Дуэль на Крыше мира. Эпизоды «Большой Игры»

1 октября караван достиг Кашгара. Чокан, конечно был знаком с книгой Марко Поло «О разнообразии мира» и помнил слова первого европейца, посетившего один из самых знаменитых городов Востока. Восхищённый итальянец писал: «Народ здешний-мусульмане. Городов, городков тут много. Каскар— самый большой и самый знатный. Страна тянется на северо-восток и восток, народ тут торговый и ремесленный, прекрасные у них сады, виноградники и славные земли. Хлопку тут родится изрядно. Много купцов идут отсюда торговать по всему свету. Живут тут несториане (одна из ветвей христианства, В.Ф.), у них свои церкви и свой закон. Народ здешний говорит особенным языком. Эта область тянется на пять дней пути».

Несмотря на абсолютную секретность операции, утечка всё же произошла. До Кашгара дошли слухи о приезде переодетого русского офицера и пограничные власти с особым тщанием проверяли все прибывающие караваны. Валиханов, прошёл проверку, и чтобы в дальнейшем не привлекать к себе внимание, вёл себя как настоящий купец: заключал торговые сделки, приобретал товары и даже… женился. Речь, конечно, не идёт о выборе спутницы всей жизни. Нет, это был так называемый временный брак – весьма распространённое явление на Востоке. Особенно среди купеческого люда, на долгие месяцы отрезанного от дома. Позже Валиханов писал об этом так: «Условие этих браков немногосложно: от мужа требуется одевать и кормить свою жену. В Хотане для того чтобы приобрести жену, нужно сделать расходы на 1 руб. 50 коп. серебром на наши деньги. В Яркенде есть особый базар, где можно встретить женщин, ищущих замужества, и заключить условие; в Аксу и Турфане женитьба стоит дороже. Вследствие этого обычая, хотя представлена женщинам полная свобода выбора и чувств, но по отсутствию образований и понятий о чести проистекает неуважение к брачному союзу, и женщины в Восточном Туркестане не отличаются особенной чистотой нравственности».

Полностью растворившись в купеческой среде, «Алимбай», тем не менее, не забывает о цели своей миссии. «Что касается до моих действий, – писал он позднее, – то я во время пребывания в Кашгаре старался всеми мерами собрать возможно более точные сведения о крае, особенно о политическом состоянии Малой Бухарии, для чего заводил знакомства с лицами всех наций, сословий и партий, и сведения, полученные от одного, сверял с показаниями другого; сверх того я имел случай приобрести несколько исторических книг, относящихся к периоду владычества ходжей, и пользовался дружбой ученых ахундов… Имея постоянные и короткие сношения с кокандцами, я получил много данных о состоянии этого ханства и особенно о последних событиях, имевших последствием падение хана Худояра»

Полгода провёл Валиханов в Кашгарии, находясь в постоянном напряжении, поскольку любой неверный шаг привёл бы к тому, что твоя голова присоединится к пирамиде из других отрубленных голов. И миссию свою русский разведчик выполнил весьма успешно, представив в отчёте ценные военно-политические сведения и массу географического, исторического и этнографического материала. Первый план Кашгара, исполненный по европейскому образцу, был составлен именно Валихановым. Кроме того, он выяснил, что случилось с Адольфом Шлагинтвейном, о чём долгое время в Европе не знали.

Миссия Валиханова явилась первым в России случаем посылки офицера-мусульманина под агентурным прикрытием в политически нестабильный и совершенно неисследованный район Средней Азии. Поездка Адольфа Шлагинтвейна по заданию Ост-Индийской компании и казнённого в Кашгаре в 1857 года и тайная миссия Валиханова в 1858 году знаменовали открытие нового направления англо-русского соперничества в Средней Азии – борьбу за доминирование в Восточном Туркестане, борьбу, которая не прекращалась до самых последних дней российской империи.

11 марта 1859 года Валиханов отправляется в обратный путь и через 4 месяца, миновав Верный, прибывает в Семипалатинск. «Судя по отчёту, сделанному Валихановым о Кашгарии, о нём можно судить как о гениальном человеке своего времени», – так оценил материалы, представленные разведчиком, директор Азиатского департамента Е. П. Ковалевский. И это отнюдь не преувеличение. По кусочкам, по обрывкам разговоров, по воспоминаниям, по семейным преданиям, русский разведчик нарисовал широчайшую картину жизни Кашгара. При том, что, собирая и сопоставляя клочки сведений, он не везде и не всегда мог вести подробные записи. Огромную часть материалов он хранил в памяти.

