Одиночка в толпе «часов пик», или Я иду убивать

Я оглядываюсь. Не по-шпионски – не до кино. Я заметно нервничаю. Не оттого, что совершил акт оптимизации: ситуация и не притязает на статус «и мальчики кровавые в глазах». Нервничаю я по другой причине: наша улочка – совсем не тихая. Потому что не улочка, а центральная улица. Но мне везёт: как по заказу, улица отрабатывает улочкой. По линии живых душ: ни одной в поле зрения. Надеюсь, что и я – «вне поля». Это ненадолго – но мне хватит, чтобы «выйти из боя без потерь». Везёт. Хотя, почему это «везёт»? Почему обязательно должно быть наоборот? Ведь «наоборот» – и так мой ежедневный «модус вивенди».

На всякий случай я кошу глазами. Вкруговую и во все стороны. Никого. Наверно, бывает и так – потому, что есть. Но, «однако» – пора: шанс «засветиться» готов предоставить себя в любой момент. И – не в моё распоряжение. Поэтому я недолго думаю. Уже в момент отхода меня навещает мысль: а не дать ли знать? Не нарисовать ли кровью «жертвы нападения неизвестных» знак «кирпич» на лобовом стекле? Ну, чтобы поняли – и задумались?

Но в следующий момент на эту мысль «наезжает» другая: а что, если они поймут больше того, чем мне хотелось бы? То есть, возьмут – и догадаются о том, что это – дело рук местного товарища? Простая логика: какое дело «транзитному пассажиру» до «чужого негодяя» и его «негодяйства»? На «транзитника» есть свои негодяи! Значит, «не вынесла душа поэта… по месту жительства его»?! Вот, и получится: вместо того, чтобы обуять страхом потенциальных нарушителей, я обуяю им себя, дав след «товарищам из областного управления»! Конечно, очень хочется вразумить их – но лучше, всё же, вразумить себя.

И я так и делаю: немедленно, хоть и медленно, обращаюсь в прохожего. Одно дело сделано – и теперь мне предстоит заняться другим: осмыслить содеянное. Нет, лучше, так: «сделанное»! И есть, что осмыслить: первое дело. Не хочу вспоминать солдата, который оплакивает свою первую жертву – но даже солдат не может остаться равнодушным! Даже солдат, которому «по штату положено»! Что уже говорить за нас, гражданских?

Я иду домой и предаюсь размышлениям. Нет, я не «возлагаю венки на могилку». «Безвременно павший» пал даже не вовремя, а с явным опозданием. По заслугам ему давно бы уже прорастать червями: какая-никакая польза. Поэтому мысли мои – «на другую сторону»: «что делать?» Не в смысле «бежать – или остаться?». Напротив: вопрос – глобальный. Как у Чернышевского в романе. Я сделал первый шаг – нужно ли делать следующий? Ведь первый шаг был из категории «души прекрасные порывы». Переходить ли мне в другую категорию – вот вопрос! Ставить ли работу с клиентом на поток – или ограничиться тем, что называется «по ситуации»? А, может, ограничиться уже сделанным добром?

Для начала следует разобраться с ощущениями. Что они такое: удовлетворение? Страх? Упадок? Душевный подъём? Пожалуй – всего понемногу. Но «коренной» – подъём: остальные – «пристяжные». Мне хорошо. И не оттого, что пока не поймали: оттого, что одним негодяем стало меньше. Оттого, что я сделал доброе дело. Я не знаю реквизитов нарушителя ПДД, но знаю, что он заслужил свою участь. Участь моего клиента.

