Терра инкогнита. Книга 3

В то время система этих органов, возглавляемая Генеральным прокурором СССР Действительным государственным советником Романом Андреевичем Руденко, существенно отличалась от ныне действующей. Она была намного компактнее, располагала высокопрофессиональными кадрами и имела широкие полномочия.

Пройдя практически все ступени прокурорской иерархии, от низового звена до центрального аппарата Прокуратуры СССР и Генеральной прокуратуры России, с полной ответственностью могу сказать, нынешние прокуроры в подметки не годятся своим предшественникам, как, впрочем, и оперативно-следственный состав других правоохранительных структур.

Теперь несколько слов о Луганщине, именуемой ныне ближним зарубежьем. Не для пафоса, а в качестве прелюдии к ряду событий, участником которых мне предстояло стать в самое ближайшее время.

В Допетровские времена территория, на которой сейчас находятся Луганская, Донецкая и Днепропетровская области, соответствовала среднему европейскому государству, именуясь Гуляй – полем. Населена она была немногочисленной запорожской вольницей, не признававшей над собой ничьей власти.

Но затем, в начале восемнадцатого века, по Указу императрицы Екатерины, сюда, для защиты южных рубежей России от турок и татар, направляются с Балкан два гусарских полка под командованием Райко Прерадовича и Ивана Шевича, набранные из сербов.

В их числе, в ковыльные степи пришел и один из моих пращуров по материнской линии, пикинер,* Лука Васалакиев. В состав полков входило четырнадцать рот, образовавших первые военные поселения на Луганщине. Пращур служил в четырнадцатой, которая и дала одноименное название одному из сел Попаснянского района, где мне доводилось бывать и общаться с многочисленной в те дни родней Васалакиевых.

Когда же в этих местах стали разрабатываться каменный уголь и железная руда, в степи хлынул новый поток переселенцев, основу которого составляли разогнанные Екатериной сечевики*, маршевые и арестантские роты.

Естественно, что все они, ставшие впоследствии коренным населением Луганщины, были далеко не робкого десятка. Помимо прочего, способствовал этому и каторжный труд, которым отличались шахты. К слову, работавшие тогда под землей наравне с людьми кони, выдерживали в тех условиях не более пяти лет.

На рубеже двадцатого столетия, Донбасс уже был одним из наиболее развитых в России центров угольной, сталелитейной и машиностроительной промышленности, немалая часть которой находилась на территории Луганской области.

Это способствовало формированию пролетариата, наиболее подверженного идеям набирающего в то время силу, марксизма.

В дни революции 1905 года, сформированные из шахтеров и рабочих луганские дружины, оказались настолько боеспособными, что еще около месяца после подавления восстания в Москве и других городах Империи, противостояли отборным казачьим подразделениям.

И не случайно в годы Гражданской войны Луганщина породила таких военачальников и командиров, как Ворошилов, Пархоменко и Якубовский.

Пусть имя первого сейчас опорочено, а остальные преданы забвению, это не умаляет их заслуг в строительстве рабоче-крестьянской Красной Армии, впоследствии победившей фашизм.

В годы Великой Отечественной войны в составе шахтерских дивизий на фронт ушло практически все боеспособное население области, а после ее окончания, она в кратчайший срок восстановила свой промышленный потенциал.

Стахановское движение, гремевшее по Стране, также зародилось на моей родине.

К началу восьмидесятых годов прошлого столетия область была дважды орденоносной и имела в своем потенциале помимо угольных объединений, такие Союзного значения предприятия, как Луганский тепловозостроительный завод и Коммунарский металлургический комбинат, Лисичанский и Северодонецкий нефтеперерабатывающие комплексы, Стахановский вагоностроительный и Первомайский электро-механический заводы, Краснолучское машиностроительное предприятие.

Их продукция поступала во все союзные республики, а также экспортировалась в Европу.

Была область в то время и кузницей руководящих кадров. Председателем Совета Министров СССР являлся наш земляк из Славяносербска – Полянский, министром Внутренних дел СССР Щелоков – уроженец Ирмино,

Генеральный прокурор СССР Руденко и сменивший впоследствии его на этом посту Рекунков, представляли Луганщину в Верховном Совете, являясь ее депутатами. Дала она своих сыновей космосу, фундаментальной науке и большому спорту.

