Синий маяк

* * *

Ближе к рассвету плащ сползает, становится зябко, и я просыпаюсь. Стужа как будто поднимается из бездонной пучины, из волн, искусно выписанных на стенах. Несколько минут я мутным взором гляжу в выпуклый глаз оранжевой рыбки, подплывшей к самой поверхности. До тех пор, пока мне не начинает казаться, что рыба шевелит плавниками. Тогда я понимаю, что океан сам собой не приблизится, и переворачиваюсь из сна в явь.

Проверять силки больше не надо – Эйка снова выбирается на охоту. Чудно! Я сгребаю с кресла недочитанные книжки и перебираюсь на шкуру перед камином – там тепло и светло. Теперь у нас и лампа есть, прихватили из библиотеки. Я загораживаю её креслом, чтобы свет не мешал Эйке, и пытаюсь заново вникнуть в карты.

Прозрачно-розовое сияние озаряет дни и месяцы пути в неизвестность: по гладкой воде, мимо тихих зелёных островков. Я стараюсь представить, как оно будет на самом деле, но карты молчат, а описания в книгах устарели. Пока Эйка где-то пропадала, мне не удавалось на этом сосредоточиться, но теперь я постепенно увлекаюсь и даже не замечаю, что начался день. Я только слышу, как просыпается Эйка. Но она меня не окликает, и я не оглядываюсь. Даже когда ощущаю, что она стоит за моим плечом.

– Ты же сказал, что мы не поплывём! – роняет она чуть слышно.

– Мы не поплывём. А я поплыву.

Эй выжидает несколько мгновений.

– Я как-то угощалась одним моряком. С тех пор знаю, что для управления кораблём требуется много труда и знаний. И людей. Раз уж ты не доверяешь магии.

– Будь у меня человеческий корабль, я набрал бы команду. Но зачем гробить столько народу?

Я задумываюсь, кто бы мог помочь, в самом деле? Разве что Уркис. Моя совесть до сих пор неспокойна от того, что я бросил его в темнице. Интересно, он согласился бы к нам присоединиться? Или прихлопнул бы меня и уплыл один?

– Как же попасть в твою команду? – не сдаётся Эйка.

– Тебе это ни к чему, у тебя есть крылья.

Я прилежно отмечаю в книге полезный абзац. Угол листа залит кровью – не иначе, как моей – и разобрать написанное удаётся не до конца.

– Предлагаешь мне гнаться за кораблём? – весело спрашивает Эйка.

– Зачем? – удивляюсь я. – Лети, куда хочешь! И делай что хочешь. Но только, чтобы я не знал. Я вчера тебе лишнего наговорил, а сейчас понял, что ты правильно всё придумала.

– Лететь, значит? – переспрашивает она странным тоном. – А Связь?

– Связь нас рано или поздно прикончит, – соглашаюсь я, перелистнув страницу, – зато каждый будет делать, что пожелает. Или что должен.

– Я говорила, что я тебя ненавижу?

– Ты говорила, что ты меня ненавидишь.

Эйка отходит, а я откладываю одну книгу и берусь за другую. Язык непонятный, придётся опять переводить колдовством… Я слышу шорох шёлка и тонкий металлический звон, но не поднимаю голову. Мне много надо прочитать за зиму. Знания и труд – так она сказала.

– Я не могу отпустить тебя одного, – судя по звуку, Эй роняет и поднимает гребень. – Ты погибнешь, и никто не дождётся помощи. Если есть, кому её ждать.

– На острове остались люди. Нормальные, не то что мы с тобой, – поясняю я, откопав Перо под грудой бумажек. – Уверен, ты знаешь об этом не хуже меня.

– Ах вот оно что! – хмыкает Эйка. – Тебе всё равно, что со мной, лишь бы я никого не сожрала. Успокойся, я не губила ни людей, ни разумных тварей!

– Это меня не касается.

Эйка быстро подходит и садится напротив, рассыпая по золотой шкуре чёрные волосы. Платье она, оказывается, уже сняла, и бинты тоже, и от раны не осталось следа. Как она этого добилась, не представляю. Чудеса, да и только!