Проходит минут десять – и вот, первый прохожий. Теперь можно: я уже «отошёл на заранее подготовленные рубежи». «Первый» ведёт себя «в соответствии с инструкцией»: «ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю, ничего никому не скажу». Он боязливо косит глазами на «натюрморт», оглядывается по сторонам – и «даёт ходу»! Правильно делает. Всё правильно: и косит, и оглядывается, и даёт. Потому что, не дай, Бог, заметят… что он заметил. Ведь потом «вовлекут и охватят». «Вовлекут» посредством волочения, а «охватят» со всех сторон. И не только руками. «На безрыбье» у нас очень даже просто из понятых угодить в свидетели, чтобы транзитом оттуда – в подозреваемые и обвиняемые.

Но дураков не сеют и не жнут. На десять умных всегда найдётся один д… «другой». Находится и сейчас. Этот «одиннадцатый» – ну, десять умных плюс он – лезет в машину, на американский манер тычет пальцами в сонную артерию клиента, и поднимает тревогу. Проще говоря: хай. Сбегается несколько человек (значительно больше разбегается – и во все стороны). Группа из трёх дураков – все умные уже рассредоточились – домогается полиции, и ей это удаётся. Насколько я разбираюсь в мимике, полиция фиксирует лишь то, что ей нечего зафиксировать. Кроме «тела в ассортименте». Дураков «вовлекают и охватывают», но по глупости они этого ещё не понимают. Понимание к ним придёт чуть позже – вместе с «группой товарищей» с подручными средствами. Уже там – «в отделе».

А сейчас их переполняет чувство гордости от сознания исполненного долга. Вскоре их переполнят другие чувства – и, как минимум, двое из этих общественников уже никогда не поддадутся «зову сердца». Избыток чувств восполнит недостаток мозгов – и все вместе они произведут на свет мысль: «Не лезь, куда не просят! А и просят – не лезь!»

В этот день я больше не вижу постоянных «гаражевладельцев» на нашей пешеходной дорожке. Возможно, их отвращает свежее пятно на асфальте. Даже не одно пятно, а несколько: клиент протёк всеми отверстиями, как естественными, так и дополнительно устроенными мной.

Только один человек сиротливо выписывает круги на месте происшествия: следователь. Судя по тому, что он один, я делаю единственно правильный вывод: товарища бросили. «Под танк». А это значит, что дело уже признано не имеющим перспективы – и товарищ просто «работает на объём»: собирает макулатуру. А уже это значит, что я могу совершенно успокоиться, и даже раньше следователя списать дело в архив. В архив своей памяти.

Но это не отменяет мыслей по Чернышевскому: «Что делать?». Ограничиться локальным успехом – или ступить на скользкую дорожку борьбы за справедливость? Ступая на неё, я должен отдавать себе отчёт в том, что работать мне придётся, как разведчику в тылу врага: кругом – только чужие. И каждый следующий мой шаг может стать последним. А ведь «всех не перестреляешь»! Эта публика растёт, как грибы-поганки: не надо и культивировать. Может, не стоит обременять себя плановыми заданиями, тем паче, взятием повышенных обязательств? Не лучше ли ограничиться работой «по ситуации», когда уже не будет ни терпежу, ни другого выхода, кроме выхода на дело и на клиента? Я ведь – не «сознательный борец за дело революции»: я – просто неравнодушный…

Глава третья

Я щёлкаю кнопкой ножа. Нет, я ещё не «на работе». Я всего лишь осматриваю орудие… И ещё раз «нет»: не преступления, а возмездия. И это – не вопрос терминологии. Это – принципиальное отличие. И осматриваю я не для того, чтобы попрощаться с ним. Надо быть последним дураком: это – не нож, а произведение искусства! Штучная работа. Как говорят в местах «не столь отдалённых» (попросту – далёких): «Перший сорт!». И, если, уж, не в моём кармане, то ему место – в музее! И не в музее истории МВД, а в Оружейной палате!

