Байкал. Книга 3

– Не трогают? – улыбнулась я.

– Они и прежде нечасто трогали, не нападали нарочно, в море много пищи и без нас, что им человек, и всё же мне хотелось защитить моряков и прибрежных жителей.

Показал мне Орсег и коралловые горы, переливающиеся такой чарующей красотой мира обитающих здесь животных и растений, что не верилось глазам и красок у меня не хватало зарисовать это немыслимое разноцветье. Здесь можно было любоваться переливающимися цветами и оттенками, на которые было способно божеское творение, стайками рыб, морских звёзд, водорослей, мелких, крупных, серебристых, матовых, полупрозрачных, быстрых и медлительных, зарывающихся в песок, или юрко плавающих на мелководье стайками или по одной. А сколько всяких моллюсков в изумительных раковинах я увидела. Если бы я читала обо всём этом, я не смогла бы даже вообразить, потому и стала зарисовывать весь этот восхитительный мир и записывать, давая рыбам, растениям и животным названия, какие приходили мне в голову, ведь до меня никто не удосуживался их как-то называть, Орсегу даже не приходило это в голову. Узнав, что я делаю, он так удивился, долго разглядывал мои записи и рисунки, прежде чем сказал, взглянув на меня, изумлённо, словно увидел в первый раз:

– Я не знаю почему ты это делаешь и зачем, но не сомневаюсь, что написано здесь всё толково и по делу. А зарисовано и вовсе восхитительно, приглядливый у тебя глаз, острый и к тому же, ты даже не бестолково зарисовываешь, как я вижу, в группы их какие-то соединяешь… Не понимаю…

– Чего же? – улыбнулась я.

– В тебе слишком много разного, Аяя, того, что не должно соединяться. Не может быть столько в одном человеке, даже предвечном. Ты внушаешь любовь и желание с одного взгляда, первая же улыбка твоя заставляет грезить о тебе, но с первого слова, что ты произносишь, оказываешься очарован умом, который заключён в тебе. Нарочно, чтобы власть твоя была ещё полнее, – проговорил он, задумчиво качая головой. – Это всё…

– Моя власть? Вот чепуха. Да я обыкновенная, Орсег, но учиться всегда любила больше всего, это правда. А что до басы, так то не моя заслуга вовсе, вот выпало такой родиться, как и предвечной, то ли счастье в том, то ли, напротив, проклятие.

– Счастье, Аяя, для глаз, для любой души такое уж счастье, что и не передать! – выдохнул он. – Но… тут ещё и для ума работа.

– Что, не гожусь уже тебе в жёны? – засмеялась я.

– Кабы пошла, я завладел бы большим, чем обладаю теперь, – сказал Орсег без улыбки.

Это, конечно, было большим соблазном пойти за него, удалиться от мира навсегда, скрыться под толщей благодатных морских вод и в удивительной и величественном мире пребывать всю свою вечность. Но оставить совсем людей, я думала, что хочу этого, но когда представилась настоящая возможность, я поняла, что не могу и не хочу уходить от мира насовсем. Но и не только в этом было дело. Главное, что Орсега, как бы прекрасен он ни был, как бы ни привлекало всё, что было у него, я всё же его не любила. А разве можно идти без любви?

– Ох, и дура ты, Аяя, – в сердцах выдохнула Рыба, когда в который уже раз решила наставить меня на путь, который по её мнению должен принести мне счастье. – Какая же дура, да простят меня Боги за скверные слова! Как и идти? Вот была ты по любви и што, много счастья увидала?

– Только счастье, – уверенно сказала я.

Рыба лишь покачала головой и махнула рукой на меня.

– Ну… хоть ожила и за то подводному царю спасибо, – смиряясь, сказала она.

Мы уже два с лишним года шли по морям и добрались до дальних-дальних южных морей, где, как и на дальнем севере начинались льды и снега.

– Здесь и вовсе чудесная страна, Аяя, – сказал Орсег, когда мы проплывали мимо ледяных гор, оставив корабль на свободной воде, потому что Орсег предупредил, что дальше идти на корабле нельзя, льды раздавят его. А вот сами поплыть мы могли.

