Несостоявшийся Горби. Книга вторая

– Предлагаю рассаживаться на заседаниях в алфавитном порядке. И – на равных основаниях по обе стороны от председательствующего: «А» – направо, «Б» – налево, «В» – направо, и так далее.

– А фактор членства?! – качественно изумился Устинов: «за что боролись»?

– Разумеется, учитывается, – успокоил товарища Романов (потому что товарищ, по получению заверений, немедленно успокоился). – То есть, кандидаты в члены распределяются в указанном выше порядке уже после того, как рассредоточатся члены.

– Ну, это – другое дело! – облегчённо выдохнул Черненко.

– Разрешите считать это за всеобщее одобрение? – немедленно ухватился Романов.

– А-а…

Константин Устинович открыл рот лишь для того, чтобы закрыть его – но слово уже «отработало воробьём».

– Значит, мы проголосовали и ротацию председательствующего, и «алфавитную иерархию»!

Даже не потрудившись обзавестись вопросительным знаком, и «отковав железо, пока горячо», Григорий Васильевич улыбнулся Михаилу Сергеевичу «дружеской улыбкой голодного крокодила». И тот уже не мог ответить ему хотя бы глазами: «Что: съел?!» – потому, что это Романов, если и не съел Горбачёва, то порядком откушал.

Только это были ещё классические «цветочки». Классические же «ягодки» не только дожидались своей очереди, но и дождались – и даже подавались Михаилу Сергеевичу «на стол». Мало того, что председательствующим – по старшинству – определили на сегодня Тихонова, так тот ещё и «дополнительно убил повесткой».

– Вопрос у нас, товарищи – один, но стоящий иной дюжины.

Вступление обязывало – и товарищи дружно изготовились упасть духом: ничего хорошего от вопроса «размером в дюжину» ожидать не приходилось.

– Я скажу больше, – «дополнительно обрадовал» «премьер». – Вопрос – большой и неприятный.

Товарищи заметно приуныли: мало того, что – большой, так ещё и неприятный!

Докладчик, между тем, продолжал «радовать».

– Недавно Комитет Партийного Контроля осуществил плановую проверку вопросов соблюдения Устава на местах… Только не надо «у-у-у!», товарищи: вопрос – совсем даже не формальный и не протокольный!

Николай Александрович не преувеличивал насчёт «у-у-у»: разочарование и огорчение в одном наборе выдавалось, конечно, не голосом – но глаза замещали его не менее красноречиво.

– Основываясь на данных, полученных в ходе проверки, товарищ Соломенцев пришёл к определённым выводам, к которым он намерен привести и вас. Прошу, Михаил Сергеевич.

Не откладывая дела в долгий ящик – иначе «с места – в карьер» – Соломенцев принялся методично «гвоздить» товарищей по работе фактами и цифрами. Но, если их он только «гвоздил» – и то не всех, а лишь тех, кому предназначались «гвозди» – то «своего двойного тёзку он попросту «убивал». И факты, и цифры были настолько убедительными и настолько не сиротливыми, что «качественное убиение» гарантировалось. В конце отчёта – а точнее, оглашения приговора «горбачёвцам на местах» – Михаил Сергеевич уже вовсю работал героем известной песни: «и, порубанный саблей, он на землю упал…».

Падать было, от чего: Соломенцев не обошёл вниманием ни одного «перспективного хлопца», от Ельцина и Бакатина до «правильных» соискателей на освобождающиеся места. И «не обошёл» Михаил Сергеевич-13 исключительно в формате Мамая, который «прошёл». После такого «помина» даже самый закоренелый оптимист-горбачёвец не смог бы бросить в отчёт Шелепина камень формата «там и конь не валялся». «Валялся» – и ещё как! Так «навалялся», что «навалял» – и даже «накостылял»!

– Резюме, Михаил Сергеевич!