Достался он мне по случаю. Достался ещё до того, как меня окончательно «достали». Привёз я его из армии, из суровых мест, что «на самом краю Земли». Кстати – очень удобно: ищи концы… на краю! Как случился этот случай? Элементарно: если Шуре Балаганову довелось сидеть в ДОПРе вместе с источником информации о миллионах Корейко, то мне довелось лежать в госпитале вместе с одним доходягой, ни имени, ни лица которого я не помню. И не «уже» – а «сразу же, как только». Как только я вышел за ворота учреждения: «с глаз долой – из сердца вон». Тоже – очень удобно: как вспомнить то, чего и запомнить не успел?! Я и сам всегда стараюсь «так же глубоко западать в душу»: обоюдная короткая память – залог обоюдного долголетия.

Чем, уж, я приглянулся товарищу – не знаю. Но точно приглянулся. В солдатском госпитале скучно. Когда ни водки, ни карт, ни женщин, время коротается исключительно за разговорами. А я был мастер поговорить! Ещё, какой мастер! Я мог разговорить и «дипломированного молчуна»! А этого доходягу и разговаривать не надо было: сам напрашивался. Возможно потому, что недолго ему осталось. Как информировал меня коллектив, товарищ вовсю готовился встретить «тётеньку в белом». И не только вовсю —во всеоружии.

Вот так в одном из наших разговоров, не помню уже, иллюстрацией к чему, и появился этот нож. Нож был сработан умельцем-папой, который заодно числился рецидивистом. Конструкция была по-русски простой и эффективной. Главное, аппарат не давал сбою: проверили «на стенде». А вот спуск он давал отменно – чтобы уже не дать спуска никому. Не помню, как и почему, но я стал обладателем этого сувенира, который вовсе и не сувенир. Но я точно помню, что насилия при обретении прав я к товарищу не применял. Скорее всего, произошёл обоюдовыгодный обмен: моего доброго участия – на часть его добра.

Вскоре я убыл из госпиталя «согласно предписанию». Вместе с подарком убыл. Перед убытием я, как порядочный человек, зашёл попрощаться – и «попрощался»: товарищ намедни приказал всем нам долго жить. Не скажу, чтобы меня слишком огорчило это известие. Скажу больше: оно меня совсем не огорчило. Ведь парень отдал концы не только в землю, но и «в воду». Грех так говорить, но очень верное решение. Теперь – ищи-свищи! Всех сразу: его, меня, нашу связь, нож, изготовителя! А, если так, то ничего не было: ни меня – в связи с ним, ни его – в связи со мной! Не было и всего остального «согласно описи»! Я был свободен на все четыре стороны: ни в одной из них на мне не было «наколки»! А «аппарат» – это его духовное завещание нам всем – в моём лице!..

Я любовно поглаживаю устройство. Я испытываю к нему невыразимую симпатию. Нет, я, конечно, могу выразить – и даже «выразиться» – но по заслугам не воздам. Эта вещица даёт мне то, чего у меня никогда не было: уверенность в себе. Я ощутил её, ещё не видя устройства в деле. Для ощущений мне хватило и того, что я увидел «на стенде». Мне оставалось лишь посочувствовать стенду и тому, кто в будущем окажется на его месте. Ну, это так говорится: «посочувствовать». Мой клиент сочувствия не заслуживает. Он заслуживает лишь то, что получит. Уже получает.

Я проверяю боекомплект. Аппарат рассчитан на пять «выстрелов». «Благодетель» даровал мне устройство с полным боекомплектом и ещё обоймой впридачу. К сожалению, у этого устройства – такой же недостаток, как и у огнестрельного оружия: поражающее средство остаётся в объекте поражения. И, как и пулю, я не могу извлечь лезвие из клиента. А всё – потому, что устройство сработано на совесть. Система передачи усилия и пружина настолько эффективны, что лезвие пробивает грудь человека насквозь! Если бы у него было оперение, то мне пришлось бы хвататься за него, как за хвост жар-птицы! То есть: поди – поймай! Не выковыривать же его, в самом деле – тем более, на месте работы, когда дорога каждая секунда! При всём своём политическом мужестве, я неукоснительно следую девизу одного товарища, который сказал: «В нашем деле главное – вовремя смыться!»