– Хочешь, я буду твоей рабыней? – предлагает она, смиренно сложив руки на коленях.

Я медленно откладываю Перо, чувствуя, как к щекам приливает кровь. Надеюсь, это можно списать на жар камина. Я упрямо стараюсь не смотреть на Эйку и на тёмные камни, которые она на себя понавешала. Нити с камнями на запястьях и щиколотках, цепочка на талии. Особенно удалась диадема, от которой тонкие цепи спускаются к ожерелью, плотно защёлкнутому на горле. Будь она неладна. Кажется, я ненавижу эту охотницу ничуть не меньше, чем она меня. В привычном для нас полумраке её глаза сверкают ярче зачарованных драгоценностей. И опаснее.

– Пожалуй, не стоит рисковать, – решаю я, гася лампу, – не хочу привыкать к бесплатным удовольствиям.

– Расплата подождёт, – усмехается Эй, – а мне надо срочно извиниться. Или ты никогда не простишь, и жизнь наша станет пыткой.

Пытка – это недостаточно интересно.

– А если мне не нужны твои извинения?

– Так ты же не знаешь, как я собралась извиняться! – оживляется Эй. – Чего ты хочешь? Хочешь, я для тебя станцую? Жаль, музыки нет.

– Что такое музыка?

– Песня без слов, наверное, – слегка теряется Эйка, – только её играть надо на чём-нибудь… Спеть тебе?

Я захлопываю книгу.

– А давай я для тебя спляшу?

– Ты что, умеешь? – не верит она.

– Сейчас и узнаем.

– Нет, – Эйка качает головой с видимым сожалением, – это же я тебя обидела. Так вдруг захотелось с тобой уплыть! Теперь ты меня не берёшь, и поделом мне. Но зима-то наша!

Её коготки опять путаются в моих волосах, её пальцы поглаживают ссадину на моём виске, и ледяные подвески браслета щекочут шею. А моё сердце разрывается между двумя желаниями: поцеловать её губы – алые, как закат над нездешними морями, или потопить корабль за горизонтом в этих самых морях.

– Такое не повторится, – обещает Эйка, неотрывно глядя в мои глаза, – а если повторится, поступим, как ты сказал. Ты прав, так жить нельзя.

Весьма кстати, что она помнит мои слова. Я вот начинаю забывать – и их, и все остальные.

– Ложись, – подсказывает Эйка, легонько толкнув меня в плечо, – я придумала, что мы сделаем.

– Карты помнём.

– Подвинутся твои карты. Я тихонько, – бормочет она, развязывая на мне пояс, – в три оборота замотался, это же надо!

Дальше отнекиваться бесполезно. Книга сама выпадает из пальцев, и корабли начинает тянуть на дно. Эйка приближает свои губы к моим, но только для того, чтобы шепнуть:

– Только чур не дёргаться! Так-то я сытая. Но зубы, сам понимаешь.

Нет, я не понима… Ай, нет! И зачем я опять поддался, зачем её дразнил?! Я не то что не дёргаюсь, я дышать перестаю. Силюсь что-нибудь вымолвить, но, похоже, я опять говорить разучился. А если у неё зубы сорвутся? Обратно ничего не пришьёшь, что-то я не встречал таких заклинаний! До того, как я отказался с ней плыть, Эйка не разрешала прикасаться к её клыкам. Вечно боялась откусить мне что-нибудь, будь то язык или ухо. Один раз попробовал сунуть палец и получил по носу. А теперь – вот вам пожалуйста!

– Пожалуйста…

Я вырываю из шкуры под нами клоки шерсти, пока её губы скользят вверх, а потом вниз. Но не выдерживаю, когда Эйка легонько сжимает зубы. Под её волосами ничего не видно, и это к лучшему. Но она с усмешкой поднимает лицо, и становится понятно, что пытка не начиналась.

