Полная версия
Варвар: Воин Аттилы. Корона бургундов. Зов крови
– А что если и нам возродить дружину? – Подросток распахнул глаза, обмирая от собственной дерзости. – Как было в старые добрые времена, при воеводе Радомире! А что? Гунны сейчас далеко, тем более мы платим им дань.
– Как и готы.
– Ну, вот! Им же позволили…
– Откуда ты знаешь, что позволили? Готы коварны и хитры.
– Никогда не думал, что они так близко.
– Вряд ли так уж близко. Но вот эти пришли, – Доброгаст с усмешкой кивнул на убитых. – И нашли здесь то, за чем явились.
– Так и нам нужно собрать дружину! И еще выстроить укрепления, настоящий град, как у ромеев! Я про них слышал от Василия.
– Ты еще молод, Истр. – Староста вновь покачал головой. – Еще очень и очень молод. Наши предки никогда не строили укреплений – было незачем, но сейчас, как видно, настала пора, в этом ты прав, сын мой. А вот дружина… Три, четыре дюжины молодых мужчин станут воинами и будут заниматься только войной – мы не сумеем их прокормить! А богатых соседей, чтобы жить за счет добычи, у нас нет. Ты сам видишь, на счету каждая пара рук, особенно сейчас, когда впереди уборка урожая. Да, были прежде дружины, но в те времена были возможности их содержать – многолюдные селенья, ремесло, торговля с Римом… Давным-давно, еще до прихода гуннов. Они все разорили, словно смерч пронесся. Даже горшки с тех пор вручную лепим, только для себя, а ведь наши предки торговали посудой! Вот укрепления, думаю, к зиме выстроим – выроем ров, поднимем вал. А дружина…
– Но ты мог бы хоть немного научить молодых владеть мечом! – взмолился Истр. – Ты же умеешь!
– Умею, – Доброгаст усмехнулся в усы и кивнул на Родиона. – Наш гость тоже умеет. И очень неплохо! Если сможете уговорить, пусть он вас поучит.
– Ага, меня бы кто поучил! – с ходу отмахнулся юноша.
Сказал и тут же осекся, вспомнив вдруг, как уверенно держал в руке клинок – и как тот жаждал крови, будто живой, как рвались сухожилия врагов, трещали кости…
И неужели он, Родион, всему этому радовался еще совсем недавно? Точно, радовался, чего уж перед самим-то собой притворяться?
Идиот… А эти двое сумасшедших – старый да малый? Рвы копать собрались, дружину заводить. Какие, на хрен, рвы, когда тут такое? Сейчас вот-вот ОМОН явится, следователи приедут, показания брать будут… А эти дебилы еще тризну какую-то справлять собираются. Сумасшедший дом тут, а не музей этнографический. Свихнулись они тут все, помешались на древности.
– Вы тут снова про похороны говорили, или мне послышалось?
– Тебе не послышалось, о доблестный гость наш! – пафосно изрек Доброгаст. – Да, мы устроим сегодня тризну, достойно похороним павших.
– С ума тут все посходили, что ли! – не выдержал наконец Родион. – У них убийства массовые, а они шоу устраивать собираются, пляски на костях!
– Да, плясать будем! Не сомневайся, в последний путь мертвых проводим как полагается! Во славу богов.
На все у них один ответ – во славу богов! Как с ними разговаривать? Психи ненормальные, давно уже можно было догадаться. Где их набрали столько? Но тогда другой вопрос возникает: кто им музей доверил? Да и кто были те отморозки, пресловутые «готы»? Конкурирующий дурдом? Господи… Скорей бы полиция, следствие… Хоть что-то бы прояснилось. Хоть бы один нормальный человек появился! А до тех пор…
Родион посмотрел в небо, где желто-белым шаром сияло жаркое солнце.
– Знаете что? Пойду-ка я прогуляюсь. До своих дойду, здесь недалеко. А если полиция спрашивать будет, скажете, на турслете я, в лагере. Миронов Родион Даниилович. Ну, все, пошел…
Никто его не удерживал, все были заняты делом: девушки подметали двор, мужики чинили плетень и ворота, да и от всех прочих дел по хозяйству никто никого не освобождал.