Я так и вижу кривые ухмылки на лицах: так не бывает! Но господа критики плохо знают историю. И не только историю оружия, но и просто историю. Если я не ошибаюсь, фараон Аменхотеп Второй, сын Тутмоса Третьего, с расстояния в сто шагов из простого лука, простой стрелой с медным наконечником пробивал кованую медную пластину в три пальца толщиной! И не так, как это делал папа, который всего лишь «пробивался» наконечником на три пальца. Стрела, пущенная сыном, проходила насквозь и падала! А ведь я работаю с более совершенным устройством и не с расстояния в сто шагов!

Так как «стрелы» мои – расходный материал, передо мной сразу же встала задача: восполнить расход. И я пошёл по ключникам и базарам. Я мог, конечно, обратиться к знакомым слесарям – и мне бы не отказали. Но к ним могла обратиться и полиция – и им бы тоже не отказали. На этот раз – насчёт меня. Почему так мрачно? Ну, хотя бы потому, что при всей недееспособности современной полиции не стоит её совсем, уж, смешивать с дерьмом. Пусть даже она и есть оно. Для того чтобы додуматься до мысли установить изготовителя, не нужно оканчивать юрфак. Я мог быть спокоен за само устройство и «головной» боекомплект – но «местное пополнение» могло дать след ко мне. Как минимум, телевизор сегодняшние полицейские смотрят. А в нём показывают, что можно выяснить из характера сплава и способа изготовления.

Поэтому я и сделал выбор в пользу кустарей: ни я – их, ни они – меня. Тем более что к авансу я прилагал только параметры лезвия. Да и кустарей я выбрал иногородних: навестил соседние области. То есть, сделал всё, чтобы осложнить жизнь нашим, далеко не семи пядей, сыскарям. Потому что бережёного Бог бережёт. Вот так и я пополнился «боеприпасами».

Всё было бы хорошо, если бы не унификация метода. В моём деле унификация – это нехорошо. Даже, если я хорошо сработаю. А всё – потому, что сужается круг поиска. Меня, значит. Мелочь – а, гляди ты: сужает! Значит, нужен дублирующий вариант. И этот вариант мне надлежало выбрать самому. Сделать, то есть. Но спасибо «благодетелю» за то, что избавил меня от мук творчества. И я решительно встал на путь плагиата.

Встал я на него, усевшись за стол. За тот самый, за которым я и разобрал свой «карманный арбалет» на структурные элементы. Пришлось записывать последовательность операций: я не хотел, чтобы после обратной сборки у меня остались «лишние» детали. Почти ничего не меняя, я «переложил» схему на ещё более компактное устройство: пишущую ручку. Наше нехорошее время хорошо тем, что ручек сейчас – на любой вкус. И ни одна из них, как бы идиотски она ни выглядела, не вызывает не то, что подозрений: любопытства.

Мой «вкус» требовал обязательно толстой ручки – я и исполнил его требование. Вряд ли нужно объяснять, почему толстую: Кулибин из меня – … не Кулибин, и поэтому воспроизвести спусковой механизм «один в один» с оригиналом у меня не получилось. Потому что и не могло получиться.

Ну, да я ведь – не первый такой. Вон, даже наши ракетчики не могут воспроизвести «один в один» «американские трофеи»: всё время на выходе – лишние тонны и лишние метры. Так, что, я не только не спешу обсыпаться пеплом, но даже готов уступить его более «достойным товарищам». Весь – без остатка.

