Варвар: Воин Аттилы. Корона бургундов. Зов крови

Продекламировав нараспев эту длинную фразу, судья – худенький и сутулый старикашка со злым сморщенным личиком, одетый в темную хламиду до самых пят, – обвел собравшийся на площади люд ехидным подозрительным взглядом и, откашлявшись, поинтересовался: желает ли кто-нибудь что-нибудь сказать относительно «омерзительных и гнусных преступников»? Преступники были привязаны к столбам рядом с высоким дубом, под сенью которого и разместилась вся судебная коллегия, включавшая самого судью, иначе тунгина, его помощников и присяжных – судя по богато расшитым ярким плащам, людей далеко не бедных.

– Я желаю, господин тунгин! – Из первых рядов собравшихся выступил парень лет двадцати или чуть больше, с пижонской бородкой, заплетенной в две жиденькие косички, и со светло-пегой шевелюрой, стянутой серебряным обручем.

Точно такие же обручи блестели на его лодыжках и запястьях, длинная фиолетовая рубаха из плотной ткани была украшена разноцветной вышивкой по подолу и вороту. Довершали наряд узкие штаны, смешные башмаки-мокасины и куцый широкий плащик, заколотый сверкающей на солнце застежкою. К наборному поясу с начищенными накладками были привешены гребень, небольшой мешочек, по всей видимости, кошель, и нож в зеленых замшевых ножнах. Из подобных же ножен на богато расшитой перевязи, только куда богаче украшенных, торчала рукоять меча, золоченая, но без перекрестья. В общем, внушительный облик молодого человека явно свидетельствовал о его высоком положении в обществе. Не красавец, но и не урод, лицо обычное, разве что несколько одутловатое.

– Назови свое имя, о славный юноша, – приторно прищурив глазки, попросил тунгин.

– Я – Эрмольд, сын Годальбольда, сына Автгальда, сына…

– Достаточно, юноша, мы все хорошо знаем тебя и твоих славных предков, – устав слушать, судья махнул рукой. – Говори по существу дела, славный Эрмольд сын Годальбольда. Знаешь ли ты этих людей?

Сухонький палец указал на привязанных к столбам пленников – Истра и Родиона. Последнего, надо сказать, это театральное действо весьма забавляло, он даже не скрывал улыбки. И не переставал удивляться: как вышло, что он понимает местный язык, судя по всему, явно германский? Не сказать, что отлично понимает, но на твердую «четверку».

– Да, господин судья, и вы, собравшиеся, – Эрмольд снова поклонился. – Я узнаю этих молодых негодяев. Именно они пять дней назад лишили жизни моего родного брата, юного Ансарда сына Годальбольда, а также юного Годелинда сына Гунберта, юного Дакбольда сына Гаутсинда, юного…

– Вполне достаточно, славный Эрмольд. Думаю, собравшиеся и соприсяжники хорошо знают, кто погиб и при каких обстоятельствах, но ты должен еще раз прояснить, как положено по закону.

– С большим удовольствием, господин судья! – Парень осклабился и сверкнул глазами.

Тунгин тоже улыбнулся и обернулся к стоявшим под дубом:

– Есть ли у вас вопросы к этому славному юноше, господа? Прошу задавать по ходу дела.

– Скажи, о славный Эрмольд сын Годальбольда, эти ли двое негодяев причастны к гибели наших молодых воинов? – Вперед выступил тучный бородач с заплетенными в две косы волосами. Выглядел тип забавно, только нес какую-то чушь!

– О да, оба к этому причастны. Тот, что постарше, убивал наших парней мечом, и от его руки пал мой младший брат, мне это известно от очевидцев! – Эрмольд бросил на Радомира ненавидящий взгляд. – А второй – копьем и стрелами.

– У них были еще сообщники, славный Эрмольд?

– Увы, да. Жаль, что не все они сейчас здесь. Но двоих мы все же настигли, а еще двое, жалкие трусы, бежали, покрыв себя вечным позором.

Родион насторожился: стало быть, из прочих «охотников за головами» двое погибли, а двоим удалось скрыться. Кому – неизвестно, но это значит, что может прийти помощь!

