bannerbanner
Возвращение ростовского потрошителя
Возвращение ростовского потрошителя

Полная версия

Возвращение ростовского потрошителя

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 4

Василий Боярков

Возвращение ростовского потрошителя

Пролог

31 октября 2020 года, канун Дня всех святых, праздник священного Хэллоуи́на. Ночь. Где-то в Ростовской области…

По заброшенному кладбищу пробирается, друг за другом, группа людей. Она состоит из трёх молоденьких девушек и двух парней, похожих по возрасту. Двигаются осторожно, ступая след в след; ни один не отклоняется от выбранного маршрута.

– Послушай, Арсений, а где сейчас находится твой полоумный братец? – обратилась к их общему провожатому зеленоглазая спутница; она отличается белокурыми волосами, бесподобной фигурой и едва ли достигла восемнадцати лет. – Что-то меня всё это сильно стремает?

– Не знаю, Даша, – отвечал симпатичный, физически развитый парень; он кажется старше блондинистой красотки не больше чем на год, – я и сам удивлён, что он отказался от крайне интересного дела и сослался на – какие-то там? – личные интересы, самоустранившись от заведомо классного зрелища…

– Странно?.. – перебил второй паренёк, замыкавший то необычное шествие; он значительно уступает первому товарищу и в мышечной массе, и мужеской привлекательности. – Ещё мне чего непонятно?.. Вот, ты говоришь, «идём воскрешать Ростовского потрошителя»; но – насколько мне известно – его похоронили среди тюремных захоронений, а вовсе не здесь, всеми забытом месте?

– Правильно, Костя, – подхватила черноволосая барышня; она обладает несравненными формами как лица, так и всего остального тела (особенно выделяются большие карие очи), – мне тоже кажется, что это какая-то полная «лажа» и что зря мы согласились с тем жутковатым экспериментом. Тем более что меня уже начинает трясти то ли от холода, то ли от ужаса, то ли от самого́ кошмарного места. Может – пока не поздно! – стоит вернуться?

– Да не «парься» ты, Ксюха! – воскликнула рыжеволосая (как водится во всех таких компаниях, крайне непривлекательная) особа. – Словно ты первый раз участвуешь в таинственных ночных приключениях? Проведём прикольный обряд, немножечко ужаснёмся, а потом все вместе и посмеёмся.

– Хорошо, Кристина, тебе говорить, – возразила несмелая милочка, – во всех нормальных ужастиках выживают, как правило, такие, как ты, а сравнимые со мной всегда погибают.

– Что ты хочешь сейчас сказать?! – наигранно возмутилась не очень красивая девушка; она прекрасно знала о личностных недостатках и не питала особых иллюзий, что если её отвергнут, то она чудесным образом вдруг станет интересна кому-то ещё.

Однако ответа на справедливое требование она так и не получила… Внезапно! Арсений приподня́л кверху правую руку, остановился и зловещим шёпотом прошипел:

– Тихо вы, сварливые «клухи»! Чего зря, попусту раскудахтались?! Кажется, мы пришли.

Команда и без того-то являлась ясной, но «торжественность» момента и гнетущая обстановка добавили уверенного оттенка. Все, даже наиболее говорливые (беззаветные спорщицы), незамедлительно замолчали.

– Вот она – та самая «гнилая» могила, – проговорил вполголоса предводитель, наклоняясь к земле и вынимая условленный знак, – вот она – железная метка, что я оставил тут утром.

– Может, всё же не стоит? – присоединилась к трусливой брюнетке осмотрительная блондинка; она питала слабенькую надежду, что к ней прислушаются либо поддержат в неуёмном желании – побыстрее покинуть то мрачное место. – Пойдёмте уже обратно… Поверьте, лично я наполнилась адреналином – уже!.. И в достаточной мере, и в огромном избытке.

– Не переживай, трусиха плаксивая, – обратилась к ней рыжая, участливо коснувшись плеча, – всё будет нормально.

Пока они рассуждали, провожатый достал из-за пазухи засаленный манускрипт. Тот напоминал холщовый листок и навевал замогильным холодом. Арсений опустился пред безымянной могилой на оба колена; он снова по́днял правую руку кверху, призывая всех ко вниманию. Остальные последователи перестали шушукаться и застыли недви́жно, в страхе и смятении дожидаясь потустороннего ритуала. И даже у (вроде бы?) стойкой Кристины кожа стянулась словно от холода; побежали предательские мурашки, а в следующую секунду почувствовалось, как сами по себе шевелятся огненно-рыжие волосы.