Но, как бы там ни было – а «катапульту» в ручку я не только загрузил, но и сделал работающей. При этом я «мимоходом», всё-таки, стал «немножко Кулибиным». Не от большого ума: от необходимости. Мне пришлось кое-что поменять в устройстве. Я ведь собирался использовать в ручке не ножи, а иглы. И не для того, чтобы пробивать ими корпуса. Под это дело я уже запасся «боевыми отравляющими веществами». Как запасся? Маленькая предыстория: когда я пытался стать бизнесменом, за что я только ни брался! Какие только товары не прошли через мои руки! Точнее – сквозь них. Потому, что, в основном – всё мимо. Мимо меня. Всё утекало, как вода – вместе с деньгами. Но кое-что, всё же, «прилипло». В числе этого «кое-чего» оказались «неликвиды» химического и органического происхождения: одно время на рынке «неофициальных услуг» на них был немалый спрос.

Откуда взялись «неликвиды»? Тоже, мне, вопрос: оттого, что ликвидировали всю «цепочку», от поставщика до получателя. А я был – «сбоку бантик», та самая «пятая нога», которая не нужна даже зайцу, не говоря уже о доблестных сыскарях. Поэтому я и остался в стороне – вместе с доверенным мне и так и не востребованным грузом. Товарищи мои как канули в небытие – так и не вернулись из него. Я сперва хотел мужественно избавиться от улик. Но шли дни – а за ними никто не шёл. И за мной – тоже. И тогда я решил: пусть лежат. Каши они не просят – а, глядишь, когда-нибудь и пригодятся! И, вот, кажется, такое время настало.

Да, такое коммерческое прошлое не красит «идейного борца». И меня бы не красило, будь я «идейным борцом». Но я – не «идейный» и даже не «борец»: см. выше! А ещё за меня – горой целых четыре товарища: «Горе от ума», Грибоедов, Чацкий и фраза «А судьи кто?». Так, что «не судите – да не судимы будете!» А то ведь «за мной не заржавеет»: «Скажи, кто я – скажу, кто ты!», как говорил товарищ Нерон!

Каюсь: в отличие от ножа, это устройство пришлось испытывать не «на стенде». Заодно ещё кое-что пришлось: взять грех на душу – вместе с чужой душой. Одно утешение: душа была крысиной. Нет, не в том смысле, что на радость мне человек оказался плохим. Душа была крысиной, потому что принадлежала крысе. Надо же мне было проверить работу устройства «в условиях, максимально приближенных к боевым»! Хочу сразу же обрадовать защитника живой природы… в себе: я не заставил крысу страдать. Она «отошла» тихо и без долгих проволочек. Это внушало оптимизм. Уж, если крыса – «номер один» выживания в экстремальных условиях – показала такую «скоропостижность», то, что говорить за человека! Отсюда – разве я не гуманист?! Даже по отношению к тем объектам работы, которых надо «провожать» исключительно через «колесо» и «железную деву»!

Кому-то на язык может напроситься вопрос: «Зачем такая экзотика: стреляющие ножи, иглы?» Вестимо, зачем: «для эффекту». Морально-психологического. А ещё – для конспирации: оригиналов искать труднее. Это тебе – не примитивный ушкуйник с топором. Оригинала надо искать не ногами, а головой. А с этим у сегодняшних «оперов» – большие проблемы: форма не соответствует содержанию.

Итак, я экипировался – и был готов к «выходу в поле». Далеко и выходить не требовалось: вот оно – только выгляни из окна! Широкое поле… моей деятельности! Но, как завещал нам один товарищ, поспешность нужна только при ловле блох. А ведь я собирался ловить клиента – и самому остаться неуловимым! Поэтому я ещё не определился с режимом работы – а уже нужно было определяться со страховочными мероприятиями.

Да, конечно, я могу «подбирать клиентуру» прямо из окна. Пока негодяев хватает. Но кроме негодяев, хватает и мозгов. И на них, и на всё прочее. В том числе – и на то, чтобы задуматься. Задуматься о том, насколько, всё же, верна установка: «не блуди там, где работаешь, не кради там, где живёшь!» Экономить на поисках – на свою задницу! В значении: искать приключения на неё же! И не просто искать: находить их!

