Синий маяк

– Не пускай здесь кровь, – даю я совет, – мало ли, кого приманишь!

Этот резон действует. Лезвие немного отодвигается и застывает, чуть подрагивая, на уровне моих глаз.

– Кто ты такой? – спрашивает суровый незнакомец. – Я давно иду по твоим знакам, имей в виду.

И что тут иметь в виду? Отдельные слова я разбираю, но суть ускользает. У незнакомца странный выговор. У него или у неё. Мне думается, это ребёнок.

– Я живу на маяке, – отвечаю я как можно яснее, – я впервые ушёл с берега. Знаки рисовал, чтобы не заблудиться.

Фигурка – наверное, это всё-таки девочка – прячет шампур в ножны у себя за спиной и делает шаг назад.

– Маяков не осталось, – заявляет она.

– Один остался. На краю песчаной косы.

– Там только сухая сосна.

Что? А!

– Это он и есть, – объясняю я. И заодно сам это понимаю.

Девочка подозрительно щурится.

– Выходит, ты волшебник?

– Само собой, – подтверждаю я, косясь на шампур, – а то как бы я зажигал маяк?

Мне не терпится разузнать про Эйку, но как бы не обострить этим отношения. Трудно угадать намерения по замотанному лицу незнакомки. Мне кажется, она пребывает в смешанных чувствах, но в итоге нехотя предлагает:

– Если хочешь, идём со мной. Повидаешься с другими… Людьми. Или останешься тут, пока не занесёт песком?

Не то чтобы этот городской житель вызывал большое доверие, но я так давно мечтал встретить живую душу! В конце концов, что они мне сделают? Не покусают же! Прикончить могут, но с этим не угадаешь.

– Зачем вам волшебник? – интересуюсь я, свернув в боковой переулок следом за моим проводником.

Сам я ни разу не отклонялся от основной дороги из опасения заплутать. Улочки такие узкие, что неба не видно, а дверные проёмы попадаются редко. Но мой спутник легко находит уцелевшие мосты и хитрые проходы под каменными арками, до половины засыпанными песком.

– Я не стану отвечать, чтобы не наболтать лишнего, – разделывается он сразу со всеми вопросами. И ныряет в очередную щель.

Как бы и мне туда протиснуться с моим мешком? Ребёнок выражает недовольство нетерпеливым сопением, а потом проводит меня сразу сквозь несколько домов. Пока мы бредём по длинному гулкому коридору, я пытаюсь наладить диалог, но поводырь упрямо молчит. Кажется, это всё-таки мальчик. Убежать от него – не убежишь. А если убежишь, всё равно он про меня расскажет кому-нибудь, и те уже выследят. Ну что – прибить его? Связать и таскать с собой в надежде, что никому больше не попадусь? Тогда уже точно отступать будет некуда.

В очередной полутёмной комнате мой спутник несколько раз переходит от одного окна к другому, ничего не объясняя.

– Смеркается, – предупреждаю я, – если нам ещё далеко, пора подыскать ночлег. Оборотни всё равно не дадут идти ночью.

Он смотрит с недоумением, а меня посещает тревожное чувство, что один из нас не в себе.

– Чёрные волки, – поясняю я на всякий случай, – или тебе не приходилось их видеть?

– Приходилось, – отвечает он с двойным недоумением, – глаза у меня в порядке! Поэтому мы начнём бежать от этого окна. Иначе не успеем. А ты точно волшебник?

– А ты? – спрашиваю я в ответ.

Он медленно качает головой – нет. Видно, ему на нашем острове ещё веселее, чем мне.

– Есть хочешь? – вздыхаю я.

Он неопределённо поводит плечами:

– Все хотят.

– Джем будешь?

Про джем он не понимает. Но я достаю одну банку, потом другую – с крольчатиной (не ведаю, что за зверь) и стараюсь убедить своим примером, что содержимое съедобно. Мальчик не убеждается. Действительно, что подходит для одних, для других – отрава. Помедлив, он решает взять на кончик ножа немного оранжевой кашицы и всё-таки убирает от лица тряпку. Пожалуй, передо мной девочка.

