Хай-тек господень (Не киберпанк, не пост-апокалипсис, не антиутопия… и совсем не про супергероев)

Незнакомец покачал головой, а потом вдруг рванул вперед, и запрыгнул на Палача сверху. Он буквально залез тому на плечи, отбросил капюшон размером с десять капюшонов – Тим сквозь пелену боли и жути (странно, что он вообще до сих пор не потерял сознание) – снова смог увидеть, что голова у Палача громадная, совершенно лысая, а лицо – пустое, мертвое, будто лицо каменной статуи. Незнакомца, кажется, все это не интересовало. Он намертво вцепился в нижнюю челюсть Палача, и как-то одновременно крутанул и дернул. И…

Странно, что Тим и сейчас не потерял сознание. Даже когда голова Палача – все такая же мертвая и огромная – откатилась в сторону. Чудовищное тело дернулось и застыло.

Незнакомец спокойно спрыгнул с туши поверженного врага, и направился в сторону Тима, на ходу вытирая руки о полы куртки. Только теперь Тим заметил, что руки у него были в черных перчатках… кажется.

Вот незнакомец приблизился, наклонился. Все это совершенно молча и бесшумно. Тим осмотрел его снизу вверх… Сперва ношенные, но, кажется, очень добротные короткие сапоги, потом штаны типа черных джинсов, куртка из какого-то странного материала (то ли прорезиненный брезент, то ли еще что), а потом… Если под капюшоном у Палача была безликая морда статуи, слепленной бездарным скульптором, то под капюшоном у незнакомца лица не было вовсе. То есть вообще ничего. Там была сплошная чернота.

Тим подумал бы, что ему все это мерещится, если бы не понял сразу кто перед ним стоит. Повезло. За одну ночь, одновременно, встретиться с двумя главными кошмарами ночного города. И какая, в сущности, разница, кто из них тебя убьет? И Тим потерял сознание.

2.

Доктор Риктер приходил в себя как-то очень уж ровно и стремительно. Обычно этот процесс протекает более плавно, как будто волнами, неуверенно – ему ли не знать. Но сейчас было по другому. Его как будто кто-то ухватил за волосы и уверенно вытягивал из забытья. Не дергал, а именно вытягивал – решительно, неотвратимо, но без резких движений и дискомфорта.

Он открыл глаза, и первое что увидел – некоего субъекта. Среднего возраста, крепкого телосложения, с жесткими чертами лица в которых неуловимо прослеживалось что-то то ли волчье, то ли… не разберешь. Коротко стриженого. Одет в футболку с… Доктор сфокусировал еще не вполне очнувшееся зрение, и рассмотрел нечто, что могло бы служить образцом совершенно застебной философии. На футболке красовался рисунок валяющийся в луже и очевидно изрядно пьяной (судя по пивной кружке зажатой в копыте) свиньи. Свинья, судя по всему, была абсолютно счастлива, и ее окружала яркая надпись «Вселенная стремится к энтропии. Чем я хуже?!». Мн-да… Несмотря на расквашенное состояние сознания, доктор понимал, что этот рисунок и надпись поймут очень немногие.

Рассмотреть штаны, равно как и определить рост незнакомца не представлялось возможным ввиду собственного полулежачего положения самого доктора. Под футболкой незнакомца просматривалась очень даже такая содержательная мускулатура. Ничего гротескного, но видно было – сильный человек. Только взгляд темных глубоко посаженных глаз выбивался из этой картины. Было в этом взгляде что-то… Неважно, насколько быстро доктор Риктер приходил в себя, но сейчас он сформулировать этого не мог. В общем – не взгляд спортсмена. Или там, какого-нибудь боевика.

В руках у незнакомца был автоматический инъектор, и по всему становилось понятно, что только что инъектор использовался по назначению. С трудом ворочаясь в полулежачем положении, доктор приподнял левую руку и осмотрел сгиб локтя. Так и есть – аккуратный след от укола.

– Как вы себя чувствуете? – осведомился незнакомец. Голос у него был под стать – четкий резкий, но, в то же время, звонкий и с какими-то то ли насмешливыми, то ли просто жизнерадостными нотками.

– Сложно сказать, – ответил доктор. – А где это я нахожусь?