– О чём ты просишь? – заботливо интересуется Эйка. – Продолжить? Перестать? Ты возьмёшь меня на корабль?

Меня трясёт – от страха и не от страха. А теперь и смех раздирает. Я стараюсь сдержаться, помня её предостережение. Но Эйка всё равно неодобрительно качает головой и перекидывает штормовую волну волос на одно плечо.

– Колеблешься. Значит, продолжаем.

Продолжение длится как плавание вокруг света, хотя на деле помещается между двумя ударами пульса. Карты разлетаются, лампа разбивается об пол, и я готов согласиться на что угодно. Должно быть, я теряю сознание. Во всяком случае происходит какой-то провал между заключительным проблеском мысли и тем моментом, когда Эйка вытягивается рядом, довольно облизываясь.

– Не кровь, но почти, – сообщает она, не моргнув глазом, – так что ты мне ответишь? Не бойся, про корабли я пошутила. Но буду извиняться, пока не простишь.

– Не утруждай себя, – выдыхаю я с испугом, – будет тебе корабль.

И где я его возьму, интересно? Мне непривычно произносить слова, я весь в поту, а ноги сводит, как в ледяной воде. Но я точно знаю, чего хочет моё сердце, заново начав биться. Не прощения, а возмездия. Я покорно опускаю глаза и прижимаюсь щекой к Эй, к тому месту, где недавно чернела сквозная рана.

Я затихаю, когда она гладит меня по голове. Я терплю, пока она скользит когтями по моей спине. Я всё выдержу. Когда я припадаю губами к её груди, Эйка, наконец, теряет бдительность и зрительный контакт. Пользуясь моментом, я соскальзываю ниже и оказываюсь между её ног. Раз ей всё можно, почему мне нельзя?

Эй спохватывается слишком поздно и сразу хочет вырваться. Если бы впрямь хотела, я бы её не удержал, я уже пробовал. Приходится брать хитростью. Эйка пытается отпихнуть мою голову, но я уже отодвигаю носом чёрный камушек, пристёгнутый к цепочке на её талии. Мне просто интересно. Попробовать тьму, да.

Эйка откидывается назад с жалобным стоном, и её когти прочерчивают борозды в каменном полу. Вряд ли я так уж ловок, просто мы давно не были вместе. Примерно тысячу лет. Поймать её сердцебиение невозможно, и я подстраиваюсь под своё, чтобы не сбиваться. Это не так уж трудно, наподобие песни без слов. Эйка хватает меня за волосы – довольно больно – но я терплю, и её пальцы бессильно разжимаются.

– Думаю, продолжать опасно, – спохватываюсь я, – не хочу умереть за своё любопытство. Лучше почитаю в сторонке.

Эй сердито притягивает меня обратно изящным движением хвоста. С её хвостом я уже знаком, с ним спорить – себе дороже. А я и так в опасности. Если Эйка не будет управлять ситуацией, может произойти что угодно. Например, вот – кресла разлетятся! Или вот – оторвётся каминная решётка.

Эй хватается руками за кованый узор, но на её силу не рассчитана ни одна вещь. Угли сыплются на пол, Эй поднимает крыльями бурю и в какой-то момент перевоплощается полностью. Но я уже решил не отступать до последнего. До её последнего стона. В этот раз обошлось без кровопролития. И хвост, обвивший меня поперёк туловища, быстро ослабил хватку. Когда я ложусь возле неё, Эй ненавязчиво возвращает себе дневной облик. Просто так удобнее целоваться.

– Всё-таки я тебя не выпущу живым, – сообщает она, когда мы прерываемся, потому что мне надо дышать хотя бы изредка.

– Мёртвым тоже не выпускай.

Комната выглядит как после битвы: книги разбросаны, кресла опрокинуты и распороты безжалостными когтями. Но Эйка расправляет потрёпанную золотистую шкуру, я накрываю нас халатом, и большего не нужно.

– Тебе жить надоело, – ухмыляется Эй, – иначе зачем такие подвиги?

– Чтобы и ты меня простила, – объясняю я, вытряхивая из её волос осколки лампы.