– Куда?! – испуганно воскликнул Дамэ. – С ума сошла… Льды, простынешь!

Орсег вскользь взглянул на него и сказал:

– Не волнуйся, не простынет, на то и я рядом.

Дамэ вспыхнул, хотел возразить и, скорее всего, сказал бы дерзость, но Рыба незаметно толкнула его в бок. Это не укрылось от глаз Орсега, и он сказал мне об этом позднее, когда мы уже шли по льдине вдвоём.

– Этот твой раб, этот демон, он ревнует тебя. Он только твой раб или ты из-за него не хочешь выйти за меня?

– Дамэ?! – удивилась я. – Да ты что, Орсег, ты ведь спрашивал уже. Было бы так, разве я не сказала бы сразу?

Он пожал плечами. На мне надета была шуба из шкур морских нерп, но мех был слишком твёрдым и упругим, мешал легко двигаться, однако, позволял плавать и не промокал. И сейчас я повернула голову, но капюшон мешал мне заглянуть в лицо Орсегу. Он сам развернул меня, неожиданно сжав мне плечи.

– Отвечай, Аяя, кто живёт в твоем сердце и не даёт там поселиться мне? – его глаза почернели, как чернеет море, затевая шторм. – Кто он, я теперь же отнесу тебя к нему, коли ты так любишь его!

Я вздохнула, если бы я только могла хотя бы увидеть, хоть раз коснуться его, того, кого я люблю…

– Нет никого, Орсег, не к кому нести… Только в моей душе и остался.

– Нельзя жить со смертью в сердце.

– Можно. Хоть и не жизнь то, а лишь подобие, – я отвернулась, вывертываясь из его рук, но он и не удерживал. – Но в моём сердце нет смерти, Орсег, там просто нет… того, что нужно тебе.

Мы снова пошли рядом по льду, который оказался не белым или серым, как бывал у нас на Байкале или тёмно-синим, потому что через него просвечивали воды Великого Моря, как глаза Эрбина, о котором у меня тоже болела душа, всё же и он стал мне дорог, как бывает дорог тот, кто прилипает, прикипает к сердцу помимо воли. Так вот, тут лёд был и голубым, светящим из-под снега, и ярко-синим, как небо, но с морским изумительным оттенком. А какие величественные и великолепные формы он принимал здесь! Я сказала об этом притихшему Орсегу, когда мы молча промерили шагами уже версты три.

– О… да, – будто опомнившись, проговорил он. – Я ведь и привёл тебя сюда, чтобы ты полюбовалась, на какие чудеса способна вода. На вашем Море бывает лёд?

Я улыбнулась и рассказала ему, немного обескураженному и как никогда тихому сегодня, какой лёд у нас бывает на Байкале, как трещит он среди зимы на груди живого дышащего Моря.

– И он такой прозрачный, что сквозь него видно рыб, а то и дно увидать можно!

– Не может быть этого!

Я засмеялась:

– Вот какой странный ты, такие мне невероятные чудеса показываешь, а в мои чудеса не веришь!

– Верю, что ж, ты не лжёшь мне, – нерадостно проговорил он. – Под стать льдам этим многотыщелетним и разговор наш, а? Так нет надежды у меня?

– Орсег, ты же сам говорил, что спешить некуда… Что же вдруг заторопился? С расспросами приступаешь сегодня? В любви и браке тем более, привычка и дружба тоже большое дело…

Он посмотрел на меня с грустью, и не говорил больше, отвёл назад на корабль и не показывался, больше месяца. За это время мы успели повернуть на север и уже шли вдоль большой земли, прекрасной, всё более и более богатой невиданными чудесами, животными и растениями, цветущей. Поистине сказочные животные попадались нам на берегах. Скакали по веткам большим деревьев, похожих на гигантские кисти, и других, увитых одними ветвями без стволов.

Видели мы на берегах и ужасных зубастых тварей, похожих в воде на плывущие брёвна, они едва не перевернули лодку, что направилась, было к берегу, набрать чудесных фруктов, о замечательном вкусе которых были хорошо осведомлены мореходы, а нам, байкальцам, они были в новинку.