Мстительно блестя глазами в одного Михаила Сергеевича, Тихонов попросил другого «уйти на приговор». И тот не задержался: ни с «уходом», ни с «возвращением.

– Вина указанных товарищей в злостном нарушении Устава доказана полностью. Её подтверждают и объяснения потерпевших, и объяснения свидетелей, и, как говорят судьи, «вещественные и письменные доказательства». Заметьте, что всё это – на бумаге, а не на словах, а одна бумага тут же подтверждается другой – и не одной! Поэтому КПК предлагает решить вопрос о секретарстве указанных лиц немедленно, а вопрос их партийности…

Михаил Сергеевич на мгновение задумался – и его озарило.

– Тоже – немедленно!

– Кто «за», товарищи?

«Ввиду ясности вопроса», Тихонов решил не открывать прений: «вина подсудимых доказана объяснениями потерпевших, свидетелей, а также вещественными и письменными доказательствами». Натиск, подкреплённый дружным поднятием рук «антигорбачёвской фронды», оказался таким стремительным, что «за» проголосовали даже «пассивные симпатизанты» Горбачёва: Устинов, Громыко и Шеварднадзе. Не стал «идти против течения» и андроповский назначенец Воротников. Черненко, не замеченный в симпатиях, но всегда умело лавирующий между крайними точками зрения, на этот раз отказался от маневров – и встал в дружные ряды тех, кто «за». А, если не встал, то затесался.

– Принято! – не по годам энергично «приговорил молотком» Тихонов, и тут же «спохватился». – Ах, да! Наверно, у кого-то возникло желание воздержаться?

Униженный отнесением в «кого-то», Горбачёв покраснел – и мужественно дрогнул голосом.

– Ну, раз, уж…

«Пошла такая пьянка», – подсказал «добрыми глазами» Романов – и Михаил Сергеевич мужественно дрогнул ещё раз – теперь уже не голосом, а всеми мускулами лица. И всё – исключительно от невыносимой «приязни» по адресу Григория Васильевича.

– … то я предлагаю решить и вопрос партийности бывшего первого секретаря Краснодарского крайкома Медунова!

Горбачёв мстительно улыбнулся Романову, но его улыбка тут же затупилась о массированную встречную улыбку Григория Васильевича.

– Поддерживаю это предложение Михаила Сергеевича! – просиял Романов. – И хочу его расширить: я предлагаю рассмотреть вопрос Медунова в комплексе!

У Горбачёва отвисла челюсть, по причине чего первым выразить своё недоумение смог Дмитрий Фёдорович Устинов – как человек военный, более стойкий к «проявлениям дружбы от товарищей по партии».

– Что значит: «в комплексе»?!

Романов улыбнулся ещё шире. Вышло, почти как у Ильфа и Петрова, которые, в свою очередь, ссылались на композитора Листа.

– Я предлагаю рассмотреть не только вопрос партийности Медунова, но и вопрос о возможности оценки его деятельности… компетентными органами.

К отвисшей челюсти Горбачёва добавились выбравшиеся из орбит глаза. Михаил Сергеевич действительно не понимал: чего добивается Романов, фактически «сдавая» того, кого должен приберегать для себя – хотя бы «на чёрный день»?! Больше всего его беспокоила одна мысль: а, что, если, «сдавая», Романов и не думал «сдавать»?! От этого человека всего можно ждать, ибо неисповедимы не только пути Господа!

– Принято! – тут же «постановил без постановки на голосование» Тихонов. – Вопрос закрыт!

Вот с этим Михаил Сергеевич спорить уже не мог: вопрос… утраты им опоры на местах действительно был закрыт. Как минимум – «этой опоры» и «пока закрыт»…

… – Итак, совместными усилиями «противник отброшен на рубежи атаки»!