Пока садится солнце, она уплетает запасы из банок, а я устраиваюсь в оконном проёме и наблюдаю за улицей. Чёрные вот-вот нагрянут и окажутся совсем близко. Стоит ли так откровенно подставляться и доверять ребёнку? На душе всё неспокойнее, и когда девчушка пихает меня под локоть, чтобы вернуть припасы, я хмуро отмахиваюсь.

– Да ты что! – пугается она. – Давай тебе мясо, а мне варенье.

– Давай, – соглашаюсь я со вздохом, – Не объяснишь, чего мы дожидаемся?

– Утра, – объясняет она, чуть подняв белёсые брови, – ложись, я подежурю.

– А дежурить зачем? – теперь уже я удивляюсь. – У меня есть будильник. Заведём и спать ляжем.

Про будильник незнакомке понятно, и, немного поколебавшись, она соглашается лечь. Но заворачиваться в мой плащ наотрез отказывается. Магия какая-то неведомая, ну её! Ну, так ну. На всякий случай я размещаюсь между окном и недоверчивым ребёнком— вдруг чёрные полезут? Чёрные уже несутся мимо нескончаемой свирепой рекой. Рычат, грызутся, но нас не трогают.

Только перед рассветом становится тише, но весёлая механическая трель не даёт разлёживаться. Я тянусь, чтобы прекратить это дребезжание, и едва не лишаюсь руки – косматая морда внезапно заглядывает в окно. Я застываю, а девочка кидается ко мне и ударяет по будильнику. Звон обрывается, и оборотень теряет к нам интерес. Должно быть, на звук среагировал. Вот же свихнутое место!

– Пора! Да вставай же – не успеем, – бормочет моя спутница, запихивая в капюшон свои песчаные волосы.

– Куда? – поражаюсь я.

– За мной беги, – она бросает будильник в мешок, а мешок швыряет мне, – скорее, а то порвут!

Твою же…

– Умеешь быстро бегать? – запоздало справляется она, пока мы несёмся через двор.

Разумеется, я умею бегать. Особенно если могут растерзать. Но за ней я поспеваю с трудом. Или за ним. Мне внезапно надоедает гадать.

– Как твоё имя? – спрашиваю я, когда мы на секунду останавливаемся за углом.

Отлично – он опять смотрит с подозрением! Тут-то что подозрительного?

– Сейчас, – в голосе моего провожатого звучит серьёзность приказа. – Мы что есть мочи бежим вон туда. Не оглядывайся. И не падай.

Туда – это шагов сто по песку, а солнце не встало, и укрыться негде. Впереди только стена с каменной лесенкой, а дальше гладкая площадь. И слишком далеко до домов. Но ребёнок подрывается с места, не дождавшись первого луча и не оставив мне выбора. Волки пока что в дальнем конце улицы. Мы успеваем домчаться до стены, взлетаем по ступеням, и мальчишка испускает горестный вопль:

– Ведь был же мост!

Похоже, тут текла речка. Даже не речка – ручей. Но русло давно пересохло, на дне видны обломки перил.

– Назад давай, – командует мой провожатый, но я не двигаюсь.

Куда – назад? Твари роятся под стеной! Я надеюсь, что лестница для них недоступна, но в этот раз везёт им, а не нам. Один волк, а за ним и второй начинают взбираться наверх. Медленно и неуверенно, словно у них под лапами что-то шаткое или раскалённое.

Мальчик рядом со мной швыряет в них осколками кирпичей. Волки отскакивают назад, но не уходят.

– Дай руку, попробую спустить тебя вниз, – я указываю на бывший ручей, и глаза моего спутника округляются. Нет, всё-таки девочка.

– Ты что! – содрогается она. – Потонем!

А! То есть мы до сих пор в лесу. Если верить её зрению. А если верить моему, до рассвета мы не дотянем.

