Вираж судьбы

Оставалась одна проблема. Вырезанные три года жизни сказывались самым подлым образом на душевном комфорте. Я украла чужого мужа и чужое счастье. Просто так. Из любопытства.

Сегодня ровно год, как я нахожусь в пожизненной тюрьме не своей жизни. Сижу на полу в комнате. В ЕЕ комнате. Почему Силуэтке так необходим был сдвиг на год? Навязчивая идея понять доводила до исступления.

Я знаю, есть дневник. Всю жизнь его веду. С двенадцати лет.

Перетряхиваю фотографии, книги, вещи. В пыльной коробке, закинутой когда-то на антресоль, нахожу потертые тетрадки. Вот! Вот он! Наперстник заблудшей души! Привет, родной.

Вчитываюсь в знакомый почерк. Судорожно листаю. Трясусь от нетерпения.

Передо мной разворачиваются три года жизни. Моей неиспытанной судьбы. Сколько боли, сколько любви, и… мечта! У меня появилась мечта. Точнее у нее. Она хотела родить ребенка!

А вот еще кое-что.

«11.06.2012. Не знаю, куда деть эту адскую боль безысходности. Не могу жить. Врач говорит, что все очень плохо. И я никогда не смогу родить. Милый, любимый мой Влад. Как мне сказать тебе это? Как я посмотрю тебе в глаза?»

Картина проясняется. Она сделала два аборта. Как раз в тот злосчастный год, который ей так хотелось исключить из жизни. Трудный пазл поддался. Оставалась одна деталь – КАК? Как она попала в прошлое? Если это возможно, то…

Додумать не успеваю. Из дневника выпадает открытка. Та самая, новогодняя. Разворот испещрен мелкими круглыми буквами:

«Прости. За провокацию. За игру твоим обостренным чувством противоречия. Оно и мое тоже. С самого начала это была моя идея. Поменяться. Ты жаждешь знать, зачем?

Я ухожу. Ради Него. И дарю Ему тебя, а значит и счастье быть отцом. Заклинаю тебя, прошу, будь с Ним! Ты полюбишь. Поверь. Даже если сегодня этого еще не случилось.

Шанса выжить второй раз у меня не будет. Сознательно умолчу о перемещении во времени, чтобы ты не вздумала повторить этот смертельный кульбит. Думай только о настоящем!»

Строчки поплыли. Я начинаю задыхаться. Захлебываюсь волной подкатившей истерики. Чувствую, что теряю сознание…

Чертовщина какая-то

В приемной мэрии было тихо. Гул вентилятора создавал ауру напускной легкомысленности в столь серьезном учреждении. Поток прохлады будто напоминал посетителям – ничто человеческое представителям власти не чуждо, они так же потеют и страдают от жары, как и простые жители этого славного города. Кожаные диванчики в холле были пусты, прием посетителей еще не начался. Мэр города, Всеволод Иванович, наслаждался ароматным кофе с булочкой у себя в кабинете. Перед его глазами на письменном столе лежал журнал с кроссвордом, над которым он напряженно завис. В распахнутое окно незаметно проникал аромат летнего утра, обещавшего невыносимую жару.

Всеволод Иванович особенно любил две вещи – разгадывать кроссворды и принимать посетителей. И то, и другое он исполнял виртуозно. Заполнив последние шесть пустых клеточек словом "суккуб", мэр удовлетворенно вздохнул и захлопнул журнал. Над этим словом пришлось помучиться. "Демоническая сущность женского пола, нападающая на человека во сне". Седеющий, но достаточно подтянутый для своего возраста, мэр мечтательно потянулся в кресле, растопырив руки и ноги. Суставы в коленях громко щелкнули. Подойдя к окну, мэр выглянул во двор и полюбовался недавно приобретенным для нужд городской администрации новеньким лэнд ровером. «Боже, как же хорошо жить в любимом городе, где помнишь каждую подворотню, дым первой сигареты, кровь первой драки и поцелуй первой любви», – медленно перетекли романтические мысли закоренелого чиновника «из пустого в порожнее» – из свободного от любви сердца в опустошенную бессонницей голову.

Ровно в девять пришел первый посетитель. На бледном нервно подергивающимся лице было написано, что он битый час ждал на улице возле закрытых дверей, пока мэр допьет свой "мэрский" кофе. Многодетный отец, известный в городе скандалист и вымогатель, третий год судился с муниципальной властью за положенную ему четырехкомнатную квартиру. Длинный и сутулый, как уличный фонарный столб, посетитель не желал садиться на диванчик и ждать. Он рвался в бой:

– Позволите? – просочившись в кабинет, ядовитым тоном поинтересовался многодетный.

