Охота на Лунина

– Он вообще, когда бывает, нас сильно разговорами не балует, – пожаловалась Мария Геннадиевна, – мы поначалу думали, что это он нас, прислугу, за людей не считает, а потом смотрим, он со всеми так общается. Молча. Ему порой брат говорит, говорит что-то, а он либо кивнет, если согласен, либо головой эдак мотнет из стороны в сторону, мол, не по нраву ему сказанное. А то и вовсе может не дослушать, развернуться посреди разговора и уйти. Он с сестрами такое частенько выделывает, особенно с младшей.

Почти час спустя одновременно прибыли дочери Фильченко. Обе они летели из Петербурга одним рейсом, и вполне логичным было то, что женщины решили взять одну машину такси на двоих (точнее, на троих – Наташа прилетела вместе со своим мужем Андреем), хотя, как показалось в очередной раз открывавшему калитку Николаю Федоровичу, идея была не очень удачной.

– Уж не знаю, что они там по дороге успели не поделить, – он с грустью покачал круглым лицом, – к нам из аэропорта ехать от силы минут пятнадцать, но разругались они вдрызг. Пока от машины до дома шли, не то что не разговаривали друг с другом, а словно никого рядом и вовсе не было.

– Но ведь они могли поссориться еще в самолете, – возразил Илья и тут же покраснел, поняв, что сморозил глупость.

– Стали бы они тогда в одну машину садиться, – вздохнул Красильников и заботливо предложил: – Может, все же коньячку немного? Для живости ума, так сказать. Вам же сегодня, как я понимаю, весь день разговоры разговаривать.

– Разговоры разговаривать и дела делать, – в тон ему отозвался Лунин. – Мне, если можно, еще чайку.

Позже всех, уже в сумерках, на своем автомобиле приехал живший в Среднегорске младший сын Игоря Владимировича. В ответ на замечание Ильи о том, что живущий поблизости Егор мог бы приехать и утром, в день торжества, Николай Федорович на мгновение задумался.

– Вроде оно и так, да только, похоже, Игорь Владимирович пожелал, чтобы праздник у них с самого утра начинался. А значит, к его пробуждению гости должны были уже собраться в гостиной и ожидать его с нетерпением.

– Так и было, – подтвердила Мария Геннадиевна, – я ведь там с рассвета по кухне хлопотала, чтобы все в лучшем виде было. А когда Игорь Владимирович с Яночкой стали по лестнице вниз спускаться, все уже стояли с шампанским, поздравления им выкрикивали, а Егор, тот так даже хлопушку запустил, мы чуть все не оглохли.

– Весело у вас, значит, было, – заключил Илья.

– Да как сказать, – пожала плечами Красильникова, – на этом, считай, все веселье и закончилось. Ну, перекусили они, позавтракали. Шампанского выпили, кто поменьше, кто побольше. Владимир, так тот почти разом бутылку выдул. Потом они всей толпой у бассейна на шезлонгах валялись. День теплый был, почти жаркий. Вот прям как сегодня. Это ж редкость какая, чтоб у нас последние дни лета такие выдались.

– Да уж, – неопределенно промычал Лунин, так что понять, с чем именно он выразил согласие, не представлялось возможным. – Я сейчас тоже кого-то возле бассейна видел.

– Да это Яночка, она любит на солнце погреться, – улыбнулась Мария Геннадиевна. – Так про что я там говорила? Ах да, провалялись они у бассейна до самого обеда, а после него и вовсе по своим комнатам разошлись. Только к пяти вечера оттуда и стали выбираться. Тут как раз Игорь Владимирович всех к себе в кабинет позвал, фотографироваться.

– И вас тоже?