– Перед тем как прочесть старинный пергамент, составленный в далёкие времена таинственным магом и удачно добытый мною, по случаю, – заговорил озорной проказник неестественным, словно загробным, голосом, – хочу последний раз узнать у близких сподвижников, сопроводивших меня к месту захоронения безжалостного маньяка-убийцы… – на несколько секунд загадочно замолчал, а далее величаво возобновился: – Согласны ли они пройти весь путь до конца и вызвать на свет Божий – ТОГО! – кто наводил здесь дикий ужас всю второю половину прошлого века?

– Я бы хотела… – попыталась протестовать белокурая Даша.

– Замолчи уже ты, наконец! – резко оборвала́ рыжеволосая бестия, перекрывая неуёмный роток шершавой ладошкой; по-видимому, она вознамерилась отличиться, и заслужить у сурового организатора особую, едва ли не королевскую благосклонность: – Мы все готовы – можешь «священный обряд» уже проводить.

– Хорошо, – согласился молодой человек и монотонно зачитал зловещие заклинания, содержавшие незнакомое российскому уху злое наречие; несколько раз там прозвучало: «…Ростовского потрошителя…»

Но вот магический за́говор был закончен, а вокруг по-прежнему стояли «гробовая» тишь да унылый покой. Хотя они и казались излишне мрачными, но не нарушались ни земным, ни дьявольским звуком. Озадаченный «чародей» неторопливо подня́лся. Он недоверчиво покручивал ветхий клочочек старинной рукописи, содержавшей мистическое заклятье; неосмотрительный проказник словно не понимал: как (такое!) стало возможным и почему оно не сработало?

– Ну вот, а ты, «дура-приду́ра», боялась, – облегчённо вздохнула рыжая, внутренне не помнившая себя от суеверного ужаса, – ты как, не описалась?

Ответить вторая девушка не успела, так как общее внимание привлеклось необычным звуком, шедшим, словно откуда-то из дальнего подземелья.

– Вы это слышите? – спросила она остальных. – Как будто где-то чего-то шевелится?

Все стали внимательно вслушиваться, замерев так напряжённо, что слышалось, как стучат не по-детски испуганные сердца. И только Арсений загадочно и презрительно улыбался, как будто насмехался над безотчётными страхами трусливых товарищей. Вдруг! Даша, напуганная не менее остальных, заметила, что верхний слой почвы, сгруженной приземистым бугорочком, вроде бы легонько зашевелился. А! Ведь он возвышался над могилой страшного, до жути жестокого, человека.

– Что это?! – вскричала она, задрожав всем восхитительным станом и указав на еле заметный холмик.

Теперь и другие, привлечённые ко вниманию, воочию разглядели, что земля, скрывающая одного из самых кровавых преступников, начинает делаться рыхлой; походило, как одновременно орудуют до тысячи трудолюбивых кротов. Постепенно жуткое явление становилось значительно интенсивнее; недра глубинные раскрывались, выворачивая наружу килограммы земли, как будто маленьких «землероев» становилось всё больше и больше. Теперь и те, что пытались казаться стойкими, охватились нервозной паникой, а стройные туловища заколотились безудержной дрожью; кровь же в жилах «заледенела», сковав молоденькие тела нервическим ступором. Тем временем врата в преисподнюю расступались всё явственнее, всё очевиднее, пока наверх не показалось некое подобие человека; оно удерживало большущий кухонный нож, широкий и длинный. То ли потусторонний посланец, то ли призрачное виденье? В любом случае он поднимался так медленно, как если бы плыл в невесомости – проникал сквозь пространство, не чувствуя ни силы тяжести, ни иных, известных науке, сопротивлений.

Как же исчадие ада выглядело? Угнетавшая фигура, одетая в балахон, и чёрный, и страшный, под накинутым капюшоном представлялась безликой и выказывала сплошную, въяве незримую, пустоту; нижними пола́ми одеяние совсем не касалась верхнего слоя почвы – создавалось впечатление «парения в воздухе». Становилось непонятно: а, ступают ли ноги на бренную землю? Прилипший к одежде, грунт медленно осы́пался вниз, как бывает в замедленной съёмке кошмарного фильма. На секунду потусторонний посланец застыл на месте, очевидно выбирая первую несчастную жертву… Даша, едва улицезрела неясное чудище, пронзительно вскрикнула – и… рухнула оземь; в ту же секунду она лишилась сознания. Остальные приятели, выведенные громким криком из состояния ступора, дико вереща и путаясь (ногами) в липкую грязь, бросились врассыпную; они старались скрываться подальше… все, за исключением озорного Арсения.