Но видели и других: огромных, как серые скалы с двумя хвостами, один как положено сзади, второй же спереди посреди рыла. Но будто этого Творцу было мало: он поместил по сторонам громадного лба здоровенные уши, похожие на громадные лопухи, которыми зверь обмахивался, как опахалом. Когда же из хвоста на голове, чудной зверь издал приветственный рык, похожий на звук трубы, мы поняли, что это не хвост никакой, а нос.

– Нос, верно, госпожа Аяя – сказал Гумир. – Подобных же зверей мы видели в большой и величественной стране, что далеко на полдень от вашего между громадными горами и океаном.

– В ту страну хаживали наши купцы, – сообразила я. – Привозили необычайной красоты скатные перловины, удивительные приправы и специи, ткани, краски и рассказы, в которые никто не хотел верить.

– Да, госпожа, благословенная жаркая многонаселённая страна.

Мы сходили на берег и увидели здесь иных людей, во всё как мы и в то же время вовсе не похожих: кожа их была черна как ночь, а на головах росли не волосы, а странные кустики. Они испугались нас, направили копья, но напугались и мы и поспешили вернуться на корабль, они же тут же снарядили погоню на лодках, выдолбленных из цельных стволов, но мы повернули в открытое море и они вскоре отстали, их стрелы, что, озлясь, что не могут догнать, они пустили вдогонку, вонзились лишь в двух местах в борт корабля. Но эти чёрные жители большой жаркой земли изрядно напугали всех нас, всю команду, гребцов и моряков, много дней после мы ещё вспоминали их. А когда вернулся Орсег, рассказали и ему, на что он сказал невозмутимо:

– Радуйтесь, что ноги унесли, они рады были бы полакомиться вашим белым мясом.

Мы с Рыбой посмотрели друг на друга и меня, замутило, я выскочила из-за стола, где мы трапезничали, и едва успела подбежать к борту, где меня вывернуло несколько раз. Рыба поспешила за мной, чтобы помочь…

…У меня сердце упало, когда Аяю вытошнило неожиданно после утренней трапезы. Я слишком хорошо представляю, что могут означать такие вот мелкие недомогания. А к вечеру Рыба подтвердила мои предположения.

– Наконец-то, похоже, наша красавица решилась жить продолжить, а, Дамэ, што молвишь на то? Может, наконец, мотаться прекратим, во дворце осядем, – сказала она, очень довольно улыбаясь своими толстыми губами.

– Ага, раскатала губы-то! – зло ответил я. – Подводный дворец у дельфина этого. Аяя может под водой, мы-то с тобой нет! Погонят нас, одни скитаться поёдём по миру.

– Как это одни?.. – растерялась Рыба. – Ты чего это придумал-от… нешто можно нас прогнать? Как мы врозь-от с нею?..

– Как… детей ему с рыбьими хвостами народит, на што мы? Нянчить?

– Ох, Боги! Что же вы баете-то оба! Как языки ваши глупые не отсохнут?! – послышался Аяин разговор у нас за спинами, а мы сидели с Рыбой на палубе, глядя на закатившееся уже солнце, вернее его след на вечернем небе – оранжево-красный с малиновыми плоскими облачками. – Ни в какой дворец я не собираюсь.

– Как же? – мы обернулись оба с Рыбой, как по команде и оба спросили в один голос:

– А как же ребёночек? Родишь, а замуж не пойдёшь?

Аяя обошла нас и встала спиной к борту, за который мы только что смотрели:

– Вы чего? Какой ребёночек? Откуда ему взяться? Вы совсем уже обалдели от мечты меня замуж пристроить?

– Так ты… А бремя? – Рыба ещё раз хлопнула босыми веками.

– Кто тут с бременем? Может, ты? – рассердилась Аяя. – Перестаньте и мечтать, замуж не пойду я, ни при каком дворе жить вам не придётся, так и будем по свету колесить, пока не смогу на родину вернуться… но никогда не смогу, потому что сердце зарыла там, а в нём столько боли, что в Байкале нет столько воды… Не нравится бродягами быть, не держу, найдёте себе добрее госпожу и подругу.