Естественно, что эти лица не обделяли малую Родину своим вниманием и довольно часто навещали ее официально или приватно.

Все это порождало двоякие последствия.

С одной стороны, не без помощи сановитых земляков и депутатов, Луганщина активно развивалась. Возводились новые и реконструировались старые предприятия, улучшалась городская и сельская инфраструктура, рос уровень благосостояния населения. Заработки шахтеров и металлургов, были самыми высокими в Стране.

В то же время, областное руководство, имея в Москве столь высоких покровителей, старалось «не ударить лицом в грязь» и вело свою паству к новым трудовым подвигам, не всегда законными путями.

Прокуратура области, не желая выглядеть бездеятельной в глазах своего руководства и заручившись его поддержкой, по мере сил старалась не допускать беззакония, что влекло переменный успех в нелегком деле построения светлого будущего.

На время моего зачисления в ее ряды, областные правоохранители под непосредственным руководством первого заместителя прокурора Украины Скопенко, нанесли Ворошиловградскому обкому партии, весьма ощутимый удар.

За злоупотребление служебным положением и взятки были привлечены к уголовной ответственности и осуждены к длительному лишению свободы, первые секретари Стахановского и Кировского горкомов партии Билым с Кочкаревым.

Эти дела были не столь масштабными, как нашумевший в свое время процесс над крупным партийным функционером Медуновым, но тоже имели общесоюзный резонанс.

В этой связи, взаимоотношения партийных руководителей с прокуратурой, нельзя было назвать безоблачными. Они походили на затишье перед бурей.

По распределению обязанностей, мне был поручен общий надзор. Он заключался в проверках поступавших в прокуратуру различного рода сигналов об имеющихся в экономике нарушениях, а также плановых и внезапных проверках предприятий, учреждений и организаций, расположенных как в Первомайске, так и в относящихся к нему городах районного подчинения Горское и Золотое.

В то время, на их территории, площадью чуть меньше сотни квадратных километров, проживало около девяноста тысяч человек, работавших на различных предприятиях.

Самым большим из них являлось производственное объединение «Первомайскуголь», включающее в себя шесть крупных шахт, обогатительную фабрику и несколько специализированных управлений. Далее следовал электро-механический завод имени Карла Маркса, поставляющий комбайновые двигатели для всей угольной отрасли страны, Первомайский машиностроительный завод, выпускающий продукцию военного назначения, Мирнодолинский опытно-экспериментальный завод, обувная фабрика и завод строительных материалов.

Кроме этого, в городе имелось несколько шахтостроительных управлений и автотранспортных предприятий, а также два ОРСа и потребкооперация, с разветвленной торговой сетью.

Помимо прочего, мне вменялся в обязанности надзор за исполнением законов Первомайским, Горским и Золотовским городскими Советами народных депутатов, а также законов о несовершеннолетних, обучавшихся более чем в двух десятках профессиональных училищ и школ города, а также кодификация всех поступающих в прокуратуру законодательных и нормативных актов.

Не освобождался я и от дежурств по прокуратуре, которые заключались в выездах на места происшествий, связанных с насильственной смертью.

Короче, моя служба, как и раньше, в контрразведке, строилась по объектовому принципу, но если там в обслуживании было только два подводных ракетных крейсера и плавбаза, то здесь больше сотни всевозможных объектов. В том числе военного-промышленного назначения.

Как и каким образом все это буду выполнять, я тогда представлял смутно и на первых порах, даже растерялся.

Выяснить у Веденеева все эти вопросы не успел, через пару дней после моего выхода на службу, он ушел в отпуск и уехал на родину в Арзамас.

Исполняющим обязанности прокурора на этот период был назначен Кружилин, к которому я и обратился за разъяснениями.

– Ты, только, не робей, – заявил мне Николай Иванович, дымя неизменной беломориной и внимательно просматривая громадную кипу лежащих на столе «отказных» материалов, только что привезенных из милиции.