Чем же занимался в кошмарном случае он? Не успели малодушные спутники отдалиться на десять метров, как лукавый пройдоха, довольный удавшейся шуткой, презрительно рассмеялся. Безликое страшилище, до чёртиков напугавшее сбегавших товарищей, голосом Виктора (его родимого брата), срывая однотонную маску, шутливо окликнуло:

– Куда вы, тупые «опоруны́»?! Это всего лишь «хэллоуи́нская» хохма!

Услышав знакомые интонации и без труда догадавшись, что их безжалостно разыграли, пугливые друзья хотя и не сразу, но всё же остановились. Недоверчиво оглядывались назад. Завидев смеющихся братьев, постепенно осознавали, что попались на хитроумную выдумку; а значит, можно уж возвращаться назад и позволить чёрным «юмористам» в полной мере насладиться бездушным триумфом, «заслуженным» удовольствием. Ни у кого не вызывало теперь сомнения, почему при проведении потустороннего ритуала не оказалось шестого приятеля.

– Ну вы, остроумные братаны, глядишь, и даёте? – произнёс Константин, когда все вместе собра́лись и когда обступили двух недоразвитых хохмачей, тупоголовых придурков. – Даже я поверил в правдивость потусторонней истории.

– Но, – вставила рыжая девушка, – хотелось бы всё же узнать: как вы умудрились проделать всё так естественно и как получился ужасный эффект с землей, а следом с парением в воздухе?

– Нет ничего ни более ни менее сложного, – едва просмеявшись, охотливо разъяснил Арсений, – вы же ведь знаете, что братец мой, «наковыристый», является сторонником всяких изобретений, неожиданных спецэффектов. Вот он и додумался соорудить загадочное устройство, снабжённое пружинным, вверх поднимающим, механизмом; ещё оно способно и взрыхлять, и откидывать почву. Дышал он через обычную трубку, подводившую под землю уличный воз…

Договорить молодой озорник не успел, потому как прямо позади родного брата увидел (НЕЧТО!) такое, что полностью лишило природного дара речи. Так получилось, все остальные стояли к нему лицом и не видели, что происходит за личными спи́нами.

– Ладно… уже, – нашлась что с улыбкой промолвить Кристина, не оборачиваясь назад, – мы на ваши тупые шуточки ни разу больше не попадёмся, даже и не надейтесь.

Самонадеянная особа была неправа… Всем здесь присутствующим нужно было не просто бояться, а затрястись от несказанного ужаса: за спиной у Виктора возник кое-кто, навеявший замогильным холодом и заставивший испугаться не знавшего страха крутого Арсения. Невероятно! Позади второго проказника стоял мужчина пятидесятисемилетнего возраста, обладавший на редкость выразительным взглядом; он не излучал ни нормального сострадания, ни человеческой жалости, а лишь неистовое безумство да чувство скорой жестокой расправы, несшей с собою и крайнее наслаждение, и насказанное удовольствие.

Как же потусторонний посланник выглядел? Высокий, под два метра ростом, он имел худое телосложение, обладавшее жилистой, физически сильной, фигурой; лицо являлось продолговатым, обличающим умного человека, не лишенного хитрости; под квадратными очками, в обезумевшем взоре, не проглядывалось ничего, помимо непомерной жестокости да яростной кровожадности; частично облысевшая голова не выделялась значительной лопоухостью, а сверху, с боков и сзади имела короткую, с годами поседевшую стрижку. Одетым он оказался (как и во время далёкого следствия) в поношенный чёрный костюм да клетчатую рубашку; она символизировала проходившие в восьмидесятом году Московские олимпийские игры. У любого нормального человека, хотя бы единожды улицезревшего Ростовского потрошителя, не оставалось бы и тени сомнения, что возникшим чудовищем является именно он. Тот явно не собрался просто лишь испугать, нет! Он собирался решительно шуровать, в чём моментально развеял любые, даже скептические, сомнения. Следующим движением из Витиной руки был выхвачен острый нож и по деревянную рукоятку вонзён (о, ужас!) в собственного хозяина.