– Меня-то с какой стати? Я в это время как раз ему поднос с кофе принесла, так он мне телефон в руку сунул и велел снимать, как они все по очереди с ним обнимаются. А потом, после всех, он с Яной сфотографировался. Скажу вам, таких шикарных пар в наших краях, почитай, и нет больше. Я даже не удержалась, на свой телефон пару снимков сделала. Ну а потом, в шесть, у них праздничный ужин начался, на лужайке, за домом. Ну мне, слава богу, самой готовить не пришлось, ради такого дела Игорь Владимирович из ресторана какого-то повара вызвал и официантов к нему в придачу. Так что мне только следить надо было, чтобы они по дому не шастали да не стащили чего.

– Ну и как? – полюбопытствал Илья, заинтересовавшись, что такого необычного мог приготовить специально приглашенный повар.

– Ничего, – сурово поджала губы Красильникова, – все цело осталось. У меня глаз наметанный, сразу вижу, если кто не тем делом занят.

Мария Геннадиевна пристально уставилась на Лунина, отчего он почувствовал себя вдруг крайне неуютно.

– Ну и как дальше развивались события? – смог наконец выдавить из себя Илья.

– Никак они не развивались, – отмахнулась женщина, – часа два за столами сидели, в тарелках ковырялись да музыку слушали. Я ж забыла сказать, еще и музыкантов пригласили. Музыканты, правда, были так себе. Песен совсем не пели, а играли все больше что-то грустное такое. Хотя, что с них взять? Вы мне сами скажите, ну разве на скрипке что приличное сыграть можно?

– Да уж, – неопределенно хмыкнул Лунин. – В общем, в тот день ничего интересного не было?

– Так оно и на следующий день ничего интересного не было, – усмехнулся Николай Федорович и тут же, спохватившись, поправился: – Ну, до самого вечера.

– Мы ж вообще поначалу думали, что наутро все разъезжаться начнут, – подхватила Мария Геннадиевна, – ан нет, Игорь Владимирович распорядился обед на всю толпу готовить и об ужине сразу подумать. Нам-то, конечно, он не объяснял, что к чему. Дал распоряжение, да и все. Это уже потом я краем уха ненароком услыхала, как остальные промеж собой переговариваются, что, мол, специально над ними измывается, мог бы свое объявление и пораньше сделать.

– И что за объявление? – заинтересовался Илья.

– Так а кто ж его теперь знает, – пожал плечами Николай Федорович, – вроде как он собирался вечером, после ужина, всех собрать и что-то им всем поведать. Вот только он, как поел, сразу к себе в кабинет ушел, а уж больше из того кабинета так и не вышел.

Заглянув на всякий случай в папку, Илья убедился, что правильно запомнил установленное экспертом время смерти Фильченко.

– Скажите, пожалуйста, – на всякий случай Лунин добродушно улыбнулся супругам, – а где вы сами находились в районе десяти вечера?

– Это на момент убийства, значит? – Один глаз Николая Федоровича почти закрылся в хитром прищуре, второй же пристально смотрел на следователя.

– Именно.

– Так во дворе и были, – не стала тянуть с ответом Мария Геннадиевна, – все во дворе были, так и мы тоже.

– Все во дворе были, – с сомнением повторил Лунин, – если все были, то кто же тогда… – Он замолчал, не закончив фразу.

Илья убрал в папку так и оставшиеся пустыми протоколы допроса.

– Получается, члены семьи в это время вас видели?

– Должны были, – задумчиво потер подбородок Красильников. – Мы, конечно, в сторонке ото всех стояли, поближе к кустам, к калине, вы мимо них сейчас проходили.

– Угу. – Илья вдруг почувствовал, что и у него самого подбородок неудержимо зачесался. – А скажите, отчего вдруг в десять вечера все на улице оказались? Игоря Владимировича ждали?

– Так ведь салют же запускали, – удивленно вытаращил на него глаза Николай Федорович, – все четко, как оговорено, ровно в десять. Хороший салют был.

– Фейерверк, – поправила мужа Мария Геннадиевна, – так себе, на мой взгляд. В том году было гораздо интереснее. У нас через участок председатель областного суда живет, Ляхницкий, так вот ему на юбилей фейерверк просто шикарный устроили.