– Милости прошу, – добродушно согласился Всеволод Иванович.

– Я в который раз желаю поинтересоваться, – мгновенно вскипел многодетный, бледнея и покрываясь испариной, – доколе, я вас спрашиваю, мои дети будут ютиться на улице Коминтерна в общежитии, когда им положена квартира в новостройке на улице Пирогова?! Вы нам обеспечите человеческие условия, в конце-то концов?!

Мэр внимательно выслушал беспокойного гостя и вдруг спросил:

– Слушай, а ты знаешь, кто такой суккуб?

– Нет, и знать не желаю, и по какому праву вы мне тыкаете? – злобно ответил многодетный. Он устал стоять и уселся на стул.

– Была у меня одна дама, до сих пор вспоминаю с дрожью в сердце – глаза, талия, ну ты понимаешь…

– Вы мне зубы-то не заговаривайте, мне квартиру надо, у меня дети.

– Слушай, давно собираюсь спросить, – очнувшись от воспоминаний, сказал мэр, – Зачем ты столько детей настрогал, если жить негде? Нет, мне просто любопытно! Получишь жилье, а дальше? Думаешь, я не понимаю, чего ты мозг мне выгрызаешь? Да ты детей своих в глаза не видел уже года полтора, и живешь у сожительницы какой-нибудь. А жена твоя одна пятерых тянет, унижается за каждый рубль. Что ты права-то качаешь? Ведь получишь квартиру – тут же побежишь разводиться и делить имущество!

– У меня дети, – пытался возразить многодетный отец. Не найдя более весомых аргументов, поерзав немного на стуле, он ушел, хлопнув дверью.

– Сволочь! Лицемерная скотина, – обругал дверь Всеволод Иванович.

День неторопливо тянулся, одаривая главу города гостями. Пенсионеры, одинокие матери, работяги, бюджетники. Контингент однообразный, ничего впечатляющего. Но вдруг в кабинет вошла молодая особа явно не местного происхождения. Глава города встрепенулся, глаза загорелись неподдельным любопытством.

– Можно? – спросила она, оставаясь все еще в нерешительности.

– Милости прошу, да-да, проходите, присаживайтесь.

– Благодарю, – сказала девушка и села на краешек стула.

Всеволода Ивановича до костей пробирало желание узнать, что могло привести эту сказочную нимфу в скучный кабинет чиновника. Темные глаза незнакомки завораживали и манили в омут…

– Я пришла, чтобы предупредить, а точнее, попросить.

– Ко мне все приходят просить, знаете ли… С удовольствием помогу.

– Городу угрожает серьезная опасность.

– Апокалипсис? Я в курсе, – пошутил мэр, вспомнив, что как раз сегодня в мире ждали конца света.

– Я нашла дневник своей бабушки. Она была известной колдуньей… Я вообще наполовину цыганка. Так вот, там есть некоторые предупреждения. В ближайшее время в городе произойдет что-то невообразимо жуткое. Вы понимаете? – девушка сильно волновалась и говорила слишком быстро. Тонкие черты ее холеного нежного лица обострились.

– Не вполне, – Всеволод Иванович с наслаждением слушал ее слегка дрожащий голос, вглядывался в лицо, рассматривал узкие ладони с длинными тонкими пальцами, которые безумно хотелось целовать. У него возникло непреодолимое желание обнять незнакомку и сказать шепотом на ушко: "Милая, не бойся никаких бабушкиных сказок, я с тобой, я для тебя сделаю, что захочешь: умру, выживу, продам душу дья…"

Очарованный мэр слабо понимал смысл происходящего и ловил себя на непреодолимом желании соблазить эту чаровницу.

– Если вы не успеете принять меры, городу грозит катастрофа.

– Что же делать? Давайте спасать город вместе! – расплывшись в глупой улыбке, предложил Всеволод Иванович.

– Вы смеетесь, – грустно заметила она и замолчала, слегка смутившись.

Мэр вальяжно достал из ящика массивного письменного стола визитку и протянул девушке. Она выхватила ее и спешно выпорхнула из «ловушки».

Всеволод Иванович прошелся по кабинету и глянул в окно в надежде увидеть ее еще раз. Простоял у окна минут двадцать, но никто из здания не вышел.