Не дожидаясь, пока парень рухнет, сражённый, на голую землю, бездушный убийца поводил остриём клинка туда-сюда-обратно; как и раньше, он имитировал половое сношение. После десятого раза извлёк опасный предмет наружу и полоснул им по горлу рыжеволосой Кристины. От полной неожиданности та не успела даже понять, что же с ней в действительности, безвозвратного, приключилось. И здесь зловещий «душегубитель» не сильно разнообразил возвратно-поступательные движения; он резал шею, пока остриё не уперлось в плотную ткань деви́чьего позвоночника. Из повреждённых артерий багряным фонтаном хлынула кровь, обильно поливая и воскрешённого маньяка-убийцу, и поре́занную дурнушку, и стоявших поблизости молодых людей. Те напрочь опешили и не смели сдвинуться с места. Недоумённая девушка как-то непривлекательно захрипела, пытаясь чего-то сказать, но, единственное, выдавила (буль… буль…) нечленораздельные изречения. Пораженный в области печени, Виктор оседал на хладную землю, но (дивное дело!) он всё ещё оставался живым и инстинктивно хватался за повреждённое место.

На них советский потрошитель особенно не зацикливался, а поразил в заднюю часть бедра застывшего в ступоре безвольного Константина. Тот пронзительно заорал, как бы давая другим команду для быстрого бегства. Оставались Арсений и Ксюша, хоть как-то ещё способные к активным телодвижениям, – они стремглав устремились по разные стороны. Сметливый парень понёсся, как полагается, к выходу; ополоумевшая брюнетка сломя голову помчалась в глубинную неизвестность, в даль старинного кладбища. Ростовское чудище, произнеся привычную фразу: «Нечего на меня смотреть!» – кончиком лезвия выковырял подраненному Косте глаза. В следующий миг помчался за более догадливым юношей. Нагнал потусторонний преследователь, когда струхнувший проказник садился в машину; на ней-то и прибыла вся нерадивая группа, сама же себя и приговорившая к мучительной смерти. Если бы (всегда вроде?) самоуверенные руки в тот крайний миг не дрожали и если бы своевременно вставился ключ в замок зажигания, недоумок, возможно, сумел бы, спасённый, уехать. Злая судьба распорядилась совсем по-иному… Как только он нащупал вставную личину, автомобильная дверь скрипя распахнулась, а мощные руки воскрешённого изверга извлекли нерадивого шутника наружу.

В далёком бесславном прошлом худощавый мужчина, вероятно бы, уступил и проиграл физический поединок выбранному спарринг-партнеру; сейчас же, снабжённый мистической энергетикой, легко завалил неразумного бедолагу на «мёртвую» землю. Удерживая рукою за молодое горло, ножовым остриём вырезал недавно наглые зенки. Не забывал он при том озлобленно приговаривать: «А ну-ка не сметь на меня смотреть, поганый «ублюдок»!» Затем не менее сорока раз вонзил клинок в телесный корпус, совершая возвратно-поступательные движения. Из нанесённых ран не выходил какое-то время, как и при жизни компенсируя половую неполноценность. Странное дело, именно в «кровавом соитии» он получил немалое наслаждение, а через некоторое время разрешился обильной эякуляцией. Отрезав у бездумного юноши, к тому моменту уме́ршего, немаленький детородный орган, маниакальный губитель оставил его в качестве «живого» трофея. Затем устремился за чёрненькой девушкой, сбежавшей в глубину ночного погоста, и страшного, и кошмарного.

Настиг он её в кромешной темени, вообще потерявшуюся и трясшуюся от ужаса. Борьбы никакой не случилось, потому как Ксюша довелась до отрешенного состояния и приготовилась принять кровавую участь. На что она сумела отважиться? На одну предсмертную просьбу, произнесённую подрагивавшими губами:

– Пожалуйста, не надо, только не убивайте… я готова на любые фантазии, и сделаю всё, чего Вы не пожелаете…

Но! Мощный удар, нанесённый клинком в прекрасное личико, лишил любых надежд на удачное избавление; зато он вызвал нестерпимую боль, от которой вырвался пронзительный, ни с чем не сравнимый, вопль. Не сильно изобилуя в извращённых фантазиях, бесчеловечный маньяк-убийца оставил Ксюшу без зрения; из глазниц он напился свежей де́вичьей крови, а следом изрезал красивое тело, имитируя кровожадное половое сношение. Затем откусил соски, не позабыл про милые губы, а дальше всё вместе сожрал. Прямо тут же, у бездыханного трупа.