– За что?

– Хотя бы за корабль.

– Что мне твой корабль! – она улыбается, собирая в ладошку выпавшие из огня угли. – Я могу лететь следом. Только не проси меня сидеть на берегу и зажигать маяк.

– Не веришь, что вернусь?

– Терпеть не могу ждать.

– Я тоже не хочу с тобой расставаться. Но как ни крути, это опасный замысел. Я знаю, зачем поплыву. А ты зачем?

– За тобой, – удивляется Эй. – Ты мечтаешь найти помощь. Вот я и помогу в случае чего.

Разумеется, она произносит это без всякого намёка. Уже не в первый раз.

– Не любишь, когда я говорю о помощи? – уточняю я осторожно. – Это для других, нам с тобой и так хорошо. Но я не против отыскать тихий островок, чтобы забрать тебя туда.

Чёрные когти впиваются моё запястье, и я договариваю, стараясь не вникать в безумие этих слов:

– Или мы вдвоём выберем остров. Только скажи, если передумаешь. Я ведь и сам не знаю, вдруг я просто с ума сошёл?

Эй тихонько целует меня в губы, и я также тихо обнимаю её, испытывая непонятное успокоение от нашего безумного решения. Почему обязательно должно случиться что-то ужасное? Чудесное тоже иногда случается! Эйка, например.

– Хочу, чтобы на том острове были птички и бабочки, – загадывает она, – как в книжках! А не обычные, которые полруки отхватят и не подавятся.

– Бабочки, так бабочки… – я пытаюсь поцеловать её шею, но наталкиваюсь на ледяной металл. – Сними уже эту дрянь!

Не пойму, как это отстегнуть?

– Плохо смотрится? – огорчается Эй.

– Опасно смотрится. Где ты раздобыла такие камни?

– Сняла с трупа, – отвечает она самым невинным тоном.

– С какого?

– По пути в библиотеку целая комната ими завалена, – спокойно поясняет Эйка, – все высохшие. Не волнуйся, я и так нежить, что мне будет? Зато симпатично. Дай, я сама! Застёжку сломаешь.

Её пальцы ложатся поверх моих, и ошейник, наконец, расщёлкивается. Не особенно торопясь, Эй скидывает браслеты с рук, потом забрасывает ножку мне на плечо и расстёгивает неприметный замок. Цепочка со второй ноги, видимо, слетела. Потом найдём. С поясом я справился, а больше ничего не осталось. Только нитка из ракушек. Я успокаиваюсь, Эй прижимается теснее и затихает.

– Я так и не нашёл на картах твой остров, – вспоминаю я почему-то.

– Он маленький. Наверное, решили не рисовать, – предполагает Эй. – Давай я тебе спою. Хочешь?

Песня непонятная, но красивая. И печальная, если судить по прозрачному голосу Эйки. Кажется, я начинаю дремать под тягучий мотив, потому что следующее событие застаёт меня уже во сне.

Шорох очень короткий, перестук когтей слишком слабый, а тяжесть так резко наваливается на грудь, что я едва успеваю открыть глаза. Чтобы увидеть над собой разверстую пасть, которая вот-вот захлопнется. Я подскакиваю всем телом, но тварь крепко придавливает меня к полу. Воплотилась – ну надо же!

Вместо крика у меня выходит придушенный хрип, и нежить из зеркала растягивает пасть во всю ширь – от подбородка до лба. Собралась целиком мне голову отхватить. Одной рукой я отпихиваю кусачую гадину, а другой – лихорадочно шарю по полу. Я помню, что Перо лежало между мной и камином. До того, как всё перепуталось.

Но теперь кругом бардак, и Эйки нет, а тварь явно сильнее меня. Бросок на горло ей удаётся превосходно, но я уже нащупал Перо и до упора загоняю очин в затянутую кожей глазницу. Неизвестно, есть ли у них кровь, но на меня не успевает упасть ни капли. Нечисть заходится визгом в стальных когтях, которые вздёргивают её под потолок. Я успеваю заметить только чёрные камни в скрюченных полупрозрачных пальцах. Эй не раздумывает долго, просто отгрызает голову верещащей твари, и вопль мгновенно сменяется мёртвой тишиной.