– Ты же волшебник! – напоминает она, отбивая ногой камень.

– По-твоему, на тот берег они не сунутся?

Звери быстро наглеют, теперь уже целый десяток карабкается к нам. Они пригибаются под ударами камней, но назад не поворачивают. Их собратья мечутся вдоль стены с нетерпеливым рычанием.

– Разумеется, не сунутся! – убеждённо подтверждает мой спутник.

Чудно. Я спихиваю на волков груду щебня, и хватаю загадочного ребёнка поперёк туловища. От неожиданности он начинает вопить и брыкаться, даже пытается достать свой шампур, но я швыряю его на другую сторону. Добросовестно заточенное лезвие чиркает меня по щеке, и волки оживляются, почуяв кровь. Я достаю нож – тот, что подлиннее – но не могу решить, куда прыгать: вниз или на тот берег? Так и так поломаешь ноги. И проводник, как назло, пропал! Хотя куда бы ему деться? Там голый пустырь!

Больше я ни о чём не успеваю подумать: чёрная тень бросается на меня из предрассветной мглы, и мы катимся с лестницы. От удара головой в глазах темнеет, но всё же я успеваю воткнуть нож. Почему-то лезвие проходит сквозь воздух, и вместо утра настаёт кромешная ночь.

Глава 4

Я прихожу в себя у подножия лестницы. И, по-моему, не совсем в себя, я себя как-то не чувствую. Рот полон крови, перед глазами колышется алый туман, правое плечо горит огнём. И волки здесь. То есть они уже не волки, а… А ещё неизвестно, что хуже. Теперь стало понятно, почему я не попал ножом в зверя! И хорошо, что не попал. Нож отобрали и уже вытряхивают мешок. Вся свора разбежалась, кроме десятерых. У них звериные движения, оранжевые глаза, чёрные всклокоченные волосы и куртки из волчьего меха. Прочая одежда тоже связана из собственной шерсти.

Туман перед глазами обращается розовой рассветной дымкой, но голова всё равно трещит. И на меня опять направляют меч. О! Сразу пять мечей! Клинки из иссиня-чёрного металла пугают одним видом. Угрюмые люди о чём-то спрашивают, но я не разбираю слов. То ли оглох, то ли опять новый язык: гул, глухое ворчание – и ни тени смысла. Поневоле я сосредотачиваю внимание на самом свирепом оборотне. Это вожак, судя по тому, что у него шрам через всё лицо, и только один глаз, и скалится он особенно выразительно. В этот момент остальные замолкают в почтении и избегают встречаться с ним взглядами.

Но я не могу отвернуться, потому что в руке у него единственная вещь, которую я не готов уступить. Одноглазый оставляет надежду со мной договориться и показывает жестами, что я должен взять у него Перо. Мечи при этом придвигаются ближе, а я трясу головой – спасибо, обойдусь. Получаю кулаком в челюсть, и Перо подсовывают снова.

Они, видимо, хотят, чтобы я что-то сделал. Но если сделаю не так, меня убьют. Идея неплоха, но непонятна. Для понимания я медленно повторяю заклинание с хитрой загогулиной на конце. Золотистые знаки тают в воздухе, и Перо опять отбирают. Вся десятка начинает горячо спорить, опасно размахивая мечами. Они не хотят верить, что я волшебник, им не нравится, что я волшебник, надо меня зарубить и сбросить в канал.

– Не надо, – возражаю я, поспешно сглотнув кровь, – мёртвый я бесполезен.

Все разом утихают, а вожак застывает на корточках перед моим лицом. Перо снова у него, и я стараюсь смотреть в единственный оранжевый глаз.

– Стало быть, понимаешь по-нашему, – он усмехается, но усмешка перетекает в оскал, – зачем глухим притворялся?

– Это не притворство, – объясняю я устало, – это магия. Вы же сами меня проверяли.