В целом музейная деревня от налета не пострадала, лишь на соседнем дворе дымились крыши, и то начавшийся пожар уже тушили, заливая пламя огромными бадьями воды из колодца. Интересно, у соседей тоже трупы валяются? Но хозяевам все равно, потому что они такие же сумасшедшие? И у всей деревни тот же диагноз? Ладно, сейчас полиция приедет – разберется. Умышленное убийство бы только не повесили, хотя не должны – тут ведь необходимая самооборона выходит.
Ну и отморозки в селе орудовали! И, главное, – зачем, почему? Допустим, имелись у музея конфликты с местными, но не до такой же степени! Радонегу вон… стрелою… с-суки! Заигрались в старину, сволочи… Ничего, сейчас следствие начнется… И уж он-то, Родион, молчать не будет, ему скрывать нечего.
Миновав околицу, молодой человек зашагал по дорожке, накатанной явно не автомобильными шинами, а скорее тележными колесами, и, пройдя через поля, поднялся на холм. Не обнаружив в пределах видимости асфальтированного шоссе, в задумчивости спустился к речке – не широкой, зато с омутками, плесами и песчаными пляжиками на излучинах. С рекой все было как положено, вот только загорающих что-то нет. Или уже докатились слухи о ночном побоище? Деревня – она и есть деревня, всегда все всё про всех знают.
Правда, рыболовы имелись – и на берегу, и на лодках, причем только дети.
– Ловись рыбка большая и маленькая! – спустившись, помахал им Родион. – Мне к шоссе как выйти? Ну, к дороге?
– Ты из Доброгастовых? Из села? – откликнулся с лодки маленький рыжий парнишка, веснушчатый, с оттопыренными ушами.
– Оттуда.
Усевшись на мостки, путник устало вытянул ноги, посмотрелся в речку – м-да-а… Вот ведь будет фурор, когда он в таком прикиде в лагере покажется. Вышитая рубаха, башмаки с обмотками, пояс… Меч – Господи, его-то зачем взял? Забыл оставить.
– На дорогу, говорю, как выйти-то?
– А у нас нет дороги, дорога у вашего Доброгаста. – Сидевший в лодке пацан неожиданно засмеялся. – У нас один зимник да гать через болото.
– Зимник, – передразнил Родион.
Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно. Трупы настоящие, от этого никуда не денешься. Опять Радонега вспомнилась – совсем еще девчонка была… Сволочи!
– В вашем селе телефон есть?
Мальчишка не ответил – то ли не понял, то ли не услышал. Родион повторил вопрос, на этот раз громче, но с тем же результатом.
– Не хочешь отвечать, и не надо, уши бы тебе надрать… – проворчал Родион и, сплюнув, поднялся на кручу, а там зашагал вдоль берега к лесополосе, которая отсюда казалась густой непроходимой чащей. Еще посмеивался над собой: – Вот чучело! Давно надо было вдоль речки к лесочку двинуть, а там и лагерь. И пяти километров не будет, скорее даже три.
Тропа тянулась мимо лугов, поросших высоченной травою; радовали глаз бесчисленные цветы – трехцветные полевые фиалки, синие васильки, лиловые колокольчики, нежно-голубые незабудки, розовые бутончики клевера, желтые купальницы и лютики, ромашки… Раньше Родион как-то не замечал, что здесь столько цветов, даже когда шел по этой самой тропке с Катериной Олеговной.
Вот и лесополоса… густая, однако, натуральный лес! Где тут дорогу искать? Лучше по-прежнему вдоль реки идти.
Прошагав километров пять – сперва в одну сторону, потом обратно – никакого лагеря Родион не обнаружил и понял, что заблудился. Снова спустился к реке, немного отдохнул, напился, потом выбрал на обрыве кривую сосну и вскарабкался чуть не на самую вершину. Огляделся – от открывшейся перспективы захватило дух!