– Главная твоя задача – в срок отписывать поступающие из области задания. Как только получишь такое – сразу ко мне. Я объясню, что и как делать, все остальное потом. Уразумел?

– В общем, да.

– Ну и добро, иди, занимайся, – окутался дымом Кружилин, продолжая листать папки.

Так как заданий ко мне пока не поступало, по совету Ильи Савельевича, добровольно взявшего надо мною шефство, я усиленно занялся изучением текущего законодательства, а также подзаконных актов, которые следовало применять в своей повседневной деятельности.

Мама моя! Чего только не пришлось перелопатить.

Законы Верховного Совета и Постановления ЦК КПСС, Постановления ЦИК, СНК и Совета министров, приказы Генерального прокурора, нормативные документы министерств с ведомствами, прокурорско-следственную практику, и даже словарь блатного жаргона.

Вся эта казуистика была сосредоточена в систематизированных бюллетенях текущего законодательства, многочисленных толстенных фолиантах сводов законов и прочих изданий, а также картонных папках. Занимали они собою три полированных книжных шкафа, стоявших у торцевой стены моего просторного кабинета. Причем многие были в добротных красных и зеленых коленкоровых переплетах, что создавало иллюзию высокого ума их владельца.

Пришлось серьезно заняться пополнением своих знаний, для чего я использовал толстую офицерскую тетрадь (привезенную с Севера), куда стал конспектировать все самое необходимое, разнося по нескольким разделам.

В течение первой недели знакомлюсь с остальными сотрудниками прокуратуры и организацией работы в коллективе.

Служат в надзорном учреждении, согласно штатному расписанию двенадцать человек.

Помимо уже известных мне Веденеева, Кружилина и Савицкого, в нем трудятся помощник прокурора Надежда Пролыгина, старшие следователи Валентина Безродняя, Лариса Лельчук и Евгений Остриков, а также технический состав, состоящий из заведующей канцелярией Лилии Гаманюк, секретаря-машинистки Наталии Цапко, водителя Ивана Шемчука и курьера – уборщицы, Оксаны Бойко.

По распределению обязанностей Веденеев осуществляет общее руководство прокуратурой и представляет ее в партийно-советских, правоохранительных а также хозяйственных структурах

Кружилин занимается надзором за оперативно – розыскной деятельностью, следствием и дознанием в Первомайском ГОВД, а также Горском и Золотовском отделениях милиции.

Савицкий с Пролыгиной надзирают за рассмотрением уголовных и гражданских дел в городском суде, а Безродняя и Лельчук с Остриковым, расследуют уголовные дела о тяжких преступлениях, отнесенных к компетенции прокуратуры.

Несколько штрихов к портретам моих новых коллег.

Виденееву и Кружилину под сорок лет. В прошлом они опытные следователи и умело руководят коллективом. Оба доступны, просты в общении и не гнушаются «черновой» работы. Заядлые курильщики и острословы.

Савицкому за шестьдесят, он ветеран Великой Отечественной войны и в органах прокуратуры служит с пятидесятого года. Знает об оперативно – следственной и прокурорской работе все, что возможно. Превосходный судебный оратор и тонкий юморист, а также виртуоз матерщины. Имеет множество наград, Почетный работник прокуратуры.

Пролыгина моя ровесница. Это миловидная, с пышными формами дама, обремененная мужем – капитаном милиции и тремя детьми.

Такого же примерно возраста и Безродняя, Лельчук несколько моложе. Первая – высокая стройная блондинка с зелеными глазами, вторая – брюнетка южного типа.

Обе считаются опытными следователями, на хорошем счету у областного и даже республиканского начальства.

Третий следователь – Остриков, тоже мой ровесник. Он метр шестьдесят с ботинками, лукав и похож на шустрого мышонка. К работе относится с прохладцей, зато острослов, душа любой компании и любимец прекрасного пола.

Заведующей канцелярией Гаманюк за сорок. Это молодящаяся, болезненная и, как сразу же выяснилось, вздорная женщина, способная на мелкие пакости.