Незнакомец оставил его вопрос без ответа и скрылся из поля зрения. Передвигался он плавно и совершенно бесшумно. В тапочках, наверное.

Доктор Риктер попытался припомнить что с ним произошло, но получалось не очень здорово. Он помнил, что приехал домой, помнил, как пристегнул кар у подъезда своего дома, помнил как выбрался наружу. Кар, разумеется, поехал в хранилище… А потом был провал.

И где же он теперь?

Доктор приподнял голову и осмотрелся. И первой его ассоциацией на увиденное был, почему-то, аквариум. Странно для врача. Хотя… Ну то есть понятно – две огромные стеклянные стены за которым угадывался то ли темный коридор, то ли еще что. Третья стена была из какого-то металла и снабжена герметичной дверью. Четвертая… Тут тоже была дверь. Но, помимо двери, в стене был встроен, кажется, универсальный медицинский сканер – то есть, доктор мог только догадаться, что это сканер, потому что сам таких никогда раньше не видел. Нигде. Даже на картинках. Также тут был аппарат ИВЛ, и еще много-много всего…

Тут же, у этой стены, обнаружился и незнакомец – он убирал инъектор куда-то в недра шкафа.

Попутно доктор обнаружил, что сам полулежит в процедурном кресле. Кресло тоже явно было непростым.

Однако, главным в этой комнате был, разумеется, стол. Операционный стол. Причем настолько крутой, продвинутый, этакий прямо космический операционный стол, что… Нет, это был не стол – это был медицинский модуль из фантастических грез. Доктор подумал, что если бы у них в клинике был такой, то… Да нет, откуда? До этой секунды он вообще и не предполагал, что такие навороченные агрегаты существуют. Разве что где-нибудь там, за Стеной, у Алана Рэя и его всемогущей Корпорации. Но кто ж знает, что происходит за Стеной? Что там есть, чего нет?

А может, я как раз попал каким-то образом за Стену? – неуверенно подумал доктор Риктер. Ну, за какие-нибудь особые заслуги? Сам он за собой, впрочем, никаких таких особых заслуг не помнил. Он просто был врачом, считался неплохим хирургом, специализировался на педиатрии… Да и полноте, разве люди с этой стороны Стены хоть когда-нибудь попадали на ту? Может, и попадали, сам он ни о чем подобном не знал.

Главным же, очевидно, было то, что операционный стол-модуль не был пуст – на нем лежало тело. Совсем небольшое тело. Доктор с трудом сполз с процедурного кресла и подошел. Незнакомец на это ничего не сказал и никак не пытался комментировать – он просто следил за действиями доктора, устремившегося, несмотря на состояние, в профессиональном направлении.

На столе лежал мальчишка. Лет, наверное, одиннадцати-тринадцати. Его грудная клетка равномерно поднималась и опускалась, что казалось единственным признаком жизни.

– Извините, что пришлось вас так жестко разбудить, доктор, но требуется ваша помощь, – сказал незнакомец, подошел к мальчишку и аккуратно снял простыню, которой тот был накрыт.

Доктор как-то сразу проснулся окончательно. Левое бедро паренька напоминало согнутый неумелым забиванием гвоздь. Бедро было как-то хитроумно зафиксировано в некоем устройстве, подобного которому доктор в жизни не видел, но, как врач, вполне себе мог предположить для чего оно нужно. Но, несмотря даже на это, нога была как одна сплошная завитая гематома, и страшно было предположить что там внутри с костями и мягкими тканями.

Очевидно, чтобы Риктеру и в самом деле сделалось страшно, незнакомец придвинул к операционному столу громадный трехмерный экран, на котором светились явные результаты сканирования этой самой ноги. Как и предполагалось, все было очень плохо. Правда, артерии были, вроде бы, не задеты, так что кровопотеря… Да какое там…

Доктор на автомате приблизился, осмотрел мальчика, пощупал пульс – частый и неровный, – заглянул под веко… Потом принялся изучать привинченное к ноге устройство. Потом снова впился взглядом в показания на мониторе.

– Жаль, – вздохнул он, поглядев на лицо паренька. – Симпатичный какой мальчишка. Но ногу придется ампутировать. И чем быстрее, тем лучше.