Пусть всего лишь голосом, но Романов довольно «потирал руки». Правда, этого удовольствия – а заодно и довольства – ему хватило лишь до следующей фразы. Уже, предваряя её, Григорий Васильевич был холоден и строг, как тот город, из которого его выдвинули, чтобы задвинуть уже в тмутаракань – и не ту, которая – с заглавной буквы, и тоже – город.

– Да, наши оппоненты «no pasaran» – только в провинции. Здесь же, в Центре, мы по-прежнему находимся в стратегически невыгодном положении: ни одного из назначенцев «нашего друга и товарища» нам так и не удалось хотя бы потеснить!

К выражению неудовольствия хозяина подключился указательный палец правой руки.

– Не «задвинуть обратно» – а хотя бы потеснить! И Лигачёв, и Рыжков «окапываются на занятых рубежах»! «Сексуально-политическая ориентация» Воротникова и Алиева по-прежнему неясна: то ли они – «политические проститутки», то ли – «наш человек в Гаване»! «Матереет» в своём отделе Яковлев, которого до сих пор ещё не обезвредили! Медведев по-прежнему заведует Отделом ЦК, и готовится в секретари!

За этой тирадой должен был последовать сердитый взгляд в Полковника, но не как в хрестоматийного «стрелочника», а как в «человека на своём месте», на нём почему-то не оказавшемся. Не оказавшемся в представлении максималиста Романова. «Всё или ничего!» – это было не для Григория Васильевича: «только всё – и всё сразу!». Несмотря на свой непревзойдённый практицизм, в вопросах политики Романов оставался «романтиком лозунга «Пятилетку – в три года, а лучше – в два!».

Сторонник «плановой экономики в разведке», где не действует заклинание «По щучьему велению», Полковник молча кивнул головой: то ли признавал факт недоработки, то ли принимал к исполнению. Григорий Васильевич не понял – и «разошёлся» ещё энергичней.

– Даже слепой – и тот увидел бы, что Горбачёв окружает нас своими людьми, где только можно! Даже – на тех местах, в которых политику, кажется, не разглядеть не только с первого взгляда, но и со второго и всех последующих! Нужны примеры? Сколько угодно! Кручина по-прежнему – Управделами ЦК! В Политуправлении окопался совершенно чуждый нам человек Волкогонов! Арбатов по-прежнему – директор Института США и Канады: «пустили козла в огород!». Совершенно не наш Абалкин – директор Института экономики Академии наук! В Отделы и Секретариат ЦК нагло лезет «агентура капитализма»: Иноземцев, Бовин, Шахназаров, Герасимов, Бурлацкий, а также придворные экономисты Аганбегян, Заславская, Петраков! Ничем не лучше горбачёвские клерки типа Болдина! Даже на МВД у Горбачёва уже есть своя кандидатура: Власов, Александр Владимирович! Часть людей «Меченый» просто намерен скупить – как, например, Демичева. Одно дело: министр культуры Демичев – и совсем другое: первый зам Председателя Президиума Верховного Совета!

– Даже – так?! – изумился Огарков: сегодняшнее заседание, в отличие от закрытых, было… совсем закрытым. Присутствовали только свои: Романов, Огарков, Полковник. Если проводить аналогию с пятьдесят третьим, то – не только не Президиум ЦК, но даже и не Бюро Президиума: руководящая «пятёрка»… в формате «тройки»!

– Даже так! – всего лишь поменял знаки Романов. – Все вопросы – к Полковнику: его информация.

Маршал оперативно переключился на «источник» – и тот утвердительно смежил веки. Переспрашивать Огарков не стал: если Полковник сказал – хотя бы одними глазами – значит, так и есть. Перепроверять – напрасная трата времени и сил. Николаю Васильевичу оставалось лишь мысленно реабилитировать Полковника за «перерасход критических стрел» Романовым.

– Что ты думаешь о Полозкове?

Григорий Васильевич уже перешёл от «неконструктивной критике»… к «конструктивной». Предваряя ответ, а может, «иллюстрируя его авансом», Полковник сморщил лицо.