Опять получаю в челюсть, уже с другой стороны. Если они хотят, чтобы я говорил, то зачем лишать такой возможности? Видимо, это у них тоже элемент общения. От удара мысли проясняются, и я озираюсь по сторонам. Я хочу понять, что с моим спутником? Кажется, на него не обратили внимания. Иначе поинтересовались бы, где второй.

– Корабли вернулись? – вожак будто вгрызается каждым словом.

Я ощупываю языком внутреннюю поверхность щеки, рассечённую ударом, и отвечаю как можно более внятно:

– Приплыла целая армада. Сейчас камня на камне не оставят от ваших развалин!

– Врёт, – произносит надтреснутый голосок за моей спиной.

Худая лохматая девчонка деловито разглядывает книжку. Интересно, на какой странице она это подсмотрела? Учитывая, что том она держит вверх тормашками.

– Вру, – соглашаюсь я, чтобы не сразу замахивались, – это и ребёнку понятно! Никому вы не сдались. И других магов не найдёте.

Девчонка недовольно кривится и переворачивает книгу нужной стороной – видимо, дошла там до картинок.

– Не похож он на волшебника, – убеждённо заявляет она, – какой-то тощий и конопатый. Старый Уркис, тот ещё ладно! А этого надо съесть ночью.

Стерва. Зато я ей нравлюсь. Хотя бы как еда.

– Помолчи, Шустрая, – ласково щерится вожак, – если нет кораблей, откуда ты взялся?

На меня он смотрит ещё ласковее, но взгляд леденеет.

– С берега. Я там живу.

– Больше не живёшь, – решает одноглазый, – поднимайся и потопали.

Легко сказать! Помогать мне никто не рвётся. Я тихонько отодвигаюсь от мечей и встаю, держась за лестницу. Меня ведёт в сторону, но очередной толчок помогает устоять на ногах.

– Книжки откуда? – резко осведомляется вожак.

Оборотни из его свиты тревожно принюхиваются и поглядывают за стену, но мне их опасения непонятны. Там же нет никого – голый пустырь! Я медлю с ответом только потому, что пытаюсь проглотить кровяной сгусток.

– Из дома, – поясняю я, наконец.

Вожак недоверчиво щурит глаз.

– С собой зачем их таскаешь? На обмен?

– Читать люблю, – я пытаюсь пожать плечами, но выходит только одним, – я ничего не продаю и не меняю. Книги мои.

Он усмехается. Понятно почему. И тем не менее.

– Еду могу отдать даром. Раз магия вам без надобности, – предлагаю я в виде компромисса.

– Да мы не едим, – размышляет он, почёсывая свою гриву, – Шустрая, верни его писанину! Всё равно нам не разобрать эти каракули.

Девица резко пихает мне обе книжки, безошибочно находя самую уязвимую точку.

– Я не ребёнок, – просвещает она свирепым шепотком.

Вот что за люди, а?

Справедливости ради, днём они чуть симпатичнее, нежели при свете маяка. Я утешаюсь этим по дороге через мёртвые улицы, над которыми вяло поднимается осеннее солнце. И весь последующий месяц не нахожу других утешений. Улиц я больше не вижу, как и дневного света.

Что сказать? Живут они под городом, в глубоких разветвлённых подземельях. Иногда ходят в гости к соседям. По каменным переходам длиною в жизнь. У каждой стаи свои владения. Это строго оговорено, также как места охоты и делёж добычи. Я, к примеру, добыча Кривого, и другие не претендуют. По слухам, все претензии кончаются кровавой резнёй в чёрных коридорах, поэтому без необходимости стаи не встречаются. Разве что ночью, но это отдельная тема.

Ночью волки себя не помнят. Поэтому с заходом солнца все выбираются на поверхность – чтобы не мусорить в подземельях. Ну и чтобы поесть. В темноте они охотятся на кого попало, в том числе друг на друга. В первый день я задал наивный вопрос – не проще ли запираться до рассвета по одному? А днём бы жили по-человечески! Объяснения не получил, получил по ушам – ладно. Бьют оборотни нечасто и несильно – когда не хватает слов. Язык у них небогатый, даже имён настоящих нет. Но это общая загадка – с именами и названиями. Могу предположить, что к ним привязывали какую-то магию.