– И сколько по времени длился этот фейерверк?

– В этом году или в том?

– В этом, – кивнул Лунин.

– Минут семь-восемь, – неуверенно отозвалась Красильникова, – может, даже чуть больше. Но все равно у Ляхницкого раза в два дольше все было.

– И вы уверены, что все эти восемь минут, или даже дольше, все родственники Игоря Владимировича так и находились во дворе?

– Ну вы скажете, – энергично замотал головой из стороны в сторону Николай Федорович, – мы ж по сторонам в это время не смотрели. Я как голову задрал, так, значит, и стоял все время, аж шея потом затекла.

– А собаки?

– Что – собаки? – переспросил Николай Федорович. – Может, и они салют смотрели, это у них надо спрашивать.

– Они в это время в вольере были заперты? – уточнил вопрос Лунин.

– Да с чего же? По двору они носились. Мы их запираем, только когда чужие приходят, уж больно нервно они на чужих реагируют, только и следи, чтоб не цапнули. Вот когда музыканты приезжали да эти, ресторанные, вот тогда мы их запирали, конечно. А так они все время бегают, охраняют.

– Ясно, – поднялся из-за стола Лунин. – Скажите, вот если бы вы это дело сами расследовали, то в первую очередь на кого подумали?

– Володька это, старший, – убежденно произнесла Мария Геннадиевна, прежде чем ее супруг успел открыть рот, – мне кажется, ему человека пришибить ничего не стоит. Да и из всех он самый гневливый.

– Не скажи, – наконец собрался с мыслями Николай Федорович. – А Наташкин муж? Я его как первый раз увидел три года назад, так он мне сразу не понравился. С гнильцой человек, только хитрый больно. Так что, в чем гниль его, не скажу, но что с гнильцой, это я точно чую. А уж Игорь Владимирович и подавно, у него на людей чутье всяко получше моего было. Он же не просто так с ним в этот приезд даже словом не перемолвился.

– Спасибо, – кивнул Лунин и, желая сделать супругам приятное, соврал: – Вы мне очень помогли.

Выйдя из домика Красильниковых, решительным шагом Илья направился в сторону главного здания. Миновав усыпанные красными гроздями заросли калины, Лунин замедлил шаг, а затем и вовсе в нерешительности остановился. Неожиданно в голову ему пришла мысль, что стройная фигура в белом купальнике, по-прежнему в одиночестве лежащая на одном из многочисленных шезлонгов, в настоящей момент является самым подходящим объектом для допроса. В пользу этой мысли было несколько весомых факторов. Во-первых, она была в поле зрения и, как показалось Илье, тоже обратила на него внимание, а значит, визуальный контакт уже установлен; во-вторых, женщина была у бассейна одна, из этого следовало, что откровенному разговору помешать никто не сможет. Третьим, но, возможно, самым весомым обстоятельством был раздельный купальник, две белоснежные полоски которого ярко выделялись на фоне безупречно загорелой кожи.

– Лунин Илья Олегович, следователь, – продемонстрировал удостоверение Лунин, пытаясь разглядеть глаза женщины сквозь темные дымчатые стекла очков в широкой оправе.

– А мне и показать-то вам нечего. – Лежащая на шезлонге женщина непринужденно потянулась, и Лунин с трудом смог отвести взгляд в сторону от ее туго обтянутой тонкой тканью груди.

– Ничего, – пробормотал Илья, усаживаясь на соседний шезлонг, – я и так увидел больше, чем мог рассчитывать.

– Как я понимаю, – Яна стремительно села, оказавшись с Луниным лицом к лицу, – увиденное не очень соответствует вашим ожиданиям? Убитая горем, заплаканная вдова, укутанная в черный платок. Это вас бы устроило больше?

– Ну почему, – вздохнул не ожидавший такой агрессии Лунин, – мне очень нравятся открытые купальники. А что, горем вы совсем не убиты?