– Типичный клерк, мнящий себя солдатом, который носит в ранце маршальский жезл!

Вместо того, чтобы ожидаемо хмыкнуть, Романов нахмурился.

– Ты хочешь сказать, что чин Первого в Краснодаре – для него не предел?

Опять же «авансируя ответ», Полковник уже не морщил лицо, а корчил рожу.

– «Ты говоришь»!

– ??? – не включился Романов. Полковник улыбнулся.

– «Двойка» Вам за Закон Божий!

– А-а! – успокоился Романов: он уважал Полковника, но не уважал фамильярность, если только она не адресовалась кому-то другому. Дерзость же Христа оставлялась на совести автора и на усмотрение получателя. – Ну, а если – без Христа с Понтием?

Полковник всё равно не «выключил улыбку».

– Ну, тогда это Полозков говорит. Вернее, хочет сказать, но боится.

– Определи!

– Если кратко, то Полозков – «ничто с претензиями».

Огарков с Романовым обменялись усмешками: определение им явно пришлось по душе.

– А чью сторону он принимает?

– Победителя! – усмехнулся Полковник.

– Значит, нам осталось лишь победить! – тоже под усмешку «приговорил» Романов.

– Чтобы следом «попросить» товарища Полозкова коленом под зад! – «дополнил» Романова Полковник. – Как «заслуженного мастера флюгерного спорта».

– Не возражаю! – «постановил» Романов, отвердев чертами: «делу – время. – Но это – «наше прекрасное завтра»… которого у нас может и не быть. Поэтому, давайте поговорим о «нашем сегодня», куда менее прекрасном. Итак, с провинцией мы, более или менее, определились.

Я, конечно, не питаю иллюзий – и вам не советую – но пока Горбачёв «осуществит перегруппировку», уйдёт время. А мы ведь тоже не будем «ждать своей очереди». Значит, сейчас мы можем – потому что должны – сосредоточиться исключительно на «центре». Для этого, прежде всего, нужно определиться с кончиком нитки, за который мы сможем размотать весь клубок. Есть соображения, Полковник?

– А что тут соображать, Григорий Васильевич?! – решительно «отказался от Устава» Полковник. – Этот «кончик» – Яковлев: самый надёжный, он же – и единственный.

– Яковлев…

Романов художественно наморщил лоб.

– Не мелковат ли?

– Это Вы – о Горбачёве? – усмехнулся Полковник.

– ??? – дружно отработали маршал с секретарём.

Полковник отставил усмешку – но вновь не «по причине Устава».

– Я не готов ответить на вопрос, роль кого из них будет важнее в той пьесе, что написана… не у нас.

В отличие от Романова, Огарков ещё раз отметился взмахом бровей.

– Не преувеличиваешь в духе тридцатых, Полковник?

– Не преуменьшаю в духе восьмидесятых, товарищ маршал!

Словно проставляя точку в споре, Романов «подрос» над столом.

– Согласен с тобой, Полковник! Действуй!

Глава тридцать вторая

Иногда Полковник жалел о теперешней узкой специализации. Изъяны её ощущались наиболее остро в момент знакомства с прошлым и настоящим отдельных советских руководителей. Ведь они заслуживали, куда большего внимания отечественных спецслужб, нежели их зарубежные коллеги. А его-то – заслуженного внимания отечественных спецслужб – как раз, и не было. И этим вопросом Полковник решил заинтересоваться не только всерьёз, но и в первую очередь.

Вопрос о «личности» того, кто должен был уделять внимание, не представлял собой тайны. Если решение этого вопроса не входило в компетенцию ГРУ – а оно, таки, не входило в него – оставалось классическое «одно из двух»: КГБ. Точнее, ПГУ КГБ: Первое Главное управление. Иначе: внешняя разведка. Вот это и была та «печка», от которой следовало «плясать».