Однако! То не был конец безумному зверству: воскрешённый садюга отправился к обездвиженным жертвам – имел намерение довершить незаконченное убийство. Раненный в ногу да лишённый бинокуля́рного зрения, Константин, в отличии от умиравшего Виктора, привлёк внимание потустороннего изверга гораздо попристальнее; незрячий парень ползал возле разверзнутого пути и, водя перед собою руками, изливался жалобным стоном:

– Спасите – ради всего святого! – хоть кто-нибудь… помогите.

Сатана (и такое прозвище закрепилось за жутким убийцей) молчаливо приблизился. Минуту постоял – к чему-то примерился. Раз! Вонзил широкое лезвие в безвольное тело и начал такать, тыкать и тыкать. Он специально выбирал, чтобы не оказались задетыми жизненно важные органы. Далее, совершая омерзительные воздействия, маниакальный мучитель методично погружал остроконечное остриё, затем водил им и взад и вперёд, пока отверстие не становилось не в меру расширенным и больше не ощущалось сопротивления костных и мышечных тканей. Так повторялось и снова, и снова, покуда исполосованный страдалец совсем не ослаб и покуда он не погрузился в предсмертное состояние бесчувственной отрешённости. Последовало привычное отделение мужских гениталий, но изверг-садист не оставил их зловещим трофеем; нет, он воткнул их умершему Виктору в ротовое отверстие, не замедлив (очевидно, для верности?) медленными движениями отпилить бездумную голову.

Если вспомнить, была ещё одна потенциальная жертва; она до сих пор оставалась живой и, потерявшая от испуга сознание, лежала неподалёку. Даша находилась у жутковатой могилы, открывшейся не без помощи полоумных, крайне беспечных, приятелей; она распласталась, зали́тая кровью товарищей, и не подавала ни малых признаков жизни. Обмануть потустороннюю сущность навряд ли бы получилось. Поводив чувствительными ноздрями и уловив одному ему ведомый воздушный поток, чудовищный призрак приблизился к бесчувственно лежавшей неотразимой красавице. Остановившись немного поодаль, садистский убийца в молчании замер; он находился в тупой нерешительности, что же ему поделать?

Слава Богу! В тот сомнительный миг земли коснулись первые блики приближавшегося рассвета; они возвещали, что время, предназначенное для мёртвых, подходит к логичному окончанию, и заставили загробного посланца утратить потустороннюю силу – превратиться в человека обычного, от других ничем не отличного. Воскресший душегубец вдруг сделался простым обывателем и поплелся от ужасного места прочь, прекрасно понимая, что тёмная сила, данная на ночь, на время иссякла; а значит, пока он не в состоянии ни тиранить, ни убивать, ни зверски насиловать.

Выжившая блондинка очнулась с первым лучом – едва он опустился на грешную землю. Узрев, какой избежала невиданной мясорубки, чуть снова не лишилась сознания. Ей было совсем невдомёк: она потому и осталась жива, что бешенный «зверь» удовольствовался именно от прямого созерцания страждущих жертв; безвольное же тело оказалось неинтересно – не вызывало сексуальных влечений, манивших и заводивших.

Сам безжалостный изверг, известный как потрошитель, обрёкся превращаться в ужасного монстра и каждую ночь ходить по земле – разыскивать безответственных бедолаг, безнадёжно увлекаемых к жестоким страданиям. Но главное! Требовалось найти одну белокурую раскрасавицу, выжившую при обрядовом воскрешении и избежавшую мгновенного умерщвления. Как и всех остальных, её нужно подвергнуть нечеловеческим мукам.