Волки обходятся кличками. Вожак у них Кривой, его супруга – Вострая, её брат – Лохматый и так далее. Всего их штук двести, живут скопом, в огромном зале без окон. Что тут было прежде, не представляю. Теперь всюду шатры из чёрных шкур. Больше похоже на временный лагерь, но оборотни неприхотливы: было бы, где отоспаться после ночи! Освещения нет совсем. Свет их только злит, но для дела терпят.

Какие у нас с ними дела? Разные. Перво-наперво Кривой стал требовать с меня воду. Я предложил на выбор синюю и компот. Ни то, ни другое не понравилось. Мне вручили Перо – опять же, под страхом смерти. Я сразу предупредил, что изготовить воду не могу – только огонь. Меня побили. Я вспомнил, что в семнадцатом томе был подходящий раздел – не про то, как делать воду, а как найти. Порылся в книжке, но заклинание оказалось длинным. То ли оно заканчивалось на последней странице, то ли продолжалось в восемнадцатом томе. У меня продолжения всё равно не было, начал колдовать так. Вышел небольшой обвал, потом небольшой разлом. Потом я приловчился, но откуда взяться воде в пустыне?

В итоге мы с Лохматым и пятью добровольцами до ночи ползали по коридорам в поисках влаги. Сначала обилие волков меня сковывало, но скоро им нашлось дело – обрубать свисающие с потолка глаза. Да, глаза. Это как бы корни деревьев, но на концах у них глазки. Так они в коридоры прорастают и… Душат, что ли, я не очень понял. Местный колорит.

– Если деревья чем-то питаются, значит, вода близко, – осмелился я предположить, просто чтобы мои спутники разок улыбнулись. Ну, или оскалились.

Нельзя же всё время молчать и смотреть в сторону! Казалось, они только ночи ждут, чтобы со мной разобраться.

– Мозговитые вы, волшебники! – зловеще подметил Лохматый. – Корни не водой питаются. Колдуй больше, рассуждай меньше. Не успеем до заката, я за себя не ручаюсь.

Вот и поболтали. К вечеру мне стало безразлично, чем всё кончится, лишь бы кончилось. Колдовство требует точности движений, но рука с Пером еле слушалась. Крайне неудачно мне повредили правое плечо! Лишь с тысячной попытки в одном из переходов открылся ключ. То есть сквозь камни засочилась мутная жижа. Лохматый пришёл в свирепый восторг и разрешил повернуть к лагерю, а возле лужи оставил часового. Я забеспокоился, как бы стена не обрушилась? И что этот бедняга станет делать тут до рассвета? А он себя сам цепью пристегнул за ногу – чтобы ночью сторожить родник. Друзья вбили для него кольцо в стенку – быстро так! Они всегда, что ли, с цепями ходят? За недоумение мне беззлобно дали по носу и лишний раз напомнили, что от магов требуется магия, а мозгов им и так девать некуда.

К счастью, мы скоро добрались до общего зала. Там мне указали свободный угол, и я с радостью туда свалился. Ужинать не хотелось, хотя еду не отнимали, а из вещей забрали только ножи. Лохматый ещё претендовал на плащ, но вожак ему отсоветовал. У тебя, мол, своя шкура, а человечьи роскошества нам без надобности. Как знать, может эта тряпка проклятая? Только я улёгся, как Кривой опять меня растолкал. Для дружеской беседы. Что-то про магические границы, про городскую стену… До меня не дошло с первого раза.

– Сейчас, – говорю, – дайте свет зажечь.

Скрутил фитиль из шерсти – её тут полно – воткнул в свою бутылку с волшебной жидкостью. У меня были опасения, что оборотни начнут беситься от синего огонька. Но нет, они просто отворачиваются недовольно. Десятки оранжевых глаз в темноте, а близко не подходят. Вот и Кривой отодвинулся глубже в тень.