Географический обзор, исторический и этнографический очерки, политическое состояние края, промышленность и торговля – и всё это о крае, про который до поездки Валиханова европейской науке практически ничего не было известно. С научной скрупулезностью описал он систему управления Кашгаром, зная, насколько мало изучены европейскими учеными формы восточного городского правления. Эти его сведения очень широко использовались впоследствии.

Поездка, продолжавшаяся в общей сложности полтора года, не прошла для молодого офицера даром. В изнурительном труде и скитаниях он подорвал своё здоровье и заболел тяжёлой формой туберкулёза. В начале 1860 года, по приказу военного министра Н. О. Сухозанета, Валиханова вызывают в Петербург. Там его встречают с почестями, как героя. По личному распоряжению императора он награждается орденом св. Владимира, повышается в чине до штабс-ротмистра и определяется в Главный штаб, где в его обязанности входит составление и редактирование карт Средней Азии и Восточного Туркестана. По ходатайству министра иностранных дел А. М. Горчакова, он высочайшим повелением был назначен ещё и в Азиатский департамент Министерства иностранных дел.

4 мая 1860 года на заседании Русского географического общества Чокан Валиханов делает доклад о Кашгарии, выслушанный с огромным вниманием, и чрезвычайно высоко оценённый научной общественностью.

Жизнь в столице, продолжавшаяся чуть более года, была для Валиханова весьма насыщенной. В это время он проявляет себя как выдающийся учёный – востоковед, первым в мире вводя в научный оборот кашгарские рукописи «Тазкира-йи-Богра хан» и «Тазкира-йиходжаган». Кроме того, Чокан общается с интеллектуальной элитой того времени – дипломатами, публицистами, учеными, встречается с Достоевским, поэтами Майковым и Полонским. Общение с этими яркими личностями, безусловно, повлияло на мировоззрение Чокана. Валиханов был, как сейчас сказали бы, сторонником либеральных ценностей, одновременно оставаясь патриотом России. Тогда, в отличие от сегодняшних реалий, это было возможно. В мае 1861 года Валиханов покидает Петербург – климат был не подходящим для его болезни – и возвращается на родину, где вновь работает у генерал-губернатора и продолжает научную деятельность. Он пишет несколько работ, среди них «Записка о судебной реформе» и «О мусульманах в Степи». В последней, Чокан Валиханов, провидчески очень точно определил опасность радикализации ислама в Центральной Азии. К самому исламу Валиханов, сам будучи мусульманином, относился довольно критически, видя в нем опасный потенциал, который при определенных условиях может оказаться взрывоопасным. Что мы и видим сегодня.

В 1864 году штаб-ротмистр Валиханов участвовал в походе М. Г. Черняева против Кокандского ханства в должности переводчика при главном командовании. Однако туберкулёз прогрессирует и зимой 1865 года он уезжает к родственникам в далекий аул в горах Алтын-Эмеля. Там он женится на Айсары, двоюродной сестре султана Тезека. Семейное счастье было недолгим, болезнь оказалась сильнее. В прощальном письме к отцу Чокан пишет: «Устал, нет никакой силы, весь высох, остались одни кости, скоро не увижу света. Мне больше не суждено повидаться с моими дорогими родными и друзьями, нет для этого никаких средств. Это будет моё последнее письмо. Прощайте, обнимаю». В апреле 1865 года Чокана Валиханова не стало.

«Как блестящий метеор, промелькнул над нивой востоковедения потомок киргизских ханов и в то же время офицер русской армии Чокан Чингисович Валиханов. Русские ориенталисты единогласно признали в лице его феноменальное явление и ожидали от него великих и важных откровений о судьбе тюркских народов, но преждевременная кончина Чокана лишила нас этих надежд. За неполных тридцать лет он сделал то, что другие не смогли сделать за всю свою жизнь». Так писал о Валиханове выдающийся русский востоковед академик Н. И. Веселовский.