– Ну почему, – передразнила его собеседница, – но я не хочу доставлять удовольствие своим деткам. Их, знаете ли, мои слезы очень порадуют.

– Вряд ли кто-то из присутствующих в доме зовет вас мамой.

– Вряд ли. – Яна кивнула и набросила на загорелые плечи полотенце.

– Судя по всему, симпатии обеих сторон взаимны.

– Вы почти правы. Ошибка в том, что сторон гораздо больше, и каждая из них, мягко говоря, недолюбливает все остальные.

– И в чем же причина?

Прежде чем ответить, Яна сняла очки, и Лунин заморгал от неожиданности. Он еще ни разу не встречал человека с настолько яркими голубыми глазами.

– Это называется борьба за место под солнцем. Каждый полагает, что кому-то другому тепла достается чуть больше, чем требуется, и уж, во всяком случае, больше, чем ему самому.

– А что, тепла действительно не хватало?

Яна пожала плечами:

– Я думаю, его просто было мало. Одинаково мало для всех.

– Поэтому в конце концов кто-то обратил свой гнев именно на источник этого тепла. Я правильно понимаю?

– Вот что значит разговаривать со следователем. – Яна усмехнулась и вновь улеглась на шезлонг, вытянув длинные, явно регулярно посещающие фитнес, ноги. – О чем бы ни шла беседа, а приходит она к покойнику.

– Это представляется весьма логичным, – с трудом оторвавшись от созерцания лежащих перед ним ног, Лунин перевел взгляд в сторону бассейна, – с учетом того, что следователь ведет беседу с убитой горем вдовой на следующий день после убийства, да еще и рядом с домом, в котором совершено преступление.

– Может быть, вы и правы. – Яна равнодушно пожала плечами.

– Я правильно понимаю, что в момент совершения преступления вы были во дворе вместе со всеми?

– Правильно, – коротко согласилась вдова.

– Скажите, а почему вы не позвали мужа посмотреть салют?

– Фейерверк? В отличие от нас от всех он не любитель шумных мероприятий, он даже музыку слушает только классическую. – Вновь скрыв глаза за стеклами темных очков, Яна еле слышно прошептала: – Слушал.

– А кто первым обнаружил Игоря Владимировича после того, – заметив, как Яна нервно покусывает нижнюю губу, Лунин решил немного смягчить терминологию, – после того, как все случилось.

– Все случилось, – пробормотала Фильченко, – выражение-то какое! Ведь и правда в жизни Игоря уже все случилось. Все остальное, те же похороны или это ваше дурацкое расследование, будет, даже если с его участием, но уже не в его жизни.

– Почему же дурацкое? – обиделся Илья.

– Нашел его Володя, – Яна проигнорировала обиду Лунина, – точнее, Володя и Наташа, они вместе зашли в кабинет Игоря. Мы все ждали, что Игорь выйдет сразу после того, как вся эта канонада утихнет, но он не появлялся, вот они и решили подняться наверх.

– А они не могли, – Илья на мгновение замешкался, – вместе…

– Нет, – перебила его Яна. – Вместе они не могли. Они и наверх-то пошли, будет правильнее сказать, не вместе, а одновременно. Чтобы никто случайно ближе к теплу не оказался. Да и потом, когда они еще только поднимались по лестнице, я уже зашла в гостиную. Прошла буквально секунда, а затем раздался такой истошный вопль, что я даже вначале не поняла, что это кричит Наташка. Я сразу побежала наверх, точнее, побежали мы все, в дом как раз вошли Егор и Оксана. Лестница у нас достаточно широкая, так что к двери кабинета мы подбежали почти одновременно. Наташка сидела на полу, закрыв лицо руками, и мотала головой. Туда-сюда, туда-сюда. Без остановки. Когда я зашла в кабинет, вначале увидела только Володину спину. Он сидел на корточках, замерев, словно к чему-то прислушивался, потом поднялся и сделал шаг в мою сторону. Я хотела подойти ближе, но Володя схватил меня и стал говорить, что здесь произошло убийство, что подходить ближе нельзя, что мы можем затоптать какие-то следы. Наверное, он говорил все правильно, только я никак не могла понять, почему я не могу подойти к своему мужу, которому плохо, который лежит на полу, в луже крови и ждет, когда я приду к нему и помогу, вытру эту кровь, забинтую голову, посажу в кресло.