Молодой человек усмехнулся: вот и он стал рассуждать, как древний воин. Впрочем, как тут по-другому? Надежда на своевременный приезд полиции уже ему самому казалась напрасной.

Выходит, тот парень, что в кузнице… был братом этого пижона… Да, и в лице сходство заметно, только тот выглядел на несколько лет помоложе. Понятно, что этот… как его… Эрмольд так разозлился! Но должен же понимать – его брат первый начал!

– Речь не о тех, кого вы настигли и кого упустили, – тем временем покачал головой судья. – Прошу, спрашивайте и дальше, господа.

– Хотелось бы знать, почему Эрмольд упустил врагов? – непочтительно выкрикнул худощавый парень с бритым лицом и длинными светлыми локонами, похожий на слегка подгулявшую рок-звезду. – Если уж он рвется стать херцогом, пусть объяснит, как такое могло случиться? Захватил убийцу своего брата и доволен, а остальные могут идти разбойничать дальше, так, что ли?

Собравшиеся загомонили: видимо, этот вопрос волновал многих.

– Эти антские собаки хитры, как хорьки! – покраснев, выкрикнул Эрмольд.

– Не знаю, насколько хитры хорьки, – издевательски пожал плечами «рокер». – Но ты, Эрмольд, на то и херцог, чтобы быть еще хитрее! На что нам глупцы?

– Ах ты, подлый выскочка! – Эрмольд схватился за меч.

– Ой-ой, как страшно!

– Фротберт, помолчи! – прикрикнул на парня тунгин. – Свои личные вопросы задашь потом.

– Потом? Так ведь Эрмольд меня только что оскорбил, при всех, причем два раза, назвав «подлым» и «выскочкой», – с явным удовольствием перечислил «рокер». – А ведь согласно законам, каждое оскорбительное слово тянет на три солида, не так ли?

– Не так, Фротберт сын Витланда! В твоем случае эти слова нельзя считать настоящим оскорблением.

– Ничего себе – не настоящим?!

– Не перебивай судью! Они потянут… на две дюжины денариев каждое. Не больше!

– Пусть так!

– И не отвлекай нас от разбираемого дела. О своих оскорблениях напомнишь позже, уплатив перед тем судебную пошлину в размере сорока денариев.

– Вот-вот! – убрав меч в ножны, Эрмольд довольно усмехнулся. – Заплати сперва, Фротберт, а уж потом будешь призывать к законности. Так я продолжу, уважаемый господин судья?

– Да, продолжай… Постой, посмотрим, может быть, кто-то хочет задать вопрос. – Тунгин вновь обернулся к собравшимся. – Уважаемый Ротгарн сын Хродравна, ты?

– Да, у меня есть вопрос. – Из тени дуба вышел рослый мужчина с ручищами, словно корни сосны. – Скажи, Эрмольд, при каких обстоятельствах были убиты наши парни?

– Мы отправились на охоту, не имея намерения причинить вред кому-либо, но заблудились и зашли в селение антов, дабы спросить дорогу. Однако они сразу же набросились на нас, будто мы убийцы или дикие звери. Для подлых антов законы гостеприимства – ничто!

– Сам ты подлый ант! – не выдержав, заорал Истр. – Гнусное отродье, засунь свой лживый язык себе в задницу!

– Слышали, господин судья? – Эрмольд вновь взялся за меч. – Может, лучше мне отрезать его грязный язык, пока наши уши не опухли от оскорблений?

– Эй, вы! – Сдвинув брови, судья строго взглянул на пленников. – Мы так и поступим, если вы будете мешать суду.

– Но…

– Молчать! Будете говорить, когда спросят.

– А нас спросят? – хмыкнув, осведомился Родион.

– Если будет на то нужда! – выспренно ответствовал тунгин.

Подобной нужды пока, похоже, не возникало: вопросы задавались лишь с целью «утопить» обвиняемых. Впрочем, этот балаган не затянулся надолго. Взглянув на тень дуба, служившую тут часовой стрелкой, судья прервал обсуждение и откашлялся:

– Дело мне представляется ясным, как и его решение. Подлые убийцы должны понести строгое, но справедливое наказание по нашим законам, ибо своих у них нет.