Начальником Первого Главного управления «в отчётный период» являлся Владимир Александрович Крючков. Этот человек не был профессионалом разведки, и, по большому счёту, мало, что в ней понимал. Но, не будучи человеком дела, он был человеком Андропова – и этого оказалось достаточно для того, чтобы Юрий Владимирович определил товарища, если и не на «тёплое», то, во всяком случае, на видное местечко.

Ведь Володя Крючков был с Юрием Владимировичем ещё с Венгрии. Почти – как по Симонову: «Был у майора Деева товарищ – майор Петров, Дружили ещё с гражданской, ещё с двадцатых годов».

Полковнику не составило труда узнать «реквизиты» заместителя Крючкова в ПГУ. Генерал Дроздов оказался не только профессионалом, но и на удивление порядочным человеком. Полковнику даже не потребовалось компрометировать его – и не потому, что нечем: «все мы зачаты в грехе и рождены в мерзости» – а потому, что незачем. Личность Полковника была знакома генералу не только по «наводке» Горбачёва через Андропова: оказалось, что товарищи встречались и в Афганистане, и до него. И встречались «по одну сторону баррикад» – и даже «в одних окопах».

Полковник навестил Дроздова не на службе: «дома как-то уютнее». И генерал с готовностью разделил эту точку зрения – а заодно и трапезу с интересным собеседником. На первое, второе и третье подавались «жареные» факты из жизни Александра Николаевича Яковлева: Полковник сам заявил о своих «гастрономических предпочтениях».

– Знаешь…

Дроздов в очередной раз отставил тоже очередную пустую рюмку: «тост наш – за Родину, тост наш – за Сталина, тост наш – за знамя побед!». Не по-русски сидеть насухую – а «где достанет на пол-разговорца – тут и вспомнят кремлёвского горца». И не а-ля Мандельштам: «выпьем за Родину, выпьем за Сталина, выпьем – и снова нальём!».

– …Самое интересное заключается в том, что я ведь докладывал Крючкову о контактах Яковлева с американцами.

– Нет, генерал, это – не самое интересное! – усмехнулся Полковник, иронически разглядывая собутыльника сквозь опорожнённую рюмку. – Самое интересное – то, что Крючков не дал тебе задания на проверку сигналов.

Дроздов незамедлительно уважил Полковника взглядом из трёх вопросительных знаков рядом. А когда этого ему показалось недостаточно – «вышел в эфир»:

– Точно! Догадался – или…

– И «догадался», и «или»! – не отказался от усмешки Полковник. – Твой Крючков – протеже Яковлева.

– ???

Кусок сыра выпал изо рта генерала. Но, если с басенной лисой это несчастье приключилось из-за неготовности к вранью, то Дроздов оказался не готов к правде.

– Ну, хорошо, – «снизошёл» Полковник. – Не протеже: человек Яковлева.

– «Хрен редьки!» – обретя голос, усмехнулся генерал. – «Откуда дровишки»?

– «Земля слухом полнится»!

Полковник уклонился не только словом, но и взглядом.

– И, потом: «страна должна знать своих героев»… Ну, а если серьёзно: не один ты исходишь любопытством в адрес этого человека. В творческом отношении Александр Николаевич близок к «абсолютному нулю»: минус двести семьдесят три градуса… ниже уровня пола. Созидатель из него – те самые «минус двести семьдесят три»! Но, зато – каков потенциал разрушителя! Такому человеку дай только развернуться – потом уже не остановишь! Тут и Архимед позеленел бы от зависти со своим примитивом «Дайте мне точку опоры – и я переверну Землю!». А ещё у Александра Николаевича есмть два незаменимых качества для агента: он умеет драпироваться в кумач – и при этом собирать «своих» до кучи! На «своих» же у него нюх – куда тому собачьему!

От нахлынувших мыслей Дроздов на время даже забыл об обязанностях хлебосольного хозяина: так и замер с бутылкой в руках.