Лицо Яны, наполовину укрытое под темными стеклами, казалось по-прежнему невозмутимым, эмоции выдавал только начавший дрожать голос.

– Володя схватил меня за руку, и тогда я его ударила по лицу. Не так, как обычно показывают, как бьют женщины. Кулаком. Так что вы, когда его увидите, лучше не спрашивайте, кто ему глаз подбил.

– И что потом? – не захотел уходить от основной темы Лунин.

– А что потом? Потом Володя назвал меня дурой, вытащил за дверь и выгнал всех остальных. Вызвали полицию, и так толпой сидели под дверью, пока полицейские не приехали.

– Насколько я знаю, камеры наблюдения в доме были выключены. Скажите, Яна, – Лунин впервые назвал свою собеседницу по имени, – кто имел доступ к управлению камерами?

Фильченко немного помедлила с ответом.

– Знаете, сейчас мне уже кажется, что все имели. Сервер установлен на первом этаже, в гардеробе.

– В гардеробе? – удивился Илья.

– Мы так называем комнату для сезонной одежды. Сервер стоит в отдельном шкафу, внешне ничем не отличающемся от всех остальных.

– И что, он не запирается?

– Запирается, но там замок напоминает тот, что стоит у меня в шкафчике в фитнес-клубе.

– И что там, плохие шкафчики? – заинтересовался Лунин, вспомнив про подаренный ему абонемент.

– Обыкновенные, – пожала плечами Яна, – вот только один раз я ухитрилась потерять ключ. Пришел мастер и открыл замок обычной отверткой. Мне кажется, что с сервером примерно та же история. Ну а про то, где он находится, это и так всем известно, большого секрета не было.

– Тогда еще вопрос: кто, по-вашему, из присутствующих в доме мог желать смерти вашему супругу?

– Все, – коротко бросила в ответ Фильченко. – У него был очень тяжелый характер. Очень. Я сама порой горела желанием огреть его по башке чем-нибудь тяжелым, когда он начинал свои бесконечные нравоучения.

– Даже так? – хмыкнул Лунин, глядя на сильные, тренированные руки лежащей на шезлонге женщины.

– Даже. Но только не в тот день, не в те два дня, если быть точнее.

– И чем же эти дни были уникальны?

– Разве вы не понимаете? – Приподнявшись на локтях, она повернула голову так, что Илья мог любоваться сразу двумя собственными отражениями в темных стеклах ее очков.

Немного подумав, Илья отрицательно покачал головой.

– Это же очевидно. Приехали дети, – она саркастично усмехнулась, – все его дети. И в эти дни он из кожи вон лез, чтобы показать, как у нас с ним все замечательно и как сильно он меня любит.

– А на самом деле?

– На самом деле у нас все, как у любой пары, прожившей десять лет вместе. Мы знаем друг о друге гораздо больше, чем десять лет назад. Возможно, больше, чем хотелось бы. Как написано в одной умной книге: «Во многих знаниях многие печали».

– И все же, если исходить из того, что преступление совершил кто-то из смотревших фейерверк, кого бы вы назвали? Можно без объяснений, наугад.

Яна долго молчала. Потеряв всякую надежду получить от нее ответ, Лунин встал, намереваясь направиться к дому.