В оранжево-золотых лучах заходящего солнца блестела река, вдалеке хорошо просматривались и лес, и знакомое селение, и еще несколько хуторков из трех-четырех домишек, тоже крытых соломой. Да что тут у них, нормального человеческого жилья совсем нет? Какого же размера этот исторический заповедник?
Родион проглядел все глаза, но так и не заметил ни шоссе, ни железной дороги, ветка которой проходила поблизости, ни вышки мобильной связи. Ни силосной башни, ни элеватора какого-нибудь – короче, ни единого признака цивилизации. Одно кондовое унылое сельское бытие! И не диво, что все тут сумасшедшие. От такой тоски хоть вешайся, хоть пьянствуй, покуда здоровье да средства позволят. Впрочем, как говаривал незабвенный старшина Дормидонт Кондратьевич, для винопития поганого деньги не нужны, а нужно только желание.
Прикинув, в какую сторону пойти на разведку завтра, молодой человек слез с дерева и зашагал обратно к селу. А что оставалось делать? Где ночевать? В поселке пусть и психи, но уже знакомые. Даже можно сказать, товарищи по оружию – ведь сражались плечом к плечу. Черт! Как же Радонегу-то жалко! Может, выжила она? А стрела… показалась? Пойти еще раз глянуть? У них ведь «шоу продолжается» – тризну справляют. Да наверное, и полиция уже приехала. Тогда и лагерь отыскать помогут – все документы там остались, без них и личность-то не установишь. На полицию Родион сейчас только и надеялся, ибо на «музейщиков» надежды уже не было никакой.
Пока дошел, стемнело, на косогоре у реки загорелись костры – высокие, почти до неба!
Подойдя ближе, Родион нервно закусил губу. Показалось вдруг… Нет, правда – Доброгастовы родичи сжигали покойников! Что, и Негу тоже?
– Величайся, величайся, Темная Мать, жизнь и смерть, погибель и возрождение, – стоя у самого пламени, громко причитал дед с длинной седой бородою, выглядевший куда старше Доброгаста. – Хладное дыхание за левым плечом и свет далеких звезд, непостижимая, несказанная, несущая ужас и бесконечно прекрасная, юная и старая, ослепляющая маято-морокой и дарующая прозрение, убивающая и возрождающая – хвалы возносим Тебе! Гой, Черна Мати[3]!
Родион только диву давался: ну, бред, бред чистый! Да и в целом дед был из главных психов, судя по повадкам. Буйный еще окажется… Клюка в руке, пояс из птичьих черепов, что ли? Или скорее змеиных. Тоже еще – шоумен, Борис Моисеев!
– Вещий Бог проведет вас, внуки Перуновы, из темной Нави к свету Сварожьей кузни, там Отец Сварог перекует ваши души со старых на новы, и Матерь Лада облечет вас в одежды из света, и будет каждому дадено по мере его…
– Рад!
Кто-то потянул за руку, Родион обернулся, оказалось – Истр.
– Рад, вот хорошо, что ты пришел. Я тебя искал. И Доброгаст искал, и все наши.
Паренек лучился радостью, и почему-то она не пришлась Родиону по душе. Искали его! Или это наконец полиция приехала? Что-то машины не видать.
– Вот он я. Где следователь-то? Небось, поговорить со мной хочет?
– Мы все хотим. Ты – добрый воин.
– Следователь, говорю, где? Ну, или кто там – опер, участковый?
– Ты – изгой, – продолжал Истр, не слушая. – Помнишь, говорил, что сирота?
– Сирота, сирота… Куда идти-то?
– Потом. После тризны.
– Ха! – Родион недоверчиво прищурился. – Это что же, полиция тут до утра ждать будет?
– Поли-циа? – наконец услышал Истр, но, похоже, не понял. – Это кто? У нас такой девки нет. Я говорю, все мы тебя ждали, дело есть к тебе, Рад! У всех нас, у молодых…
– Какое еще дело? – недовольно переспросил Родион. – Ну, говори, коль уж начал, глазами-то не хлопай попусту!