В отличие от нее, секретарь – машинистка Цапко очень добрый, открытый и доброжелательный человек. Подводит Наташу, которую Остриков зовет не иначе, как «малышка», ее богатырская стать. Жениха при таком росте и формах, даже среди шахтеров ей пока не нашлось. И силой бог девушку не обидел. Сам однажды видел, как она сгребла за шкирку и спустила с лестницы подвыпившего забойщика, который попытался «качать права» в приемной.

Водитель Иван Шемчук моих лет, курчавый и смуглый, отличный механик, а еще автомобильный фанат. Он постоянно драит прокурорскую «двадцать четверку», и к нему регулярно приезжают за консультациями, водители первого* и предгорисполкома. Кроме того Ваня удачливый охотник и рыбак, чему многие завидуют.

Есть еще у нас еще курьер-уборщица, пожилая женщина с грустными глазами, появляющаяся в прокуратуре на пару часов ранним утром и поздним вечером. Вот такой коллектив, с которым предстоит работать.

Предупреждая возможный сарказм читателя по поводу характеристик перечисленных лиц скажу, что мне в жизни, наверное, здорово повезло, так как за весь период своей службы я практически не встречал в числе своих близких коллег подлецов, и держиморд. Как и я, они имели те или иные недостатки, но в памяти остались достойными людьми и яркими личностями.

Мой кабинет, под шестым номером, располагался на первом этаже в левом крыле здания и по размерам не уступал прокурорскому. Помимо обычной обстановки, в нем находилась «кодификация сводов законов», которые помещались в трех больших шкафах за стеклом, а также специальный классификатор в виде бюро с сотней ячеек, позволявший при необходимости эти законы найти.

Хочу отметить, что наша прокуратура выгодно отличалась от других даже более крупных не только современным добротным зданием, но и условиями работы, которые обеспечивало руководство.

Все мы имели отдельные кабинеты, обставленные современной мебелью, с телефонами, пишущими машинками и радиоточками. В помещениях летом было прохладно, а зимой тепло и сухо. Перед фасадом прокуратуры росли плакучие ивы с каштанами, а также имелся газон, огражденный вычурной металлической оградой.

Поскольку жилья у нас пока не было, мы с Таней и Леночкой жили у родителей в Брянке, откуда я ежедневно ездил на службу в Первомайск. Вставать приходилось очень рано, однако после Заполярья это было не в тягость. Наоборот, добираясь на работу, я не уставал любоваться утренними пейзажами старого Донбасса, которые в лучах восходящего солнца были неповторимо красивы.

Рабочий день заканчивался в 18 часов, но из-за большой загрузки я, как правило, задерживался и попадал домой уже затемно.

В течение первого месяца службы, из области поступило всего два задания, которые я выполнил с помощью Николая Ивановича, и с чувством собственного достоинства продолжил конспектирование законов и других материалов, наивно полагая, что в этом, наверное, и будет заключаться моя основная деятельность.

Иллюзию развеял вышедший из отпуска прокурор. Он остался недоволен результатами, и спасло меня от разноса только наличие объемного конспекта, записи в котором перевалили за две сотни листов.

С этого дня началась настоящая работа.

Для начала Виктор Петрович поручил мне организовать несколько проверок на предприятиях и подготовить по их результатам представления в адрес руководителей. Проверки худо-бедно я провел и представления подготовил. Однако Виденеев их забраковал и потребовал переработать. Результаты оказались получше, и на этот раз удовлетворили его.

Затем прокурор направил меня в суд для поддержания государственного обвинения по уголовному делу. Оно было самым простым, но выглядел я в своем первом процессе, прямо скажу, не как Плевако.

Далее, как из рога изобилия, на меня посыпался целый ворох поступающих в прокуратуру жалоб граждан по самым разным вопросам, начиная от мелких кляуз и заканчивая сообщениями о преступлениях.

К ним добавились задания облпрокуратуры по моей отрасли надзора, а также другие текущие дела, требующие оперативного разрешения. И я понемногу стал «тонуть» в этой бешеной круговерти.

Однако, являясь по зодиаку Бараном, и наделенный по видимому от него упрямым характером, сдаваться не собирался и каким-то непостижимым образом пока оставался на плаву.