Как пел Высоцкий, «объясняю популярно для невежд». Если я буду «работать по месту жительства», даже наши условные сыскари, пусть и не сразу, но «дойдут» – и до мысли, и до меня! А когда дойдут – то сузят круг поиска до нескольких домов! Отсюда – какой вывод? «Элементарно, Ватсон»: нужно сбить «мусоров» с панталыку, а заодно и со следа! То есть, «наставить их на путь истинный». А сделать это можно, только расширив географию трудовой деятельности. То есть, выйти за пределы «зоны кругового обзора». Аналогичными фактами, имевшими место в разных местах города, надо поставить… нет: загнать полицию в тупик! Только разными местами должны быть… действительно разные места! Не соседние улицы, не соседние микрорайоны – только соседние районы! Надо уводить подозрения сыскарей – вместе с их немногочисленными мозгами – подальше от места жительства!

Конечно, страховка – это отступление «от линии». Но без неё и «линии» никакой не будет! Да и страховка не отменяет задачи оптимизации негодяев «на дому». Чтобы они не портили вид и настроение. Надо совмещать! Надо работать параллельно! Надо успевать – для того, чтобы полиция успевала лишь регистрировать факты! Чтобы ни на что другое она никогда не успевала! «Значит, нам – туда дорога!» Ну, в соседний район, то есть. Нет, не прямо сейчас – в случае необходимости! Я ведь пока только решаю: решиться мне – или нет?

А, вот, как мне решиться – я и с этим ещё не решил. Ведь это, какой крест я на себя взваливаю! Даже не будучи «Дубровским» и «Робин Гудом», де-факто я «запишусь в соратники»! Но хватит ли меня одного? Да и нужно ли мне это? Ладно, я оптимизировал одного негодяя. Так, ведь он настолько измозолил мне глаза и душу, что сил никаких не было! Силы нашлись только на его оптимизацию. Ну, пусть у меня ещё имеется резерв по месту. Для страховки отработаю аналогичную клиентуру в других местах. Ну, и хватит! Это ведь – не подряд, а лёгкая профилактика! Я не ставлю перед собой глобальных задач. Я не собираюсь предъявлять к оплате всю скорбь человеческую!

Да, проблема есть. И проблема – серьёзная. Но мой взгляд на неё – локальный и предельно узкий: на ширину окна и кругового обзора. Главное, чтобы ни одна сволочь не мозолила мне глаза и не капала на душу! А в «Иисуса наоборот» – не Всепрощенца, а Непрощенца и Воздаятеля – я рядиться не собираюсь! Пардон – но это уже идеология. А мой интерес в этом деле – сугубо практический: если нет вас на меня, подонки – то нет и меня на вас! Не попадайтесь мне на глаза, не становитесь у меня на пути – и мы разойдёмся мирно! Я – не кровожадный. С меня достаточно и той крови, которая необходима для просветления в мозгах потенциальных клиентов. Не мешайте мне жить – и я не буду мешать вам! Не революционный подход? Так ведь я и не революционер! Я всего лишь убираю препятствия со своего пути! Не будь препятствием – и я тебя не уберу! За отсутствием надобности.

Значит, решено: я ещё не решился. Как это свойственно нам, «иванам»! Русский «авось»! – наш «модус вивенди» вместе с «модусом операнди»! Не делай сегодня то, что можно сделать завтра – и, как минимум, на день ты свободен от дел и мыслей. А, главное: ты свободен от необходимости принимать решение! Может, и в самом деле прав Иисус: «… не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своём: довольно для каждого дня своей заботы!». Если это – так, то этот еврей – настоящий русский!..

Глава четвёртая

Я иду по улице – и хорошего настроения, как не бывало: «кирпич» опять сломан, а пешеходные дорожки вновь оседлали «крутые». Значит – судьба, а попутно – не судьба. Судьба – на дело, не судьба – на диван. Я не делал выбор: у меня не осталось его. Да и не я выбирал, а меня. Рок сам выбрал меня. Выбрал на роль судьи и палача по совместительству. Так что все претензии – к нему. Но главную – к себе, господа «крутые». Потому что теперь я вынужден «производить» от этого слова: «накручивать хвоста», «откручивать головы», «выкручивать руки». То есть, поступать очень круто.