– Игорь мог любого довести до белого каления, так что сцепиться с ним мог кто угодно. – Яна вновь сняла очки, и Лунину вновь представилась возможность полюбоваться необычным цветом ее глаз. – Другое дело, что настоящих ссор, так, чтобы с шумом, криками, в тот вечер и не было. Значит, кто-то вспомнил старые обиды. Самой памятливой из нас из всех всегда была Ксюша. Но я не хотела бы плодить домыслы, мне кажется, это не совсем корректно. Думаю, вы и сами можете расспросить ее об отношениях с отцом.

– Я понял, – кивнул Илья, затем, немного поколебавшись, добавил: – Правда, не все. Скажите, если годовщину свадьбы вы отмечали позавчера, то почему фейерверк был на день позже?

– С чего вы взяли, что фейерверк был у нас? – Яна удивленно приподняла брови. – Мы сами никогда не устраиваем. У Игоря был обостренный слух, чересчур обостренный, он даже по этому поводу консультировался с врачами, правда, безрезультатно. Любые слишком громкие звуки причиняли ему буквально физическую боль. Так что если кто-то из соседей устраивал канонаду, Игорь всегда уходил в свой кабинет, у него там хорошая звукоизоляция.

– Странно, – нахмурился Лунин, – ваши работники сказали мне, что фейерверк был запланирован на десять вечера и начался точно по графику.

– Так и есть, запланирован, только не нами, соседом. – Яна махнула рукой в сторону кирпичного забора. – У нас в поселке есть своя группа в вайбере. Когда кто-то устраивает шумные вечеринки, а тем более какие-то представления, принято предупреждать всех заранее. Во-первых, это вежливо, а во-вторых, вдруг кто-то захочет выйти и посмотреть. У нас здесь обычно неплохие салюты устраивают, не хуже, чем на день города.

– Не сомневаюсь, – вздохнул Илья и, на всякий случай, добавил: – Вы мне очень помогли.

Проходя мимо бассейна, Лунин не удержался и, наклонившись, коснулся воды рукой. Хотя день был солнечным, вода показалась ему достаточно прохладной. Сделав еще несколько шагов в сторону дома, Илья услышал у себя за спиной громкий плеск. Обернувшись, он увидел, что на шезлонге никого нет. Плывущую под водой Яну с такого расстояния ему видно не было. Конечно, можно было немного постоять и дождаться того момента, когда она вынырнет: наверняка она очень эффектно выглядела с мокрыми волосами и в мокром купальнике. Покрепче прижав к себе папку с бланками протоколов допросов, Илья зашагал по каменным плитам садовой дорожки.

Глава 4,

очень длинная, в которой Лунин наконец понимает, какой должна быть настоящая дружная семья

Поднявшись по ступеням крыльца и потянув на себя входную дверь, Лунин нос к носу столкнулся с уже знакомым ему любителем кофе.

– Очень хорошо, что вы здесь. – Илья преградил путь сержанту. – Соберите всех, кто есть в доме, в гостиной.

– А… – хотел было что-то ответить полицейский.

– А остальных не надо, с ними я уже поговорил, – опередил его Лунин. – Зовите, а я подожду их внизу.

Молча кивнув, сержант развернулся и, с удивившей Лунина поспешностью, скрылся в глубине дома. Последовав за ним, Илья оказался в просторном холле и огляделся по сторонам. Прямо перед ним, поблескивая стеклом и нержавеющей сталью, уходила наверх причудливая лестница, на первый, наверняка обманчивый, взгляд казавшаяся чересчур хрупкой и ненадежной; справа сквозь широкий проем виднелась часть гостиной; слева же в стене темнели три стеклянных прямоугольника закрытых дверей. Открыв первую из них, Лунин заглянул в помещение не очень большое, но вполне комфортное для того, чтобы, придя в дом, скинуть с себя верхнюю одежду или грязную обувь. Вторая комната, значительно просторнее, очевидно, и была тем самым гардеробом, о котором говорила Яна. Вдоль всех четырех стен тянулись к потолку дверцы высоких шкафов, большая часть из которых были зеркальными, что позволяло, выбирая наряд, видеть себя одновременно со всех сторон. За какой из дверей скрывался кем-то выключенный сервер, Лунин узнать не успел. Послышался топот нескольких быстро спускающихся по лестнице человек и громкие, о чем-то спорящие голоса. Быстро вернувшись в холл, Илья смог убедиться, что полупрозрачная лестница достаточно надежна, во всяком случае, она без каких-либо заметных усилий выдерживала вес четырех спускающихся по ней мужчин и двух женщин. Увидев Лунина, мужчина, шедший первым, ускорился и, сбежав по стеклянным ступеням, доложил:

– Всех собрал, привел.