"Чертовщина какая-то", – снова обругал дверь Всеволод Иванович.

Ночью мэру не спалось. Он снова и снова прокручивал странный разговор с цыганкой. А вдруг она не сумасшедшая? А вдруг это не бред? Почему он не выяснил все до конца? Что за беда, откуда придет? Толком ничего не понял и отпустил ее!

"Идиот, просто идиот", – ругал себя вконец истерзавшийся сомнениями глава города. Он чувствовал себя предателем, воображал страшные картины, как весь город скоро его возненавидит и пожелает отмщения. Мэру казалось, что вот-вот его объявят главным виновником страшной катастрофы, и он окажется один на один с разъяренной толпой "однообразного контингента". Жители бросятся бить его, выдавливать глаза, рвать тело в клочья…

"Очи черные, очи жгучие", – крутился в голове романс. Всеволод Иванович не заметил, как погрузился в болезненно-тревожный сон…

Тень огромной летучей мыши скользнула в спальню. Нежным голосом цыганской красавицы она тихонько позвала, распевно выводя в ночном полумраке странное имя: "Антоооооооонннннн, Антоооооонннн…" Во сне Всеволод Иванович этому не удивлялся. Появилась уверенность, что он действительно "Антон". «Цыганка почувствовала зов страсти и явилась», – думал он во сне.

Голос существа гипнотизировал, затуманивал сознание. Цыганка расправила над жаждущим любви перепончатые крылья и превратилась в обнаженную красавицу с бледной перламутровой кожей, изящным телом, извивающимся от вожделения. Она напала на обезумевшего мэра, словно голодный вампир, будто суккуб, измученный воздержанием. Желание покориться неминуемой лавине нарастало внутри, пульсировало напряженными сосудами, трепетало натянутыми нервами, готовыми порваться от неимоверного возбуждения.

Всеволод Иванович потерял голову. Трепетно прикасаясь к теплой гладкой коже своей возлюбленной, он пытался не торопиться и ловить восхитительные секунды, растягивая их, словно текучие, вязкие медовые нити, в долгие часы упоения. Он водил пальцами по изящной спине, улавливая малейшие изгибы, ощущая плавность каждой линии стройного тела.

Но вдруг в решающий момент в спальню ворвалась толпа людей!

Несколько десятков разъяренных граждан парой мощных ударов высадили дубовую дверь холеной опочивальни главы города и, невзирая на происходящее, выкрикивая проклятия и грязные ругательства, пригрозили немедленной расправой. Всеволод Иванович не сразу сообразил, что случилось. Впопыхах он завернулся в простыню и пытался нащупать хоть какую-нибудь одежду. Его громогласные «Прекратите!» и «Что здесь, черт побери, происходит!» тонули в какофонии сиплых чужих голосов.

Распутывая логические узлы истерзанных страхом мыслей, мэр вспомнил про цыганку и удивился, что она никак не реагировала на бред, который творился вокруг. Пошарив в полумраке по постели, он смог обнаружить только влажную плоть, не подающую признаки жизни. Влажную… Влажную? Почему столько влаги? Мэр не мог понять, почему вся постель стала настолько мокрой?! Инстинктивно сжав несколько складок одеяла в руке, он увидел темнеющую на фоне окон струйку, черную и густую, вязкую, словно кисель. Разметавшееся тело цыганки оказалось истерзанным и изорванным на куски. Из ее шеи выплескивались новые и новые потоки пульсирующей крови. Обыкновенной человеческой крови…

Язык прирос к небу от ужаса, из горла Всеволода Ивановича сам собой вырвался дикий животный рык. Мстители восприняли его как сигнал к атаке и с бешеной яростью принялись рубить и разрывать тело бывшего главы. От неукротимой боли Всеволод Иванович проснулся. Его выбросило на берег, как полудохлую медузу.

Вокруг было тихо. Ровный матовый свет заполнял большой зал, в центре которого оказался выпавший из кошмара мэр. Он почувствовал под собой твердую прохладную поверхность, похожую на операционный стол. Попытавшись шевельнуть рукой, мэр понял, что крепко привязан ремнями. Он был совершенно голым, к голове были подключены провода, в вены воткнуты катетеры. Вокруг стояли люди со скорбными лицами. Если бы они были в белых халатах, мэр был бы уверен, что он в больнице. Но люди были одеты строго официально.