К чести моих коллег, они оказывали мне посильную помощь, а Илья Савельевич взял под свой личный патронаж, поскольку за почти тридцатилетнюю службу здорово поднаторел во всех хитросплетениях прокурорской деятельности.

Как поется в одной песне, «если долго мучиться, что-нибудь получится». Через несколько месяцев, я более – менее стал ориентироваться на новом поприще и почувствовал себя увереннее.

Все прокурорско-следственные работники у нас привлекались к дежурствам, связанным с выездами на места происшествий по фактам насильственной смерти. Они были недельными и достаточно трудоемкими, так как довольно часто, по тем или иным причинам, на территории обслуживания кто – нибудь погибал. Были тут убийства, тяжкие телесные повреждения, повлекшие смерть, разного рода суициды, а также производственные травмы (в основном на шахтах) с летальным исходом.

Выезды осуществлялись в составе оперативных групп, с участием работников уголовного розыска и экспертов-криминалистов. При необходимости в них участвовал и судебные медик.

На месте происшествия работник прокуратуры проводил следственные действия и руководил действиями группы. Хотя такие мероприятия длились, как правило, несколько часов и в том числе ночью, в любую погоду – никаких отгулов за них не полагалось. Да мы и не настаивали.

Самым важным было тогда раскрытие преступлений «по горячим следам». И это нередко удавалось, особенно, если с нами выезжал начальник угро Толя Пролыгин. В этом случае оперативники «рыли землю рогом», находили и быстро доставляли нам всех вольных и невольных свидетелей преступления, а порой и их исполнителей.

К слову, тогда эти деяния, как правило, совершались по пьянке или на бытовой почве и раскрывать их было намного проще, чем сейчас, когда криминал стал профессиональным.

Со второго месяца службы стал выезжать на происшествия и я. К этому времени Виктор Петрович организовал новому сотруднику комнату в общежитии шахты имени Менжинского, в пяти минутах ходьбы от прокуратуры.

До сих пор помню выезд на свое первое убийство, в июле 1980 -го.

Раннее утро. Берег затянутой туманом Лугани, в старой части города. А на зеленом лугу тело молодой женщины с разбитой головой. В составе прибывшей на место происшествия группы я, Пролыгин и два оперативника. Пока осуществляю осмотр и оформляю протокол, опера исчезают в близлежащем детсаде, где устанавливают, что убитая в нем работала, а накануне к ней приходил освободившийся из мест лишения свободы муж. Между ними произошла ссора, во время которой тот пригрозил женщине расправой.

Розыскники с Пролыгиным уезжают опросить подозреваемого по известному им адресу, а мы с вызванным судебно-медицинским экспертом осматриваем тело.

Преступление мы раскрыли за несколько часов. Злоумышленника взяли дома, где он жег в печи окровавленную одежду и обрезок биллиардного кия, послужившего орудием убийства.

Когда я допросил задержанного в ИВС* по уже возбужденному уголовному делу и тот был препровожден в камеру, присутствовавший при этом Анатолий спросил,– это твое первое убийство?

– Первое.

– Быстро раскрыли, хорошая примета на будущее.

Так оно и оказалось. За десять лет работы «на земле», в Первомайске, Стаханове и Попасной, из таких преступлений, по которым довелось работать, «глухарями» остались всего два, да и то из-за недостаточности улик. Не иначе везение.

Из милиции еду в прокуратуру, где докладываю о результатах Веденееву. Он удовлетворенно хмыкает и приказывает передать дело Лельчук.

– Кстати, рекомендую тебе самому понемногу осваивать следствие и отработать пару-тройку дел. В будущем пригодится.

Совет был дельным и, хотя своей работы было невпроворот, через неделю я принял к производству свое первое уголовное дело.

Оно оказалось интересным и запомнилось.

Подследственного звали Андреем Бадером.

Был он моих лет, родился и вырос в Первомайске, в рабочей семье. С детских лет увлекся боксом и по окончанию средней школы имел разряд кандидата в мастера. Несколько раз выступал на первенство области и грезил о большом спорте.