– Подземный источник – это хорошо, – рассуждает он, – это ты молодец. Но нам бы из города выбраться. А забор не пускает.

Я прижимаюсь затылком к стене – так голова болит меньше. И кровь перестаёт течь из носа, а то пообщаться не даёт.

– Зачем вам за забор? – спрашиваю я, вытирая нос. – Ещё сожрёте там всех!

– Предлагаешь нам только друг друга жрать? – осведомляется Кривой. – Ты вошёл в город. Стало быть, знаешь, где вход.

– Вход и выход не одно и то же.

Кривой поскрёб шею когтями, поразмыслил и кивнул:

– Ладно, это обождёт. А как у тебя с боевыми навыками?

– Вы же сами видели.

– Не густо, – признаёт он с прискорбием, – тогда сам выбирай: или найди нам ворота или будешь здесь нечисть усмирять.

– А вам нечисть мешает?

– Не то слово, – отвечает вожак, доверительно понизив голос, – тут не пойми что крылатое повадилось охотиться. Никак его поймать не можем и крылья повыдергать.

И в глаза мне глядит. Внимательно так.

– Я пока не понимаю, про что вы, – бормочу я в замешательстве, – вы мне это покажите. Если оно способно гореть, я справлюсь.

– Покажу при случае, – обнадёживает он, – отдыхай пока.

Премного благодарен, отдохнёшь тут!

– Только рубаху сними, – это уже Вострая придумала.

Мне её тон не понравился, и история про летающую тварь насторожила. А ну как оборотни опознают её укус?

– Раздеваться-то зачем?

Но волчица только глазами сверкнула:

– Если желаешь гнить заживо, мешать не буду.

Пожалуй, обойдусь без рубашки.

– Шустрой кинь, – распоряжается Вострая, – она залатает.

Ступив одной ногой в круг света, Шустрая показывает оскал.

– Плащ тоже давай! А то он в крови – нехорошо.

– Отвяжись, – предлагаю я по-хорошему.

– Дикий совсем! – щетинится девчонка.

Зыркнула исподлобья, но отошла.

Шустрая у нас сирота. Маму съели, папу съели, сирота теперь. А за ничейными волчатами вожак приглядывает. Вот она и крутится рядом. Как зима пройдёт, её замуж отдадут. В соседнюю стаю. Такой обмен происходит по весне и по осени – вместе с линькой.

– Если тебя не есть, то надо лечить, – растолковывает Вострая, замешивая в волчьей черепушке что-то вонючее.

Моим плечом решила заняться. К чему бы такое беспокойство?

– Радуйся, что когтями задели, а не зубами. Ночью бы с нами бегал! – приговаривает она, добавляя слюну в месиво.

– А обязательно этой… Этим обрабатывать? – спрашиваю я в тревоге. – Я бы сам как-нибудь.

– Не дёргайся, – строго предупреждает Вострая, – мазь – первейшее средство. Мы её из корней давим, волшебная вещь!

Это многое объясняет. А уж как дерёт! Про старые шрамы она тоже не забыла спросить, не случайно получила своё прозвище.

– Бабочки искусали, – прошипел я, не вдаваясь в подробности.

Волки посмеялись. Непонятно, поверили или нет.

На ночь они уводят меня ещё ниже по каменным лестницам. Из вещей разрешают прихватить только бутылку синей воды – для освещения. Дорогу показывает лично Кривой с четырьмя друзьями.

– Напрасно вы озаботились такой охраной, – уверяю я, спотыкаясь на истёртых ступеньках, – я всё равно из ваших переходов не выберусь.

– Это не от тебя охрана, – ухмыляется Кривой.

Воздух в нижних коридорах затхлый, и тянутся эти коридоры нескончаемо. По стенам сплошь решётки и все сломанные.