Илья взглянул на родственников убитого Фильченко. Они все отчего-то остановились прямо на лестнице и теперь молча разглядывали следователя, глядя на него сверху вниз.

– Мне кажется, если вы спуститесь, нам всем будет удобнее, – предложил Лунин и первым направился в сторону гостиной.

Войдя в просторную, на взгляд Ильи, просто огромную комнату со вторым светом, он с любопытством оглядел лежащую на полу шкуру белого медведя и поспешил занять просторное кожаное кресло, стоящее в углу гостиной, недалеко от камина, больше напоминающего зависшую в воздухе летающую тарелку, чем источник тепла. Илья, не зная, чем занять время, пока члены семейства Фильченко рассаживаются по комнате, привычно уткнулся носом в папку с бумагами, делая вид, что изучает документы. На самом деле он украдкой подглядывал за родственниками убитого, пытаясь понять, в каких отношениях друг с другом они находятся. Ни к какому выводу он прийти не смог, каждый из вошедших в комнату расположился отдельно от остальных. Оксана заняла такое, как у Лунина, кресло, стоящее с другой стороны от поблескивающего нержавеющей сталью камина. Егор плюхнулся на огромный бесформенный мешок, набитый чем-то шуршащим и обтянутый тканью, испещренной изображениями английского флага. Владимир остался стоять, скрестив на груди руки и прислонившись широким плечом к мощной каменной колонне, уходящей на несколько метров вверх, прямо под крышу здания. Исключение из всеобщей любви к одиночеству составили лишь двое – младшая дочь Игоря Владимировича Наташа и ее муж Андрей. При этом Илье показалось, что и супруги не очень стремятся к максимальной близости. Во всяком случае, они уселись с противоположных концов огромного дивана, так что между ними могли запросто уместиться все остальные члены мрачно взирающего на Лунина семейства.

Разглядывая собравшихся в комнате людей, Лунин подумал о том, что гены отца совсем не сказались на внешности его потомков. Во всяком случае, никто из детей Игоря Владимировича на него похож не был. Трудно было предположить, как выглядела первая жена покойного Фильченко, но, очевидно, двое старших детей пошли именно в нее. Ширококостные, с тяжелыми, несколько грубоватыми чертами лица, широкими густыми бровями, из-под которых на Лунина мрачно смотрели черные, пристально следящие за каждым его движением, глаза. Младшие дети убитого были полной противоположностью старшим. Худощавые, с тонкими запястьями и длинными нервными пальцами, которые то замирали на несколько мгновений на коленях, то начинали беззвучно наигрывать непонятную Лунину мелодию, один за другим приподнимаясь, а затем падая вниз и нанося удар по несуществующим клавишам. Голова Наташи, несмотря на ее худобу, показалась Лунину непропорционально маленькой. На узком бледном лице выделялись губы, накрашенные, по мнению Ильи, чересчур яркой помадой, и нос, слишком крупный для женщины, особенно столь тщедушной. В целом Наташа напоминала курицу, но не ту упитанную несушку, которая неторопливо разгуливает по деревенскому двору, а то бледное, бездыханное и уже общипанное создание, которое остается только разделать, расфасовать в подложки и пометить этикетками: грудка куриная с кожей, окорочка, бедрышки. Хотя, какие уж там грудки и окорочка? Илья вздохнул, отводя взгляд в сторону, – суповой набор разве что.