Пожалуй, стоит открыть окно. Ох ты, уже вечер! Небо над башнями зажигается огнями, а вода под замком чернее смолы, и звёзды в ней не отражаются. Эйка вышвыривает в озеро бледные останки – у подводных жителей будет пир! Я опираюсь на подоконник и жадно глотаю морозный воздух. Когда оборачиваюсь, ни хвоста, ни крыльев нет и в помине. Эй закручивает на затылке мокрые косы, высматривая что-то под ногами.

– Ильм, мне кажется, она за камнями явилась. Надо всё собрать.

Меня слегка пошатывает, но подоконник уже можно выпустить. И обхватить Эйку. Да, так лучше. А то на ней прямо лица нет. Перепугалась, бедная!

– Я один браслет нигде не вижу, – бормочет она, лихорадочно шаря глазами по полу, – подожди, не целуй. Я её кусала – наверняка их кровь для тебя ядовита.

Эй тщательно прополаскивает горло водой из лампы и сплёвывает в камин. Пламя вспыхивает лесным пожаром. Надо будет решётку обратно прицепить… Потом. Перо у меня в руке, но колдовать сейчас – плохая идея.

– Она выбралась из щита. Я его лицом к стене ставлю, а тут мы его задели. Креслом, – соображаю я, подобрав опустевшее зеркало.

Мы переворачиваем комнату в поисках потерянной цепочки. Наконец, я чудом нахожу её в распоротом сиденье кресла, и весь набор драгоценностей отправляется следом за хозяйкой.

– Похоже, её были камушки, – заключает Эйка, осев на пол.

– Ты же их сняла со скелета! – соображаю я, опустившись рядом.

Никак не могу успокоиться. Прямо ноги не держат, такая жуть.

– То-то и оно! – всхлипывает Эй, обхватив руками колени. – И скелетов там была целая куча. Ты-то цел? Не говори, что нет, или я эту мразь со дна достану!

– Что её зубы против твоих? – усмехаюсь я, отгребая в сторонку битое стекло. – Но куда ты запропала, скажи на милость? Я уже подумал, что тебя сожрали во сне.

– Помыться хотела, – произносит она, вздрогнув, – а там вода шумит. Вышла – глядь… Ты у нас нарасхват прямо! Точно пора на остров. С бабочками.

– Решено, – соглашаюсь я, оглянувшись на распахнутое окно. – Если такого острова нет, я тебе его наколдую. Только подучусь немного.

– А ты, молодец, кстати, – с удивлением отмечает Эйка, – я в твоих магических способностях чуть-чуть сомневалась, а теперь вижу, что ты умеешь с Пером обращаться.

И хохочет. Или плачет. Я её обнимаю и тоже не пойму, смеюсь или плачу. Вот так и миримся. Путём разумного диалога.

Глава 11

До весны мы остаёмся в замке и даже привыкаем к нему. Крыша не течёт, охотиться есть где. Понемногу мы изучаем местность и намечаем путь. Чтобы попасть в гавань, лучше идти вдоль русла реки, так меньше шансов заблудиться. С собой мы собираемся взять карты и всё, что найдётся полезного. Полностью обшарить замок можно примерно за сотню лет. Но и так понятно, что оружие вынесли до нас, а в кладовых основательно потрудились мыши. Я пополняю свои припасы тем, что осталось, а заодно выясняю, что банки с едой могут уменьшаться в размерах, если их особым образом покрутить. И почему об этом не пишут на каждой крышке? Видимо, должно быть понятно само собой. Кому как.