В 1867 году, генерал-губернатор недавно образованного Туркестанского генерал-губернаторства Константин Петрович фон Кауфман выделил деньги из казны на строительство мавзолея на могиле Валиханова. Военный губернатор Семиречья Герасим Алексеевич Колпаковский, который был другом Валиханова, заказал в Екатеринбурге плиту и при содействии архитектора Павла Матвеевича Зенкова памятник был сооружён. Кауфман лично контролировал постройку монумента и составил текст надписи на могильной плите. «Здесь покоится прах штабс-ротмистра Чокана Чингисовича Валиханова, скончавшегося в 1865 году. По желанию Туркестанского генерал-губернатора Кауфмана I, во внимание ученых заслуг Валиханова, положен сей памятник генерал-лейтенантом Колпаковским в 1881 году»

С надгробием на могиле связана одна мистическая история. В 1917 году некто захотел сделать из неё жернова для ручной мельницы. Он отбил по периметру большие куски, сбил углы и пытался зубилом и молотком разрубить её на две части, чтобы легче было тащить. Отскочивший кусочек мрамора попал вандалу в глаз, и вскоре тот скончался от воспаления роговой оболочки.

Имя славного сына России и Казахстана не забыто. Памятники ему, кроме упомянутого уже семипалатинского, стоят в Алма-Ате, Павлодаре и Омске.

И завершая рассказ о трёх экспедициях 1858 года, скажу, что именно после их завершения и заключения Игнатьевым Пекинского договора, империя стала стремительно подчинять себе погрязшую в междоусобице Среднюю Азию. Реальных сил, чтобы противостоять в этом России не нашлось. Китай был недееспособен, а Британия могла лишь бессильно наблюдать из-за гор приближение соперника к её границам.

Русский военный историк Антон Керсновский в своем четырехтомном труде «История Русской армии» писал по этому поводу: «Наша дипломатия осознала огромную политическую выгоду туркестанских походов, приближавших нас к Индии. Враждебное к нам отношение Англии со времени Восточной войны и особенно с 1863 года (здесь имеется в виду польское восстание 1863г., В.Ф.) определило всю русскую политику в Средней Азии. Наше продвижение с киргизских степей к афганским ущельям являлось замечательным орудием политического давления – орудием, ставшим бы неотразимым в руках более смелых и искусных, чем были руки дипломатии Александра II». Далее, он пишет: «Прежде мы считали продвижение на юг делом внутренней политики и задачу видели в обеспечении степных границ. Теперь же наша среднеазиатская политика стала приобретать великодержавный характер. Раньше в глубь материка нас тянул лишь тяжелый рок. Теперь же обращенным на юг взорам Двуглавого Орла стала угадываться синеватая дымка Памира, снежные облака Гималайских вершин и скрытые за ними долины Индостана… Заветная мечта окрылила два поколения туркестанских командиров!»

Противостояние двух империй, таким образом, выходило на новый виток.

Глава девятая. Труба зовёт в поход

К середине 19 века, главные среднеазиатские государства, по-прежнему были погружены во взаимные распри. В сентябре 1859 года эмир Афганистана Дост Мухаммад, выступил против Кундузского и Мейменского ханств, расположенных на левом берегу Аму-Дарьи. Одновременно из Кабула в Бухару были отправлены послы для установления дружественных отношений. Однако, дружественным, назвать это посольство, можно было лишь c большой натяжкой. Почти в ультимативной форме оно потребовало от бухарского правителя передачи Афганистану таких городов как Карши, Каракуль и Чарджуй (Чарджоу). О посольстве стало известно в Оренбурге и генерал – губернатор А. А. Катенин, тут же заподозрил в этом происки англичан. Возможно какие-то основания для подобных подозрений у него и были. Британские власти ещё со времён посещения Бухары Александром Бернсом, задумывались над использованием Аму-Дарьи для проникновения в Среднюю Азию.

Города на бухарском берегу Аму-Дарьи, Чарджуй и Каракуль, занимали очень выгодное стратегическое положение и, владея ими, можно было добиться господствующего положения в регионе. Катенин пишет в Петербург: «Эмир такими требованиями поставлен в самое затруднительное положение, не знает, что ответить послам… Можно предполагать, что англичане решились образовать в Средней Азии сильное государство».