– Потом! – с неожиданной твердостью заявил подросток. – После…
– Слышь, Истр, а это что еще за чучело? – Родион хмыкнул, указывая на завывающего старика.
– Где? Чучело по весне сжигаем.
– Ну, дед этот – кто?
– Это же Влекумер, навий!
– Типа жрец, что ли?
– Не жрец. Навий, – пояснил подросток, и в голосе его сквозило уважение, смешанное со страхом.
– Да-а… – с сожалением покачал головой Радик. – А говорят, «настоящих буйных мало, вот и нету вожаков»… Вам бы всем тут психиатр не помешал. И санитары…
Влекумер между тем замолк, поняв клюку к небу, словно вслед за взвивающимся ввысь пламенем, что жадно пожирало плоть умерших. В наступившей тишине слышно было, как трещали дрова.
– Истр, а Радонега что? – шепнул молодой человек. – Ее тоже… того?
– Всех, – так же шепотом отозвался Истр. – И наших, и готов. Только пепел наших мы захороним по обычаям предков, а готов – развеем над рекой.
– Ох! Ох! У-ух! – Влекумер вдруг отбросил клюку и стал кататься по земле, квохча и завывая. – Недоволен Велес, повелитель мертвых! Недовольна Мара, волчица, воющая в ночи! Ух-х… Недовольны духи предков! Полоняника, полоняника надо!
– Чего это он причитает? – Родион передернул плечами.
– Пленника надо было, – охотно пояснил подросток. – И вместе с нашими на краду.
– Куда?
– На костер! И – к небу.
И это он серьезно? Не улыбнется даже – неужели правда? Но пленника на костер? Что за инквизиция такая? Все-таки это шутка, наверное…
– Эх, что ж вы так… без пленных-то? – не удержавшись, с сарказмом бросил Родион.
– Ты сам видел, как готы сражались! Они ведь знают, что будет с пленными, поэтому никто не сдавался живым. Даже своих раненых прикончили.
– Молодцы, – мрачно усмехнулся Радик. – Что уж тут скажешь?
– Да, готы – славные воины, – вполне серьезно кивнул собеседник.
Пламя, прежде взлетавшее до самых небес, тем временем улеглось. Сразу вокруг сомкнулась тьма, а луна и звезды сделались словно ближе и ярче. При свете их можно было даже разглядеть выражение лиц собравшихся, у большинства почему-то благостное, чуть ли не веселое.
– Сейчас будет пир, – улыбнулся Истр. – Помянем павших, как следует. Эх, Радонега, сестрица моя… Теперь ты на небесах – заступница наша.
Родион ничего не сказал, лишь вздохнул. Радостное настроение Истра как-то плохо подходило человеку, потерявшему сегодня сестру и многих других родственников.
Тут же на траве расстелили холсты, расставили горшки с ухою и кашей, разложили хлеб, большие куски жареного мяса, которое полагалось есть руками, отрезая ножом понемногу. Не обошлось и без медовухи, но теперь гость проявлял осторожность и почти не пил, едва мочил губы, благо в темноте не видно.
Зато Истр… вот уж чудище мелкое! То говорил, не дозволено, а сам уже один рог выдул, за второй принялся. Конечно, Родион ему не отец и не мать. Отец – Доброгаст, а мать умерла вроде. Сама ли умерла? Или тоже убили?
– Ты чего пьешь-то? – Молодой человек ткнул приятеля локтем в бок. – Ведь говорил, что нельзя.
– На тризне можно, – отозвался парнишка. – То приятно павшим. И сестрице…
– Жаль сестру-то?
– Очень! – В глазах Истра блеснули слезы. – Я отомщу, клянусь всеми богами, отомщу этим мерзким готам! Мы все отомстим. И очень скоро. Ты, брат, с нами?
– С вами, а как же? – Родион поспешно спрятал усмешку: не хотелось обижать мальчишку в столь скорбный час. – И далеко эти готы живут?
– Далеко.