Один из присутствующих, одетый особенно торжественно, в светло-горчичном костюме с галстуком-бабочкой под старчески отвисшим подбородком, произнес надрывно и излишне пафосно:

"Дорогие коллеги! Прошу вас обозначить мнение по поводу пациента номер 12344. Анамнез: тяжелая патология, отягощенная паранойей, в послужном списке десять расчлененных жертв сексуального насилилия. Больной утверждал, что в него вселялась демоническая сущность мужского пола, которая, находясь в нем, совершала изнасилования в изощренной форме. Пациента направили к нам для экспериментального лечения по технологии трансплантации личности. Автор и руководитель экспериментальной части исследования – молодая специалистка Жемчугова Роза Аркадьевна, – старичок с галстуком-бабочкой махнул рукой в сторону, где, судя по всему, должна была стоять молодая специалистка с революционным именем Роза, – Пациент прошел серию процедур, в результате которых произошла полная трансплантация новой личности, заранее смоделированной нейроархитекторами. Только что на ваших глазах завершен процесс виртуального погружения пациента в среду будущей жизнедеятельности. Наша с вами задача – осмыслить результаты и вынести решение, готов ли объект жить без ограничений в реальном социуме?"

Оглядев строгим начальственным взором переминавшихся с ноги на ногу коллег, главный в "бабочке" добавил: "Розочка, прошу, вам слово."

Озябший мэр разлепил отекшие тяжелые веки и посмотрел в потолок. Из глубины перевернутой вверх-ногами реальности на него смотрел истощенный, костлявый труп, вокруг которого столпились темноволосые, светловолосые, лысые и уложенные на все лады головы. Потолок состоял из квадратиков зеркала, отлично отражавшего новый сон, который готовился вот-вот стать страшной явью. Всеволод Иванович заметил отделившуюся от толпы стройную женскую фигуру и вздрогнул от неожиданности. Красавица-цыганка! Темные глаза, талия, руки… Она!

– Господа. Перед вами не просто маньяк-убийца, не просто психически больной человек. Вы наблюдаете уникальный продукт психотронных технологий нового поколения!

Изящная девушка, недавно скромно стучавшаяся в кабинет мэра, сейчас одухотворенно выступала. В ее голосе звенели стальные струны уверенности и преданности науке, продуктом которой оказался ничего не соображавший пациент, свалившийся с пъедестала главы города в низменную клоаку института психиатрии. – Настоящее имя больного – Антон Антонович Третьяков. Мы произвели полную замену личности! Теперь это уверенный лидер, уравновешенный логик, прожженный сноб. Задачей пробного виртуального погружения было определить, насколько новая личность прижилась и насколько вытеснен поврежденный психический контур. В процессе виртуального погружения пациенту смоделировали высокое социальное положение, накопленный опыт, искусственное прошлое и настоящее. Пациент прожил в виртуальной реальности одни сутки. Также были смоделированы статисты – жители города, с которыми пациент общался, согласно заложенной в него личности. Двое сотрудников были подключены к виртуальной реальности пациента в режиме текущего времени с целью анализа его поведения.

Это был наш главный гипнолог Адам Вольфович и я – руководитеь эксперимента.

Цыганка Роза поправила нитку жемчужных бус, и дотронулась до мочки уха. «Волнуется, моя хорошая», – с нежностью подумал мэр. Он ловил каждое ее слово, жест, направление взгляда. Она ученый?! Она создала модель личности и запихнула в его тело, как будто подушку в наволочку! Невероятно! То есть, он уже не был он, он был кто-то иной.

– Итак, коллеги, все понятно? Не будем терять драгоценное время. Роза, начнем с вас, раз уж вы уже на трибуне, – рулил обсуждением обладатель галстука-бабочки, – Вы общались с подопытным. Ваше мнение?

– Совершенно никакой перспективы, на мой взгляд, – упавшим голосом сказала Роза, продолжая теребить бусину, рискуя порвать нить, удерживающую два десятка великолепных молочно-белых шариков.

– То есть, номер 12344 подлежит утилизации, правильно я вас понял? – торжественно воскликнул лидер консилиума

– Однозначно.

– Ваши аргументы?