– Как ты сказал: «для агента»?! Ты полагаешь, что он… Или ты говоришь об «агентах влияния»?

– Разливай! – скомандовал Полковник генералу – и тот незамедлительно спохватился. – Роль «агента влияния» Александр Николаевич перерос лет двадцать назад – наподобие того младенца, который переболел корью. Для него сейчас этот наряд – явно мал…

Дроздов не стал изумляться сверх меры: уже освоился. Вместо этого он лишь покачал головой – и чокнулся рюмками с Полковником. Молча выпили, молча закусили. Генерал собирался с мыслями и дожёвывал огурец – а Полковник «дожидался» генерала: сейчас тому надлежало «выходить к микрофону». Наконец, генерал смахнул тыльной стороны ладони крошки с губ и уголков рта.

– Значит, ты полагаешь, что Яковлев – «человек оттуда»?

– Если только под «оттуда» ты не понимаешь всего лишь «другие мысли»?

Дроздов рассмеялся.

– Да, Полковник, тебя голыми руками не возьмёшь! Недаром наши оперативники уже хлебнули через тебя выговоров и «прочего удовольствия»! Думаю, если выгорит ваше дело, мне ещё придётся ходить к тебе на доклад.

– А, вот, кстати – насчёт «вашего дела»…

Полковник отложил в сторону огурец, и посерьёзнел.

– Оно – только наше, или и твоё – тоже?

Генерал усмехнулся.

– А чего бы я с тобой водку пил?! Втираться в доверие я предпочитаю без вреда для здоровья! Да и Михаил Сергеевич «сотоварищи» «тоже предпочитают»: вербовать на трезвую голову! Нет, брат: я свой выбор сделал. Мне – однозначно не с ними. Сядут они – и манатки придётся собирать не только мне, но и всем нам, всей державе! А я, как ни странно – не только карьерист, но ещё и державник. А у них даже слово такое – не в почёте. Да и вряд ли – в лексиконе… Мне от них «не светит»… даже свет в конце туннеля. Так, что, считай, что я уже «подписался» на доброе дело!

Презрев устав гостя, Полковник сам разлил бутылку по рюмкам.

– В таком случае: «за успех нашего безнадёжного дела»? – Давай!

После этого «давая» генерал «сдал» Полковнику все имеющиеся наработки по Яковлеву.

– А как мне вести себя с Крючковым?

– Хм! – занятый бумагами, «совместил» Полковник. – Как ни в чём не бывало! Крючков – не настолько сложен, чтобы зачислять его в «штирлицы», но и не настолько прост, чтобы вытирать об него ноги! Учти: он ещё вернётся к твоей информации по сигналам. И не потому, что вспомнит: потому что захочет «проверить тебя на вшивость».

– А я?

– А ты продемонстрируешь ему «отсутствие вшей»! – рассмеялся Полковник. – Сделаешь «морду кирпичом», а когда он станет давить, «положишь руку на сердце» – и «честно сознаешься», что не до того было. Пусть Крючков успокоится – и передаст своему работодателю, что генерал Дроздов – вполне симпатичный, нормальный… «лох»!

Генерал рассмеялся, но его хватило ненадолго: мыслей оказалось больше.

– Значит, ты полагаешь, что Крючков… Но ведь он – человек Андропова?

– А где твой Андропов?!

Полковник не выразил никакого почтения к «Генсеку на смертном одре».

– Крючков – не семи пядей, но хватит и одной для того, чтобы понять: нужно искать нового хозяина. А тут ещё хозяин сам ищет его. В общем, как говорила когда-то тётя Валя в передаче «От всей души»: «И вот они встретились!». Теперь Александр Николаевич будет проталкивать Володю на самый верх.

– А как же – Чебриков?!