Вот и хорошо. Не бесконечен же этот заповедник гоблинов, выберется он когда-нибудь из заколдованного места!
– Пей, брат, поминай Негу… сестрицу… – Парнишка зашмыгал носом, но быстро овладел собой. – Доброгаст… Мы хотели поговорить с ним сегодня. Я, Хотобуд, Творимир, Доможир и прочие. И ты с нами. Сегодня поговорим, а завтра отправимся, чтобы до страды вернуться. А сейчас пляски будут.
Кроме плясок им заняться нечем!
– Истр, дружище, скажи-ка – а полиция когда приезжала?
Да только опоздал Родион с вопросами – парнишки уже рядом не было. Скинув рубаху и схватив копье, Истр вместе с другими парнями встал в круг возле костра, в который навий Влекумер подкинул дровишек. Как говорится – гори-гори ясно, чтобы не погасло!
– Зрите, сородичи: ветры буйные – внуки Стрибожьи реют во небе! – Факелом Влекумер указал вверх, куда поднимался густой черный дым. – Слава!
– Слава! – отозвались люди, простившись с ушедшими.
– Ладья Дивия над землей летит, птицы ирийские ей путь указуют! Слава!
– Слава!
– Зрит род небесный – родные боги и предки наши, честных потомков своих! Роду Всебогу Вседержителю Всесущему – слава!
– Слава!
– Роду небесному и предкам святым – слава!
– Слава!
– Роду земному и всем сородичам честным, по Прави живущим – слава! Дедам и прадедам, щурам и пращурам рода, старшим во роду нашем, во свет ирийский ушедшим – светлая память! Гой!
Кто-то забил в бубен, тревожно и страстно, парни выстроились в две шеренги перед крадой. Поклонились, подпрыгнули и по знаку махнувшего клюкою жреца начали битву – ибо танцем происходившее нельзя было назвать. Подростки целили друг в друга копьями вполне серьезно, и вот уже полилась кровь! Кого-то ранили в грудь, кого-то в руку… Ага! Истр нарочно подставился, Родион ясно видел! Рисковый чувак: повернулся левым боком, и наконечник копья сорвал лоскут кожи. Рана быстро закровила, и довольный мальчишка, в свою очередь, тоже нанес удар по охотно подставленной ладони.
Нет, все же они бились не по-настоящему, и это сильно огорчало жреца, вызывавшего у Родиона все меньше и меньше симпатий. С длинной узкой бородою и крючковатым носом, с кустистыми седыми бровями над темными ямами глаз, высокий, худой, но жилистый, старик производил отталкивающее впечатление, чему сильно способствовали змеиные головы, птичьи черепа и клюка с головой козла в навершии. И злой шепот:
– Доброгаст, старче, отроки должны биться насмерть!
– Нет! – весьма решительно отрезал старейшина, надо отдать ему должное.
Что и понятно – кому охота множить трупы, особенно после того, что здесь было? А этот Влекумер – точно сумасшедший! И как такого на свободе оставили? А с другой стороны, здесь бы всех по палатам разместить – и Доброгаста с Истром, и прочих. Без психиатра тут никак, надо будет сказать на допросе.
– Наши мертвые будут недовольны… – продолжал бубнить мерзкий старик. – Их некому сопровождать, им не оказан должный почет!
– С ними целый отряд готов! – Доброгаст оставался непреклонным. – Да не простых, а молодых и сильных. Это ли не почет? К тому же скоро страда. Мне нужны люди убирать урожай.
– Смотри – боги разгневаются, тогда и урожая не будет!
– А ты на что? – Похоже, старейшина не испытывал перед жрецом особого трепета. – Это твое дело – ублажить богов.
Плюнув, Влекумер выдул рог бражки и погрозил кому-то клюкою. А парни все продолжали прыгать и размахивать копьями – вот ведь, блин, ансамбль песни и пляски!
А между тем за лесом уже светало. Опять всю ноченьку проквасили: вчера на радостях, сегодня с горя.