Оказывается, что книги тоже уменьшаются, и я набираю в дорогу солидную библиотеку, хотя Эйка предупреждает, что меня пять раз умнут, пока я буду копаться в каталоге, но я не оставляю надежд продвинуться в колдовском искусстве. С этой целью забиваюсь в дальние углы замка и рушу там потолки, стремясь создать магический заслон. Или выращиваю себе шипы на ладонях, обучаясь подвешивать предметы в воздухе. Лучше бы кто-то объяснял это и показывал, а так любое колдовство грозит бедствием. Ни формулы заклинаний, ни рисунки не помогают связать то, что я хочу, с тем, что получаю. Может, я всё-таки не волшебник? Нет, но что-то же происходит!

– Для твоих художеств колдовство не нужно, – ворчит Эй, выдёргивая из меня шипы, – достаточно упиться синей водой и взять кувалду потяжелее.

Неправда. Однажды у меня получилось нормальное ухо. Мохнатое, на одной ноге. Живое и зубастое. Я был в восторге, но Эй его съела. Совершенно бесчеловечно.

– Либо мы его, либо оно нас, – пояснила она, облизнувшись, – вдруг откусит тебе что-нибудь, а ты мне целиком нужен!

Моя безопасность волнует Эйку круглые сутки. Моя подруга не в состоянии помочь с магией, но пытается помочь с боевыми навыками. Она же и воинами питалась! Знает, как напасть и как уклониться. Бесценная девушка. Я долго не решался кинуться на неё с мечом, хотя Эй продемонстрировала, что магический клинок не способен поцарапать ей кожу.

– Но ты же ощутишь удар! – предположил я неуверенно.

– Сперва дотянись, – ощерилась она, отрастив хвост.

Дотягиваюсь я только через несколько недель, а до той поры хожу в синяках, которые Эйка любовно целует и пересчитывает.

– Не хочешь – не ищи корабли, – подзуживает она, – можем и здесь обосноваться, просто сдайся!

Только не это. Если отплыть не получится, подыщу скромный домик на берегу. Или построю. Заговорённый меч исправно рубит деревья, я проверял. Так что брёвна будут.

Главное – убраться подальше от центра острова. Здесь сосредоточены разные магические изыски, и замок в этом особенно преуспел. Даже когда всё тихо, в нём творится что-то древнее и тёмное. Мне так кажется. Эйка к подобным вещам равнодушна. Совершенно не понимает, что такое тяжёлый воздух и мрачные тени. Если кто нападёт, можно голову откусить – и горя мало!

Я смастерил себе новый щит из зеркала, но местная нежить не стала от этого роднее. Блеклые твари то и дело мелькают в стеклянной мути или ворочаются в углах. А иногда перебегают от стены до стены в дальнем конце коридора. Обнаглели! Постепенно притерпевшись к ним, я пробовал повторить странный эффект, который поразил меня, едва я тут очутился. Но ни в осколках огромного зеркала, ни в других отражениях не возникало новых видений. Как я ни крутил Пером, я только будил очередную нежить. Вот что это было в первый день – волшебная иллюзия? Или тот человек за стеклом был неизмеримо далеко? Или жил тут раньше? Иного на ум не приходит.

За стеной, где висело большое зеркало, оказалась комната со скелетами, про которую говорила Эйка. Да, я помню, что раньше там продолжался коридор. А теперь стала комната. Копаться в гнилых костях мне не захотелось. А если они так воплощаются? Проходят сквозь зеркало по очереди и с каждым отражением всё больше утрачивают человеческие черты.

Выслушав такую фантазию, Эй сказала, что меня нужно лечить. Срочно. И повела в кроватку. Но потом всё обдумала, и мы потащились среди ночи обратно. Покидали все кости в озеро – для своего спокойствия. С Эйкой невозможно бояться долго. Сама она редко боится и теряет рассудительность. Разве что из-за меня.