– Как это нет?! – снова было закричал Истр, но тут же умолк: по знаку судьи воин ударил его кулаком в печень.

Подросток скривился от боли и застонал.

– Итак… Именем славного народа готов и Этцеля рэкса…

«Этцель рэкс» значит «король Аттила», понял Родион. Надо же, какой интересный спектакль! Эти странные люди на самом деле собираются кого-то казнить?

– Приговариваются к смерти путем сварения заживо в котле! – наконец провозгласил судья.

Напряженная тишина повисла над поселением – площадью, длинными домами под дерновыми крышами, каменной высокой стеной, садами и пашнями.

– Да, это гуннский способ казни, – подтвердил тунгин. – Именно ее и следует применять к чужакам.

– Верно! – обрадованно закричал Эрмольд. – Так этим собакам и надо!

– Да, все по закону, – важно закивали помощники. – Все верно. На какое же время назначим казнь, господин судья?

– Полагаю, неплохо будет приурочить ее к какому-нибудь празднику, скажем – ко дню урожая. Думаю, никто не против?

– Я против, если позволите! – Расталкивая собравшихся, к дубу протиснулся высокий мужчина лет сорока, с бритым худым лицом и стриженными в кружок волосами. – Извините, мои господа, я опоздал. – Он поклонился. – Спешил как мог, но…

– Отец Ингравд… – пронеслось в толпе. – Отче…

Родион с интересом взглянул на вновь прибывшего – это еще кто? Священник, что ли? Так они, выходит, христиане? Что же тогда церкви не видно?

– Прошу простить – мой плащ в пыли, а одежда мокра от пота, – отец Ингравд улыбнулся. – Наших погибших детей не вернуть, но я уверен, их светлые души на небесах. Однако не вижу причин казнить этих антов. Месть – удел поганых язычников.

– Да что ты такое говоришь!

– Судья прав! Казнить, казнить их!

Толпа зашумела: священника никто не спешил поддержать, и ухмыляющийся тунгин хорошо это понимал.

– Так что ты нам предлагаешь, уважаемый отец Ингравд?

– Предлагаю сохранить им жизнь…

Толпа зашумела еще более возмущенно, молодежь засвистела, кто-то даже запустил в святого отца камнем, правда, не попал. Не очень-то они почитают служителей церкви! Может, крещены недавно?

– И использовать их для уплаты налога. Налога кровью. Эти двое, похоже, умелые воины. И, клянусь Господом и сыном Его Иисусом…

– Верно! Он верно говорит! Заплатить ими налог!

– Тем самым мы убережем от гуннского рабства двух наших юношей, разве это плохо?

– Хм, – покачал головой тунгин. – Я смотрю, не очень-то ты почитаешь Этцеля рэкса, святой отец. А мы ведь его данники, не забывай. Кстати, еще не известно, как бы все сложилось, если бы гуннам не помогли подлые анты!

– Ну, это давняя история. Относительно же смертной казни епископ наш и учитель Ульфила говорил…

Что говорил «епископ и учитель Ульфила», дослушать не удалось – тунгин снова махнул рукой, раздалось несколько ударов в медный таз или бубен, и все умолкли.

– Да, эти подлые анты достойны смерти, – с неожиданной звучностью промолвил судья. – Но и предложение святого отца заслуживает внимания. А потому я властью своей выношу вопрос на ваш суд, люди! Как в древние времена великих героев, вопрошаю: кто за то, чтобы предать пленных смерти, соберитесь слева от этого дуба, а предпочитающие отдать их в счет налога – выстройтесь справа.

Родион восхищенно присвистнул: а судья вовсе не дурак, хоть и производил на первых порах впечатление чокнутого фанатика.

Народ одобрительно загудел и живо пришел в движение, расходясь на две группы.

Пленники с волнением наблюдали. На суде присутствовали только мужчины, и толпа разделилась примерно поровну. Противники казни выглядели победнее, а стоявшие с другой стороны от дуба начали их переманивать – хватать за руки, обнимать за плечи, что-то шептать, и в итоге большинство проголосовало за казнь.

– Ну и электорат у них тут, – Родион презрительно сплюнул. – Впрочем, у нас в России не лучше: голосуют сердцем, или задницей, или печенкой, но только не головой.