Глава 7
Поднепровье
Охотники за головамиСеление покинули с рассветом. Кроме Истра и Родиона, в путь отправились еще четверо. Хотобуд был из рода Витенега – чернявый, невысокого роста, юркий, с непримечательным лицом и маленьким ртом; он же помогал сразу после тризны договориться со старейшинами. Еще троих дал род Сдислава – Доможира, Оровида и Ятвига. Последний считался старшим над всеми. Угрюмый юноша лет двадцати, с продолговатым вытянутым лицом и презрительным взглядом глубоко посаженных серых глаз, Ятвиг давно заслужил славу лучшего охотника, а потому с явным удовольствием возглавил мстителей. Ему беспрекословно подчинялись Оровид с Доможиром – здоровенные, очень похожие друг на друга парни, молчуны с простоватыми лицами, готовые мгновенно выполнить любой приказ. Хотобуд, правда, тоже в открытую со старшим не спорил, но когда тот не слышал, нередко отпускал язвительные замечания.
Задачи напрочь разгромить какое-либо из готских селений перед маленьким отрядом не ставилось: не хватило бы сил, а больше людей старейшины в ожидании жатвы выделить не могли. Спасибо, хоть этих пятерых отпустили!
– Мы выследим и убьем молодых готских воинов! – заверил Хотобуд. – И быстро – я хорошо знаю тамошние места. Помните, три лета назад мы хаживали туда с ромеем Василием?
– Помним, помним – Василия потом убили вместе со всеми слугами. Ты один и спасся.
– Да, боги были ко мне благосклонны. Я знаю, где готы ловят рыбу и охотятся. Месть будет неотвратимой и страшной – очень скоро мы вернемся с головами убитых врагов!
– Смотрите, не оставьте там свои головы! – посмеялись старейшины.
Истр не слушал насмешек и не боялся поражения. Как сияли его глаза в ожидании скорой мести! Что может быть приятнее сердцу, чем вернуть кровавый долг зарвавшемуся и наглому врагу? Убить молодых воинов – надежду и опору рода!
– Мы поднимем головы врагов на копья и расставим вокруг могильных домиков! – радостно потирал руки подросток. – Я очень доволен, что ты с нами, Рад! Это великая честь – отомстить за погибших.
Родион отмалчивался – он вовсе не собирался ни мстить кому-либо, ни охотиться за головами, и все это безумное предприятие считал блажью. Заигрались ребята «в войнушку», как говорили в детстве, и теперь собираются отрезать чьи-то головы? И эти тоже психи! От своего приятеля Истра он проявлений здравого рассудка уже не ждал, а насчет остальных попытался выяснить дорогой, разговорить спутников, но без особых успехов. Добродушные здоровяки в ответ на все расспросы лишь улыбались, Ятвиг тоже отмалчивался, а оказавшийся самым болтливым Хотобуд нес всякую чушь.
– Да, там есть дороги, и я их ведаю! Железная дорога? Отродясь такого чуда не видывал, даже от стариков не слышал! Кто же такой богатый – железом дороги мостить, этого даже ромеи не могут! Селения? Да, там есть селения, встретятся на пути, но мы не станем туда заходить, незачем зря привлекать внимание. Вышки? Сторожевые? Иногда встречаются. Какие, какие? Со-то-вые? Ты имеешь в виду бортевые деревья? Те-ле-хвон? У нас нет такого слова. Может, Василий бы тебя понял, он тоже иногда говорил похожие слова. Но он, увы, уже покойник. Сказать по правде, ты, Рад, и сам очень непонятный парень. Не обижайся, но это так. Изгой, не помнящий своего рода… Ты был совсем один, но как-то выжил. Понимаю, понимаю: твой род вымер, пока ты ходил на север… Такое случается, да. И что ты намерен делать дальше? Остаться у нас? Это было бы неплохо – ты славный воин, думаю, Доброгаст с удовольствием примет тебя.
Вот так вот и разговаривали: Хотобуд нес всякую псевдоисторическую чушь да навязчиво расспрашивал Родиона, предпочитавшего, по примеру новых соратников, большей частью отмалчиваться.
