем воздухе непередаваемо вкусной.

Затем, после второй, умяли спираль домашней колбасы (в марте Иван забил кабана) и, выпив по кружке чая с медом, заваренном на чабреце*, закурили, любуясь рекой. Она плавно несла светлые воды батюшке Дону.

Возвращались домой в первых сумерках, под трели соловьев в голубых балках.

На следующее утро Веденеев с Ушаковым, навестили Первого.

Какой там состоялся разговор не знаю, но директора «ударных» шахт получили партвзыскания.

По молодости я посчитал, что на этом все и закончится, но, как показали дальнейшие события – ошибся.

Дело в том, что в любом городе или районе результаты борьбы с преступностью напрямую зависят от прокурора. Если он жестко и принципиально надзирает за оперативно-розыскной деятельностью, следствием и дознанием, она, как правило, снижается. В противном случае эффект обратный.

Веденеев был сильным прокурором, ни лебезил перед горкомом и пользовался авторитетом в милиции, городском отделе КГБ и суде.

Заручившись его поддержкой, ГОВД возглавляемый в то время подполковником Ляшенко, довольно активно работал по линии БХСС. Возглавлял эту службу капитан Касатонов, большой друг прокуратуры. И сводилось это не к меркантильными интересами, а самому тесному взаимодействию в работе.

Добрая половина дел по фактам взяток и хищений в особо крупных размерах, находившихся в производстве наших следователей, возбуждалась по линии ОБХСС, и все они доводились до суда с осуждением виновных к реальным срокам, а также конфискацией имущества. Прокуратура Ворошилоградской области лидировала в этом плане, и опыт ее работы в данный период, распространялся Прокуратурой Союза СССР.

Объяснялось это тем, что в других республиках и областях таких дел насчитывались единицы, а в Средней Азии и Закавказье, они отсутствовали.

Через неделю после эпопеи с «днями повышенной добычи» Веденеев поручает мне организовать проверку городского комбината бытового обслуживания населения, кстати, довольно крупного.

Возглавлял КБОН некто Разин. Чтобы его представить, достаточно взглянуть на фото известного ныне актера Семшова. Как две капли воды, но наш герой много выше ростом. По городу Евгений Александрович передвигался только на персональной «Волге» и был в фаворе у «отцов города». На партактивах* он ни с кем из руководителей не здоровался и садился всегда отдельно, подчеркивая свою значимость.

При всем этом, возглавляемое им предприятие работало из рук вон плохо, а продукция коврового цеха, реализуемая в другие регионы и даже Среднюю Азию, постоянно вызывала многочисленные жалобы граждан. Именно с этим вопросом и предстояло разобраться.

Принял меня директор нехотя и для начала отказал в предоставлении документов по работе коврового, а также цеха вторсырья. К такому развитию событий я был готов и вручил ему подписанное прокурором требование о проверке.

Документ возымел действие, и меня провели в кабинет главного бухгалтера.

Там, в течение нескольких дней, пригласив «внештатника», я перелопатил массу всевозможных договоров, рекламаций, накладных, счет-фактур, а также других документов, из которых следовало, что в цехах воруют и притом по крупному.

Обращало на себя внимание то, что в течение нескольких последних лет ревизорами областного управления и городским КРО Минфина, это подразделение не проверялось. После доклада о результатах Веденееву, тот распорядился назначить ревизию финансово-хозяйственной деятельности всего комбината и привлечь к проверке сотрудников ОБХСС.

Спустившись к себе, я позвонил Касатонову и сообщил ему о поручении прокурора. А когда заканчивал печатать требование о назначении ревизии, в кабинете появился Виктор Иванович с объемистой папкой.

Мы поприветствовали друг друга, капитан уселся на стул напротив и сообщил что уже несколько месяцев они ведут оперативную разработку комбината и имеют ряд сведений о процветающих там махинациях. Затем ознакомил меня с содержимым папки. Это были копии документов, ряд из которых я изучал в бухгалтерии, агентурные справки, а также заключение по ним с целым рядом конкретных фактов различных злоупотреблений руководства предприятия.

Оговорив детали проверки, поднялись в кабинет прокурора. Он внимательно выслушал нас и внес ряд существенных корректив в предлагаемый план действий.

Первая – ревизия хозяйственно-финансовой деятельности комбината назначается прокуратурой.

Вторая – обеспечивать деятельность ревизоров будут сотрудники ОБХСС.

Третья – решение о возбуждении дела принимает он лично.

На том и порешили.

В течение следующих двух недель на комбинате вскрываются факты хищений не только в ковровом цехе, но также в других его структурных подразделениях. Судя по бухгалтерским документам и показаниям опрошенных сотрудников, прямое отношение к этому имеют Разин с главным бухгалтером. С началом ревизии он держится нагло и самоуверенно, демонстративно навещает горком с исполкомом, однако спустя какое-то время сникает и просится на прием к прокурору. Попадает, но уже по возбужденному уголовному делу.