– Слава Господу, сыну Его Иисусу Христу и… – Тунгин покосился на святого отца и уже куда тише добавил: – Нашим древним богам. Вот мы наконец-то разобрались с этим делом, решив его по справедливости и закону.

– Собаки! – ругался у столба Истр. – Разве ж это справедливый суд? Где ж тут законность-то?

– А ты, дружок, на что-то иное рассчитывал? – Родион усмехнулся. – Скорей бы кончился этот дурацкий спектакль.

Дюжие парни отвязали пленников от столбов и потащили обратно в яму. Родион пару раз чихнул от поднятой ими желтовато-серой пыли, конвоиры тоже чихали и ругались.

– Кормить-то нас сегодня будут, деятели? – спросил молодой человек по дороге. – А то ведь помрем до казни.

Все происходившее казалось дурным навязчивым сном: суд, причудливые дома, странно одетые люди. Ну, и яма конечно же, гнусная и вонючая, накрытая кованой решеткой с тяжеленными камнями сверху.

– Еду вам принесем, так и быть, – уходя, пообещал один из стражей. – Благодарите отца Ингравда, псы.

«Псы» не отозвались никак – не было охоты ругаться понапрасну.

– Ну? – Родион искоса взглянул на приятеля. – Что скажешь?

– Многих слов я не понял, не так хорошо помню готскую речь…

– Откуда ты ее вообще знаешь? Учил?

– Раньше, до гуннов, ее все наши знали. Ну, многие. И молодежь обучали по старой памяти – ведь так делали предки.

– Понятно. А мудрые предки не учили выбираться из таких ям? Ведь нас скоро казнят – сварят заживо в кипятке, это ты понял?

– Да понял. Чего уж тут непонятного…

– Дурацкий спектакль! Как и то ваше похоронное шоу. Господи, да когда ж все это кончится-то?

Родион замолчал, задумался – и мысли его не радовали. Одна деревня придурков – это может быть случайность, а вот две – уже тенденция. Странные одежды, странные дома, суд этот чертов. И на протяжении нескольких дней пешего пути ни одной антенны, ни спутниковой тарелки, ни велосипеда, ни автомобиля. Ну, хоть бы кто-нибудь в пиджаке встретился или в шляпе! И в небе – ни единого самолета, даже следов инверсионных нет. Плохо дело, если логически рассуждать, очень плохо. Неужели…

– Что вздыхаешь, брат? Думаешь, как сбежать? Я тоже.

Вот, все эти люди здешние, называющие себя готами, и тамошние, якобы словены или анты. Предположим, что все они психи, актеры-неудачники, сектанты, больные на всю голову члены клубов исторической реконструкции. Допустим, здесь у них слет, как у туристов. Но ведь какие-то вещи современные должны иметься: мобильники, ключи от машин. Ладно, может, их куда-то на хранение сдали – во избежание неаутентичности, как у этих деятелей говорят. Хорошо, но язык? Что, специально готский учили? Но это ведь историком надо быть или лингвистом, доктором наук – способен ли на это обыкновенный придурок? И наберется ли таких сумасшедших гениев на несколько деревень – ведь это десятки, сотни людей! Ну, допустим, свихнулся целый научный институт, хотя, как гласит народная мудрость, с ума по одиночке сходят, только гриппом все вместе болеют. Но неужели никто ни разу не вспомнит, не заговорит о чем-то современном – о политике, спорте, фильмах, музыке, выпивке, наконец! Истру эти вопросы задавать бесполезно, как Родион убедился – тому бы с психиатром пообщаться…

– Я вот думаю, с решеткой мы вряд ли управимся, – негромко произнес в это время потенциальный пациент. Да, отметил про себя Родион, может, Истр и сумасшедший, но точно не дурак. – Копать надо. Тут кое-где мягкая земля, я пробовал. Только…

– Что? – скорее из вежливости спросил Родион.

– Только знать бы, сколько нам осталось? День, два, больше? Когда у них праздник урожая?

– А когда у вас бывает?

– У нас будет дней через дюжину, не раньше – пока страда, сушка, обмолот.

– Так и у них, наверное.