А у меня тяга к ней перебивает все прочие чувства, включая страх. С наваждением не совладать, хотя я ощущаю себя как в пожаре или наплыве безумия. Все зимние дни, все перепутанные минуты, когда она отдаётся мне на тёмных столах в библиотеке, когда я беру её в стылых галереях, увешанных мёртвыми зеркалами, и мы успеваем убежать за секунду перед тем, как чудовища сомкнут круг. Когда мы хохочем, пытаясь воспроизвести вычурные сочетания тел из книжки без названия, а с постели скатываются золочёные свитки, и со свитков сыплется сверкающая пыльца – мелкая, как на крыльях вымерших бабочек. Это не наше место, но других мест не осталось, их надо либо найти, либо выдумать. И чем сильнее мы прирастаем к замку, тем твёрже я уверяюсь, что пора уходить.

– Пока что не поздно остаться, – говорит мне Эйка в последний вечер, – просто, чтобы ты знал.

Она сидит в проёме распахнутого окна и бойко работает иглой, приколов край шитья к юбке. Основной её враг – солнце, поэтому в походе не обойтись без длинных рукавов и глухого ворота. Нынче пасмурно, но вряд ли так будет всегда.

– Ещё одна зима тут, и я врасту в зеркало, – объясняю я, присев рядом.

Из окна видно опрокинутое в озеро весеннее небо, луг за озером и лес за лугом. Над лугом порхают бабочки, хватая друг друга за хвосты. Лес запушился жгучими серебристыми листьями. Корни весело шебуршатся в траве и охотятся на бабочек. Сплошное загляденье!

– Хорошо бы подыскать тебе шляпу. Или платок на голову, – подсказываю я Эйке.

– Проще весь шкаф захватить! – усмехается она, расправляя ткань. – По дороге я в нём спать буду, потом на корабле поставим. А долго ты намерен искать волшебников?

– Решим, если отплывём, что толку гадать?

Сейчас меня больше волнует путь до гавани. И вообще, я что-то волнуюсь.

– А если я к тому времени все платья сношу? – переживает Эй. – Не хотелось бы предстать перед создателями оборванкой!

– Это всё, что тебя занимает? – я не могу сдержать улыбки.

– Сказать, что занимает меня ещё больше? – предлагает она, откусив нить. – Вдруг все маги потонули, или перебили друг друга, или уплыли так далеко, что концов не сыщешь? Вдруг ты последний? Вставь мне нитку, пожалуйста…

Перо слегка дрожит у меня в руке, и нужное заклятие удаётся не сразу. Без магии получилось бы быстрее, но я ведь пытаюсь стать волшебником! Последним или первым – как пойдёт.

– Я тебя расстроила? – удивляется Эйка. – Но ты же не мог не думать об этом! Сколько лет никто не проплывал мимо маяка?

Я безотчётно закладываю Перо за ухо и поднимаю на неё глаза.

– Почему ты именно сегодня спросила?

– Завтра в путь, а меня совесть мучает, – объясняет она. – Это ведь я тебя раздразнила кораблями.

– Или наоборот, – я черчу иглой по подоконнику, выводя её имя, – Эй, я думал про то, что всё без толку. Но думать и знать – не одно и то же. Ты советуешь особенно не надеяться? Я особенно не надеюсь. Но я хочу знать.

– Только не повесься потом на мачте.

– Была бы мачта! – усмехаюсь я, вернув иголку. – Лучше думай о бабочках! И не бойся, я не последний. Есть ещё Уркис. В случае чего поплывёшь с ним.

Эй натыкается пальцем на иглу, но как будто не замечает этого. Что-то мелькает в её глазах, и на меня обрушивается жестокое озарение. Так резко, что я не успеваю скрыть замешательство.

– Но… Зачем?

Меньше надо было ей рассказывать! Любовь любовью, а аппетит аппетитом. Ну, точно – ни людей, ни тварей она не трогала! Вот же…

Растерянность на лице Эйки превращается в смесь испуга и вызова. Она на секунду прикусывает губу и аккуратно втыкает иглу в подол.

– Надо было решать: либо ты, либо он, – объясняет она, или думает, что объясняет. – Как-никак, ты весь остров спасать собрался! Я прикинула, что ты полезнее.

– А какого… – я пытаюсь упасть в озеро, но Эй вовремя спихивает меня на пол.