Но, при всех своих странностях, эти парни оказались непревзойденными охотниками. Из селения взяли лишь немного соли и лепешек, зато по пути добывали дичь, особо даже не задерживаясь, били копьем рыбу и не испытывали благодаря этому ни малейшего недостатка в пище.
Привалы делали вечером, когда начинало темнеть и становилось невозможно двигаться без риска переломать ноги. У реки, на косогоре, разводили небольшой костерок, запекали на углях добычу, ели, запивая водой.
А вокруг высился лес – темный, недобрый, и над черными вершинами сосен угрюмо сверкали звезды. Родион все удивлялся: никак не думал раньше, что здесь, на юге, существуют такие лесные массивы, к тому же совсем не обжитые.
Подкрепившись, ложились спать в траве под деревьями, а с первыми лучами солнца поднимались и трогались дальше. И снова шли, шли, шли…
Вскоре непроходимые леса сменились зарослями кустарников, а потом бескрайней степью, полной всякого зверья и птицы. По пути частенько попадались деревни, удивительно похожие на Доброгастово село, но их путники обходили стороною, лишь Родион, чуть поотстав, все оборачивался, надеясь разглядеть свет уличных фонарей или красные огни сотовой вышки. Ну, хоть что-нибудь – автомобиль, трактор, велосипед! Один раз, у какой-то неширокой реки показалось – вот они, велосипедисты! Ан нет – просто мальчишки купали коней. И за четыре дня пути он так и не увидел ни единого признака цивилизации: ни железнодорожной ветки, ни шоссе, ни поселка хоть сколько-то современного облика. Ни-че-го!
Впрочем, спутники Родиона нарочно огибали жилые места самой дальней тропой. Проводником служил Хотобуд – на взгляд Радика, парень хитрый и скользкий, словно налим.
Почему они не выходят к цивилизации, хотя бы к шоссе, почему таятся? Неужели и в самом деле задумали убийство?! Пусть даже противники первые начали, но это уже не отнесешь к самообороне – с заранее обдуманным намерением, да еще по сговору… Короче, совсем другая статья выходит, тянет на срок конкретный и осязаемый! И что теперь с этими буйными психами делать? Может, бросить их к черту да свалить? Давно надо было, ведь ради этого молодой человек и согласился участвовать в дурацком рейде! И ушел бы, если бы увидел хоть раз шоссе, поселок, моторную лодку… Хоть что-то знакомое!
К исходу четвертого дня Родион устал уже ночевать под кустами и не столько спал, сколько ворочался. Хоть и натирались какой-то пахучей травой, комары все равно доставали; одно утешение, в степи их стало гораздо меньше, чем в лесу. В этот раз привал устроили не в открытом поле, а в небольшой, но весьма живописной дубовой рощице, где в поисках желудей хрюкали кабаны. Здоровяк Доможир думал было промыслить поросеночка, но Ятвиг с презрительной ухмылкою отсоветовал: мол, не за кабанами мы сюда явились!
Пора, пора сваливать, думал Родион. Чего дальше тянуть? Бросить эту странную компанию, выйти к нормальным людям. На пути они пока, правда, не встречались, так ведь и тропинки Хотобуд выбирал не людные.
Может, стоило и не ходить никуда, а дождаться полиции в музейной деревне? Если она приедет, конечно, а в этом Родион уже сомневался. Из тех, с кем он успел переговорить на тризне, никого на допросы не таскали, незнакомых людей в селе не появлялось – пешком не приходили, в повозке не приезжали. Повозками местные именовали автомобили. Почему? Что-то слишком много накопилось этих «почему», слишком много странностей. Да и само селение – что это за музей такой непонятный? Хижины, плетни, утварь и прочие экспонаты есть, а ни кассы, ни туристов нет. А если нет туристов, то шоу-то это дурацкое, тризну, для кого устраивали? Для собственного удовольствия? И нормальные они после этого? Не музей, а сумасшедший дом под открытым небом! И почему-то без охраны.