Но несмотря на то, что афганские войска уже вышли к берегам Аму-Дарьи, несмотря на угрозы и посулы, раздаваемые афганскими послами, эмир Бухары Насрулла, ответил отказом.

Дост Мухаммад, неудовлетворённый этим ответом, отправляет новую миссию с ещё более жёсткими требованиями: фактически передать под афганский контроль Шахризябское бекство, выделив его из состава эмирата, а заодно и город Керки.

Разъярённый Насрулла-хан отправляет против афганцев 12-тысячную армию. Весной 1860 года бухарское войско форсировало Аму-Дарью у города Керки, однако до крупных столкновений дело не дошло. В армии начался разброд и разложение. К тому же в это же время обострились отношения между Бухарой и Кокандом, и Насрулла-хан вынужден был отозвать войска. Кундуз перешёл под власть Кабула. Ослабевший, теснимый с двух сторон, эмир Бухары не смог поддержать мелкие бекства на левом берегу Аму-Дарьи и значительные территории, населённые узбеками, таджиками и туркменами отошли к Афганистану.

Примерно в это же время в Коканд прибывает британский агент Абдул Маджид, в задачу которого входило установление контакта с правящим там Малла-ханом. Агент должен был передать тому подарки и письмо с предложением установить дружеские отношения с Британской Индией.

Кокандское ханство, как и Бухара, входила в зону пристального внимания Англии.

Британская разведка того времени представляла собой хорошо налаженную систему непрерывного сбора информации военно-политического и географического характера в Афганистане, Памире и Восточном Туркестане, как силами тайно работающих офицеров, так и так называемых пандитов. Пандиты вербовались из числа местного населения и получали специальную подготовку по геодезии, топографии, а также обучались искусству маскировки и использованию легенд прикрытия. В романе Киплинга «Ким» хорошо описано такое обучение. Пандиты имели большие преимущества по сравнению с европейцами. Зная местные языки и обычаи, они более свободно растворялись в местной среде. Как система подготовки разведчиков и топографов из числа местного населения —она была основана майором Монтгомери в 1863 году. Но и до этого британцы использовали местных жителей в разведывательных целях. Так, в 1848 году некто Алладад, был отправлен с секретной миссией в среднеазиатские ханства. Основной целью английского эмиссара было склонение их правителей к антирусской политике. Алладад сумел посетить Бухару и Коканд, но на обратном пути в Бадахшане (независимое государство на Памире), был опознан как английский шпион и казнён.

Получив информацию о миссии Абдул Маджида в Коканд, Петербург поручает оренбургскому генерал—губернатору А. П. Безаку, сменившему скончавшегося А. А. Катенина, внимательно отслеживать действия Британии в Средней Азии, поскольку Малла-хан, после потери Ак-Мечети, пребывал в тревоге, и стремился получить английскую военную помощь. Британия, однако, хоть и была заинтересована в усилении Коканда, действовала в этом направлении весьма осторожно.

Майор Х. Б. Эдвардс, проводивший переговоры с кокандским посольством, прибывшим в Пешавар в 1854 году, писал: «Я считаю, что в наших интересах представить Коканду любую поддержку, которая может спасти его от участи стать русской провинцией (в противном случае эта участь ожидает его в самом скором времени), имея ввиду, однако, чтобы эта поддержка была пропорциональна цели и не была бы рассчитана на то, чтобы вовлечь нас в военные операции вдали от наших владений».

Несмотря на нежелание англичан оказать прямую военную поддержку, Коканд активно готовится к военным действиям против России. Информация об этом непрерывно поступает в Оренбург. О том же сообщает и генерал-губернатор Западной Сибири Гасфорд. По его сведениям, кокандские чиновники объезжая казахские и киргизские поселения отбирают для нужд армии лошадей и скот. Укреплялись Пишпек, Мерке, Аулие-Ата и другие аванпосты ханства, а в Ташкенте сосредотачивались крупные военные силы.

Но и Россия готовилась к дальнейшей экспансии. 24-го января 1859 года в Петербурге состоялось заседание Особого совещания, на котором присутствовали высшие государственные деятели. На нём было одобрено предложение Гасфорда о занятии Пишпека в качестве «опорного пункта для будущих границ». «В предлогах для войны не могло быть недостатка: мы были на протяжении нескольких тысяч вёрст в столкновениях с кочевыми племенами, которые тревожили нас своими набегами», писал впоследствии сменивший Гасфорда Дюгамель. Однако, для этой акции необходимы были точные сведения о местности, для чего решено было отправить разведывательные отряды в район Пишпека и к озеру Иссык-Куль.