– А Чебриков – «мавр», которому надлежит всего лишь исполнить роль по Шекспиру… и Горбачёву. То есть, сделать «своё дело» – для «чужого дяди». А потом «мавра» «уйдут». Парень, хоть и стоит пока за Горбачёва – не совсем «с нашей улицы», и «где-то даже – не с нашего двора». К сожалению, он и «не с нашего двора» – того, в котором проживает оппонент Михаила Сергеевича.

Дроздов, хоть и «зарёкся» удивляться, не удержался от покачивания головой.

– Да-а, серьёзный у вас подход к делу…

– А иначе и не стоит «подходить» к нему! – не улыбнулся Полковник. – Так, я «ставлю тебя на довольствие»?

Не потратившись на раздумья, Дроздов махнул головой – и мастерски исполнил роль фокусника: «из ниоткуда» вытащил очередную бутылку…

Теперь, для того чтобы познакомиться с мыслями и делами Начальника ПГУ, Полковнику не было нужды в личном знакомстве. В этих бумагах генерал Крючков был весь, как на ладони. Такому «проявлению» дополнительно способствовало и отсутствие в личности Владимира Александровича какой бы то ни было «философической» сложности.

За таковую могло сойти, разве что, умение мимикрировать и не вылезать без нужды, ожидая, пока тебя не пригласят… за уши. Хотя, как всегда в оценках супротивника, Полковник страховался в духе известной установки: «лучше перебдеть, чем недобдеть». Завышенная оценка традиционно шла не только бдительностью, но и залогом на успех.

Досье генерала Дроздова стоило и застольных часов, и похмельного синдрома: это действительно было досье, и «где-то даже агиография» Яковлева и некоторых других «условно товарищей». Именно из него Полковник узнал о подробностях «исторической встречи» Яковлева и Крючкова двумя годами ранее.

Подробности оказались… не только подробностями. Художественный портрет антисоветчика и антикоммуниста Яковлева теперь можно было считать законченным. Но – лишь таковой, в отличие от портрета агента Яковлева. Именно так – без кавычек: Полковник твёрдо был убеждён в том, что Яковлев «вырос» из предельно корректной формулировки «агент влияния» так же, как ребёнок – из прошлогодних штанов.

Полковнику оставалось лишь поблагодарить Дроздова за «длинные руки» и «длинные уши»: «стенограмма» «мемуаров» Начальника ПГУ отразила малейшие нюансы беседы. Полковнику уже доводилось слышать Крючкова «в неформальной обстановке» – «родственные отношения» двух служб к тому обязывали – и поэтому он не сомневался: это – «голос» Владимира Александровича.

«Мне доложили, что со мной хочет встретиться посол СССР в Канаде Яковлев, Александр Николаевич. Доложили – и предупредили, что это будет не просто визит вежливости. Не исключалось, что он «с порога» намекнёт на желательность сворачивания оперативной работы в Канаде. И даже «ударит» по КГБ в целом: его «конёк». Я тут же переговорил с Андроповым. Юрий Владимирович был плохого мнения о нём. Даже – очень плохого: «что он думает на самом деле, не поймёшь!».

И это плохое мнение имело большой стаж: ещё в разговоре с Брежневым в конце семидесятых Андропов был против возвращения Яковлева в ЦК. Он тогда прямо заявил Генеральному секретарю, когда тот запросил его мнения как «Юры» и Председателя КГБ: «Яковлев переродился, и ничего, кроме вреда, не принесёт». И Леонид Ильич согласился – и с мнением Андропова, и с отказом Яковлеву в возвращении в ЦК.

Зная Юрия Владимировича много лет, я могу быть уверен в том, что он говорил правду и ничего не преувеличивал. Поэтому я без возражений принял на веру его большие сомнения в лояльности Яковлева по отношению к Советской власти. «Десять лет он в Канаде – пора его забирать! Тем более что о нём многие хлопочут!». Несколько раз во время нашей беседы Андропов назвал Яковлева проходимцем: это было показательно!