– Нет, у них раньше. Ты же видел – поля уже почти все сжаты, отскирдованы. Боюсь, не так уж много времени нам осталось.

– А что гадать? Сейчас еду принесут – спросим.

– Думаешь, нас кормить будут?

– Так обещали ведь!

– А, тот бритый жрец… Готы верят в бога, распятого на кресте, но не забывают и старых своих богов – те помогают им в битвах.

– Ага… Тс-с! – Родион вдруг насторожился. – Кто-то идет, кажется.

– Точно – идет, – хмыкнул Истр. – Я давно услышал.

Сверху раздались шаги – кто-то подошел к решетке, загородив солнечный свет, что-то поставил на землю.

– Я принес вам воду и пищу. Сейчас спущу, принимайте.

Корзинка, видать, сквозь решетку не проходила, и неизвестный доброхот (или стражник) спускал все по очереди на веревке: кувшин с водой, завернутые в тряпицу лепешки, сливы и груши. Что ж, спасибо и на этом. Подняв голову, Родион поблагодарил.

– Я всего лишь исполняю свой христианский долг, – сухо отозвались сверху. – Ешьте, пейте. Вечером я приду еще или пришлю кого-нибудь.

– А как долго… как скоро нас… – спросил Истр.

– Праздник урожая через два дня. Именно столько вам осталось, увы, ничего не поделаешь.

– Постойте! – вдруг встрепенулся Радик. – Вы ведь священник, да? Из местной церкви?

– Наша церковь не владеет имуществом, мы – последователи епископа Ария[4].

Все это ничего не говорило Родиону. «Ария», не «Ария» – какая разница? Узнать он хотел нечто другое.

– Раз вы священник, то должны знать, сколько времени прошло с начала нашей эры… Тьфу ты! Со времени рождения Иисуса Христа, конечно.

– Сложно подсчитать… – Отец Ингравд задумался, принялся бормотать себе под нос. – Так… сначала был Тиберий, потом… а за ним Траян… Нет, Траян после… Господь наш Иисус родился примерно четыре с половиной века назад, – решил он наконец.

– Четыреста пятьдесят лет назад?! Всего? – холодея, ахнул юноша. – Я не ослышался, вы так сказали?

– Да, да, именно так. Едва ли я мог сильно ошибиться в подсчетах.

– Значит, сейчас примерно четыреста пятидесятый год! – не в силах поверить, обалдело шептал молодой человек. – Плюс-минус год-другой. Неужели, правда?

На шутника священник вовсе не походил.

Середина пятого века – даже если священник ошибся не на год-другой, а лет на десять, это мало что меняет. Все равно ничего еще нет! Насколько Родион помнил из школьного курса истории – а учился он прилежно и успешно сдал ЕГЭ – в те времена еще не было почти ничего из того, с чем знаком современный человек. Ни Киевской Руси, ни Франции, ни Германии, ни Англии. Нотр-Дам еще не построили. Сильнейшим государством Европы считался Рим… Или империя уже распалась? Нет, разделилась на Западную и Восточную, то есть Византию. А Рим одолевали варвары, германские племена, в том числе готы. Но здесь-то они как очутились? Они должны быть в Западной Европе, в крайнем случае, в Крыму. Но если на одну секундочку допустить, что изменилось время, то почему бы и прочим категориям не пойти иными путями? Философии это нисколько не противоречит: по ней, время и пространство связаны.

– Истр, дружище! – позвал Родион. – Ты знаешь такую реку – Дон? Или Черное море?

– Дон… хм… – подросток задумался. – Есть поблизости большая река, мы зовем ее Тихий, а ромеи – Танаис. А еще одну большую реку – Борисфен или Данапр. А море… море… Эвксинский понт? Слышал что-то, но плохо помню.

Борисфен, Танаис, какой-то понт. А ситуация-то беспонтовая! Без бутылки – точно не разберешься! Параллельная география какая-то.

– Истр, а у вас зимой снег бывает? – озадаченно тряхнув головой, Родион решил зайти с другой стороны.

– Конечно, бывает, и много. А ты думал, кто от вас на юге, тот и зимы не видал? И морозы случаются, и реки замерзают – не каждую зиму, правда, но бывает.