Весной 1859 года отряд под командованием старшего адъютанта штаба Сибирского корпуса штабс-капитана Михаила Ивановича Венюкова и войскового старшины Шайтанова направляется на рекогносцировку «правого берега реки Чу, против Пишпека и местности на 100 – 200 вёрст далее вниз по реке». Венюкову предписывалось хранить в строгой тайне главную цель экспедиции – подготовку взятия Пишпека.

12 мая 1859 года отряд, состоявший из 2-х рот пехоты, одной сотни казаков, взвода горной артиллерии, двух ракетных станков и сотни джигитов, выступил из Верного.

Через пять дней отряд подошёл к подъёму на перевал Кастек, где было начато строительство укрепления. В конце мая Венюков, оставив в Кастеке под командованием Шайтанова часть людей для возведения укрепления, с остальным отрядом, через перевал Беш-Майнак, преодолел хребет и спустился к реке Чу.

Надо сказать, продвижение отряда Венюкова не осталось незамеченным. Навстречу ему выступили кокандцы. Однако вступить в бой не рискнули и издали наблюдали за его действиями. Видя нерешительность

Фото Венюкова из книги В. А. Есакова» противника, Венюков предлагает напасть на Токмак и Михаил Иванович Венюков». М.,Наука,2002 разрушить его, но, не получив на это разрешения нача-

льника Алатавского округа подполковника Колпаковского, отправляется дальше. 10 июня отряд подошёл к Пишпеку, где остановился на временную стоянку. Комендант крепости Атабек попытался поднять окрестных киргизов против русского отряда, однако в этом не преуспел.

Поход Венюкова был достаточно успешен. Его отряд в течение мая-июня 1859 года прошёл свыше 600 вёрст. Было основано укрепление Кастек, проведены съёмки местности, сняты планы кокандских укреплений и собраны обширные материалы о бассейне реки Чу. Потерь, при этом, удалось избежать, поскольку боевых столкновений не было.

Впоследствии М. И. Венюков станет известным военным исследователем. Им написан целый ряд работ по географии, этнографии и истории Туркестана и Семиречья. За многие годы работы в Туркестане он настолько полюбил этот край, что пожертвовал Русскому географическому обществу немалый капитал, проценты с которого предназначались на премии за работы по изучению Туркестана.

Тем временем Малла-хан, встревоженный вестями из Пишпека, отправляет в Чуйскую долину войска – пятитысячный отряд под командованием Рустем-бека. Задачей отряда было, разрушив Кастек, идти дальше на укрепление Верное. Получив информацию об этом, командующий войсками в Заилийском крае полковник А. Э. Циммерман выступил с отрядом из Верного и 8 июля прибыл в Кастек. Этой же ночью кокандцы атаковали русское укрепление. Атака была отбита, и с рассветом русские войска выступили навстречу противнику. После короткого боя на реке Джирин-Айгыр враг был разгромлен.

Успех под Кастеком сподвиг Циммермана к дальнейшим активным действиям. С отрядом пехоты и конницы в 1750 человек при 15 орудиях он 23 августа вышел из Кастека, перешёл реку Чу и двинулся на Токмак. После артобстрела, продолжавшегося чуть более часа, крепость сдалась. После этого гарнизон был отпущен со всем имуществом, а крепость разрушена. 29 августа к Циммерману присоединился отряд подполковника Колпаковского с казачьей сотней и 150-ю джигитами казахского султана старшего жуза Тезека. Объединённый отряд выступил из разрушенного Токмака и на другой день подошёл к Пишпеку. Циммерман предложил гарнизону сдаться. После отказа началась осада и на пятый день крепость пала.

Во время боёв за Пишпек произошёл удивительный А. Э. Циммерман. Рис. П. Ф. Борель,

Случай. Выстрелами артиллерийской батареи под гравюра, И. Матюшина

командованием штабс-капитана Обуха, неприятельские пушки, расположенные на одной из пишпекских башен, были сбиты, а одно ядро попало прямо в канал крепостного орудия и застряло в нём.