– Я пыталась сбить объект с накатанной схемы общения, намеренно затронула заблокированные зоны, ведущие к его прошлому. Дело в том, что одна из его жертв была цыганкой. Из-за нее жители города, возле которого находился табор, чуть не свершили самосуд. Но пациент смог скрыться от разъяренной толпы. В последствии он утверждал, что сидящий в нем демон узнал в юной красавице сородича – суккуба. Поэтому группа нейроархитекторов по моей просьбе внесла в проверочный вариант реальности слово "суккуб" в качестве части кроссворда. Тем самым я пыталась проверить заблокированную тему демонов на прочность. Но судя по сновидениям, последовавшим далее, стало понятно – заблокировать опасные зоны удалось лишь на уровне сознания. Подсознание пациента продолжало генерировать прежние навязчивые образы. Это поставило под серьезные сомнения весь результат трансплантации. Мое окончательное слово – объект категорически не подлежит дальнейшему внедрению в социум.

«Ах вот как, моя лисичка, вот что ты сделала! Все это спектакль, розыгрыш?! Ты манипулировала мной, да еще и виртуально! Умничка моя, прелесть, просто прелесть. Я псих! И меня конкретно лечат все эти отмороженные умники! Великолепные новости!» – силился мыслить логично Всеволод Иванович. Но делать это было тяжело, на мозг воздействовали нейролептики последнего поколения, затуманивая голову, обкуривая здравый смысл душным ядом. Он даже попытался дернуть рукой, чтобы вмазать стоявшему ближе лысому недорослику в синей водолазке по челюсти. Но ремни только сильнее сдавили напряженные жилы и мышцы подопытной плоти.

– Спасибо, Розочка, ваше слово для нас будет особенно значимым. Теперь попрошу высказаться Адама Вольфовича, нашего гениального гипнолога и провидца! Адамчик, прошу!

От толпы отделился высокий и чрезмерно худой ученый. Встав рядом с молодой специалисткой, он оказался на добрых три головы выше нее.

– Мое мнение не настолько категорично. Объект внимателен к моменту, хороший психолог. Умеет наладить контакт в нужной тональности. Все это неплохие предпосылки к… – нехотя начал свою речь гений гипноза, монотонно бубня скучные заумные слова.

– Подождите, ну как же! Вы ему про квартиру, а он вам про суккуба. Это называется "внимание к моменту"?! – взвилась Роза, – Да он же вспомнил одну из жертв, пока вы с ним ругались: была у него одна дама – глаза, талия! А это уже уровень сознания, дорогой мой!

– Прошло слишком мало времени. Подсознание блокируется долго. Я думаю, постепенно оно успокоится, и запретные образы уйдут в недоступные для новой личности слои. Не стоит торопиться с выводами. Свое мнение я выразил – шансы есть, – Адам подергивал головой, пережевывая каждое слово и выплевывая его, чтобы взяться за новое. Мэру он показался похожим на жирафа, обедающего эвкалиптовым кустом. Он даже не смог сдержаться и улыбнулся.

– Спасибо, Адамчик, спасибо! – продолжал тамада в «бабочке», – Голосуем, коллеги, времени мало – действие нейротоксинов заканчивается. Пациент уже все слышит. Мы рискуем довести его до истероидной агрессии или внезапного приступа паранойедального психоза.

Мэр удивился – его считали конкретным психом, причем опасным, судя по ужасу, промельнувшему в дебрях всей этой клоунады – нового кошмара наяву. «Если бы только это был тоже сон!..» Всеволод Иванович вспоминал запах кофе и вкус горячей булочки с маком и корицей… Он не мог поверить, что эти ощущения ему создали искусственно!

Ученые, столпившиеся вокруг стола, смотрели на привязанного, словно на вскрытый труп, и размышляли, куда его отослать, наконец: в ад или в рай. Некоторые смотрели ему в глаза, другие не могли и сверлили отрешенными взглядами синяк на его плече, катетер, торчащий из его вены, или прыщик у него на лбу. Лампы дневного света грозно гудели, обозначая важность момента, будто барабанная дробь, нагнетавшая страх перед смертельным номером.

– Кто за полную утилизацию материала? – бодрым голосом произнес главный в «бабочке», вскинув руку и глянув на часы.

Роза подняла руку, которую мэру было плохо видно на фоне яркого слепящего потолка, бъющего лампами в глаза. Но он рискнул повернуть голову, чтобы рассмотреть в последний раз ее тонкие длинные пальцы, которые мечтал целовать.

Множество других рук тоже взвилось вверх…

– Принято, – резанул напряженную тишину голос главного. В его руках откуда не возьмись блеснул большой шприц с ядовито-розовым содержимым. Ученый подошел вплотную к пациенту и воткнул иглу в пластиковую трубочку катетера.