– Кого тут держали? – спрашиваю я с опаской. Не хочется опять получить в ухо за любопытство, но Кривой расплывается в жутковатой улыбке:

– Нас держали.

– Ночью?

– Днём, – ухмыляется вожак, – ночью сам сиди.

Не то чтобы это радовало. Учитывая, что ночь под землёй вечная.

– Вам скучно без врагов? – спрашиваю я, когда нас разгораживает решётка. – Непременно надо кого-то бояться?

Теперь я могу отпрыгнуть из-под удара. Заново поднимать тяжеленные прутья им будет лень.

– А то как же! – ехидно соглашается Кривой. – Страсть, как боюсь закусить тобой ненароком. Шучу я! Волки сюда не спускаются. Только сиди тихо. Тут тебе и компания.

Пересмехнулся со своими подручными, и все пятеро потопали встречать луну.

Компания какая-то… Лучше бы одного заперли! Тень в углу завозилась, и я шарахнулся к прутьям. Опять что-нибудь зубастое! Или эти корни с глазами.

Оказалось – нет, человек. Весь седой, волосы до пояса и борода прямо от глаз – тоже до пояса. На слабый свет щурится, будто на лампу с маяка.

– Корабли? – требует он ответа.

– Нет, – отвечаю я, – кораблей.

Этот вопрос в наших краях заменяет приветствие. И заодно прощание. Сосед мой сразу лёг и отвернулся, а я осмотрелся при свете синей бутылки. Потёртые шкуры под ногами, ржавое ведро в углу – понятно, зачем. Ещё волчьи черепушки на полу – они тут вместо посуды. Ни за что не зацепившись взглядом, я подгрёб в угол пару шкур и поставил рядом светящуюся бутылку. Получилось мягко и уютно. Осталось только в плащ завернуться.

– Не хотите накрыться? – предложил я соседу. – Промозгло тут.

Он посмотрел искоса.

– Флаг, – сообщает, – королевский штандарт.

– Замечательно греет, – заверяю я, разглаживая складки плаща, – Его Величеству теперь всё безразлично, он давно рыб кормит.

Старик тут же сел и давай меня глазами сверлить. Не по-доброму. И глаза у него мутные. Может, они родня были с королём?

– Что ты знаешь про Его Величество?

– В первый раз о нём слышу, – уверяю я, выдёргивая шерсть из подстилки, – но в книжках иногда упоминаются короли. Выходит, и у нас они были?

– Не у вас, а у нас, – голос моего соседа скрипит, будто ржавая решётка.

– Какая теперь разница? – удивляюсь я. – Вряд ли на острове остались другие маги!

Коротать ночь с оборотнями гиблое дело. Но и так не лучше. Старик неожиданно начинает смеяться и смеётся минут десять.

– Так все ваши корабли потонули, а? – захлёбывается он. – А наши так и остались в гавани за южными воротами, и плыть на них некому. Ты бы лучше гвоздь с собой принёс, чем такие вести!

– Зачем вам гвоздь? – настораживаюсь я, скручивая запасной фитиль.

Вдруг он знает, как взломать решётку?

– В стенку лбом забить, да на кишках повеситься! – хохочет старичок.

– Вы, наверное, Уркис, – предполагаю я, помолчав, – давно тут живёте?

– С тех самых пор, – кряхтит он, утирая слёзы, – а ты, стало быть, маг? Откуда же ты взялся без кораблей?

– С маяка, – отвечаю я осторожно.

Нет, а что такого? Я этот диалог уже наизусть выучил. Но Уркис удивляется больше всех. Даже смеяться перестаёт.

– У вас и маяк горит?

– Что ещё ему делать?

Уркис смотрит на меня, потом на огонёк в бутылке, потом опять на меня.

– Синим светом? – догадывается он.

– Другого не осталось…

Не успеваю я договорить, как старик валится в новом припадке хохота.

– Вы не объясните, что тут забавного? – спрашиваю я с завистью. – Я бы тоже посмеялся, а то день сегодня так себе.