– Неужто никогда не захочешь к берегу пристать?

– Захочу. Но что один берег, что другой, так хотя бы не думаю всякую минуту, что во мне токмо смерть…

– Смерть… ты што ж говоришь-то? – ахнула Рыба.

– Не я и говорю-от… – тихо проговорила Аяя, потухая. – Орсег так сказал.

– Крепко обидела, знать, довела, – сказала Рыба, приобняв Аяю. И добавила: – Могла бы и… пошто как недотрога опять? Теперь-то пошто? Кому теперь верность сохраняшь? Покойникам? Она не нужна им боле. Жить надоть, касатка, хоронить себя грех, особливо тебе, так и знай…

Но Аяя взглянула через плечо:

– Что ж мне саму себя насильничать?

– «Насильничать», тьфу! – с упрёком проговорила Рыба. – Что уж, рази такой гадкий Орсег, что ты говоришь так-от? Как не стыдно, всей душой человек, а ты ломаисся. Ох, не хорошо, грешно, непраильна!..

Глава 9. Хатор

Насильничать не пришлось, да и не просил никто, Орсег немного обиженный всё же, стал холоднее, чем прежде, словно промерз насквозь в тех льдах, где мы гуляли с ним. Вскоре мы повернули на восток и прошли в узкий пролив в Срединное море, как назвал его Орсег.

– Теперь совсем до моей родины недолго, – сказал он.

– Что это за море? – спросила я.

– Если не считать, твоего Великого Байкала это самое густонаселённое странами море. Оно огромное, хотя и ничто по сравнению с океанами, конечно, и природных чудес тут куда меньше, зато на людей сможешь поглядеть. Издревле здесь живут люди.

– Везде, наверное, живут – сказала я. – Сколь земель мы прошли втроём, везде людей видали, безлюдных мест немного.

– Может быть… – проговорил Орсег.

– Ты печален, Орсег, Повелитель морей, ужо который день, обижен на меня? Ты знай, вечная исполать моя тебе…

Он быстро посмотрел на меня и не дал договорить, но может быть и хорошо, не то обиделся бы ещё крепче, ведь я хотела сказать, что благодарна, но любви во мне нет, и я прошу оставить надежды и вожделения и отпустить меня. Он ответил раньше:

– Мне не след обижаться.

…Я не был обижен, но почти четыре года я осаждаю эту крепость, уж привыкла она ко мне, как привыкают к удобной постели или светлому дому, не замечая его достоинств, пока не сгорит и не оставит на улице. Не пришла ли пора и мне поступить так же, и тогда, чем не шутит тот самый Предводитель Тьмы, быть может, Аяя пожалеет, что держала меня на расстоянии и позовёт, наконец, сама? А как ещё быть обездоленным, они ищут дом, меня же она уже знает…

Два года тому, как позвал меня Мировасор и попросил отыскать саму Красоту и Любовь. Мне не надо было ни рассказывать о ней, ни искать её тогда, я уже знал, где она, и сразу догадался, что это один из предвечных братьев с Байкала разыскивает мою чудесную то ли пленницу, то ли повелительницу, я сам ещё не понял и не решил. Но на что он ищет её, когда легенду я слышал о Могуле, затосковав о котором, Аяя и ушла с берегов Великого Моря, и сама она сказала, что смерть любимого изгнала её из родных мест. Или что, этот ушлый голубоглазый хитрец Арий решил воспользоваться тем, что они земляки, а может быть, и в прежние их времена имел виды на чужую невесту и жену? Аяя никогда не упоминала ни об Арии, ни о его брате, что успел целую династию в Кеми привести на трон, а сам вернулся восвояси. Нет-нет, не скажу я тебе, Арий, где Аяя, Селенга-царица, если мне не завладеть ею, то и тебе пробовать я не дам…

А с нею самой стану теперь действовать по-иному, слишком долго на море был штиль, она привыкла, что я мягкотел, как осьминог, так пора стать жёстким и безжалостным как акула. Вот тогда она оценит любовь, которую я дарил ей, захочет вернуть мягкого и добротелого Орсега, захочет моей защиты, моей нежности, и моих объятий, и поцелуев…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.