Увы: «не властны мы в самих себе». А если вы властны – то на свою задницу. Вот и пеняйте не на меня, а на завышенную самооценку. Теперь я не откладываю на завтра то, что можно сделать сегодня. Потому что это не можно, а нужно сделать! И именно сегодня, «пока свободою горим, пока сердца для чести живы»! А, если «ближе к земле» – пока у меня из всех «фронтальных» отверстий дым валит! Сейчас я – в самом творческом расположении духа, потому что решительно не расположен к этим товарищам!

В машине – трое. Объём работ – выше нормы, но «нет таких крепостей, которые не взяли бы большевики». Да и втроём клиенты не производят впечатления неприступного Измаила. Для начала я делаю рекогносцировку: определяюсь по месту. К сожалению, место – очень близко от моего окна. Но улица вновь оправдывает мои ожидания, «подрабатывая» местечковым переулком. И окна вселяют оптимизм: послеобеденная сиеста – святое время для алкашей и пенсионеров.

Подхожу к товарищам. Вежливо кланяюсь, а потом – также вежливо – «работаю немножко Ильичом»: простираю руку в сторону, пусть и сломанного, но всё же знака «Проезд воспрещён!». Народ оказывается понятливым – и повтора «сказанного» не требует. Вместо этого среди меня тут же начинается разъяснительная работа. «На первое» мне «указывают маршрут движения», конечный пункт которого – всего из трёх букв.

«На второе» все трое начинают выбираться из машины. Я тоже «включаюсь»: извлекаю из кармана «стрелялку». Нестрашный вид её вызывает страшный хохот. Присоединяюсь своей улыбкой. Ни дать, ни взять: «тёплая компания», хохочущая над скабрёзным анекдотом. «Дружки-товарищи» формата «не разлей вода»!

Но «разливать» всё равно придётся. Мне – из товарищей. Тем более что товарищи уже принялись оснащать себя дополнительными аргументами в уже начавшейся «дискуссии». Один из них «пополняется» разводным ключом, другой – охотничьей двустволкой, которую ему подсовывает заднее сиденье авто. Третий вооружается… текстом и кулаками. Я не возражаю: под такое дело оптимизация пойдёт за милую душу. Вместе с душами клиентов. Пойдёт так же легко, как водка – под хорошую закуску в хорошей компании. А эта компания – хорошая. Одним лишь тем, что совсем не хорошая. Подходящая компания. Для работы с ней.

Но затягивать с этим мероприятием не стоит. Поэтому я не даю товарищам «развернуться в боевые порядки» – и первым «открываю огонь на поражение». Товарищи ещё не успевают даже поразиться, как оказываются поражены. Все трое, один за другим, немедленно принимают участие в инсталляции на тему бессмертного творения Васнецова «После битвы Игоря Святославича с половцами». В «бюджетном варианте» – по причине недобора участников. Все, конечно – «в роли половцев». За собирательный образ русичей – тоже в «бюджетном варианте» – отрабатываю я. Потому, что правда – всегда за нами. Потому что мы – за неё. Горой и всем коллективом.

И тут опять чёрт меня дёргает под руку: «Нарисуй „кирпич“! Всё – под рукой: и „краска“, и „холст“! Ты оставишь след – но не наследишь! Помоги же понять непонятливым!» Соблазн велик – и не только величием соблазнителя. Но, задумавшись на мгновение – лимит! – я тактично, но решительно, «отвожу руку». По тем же доводам, что и в первый раз. Я и так уже «наследил»: второй случай за месяц, в десятке метров от первого и на ту же тему! Тут и безмозглый придёт к мысли, потому что она придёт к нему: «А случайно ли это?!»