Но, как говорят, не судьба. На летней танцплощадке в городском парке, к его жене пристал вернувшихся из лагерей местный авторитет с приятелями. Завязалась драка. Андрей здорово отделал блатных и изувечил «сидельца». За что получил трехлетний срок, а в зоне увеличил его, избив за придирки одного из вертухаев*. Жена не стала ждать мужа, оформила развод и сошлась с другим парнем.

На свободу Бадер вышел другим человеком. Жестоким и озлобленным.

Для начала, решив отомстить бывшей жене, пришел к ней домой и жестоко избил мужа.

Затем через своих родителей, у которых жил, пригласил ее якобы для примирения. Там, отправив стариков к соседям, понудил девушку заняться с ним сексом, обещая впредь не вмешиваться в ее жизнь. А при этом записал действо на портативный, спрятанный под тахтой магнитофон. Далее последовал шантаж – вернись ко мне или прокручу запись мужу.

В итоге супружеская пара обратилась с заявлением в прокуратуру. Я тогда как раз дежурил, опросил их, а затем, по указанию прокурора, возбудил дело и принял к своему производству.

При задержании Андрей оказал сопротивления высланному за ним милицейскому наряду, своротив одному сержанту скулу, а второго пытаясь пырнуть ножом, за что получил дополнительную статью в обвинение.

В ходе следствия у меня с ним установился психологический контакт, вину Бадер признал полностью, так что дело я завершил в установленный законом двухмесячный срок.

При этом имел место занимательный случай.

Дело я иногда брал с собой, работая с ним, когда семья отправлялась спать. Одним таким вечером, придя домой и чмокну в щечку Леночку, притащившую мне тапки, я прошел в зал. Там извлек из портфеля и положил на стол пухлый том, затем вымыл в ванной руки и отправился ужинать на кухню. Таня, накрыв стол, присела рядом.

Пока ел, мы обменялись новостями, а затем я снова направился в зал. На ковре сидела трехлетняя дочура и, что-то бормоча, вырывала из дела листы (несколько смятых уже лежали рядом). Остальные от любознательного человечка удалось спасти.

– Не иначе тоже юристом будет, – сказал я в тот вечер Тане, и как оказалось впоследствии, не ошибся.

На процессе Андрей снова забузил, и на глазах судей, а также многочисленных обывателей, набившихся в зал, порезал себе вены спрятанной во рту бритвой.

Служители Фемиды демонстрацию не оценили и впаяли ему по совокупности преступлений шесть лет лишения свободы, с отбытием наказания в ИТК* строгого режима. (Кстати, это была не последняя наша встреча).

Осенью меня аттестуют и приказом Генерального прокурора СССР присваивают классный чин – юрист 3 класса. Он соответствует званию лейтенанта, в которое я был произведен Президиумом Верховного Совета СССР еще в 1978 году.

Здесь тоже маленькое отступление. Как я узнал позже, в период комиссования, затянувшегося почти на месяц, Председатель КГБ СССР мне присвоил старшего лейтенанта. Но приказ осел где-то в кадрах Особого отдела флота (по принципу помер Максим, ну и хрен с ним) так что, его мне не объявляли.

– Да,– подумалось, – при такой скорости продвижения, годам к сорока точно стану капитаном.

За звезды в прокуратуре тогда не платили, и мой должностной оклад составлял 152 рубля.

Для сравнения, по второму году в Заполярье, я получал в четыре раза больше. Выручало то, что по линии КГБ СССР (о чем позаботилась Лубянка), я два года получал нигде не афишируемую доплату в размере еще 120 рублей, за что попал в поле зрения партийного контроля. Был такой орган, в Центре и на местах, чистивший ряды, «руководящей и направляющей».

В нашем Первомайском горкоме его возглавлял некий Коваль. По внешности он напоминал Геббельса в последние годы жизни и был неприятным типом. Целеустремленно и методично собирая копромат на того или иного коммуниста, оформлял все надлежащим образом, а затем представлял Первому. В результате на заседании бюро горкома жертва получала взыскание, а то и изгонялась из рядов. Как Нагульнов в известном романе Шолохова.