Через несколько дней после победы началось разрушение крепости. Солдатам помогало свыше 600 ликующих киргизов, сбежавшихся со всех окрестных аулов. Стены срывали, постройки взрывали, сжигали, крушили так, будто хотели втоптать в землю саму память о крепости.

Успешные действия Циммермана послужили образцом для всех последующих осад кокандских крепостей. Сам Аполлон Эрнестович за эти заслуги был произведён в генерал-майоры.

В 1862 году Колпаковский вновь овладел Пишпеком. На этот раз там был оставлен русский гарнизон. Вторичное взятие кокандской крепости стало важным шагом на пути соединения Сибирской и Сырдарьинской укреплённых линий, о чём задумывались ещё с 1854 года. Со взятием Пишпека открывалась возможность беспрепятственного движения на Аулие-Ата.

Вопрос о соединении линий 23 февраля 1863 года обсуждался на заседании Особого комитета, где было принято решение назначить действия по этой операции на 1864 год.

В плане, утверждённым Александром II, предусматривалось, что с весны 1864 года войска Оренбургского корпуса начнут наступление вдоль реки Сырдарьи, а отряды Сибирского корпуса овладеют городом Аулие-Ата. Таким образом, к концу 1863 года в результате активных действий русских войск со стороны Семиречья, проведения разведывательных рекогносцировок, строительства дорог, постов и укреплений была завершена подготовка к активной фазе завоевания Средней Азии. Завоевания, которое началось с овладения Ташкентом.

Глава десятая. Победный марш Черняева

Весной 1864 года навстречу друг другу одновременно вышли два военных отряда. Из Верного на запад, вдоль Александровского хребта, выступил отряд полковника Михаила Черняева, состоящий из 1500 бойцов при 4-х орудиях, из Перовска, вверх по Сырдарье, двинулся полковник Николай Веревкин, в его отряде было 1200 человек и 10 орудий. И это была уже обновленная русская армия. С 1861 года в России проводилась кардинальная военная реформа под руководством нового военного министра Дмитрия Алексеевича Милютина, принадлежавшего к числу наиболее просвещённых сторонников преобразований Александра II.

Результаты реформы впечатляли: были созданы военные округа, началось перевооружение армии, была введена всеобщая воинская повинность и система призыва резервистов, изменена система боевой подготовки солдат. Срок воинской службы сократился с 25 до 16 лет, начато обучение рядовых грамоте и ликвидирован существовавший порядок физического наказания нижних чинов.

М. Г. Черняев. Фотография А. И. Деньераи Н. А. Верёвкин. Рисунок П. Ф. Борель. Из журнала

«Всемирная иллюстрация»

Воины Черняева и Верёвкина, кроме того, были опытны и великолепно подготовлены. В состав отряда Черняева входили не только военные. По ходатайству Русского географического общества к военной экспедиции присоединился исследователь Н. А. Северцов. Кроме того, участие в походе принял и горный инженер А. А. Фрезе и художник М. С. Знаменский. На последнего была возложена обязанность зарисовывать «планы и виды» местностей и укреплений, занятых русскими войсками. И, как уже говорилось выше, при командующем в качестве переводчика состоял штабс-капитан Чокан Валиханов. 4 июня, миновав Пишпек, Черняев штурмом овладел крепостью Аулие-Ата.

Отношение русских к жителям павшей крепости ярко характеризует в своих воспоминаниях участник похода Гилярий Сярковский, командовавший передовым ударным отрядом: «Все наши потери при штурме ограничились двумя стрелками нашей роты. Потеря же коканцев весьма значительна: отрядные врачи Мациевский и Левицкий несколько дней делали перевязки раненым. К сожалению, в числе последних были женщины, и дети… Раненым женщинам и детям офицеры давали чай, сахар; с пленными наши солдаты делились последним сухарём. Аулиеатинцы сразу оценили гуманное с ними обращение; солдат иначе не называли, как „тамыр“ (приятель). Часто можно было видеть на базаре солдата, пьющего со своим тамыром-сартом чай из одного кунгана. Лавки на базаре были все открыты на другой день после взятия Аулие-Ата, а лепёшки, жареные пирожки и вкусные, приготовленные на пару пельмени сарты продавали нам по неимоверно дешёвой цене вечером сразу же после штурма».