Глава I. Отъезд

Шалу́ева Дарья добралась до дома к семи утра́. До сих пор не верилось, что она избежала небывалого кровавого месива; её трясло, лихорадило и не раз выворачивало наружу. Если коснуться деви́чей личности, особенно выделяются следующие моменты: недавно достигла восемнадцати лет; только-только закончила среднюю школу, но как строить взрослую жизнь пока ещё не решила; по характеру (как удалось убедиться) была трусовата, но не лишалась рассудительной мысли (в экстренной ситуации могла «собраться» и показать чудеса решительных действий); обладала завидной доброжелательностью, неиссякаемым красноречием, преданным благородством, терпимой вежливостью, предусмотрительной прозорливостью; отличалась способностью к общей организации. Внешностью зеленоглазая блондинка выдалась едва не божественной: великолепные формы восхищавшие не только молодцеватых сверстников, но и более зрелых мужчин; высокий рост отмечался несравненной фигурой и стройными ножками; продолговатая мордашка не видела равных и украшалась длинными, загнутыми кверху ресницами; маленький, как пуговка, носик, удачно гармонировал с чувственными губами (верхняя казалась капризно вздёрнутой); ровные уши чуть оттопыривались, но успешно скрывались за белокурыми волосами, роскошными и кудрявыми (они спускались пониже миленьких плеч). Одевалась Даша сообразно осенней погоде и выделялась дорогостоящим одеянием: чёрной кожаной курткой, отличавшейся различными клёпками, молниями, другими аксессуарами; синими, модно потёртыми джинсами; фирменными кроссовками, представленными заграничной компанией «Nike»; дамской сумочкой – неизменной спутницей каждой достойной женщины.

Сегодня изумрудные глаза горели недетским испугом, шикарная причёска совсем растрепалась; она шла и с осторожностью озиралась по сторонам, ежеминутно ожидая внезапного нападения. Жила белокурая девушка в респектабельном частном особняке, построенном на окраине города. Идти ей было недалеко: кладбище располагалось как раз на нужной новочерка́сской окраине. Даша подожда́ла, когда оба родителя уедут из дома. Поспешно проследовала вовнутрь, где сразу отправилась в ванную и заперлась примерно на час. Стоило большого труда придать себе уравновешенный вид и приня́ть важное, судьбоносное для неё, решение. Перепуганная блондинка ни за что не хотела оставаться в одном городе с таинственной неизвестностью, убившей беспечных друзей: их «коротенькие пути» смогли бы пересечься в любое мгновение. Встряхнув головой, как скидывают тупые сомнения, решившаяся красавица прошла в свою комнату, где стала паковать носимые вещи и личные принадлежности; она засобиралась в дальнюю и длительную дорогу. В течении пары часов до отказа заполнилась вместительная сума на колесиках, но она подумывала: «Взяла покамест не всё, что сможет понадобиться». Перепуганная особа забила в довесок и школьный рюкзак; он перехватывался лямками через плечи. Теперь, по субъективному мнению, молодая блондинка считалась готовой, и ничто не стеснило бы её в предметах быта, косметики, а также одежды.

Являясь совершеннолетней, Даша заранее прикупила дорожный билет; он являлся пропуском на ночной состав, следовавший прямиком до Москвы. Осталось дождаться родителей, чтобы поставить перед сложившимся фактом. Оба они достигли среднего возраста, хотя мужчина был старше на неполных шесть лет. Имея приблизительно одинаковый рост, различались телесной комплекцией. Иван Ильич, в силу про́житых лет, незначительно располнел, представляя солидного, но и не толстого человека. Мария Игоревна сохранила женственную фигуру, дарованную от молодости, – она выглядела, ну! просто великолепно. И тот и другая считались людьми успешными и занимали влиятельные должности в крупных финансовых фирмах; соответственно, домой возвращались после семи часов, заранее запасаясь ужином в каком-нибудь ресторане. Так произошло и сегодня, но несведущие родители не знали ещё о Дашиной вольности, подразумевавшей их скорое расставание. Едва они вошли во внутренний холл, просторный и фешенебельный, деловитая дочка, сидевшая на удобном, оббитом кожей, диване, тут же и огорошила:

– Мам, пап!.. – начала́ она без длительных предисловий. – Я уезжаю в Москву, к тете Ире. Похожу пока на подготовительные курсы, а на следующий год поступлю в любое, доступное для меня… какое-нибудь из театральных училищ. Я всё обдумала – и решение моё непреклонно. Меня до станции кто-то подбросит? Не то давно уж спустился глубокий вечер, и молоденькой девушке страшновато ходить, одной, по непроглядной уличной темени.

– Ты у нас взрослая, – возразил ей Иван Ильич, лишь усмехнувшись на дочкино поведение; он давно уже ожидал чего-то подобного, – идеи выдвигаешь сама – вот сама и реализуй их в полном объёме! Собралась в Москву… никого не спросила? И до вокзала прогуляешься пешим шагом, без посторонней помощи; думаю, не заблудишься.

На страницу:
1 из 4