«Чертовщина какая-то», – подумал обреченный пациент номер 12344, прежде чем провалиться в небытие…

Плюс, минус или ноль?

– Как ты думаешь, сколько людей сейчас чувствуют себя счастливыми?

– Ну, около трех с половиной миллиардов.

– А несчастными?

– Примерно столько же.

– Что же остальные?

– Ничего не чувствуют, потому что численность населения Земли около семи миллиардов.

Захар задумался, глядя на маленький светящийся глобус, подаренный когда-то Дедом Морозом по личному заказу под бой курантов. Захар чувствовал себя счастливым всего секунду назад, когда думал, сколько людей на свете счастливы! Но тут же расстроился, вспомнив про больных и одиноких. Папа Захара продолжал читать статью в журнале о глобальном потеплении и прогнозах на ближайшие сто лет в аспекте изменения климатических условий на планете. Папу беспокоили перспективы выращивания зерна и стратегических запасов в отечестве гораздо больше, чем процент счастья на душу населения. Маленькая кухня старенькой однокомнатной квартиры не вмещала больше двух желающих пофилософствовать в обществе чайника, поэтому мама удалилась в ванную заниматься бельем. О чем думала мама в ванной, никто не знал. Скорее всего о белье и стиральном порошке, которым следовало бы его постирать. О чем еще могут думать мамы?!

– Пап, а вот если учесть ось времени, тогда как?

– Что как?

– Ну вот минуту назад я чувствовал, что счастлив, а потом расстроился. И так же другие люди. Как тогда посчитать, сколько счастливых, а сколько несчастных?

Папа молчал, будто бы обдумывая сложный вопрос. Не спеша потянулся за чайником, подлил в остывший чай кипятку и посмотрел рассеянно на Захарку.

– Слушай, дорогой почемучка, ты уроки сделал?

– Ну пап!

– Сейчас на Земле  одним лишенным похода в кино станет больше!

Разочарованно промычав что-то вроде "Ну ты же обещал" и "Нам вообще мало задали", Захар побрел в комнату.

И все же, как посчитать, если люди каждую секунду чувствуют что-то новое? Мысль не отпускала и продолжала преследовать пытливый ум. Захар взял листок бумаги и нарисовал круг. Разделил его пополам. Если и правда существует баланс счастья, то как не учитывай, как не считай, всегда происходит компенсация счастья несчастьем! А если нет баланса? И как это вообще определить?

Захар встал и прошелся босиком по ковру от окна до двери, потом обратно. В окне все было серо-белым и холодным. Мелкая крупа сыпала с неба и покрывала человечество сбалансированным ощущением безысходности. Бездомный пес самозабвенно грыз что-то возле мусорки и был абсолютно счастлив! Посмотрев на него, Захар понял, что нельзя считать только людей. Собака также чувствует радость и печаль. Да и птица тоже. Значит все живое может быть в состоянии эмоционального плюса или минуса.

Эта мысль окончательно все запутала. Захар снова сел за письменный стол, за которым уроки делал еще его отец, если верить семейным легендам. Стертая в середине полировка некоторым образом это подтверждала, но вырезанное на оборотной стороне столешницы словечко несколько противоречило образу отца в глазах потомков. "Ни в чем нельзя быть уверенным до конца. И в счастье тоже", – думал Захарка.

Неожиданно в комнату вошла раскрасневшаяся мама. Она присела на диван и улыбнулась.

– Ну что, за уроки взялся? Умничка. Много задали?

– Не очень.

– Скоро обедом вас покормлю.

– Угу, – промычал сын.

– А когда освободишься, сходим погулять! Погодка-то сегодня какая!

– Дурацкая погода, по-моему, – огрызнулся Захар.

Он терпеть не мог, если заставляли идти на улицу. В выходные не хочется никуда идти. И так всю неделю приходится носиться по морозу то на шахматы, то на тренировку, то к другу, то в школу. Жить-то когда?

– Хорошо, посмотрим, – уклончиво сказала мама и отправилась к папе на кухню. Оттуда послышалось недовольное бурчание мужского голоса и шелест журнальных страниц.

Кот Мушкетер сбежал со своего теплого лежбища, устроенного почему-то на кухне прямо возле холодильника. То ли холодильник приятно грел его бок, то ли мысли о еде распаляли его воображение – доподлинно неизвестно. Кот упорно валялся прямо на проходе и соглашался сдвинуться с места только ради хозяйки – то ли из уважения, то ли из меркантильных соображений насчет обеда.