Ну, уже кое-что – находимся не в Африке! Впрочем, главное не место, а время. Неужели действительно четыреста пятидесятый год (или около того)? Это даже не старина, это… архаика! За полторы тысячи лет забросило, даже больше! В дикие и малоизученные времена, о которых никто почти ничего толком не знает! Ну, были какие-то варвары… кочевали… народы переселялись. Зачем, спрашивается, чего им на месте не сиделось? В Рим тянулись не то грабить, не то на заработки, повышая криминогенную обстановку. Как гастарбайтеры в Москве, ничего принципиально нового.

– Ты чего, брат, сидишь-то? – Истр толкнул в плечо задумавшегося Родиона. – Давай помогай копать!

– Копать?

Ах да, ну, как же! Раз помощи от полиции раньше чем через полторы тысячи лет ждать не приходится, надо полагаться на себя.

Но голыми руками рыть оказалось трудно, почти невозможно: сперва шел слой глины толщиной с ладонь, а дальше земля оказалась твердая, будто камень. Сломав ноготь, Родион выругался и сплюнул:

– Да тут, братец ты мой, экскаватор нужен! Ну, или, хотя бы лопата, кирка…

– Нету у нас кирки. Хочешь жить – и так справишься, – с цинизмом, уже не удивительным в столь молодом парне, отозвался Истр. Родион начал понимать: в этом мире каждый привык спасать себя сам. – Не сидеть же просто так, врагам на радость?

– Да тут не только ногти – руки переломать можно! Слушай, а давай-ка я к тебе на плечи встану. Выдержишь?

– Спрашиваешь! Я, брат, тебе не слабак какой-нибудь!

– Да я заметил, что не слабак. Только уж больно тощий.

Оказавшись наверху, Родион уперся левой рукою в край ямы, правой же попытался расшатать решетку, но все усилия оказались напрасны.

– Да-а, – опустившись снова на дно, устало промолвил юноша. – Зацепить бы ее тросом к «КамАЗу» да дернуть. Плечи-то я тебе не отдавил, братец?

– Да не такой уж ты и тяжелый!

Усевшись наземь, Родион посмотрел на свою руку – даже здесь, в тени на дне, была хорошо заметна широкая рыжая полоса, пересекавшая ладонь.

– Ржавчина…

– Ну, да – ржа. – Истр глянул с недоумением. – И что?

– Как ты думаешь, старая у них эта яма?

– Пожалуй, да. Места здесь мало, больше двух-трех человек сразу держать не получится, а дерьма в отхожей ямине – много, ишь, смердит-то!

– Да уж, – Родион поморщился. – Мог бы и не говорить. Яма, значит, старая. Решетка, судя по ржавчине, тоже не новая. Так неужели она везде одинаково крепкая?

– С виду так. – Истр поднял глаза. – Крепкая.

– Вот и тюремщики наши так думают. А вдруг они ошибаются?

– Ты предлагаешь проверить? – Парнишка с готовностью вскочил. – Давай теперь я полезу!

– Ладно, ладно… Потом, чур, поменяемся!

Истр копошился наверху долго, не уставая командовать: туда подвинься, сюда… пару шагов влево… вправо…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

КТМ – контрольно-туристский маршрут, может включать в себя проверку разнообразных навыков, полезных в походе: переправы через водные преграды, вязание узлов, знакомство с топографическими знаками, оказание первой медицинской помощи и так далее.(Прим. ред.)

2

КП – контрольный пункт – точка на маршруте, спрятанная на местности, но обозначенная на карте, выдаваемой каждому участнику; при прохождении маршрута нужно найти как можно больше КП и получить в карточку соответствующую отметку, что называется «взять КП».

3

По «Черной книге Мары» волхва Велеслава. (Прим. ред.)

4

Арий – александрийский священник, основатель теологического учения в христианстве IV—VI веков, названного арианством. Ариане не принимали основной догмат официальной христианской церкви, согласно которому Бог Сын предвечен как и Бог Отец, и считали, что Сын Божий (Христос) – творение Бога, лишь посредник между Богом и людьми. Официальной церковью Арий и его учение были осуждены в 320 и 325 годах. (Прим. ред.)