Незнакомец задумался на какое-то время, а потом проговорил четко и жестко:

– Нет.

– Это уже не нога, – вздохнул доктор. – Это… Как это произошло? Как он не умер от болевого шока? Но даже если и не умер – в любой момент его может убить жировая эмболия… – Доктор снова неуверенно осмотрел устройство, сдерживающее положение ноги. – И как вы вообще ухитрились положить его на стол? В одиночку. Ну так, чтобы он не умер и нога совсем не рассыпалась.

– Это несущественно, – отмахнулся незнакомец. – Давайте займемся насущным.

– Интересное устройство… Но ногу необходимо…

– Нет, – тихо, но как-то очень отчетливо повторил незнакомец. – Ногу мы спасем. Вы спасете.

Доктор Риктер повернулся к нему и посмотрел в глаза. Глаза у незнакомца все-таки были нехорошие. Жуткие. И бездонные, как та яма из которой вылезли Нижние. Сколько раз в своей жизни доктор сообщал родителям плохие новости? Он видел глаза полные слез, отчаяния, или наоборот – сухие и пустые. Но такого взгляда он не видел никогда.

– Ваш сын? – осторожно спросил доктор.

Нет, ну а кем еще, собственно, он мог быть? Правда, оставался еще вопрос где они находились. Что это? Какой-то секретный медицинский центр? По оборудованию похоже. Или в самом деле за Стеной? Но зачем за Стеной понадобился врач из города? Думается, у них должны быть свои специалисты классом повыше… Хотя, опять таки, кто знает что творится за Стеной?

Однако, на вопрос доктора незнакомец отреагировал странно. Он его проигнорировал.

– Вы не знаете что это такое – быть калекой, доктор, – сказал незнакомец.

– А вы не понимаете главного, – с мягким нажимом проговорил доктор все еще не осознавая до конца как относиться к происходящему. – Чем дольше мы тянем с операцией, тем меньше у мальчика шансов.

– Что вам понадобится, чтобы сохранить ногу? – настаивал незнакомец.

– Вы не понимаете…

– Нет, это вы не понимаете. Представьте себе, что вам доступны любые технологии. Что понадобится?

– Чудо, – решительно заявил доктор.

– Дайте подробное технологическое описание чуда, – моментально отреагировал незнакомец.

Доктор пристально посмотрел ему в глаза, пытаясь понять что скрывается за этой фразой, но понять ничего не сумел. Тогда он задумался. Думалось, надо признать, паршиво. Ну а как прикажете в подобном состоянии размышлять над ответом на просьбу дать описание чуда? И мальчишку было жалко. Но если он умрет, ведь будет еще жальче. Рисковать жизнью паренька…

– Да поймите вы, – доктор начинал терять терпение, – мальчика нужно срочно вести в больницу на операцию…

– Думаете, в вашей больнице ему будет лучше чем здесь? – с некоторым как будто сарказмом поинтересовался незнакомец.

Доктор Риктер окинул взглядом оборудование, и промолчал. Крыть было нечем.

– Итак, что понадобится? – не унимался незнакомец.

– Целая бригада хирургов, – выдохнул доктор. – Плюс каким-то мистическим способом надо зафиксировать ногу в неподвижности… И даже это не даст никаких гарантий. Поймите – одна жировая эмбола…

– Доктор, я немного разбираюсь в медицине, – отрезал незнакомец. – Итак, бригада хирургов, фиксатор… Что еще?

– Магия, – криво усмехнулся Риктер.

– И снова – дайте детальное технологическое описание магии, – не унимался незнакомец. – Фантазируйте. Не пытайтесь решить что возможно, а что нет – просто сформулируйте что нужно сделать. Про эмболию я уже понял. Что еще?

Доктор передернул плечами, и почему-то принялся неуверенно, но обстоятельно описывать какие беды грозят мальчишке и как теоретически – теоретически – их можно избежать. Незнакомец слушал внимательно, лишь пару раз перебив уточняющими вопросами по которым доктор, к немалому своему удивлению, понял, что тот и впрямь разбирается в медицине. Потом была еще пара вопросов – видимо, чтобы… как бы это… расширить горизонты доктора? Чтобы решительнее фантазировал? И еще несколько уточнений…

– Дайте мне два часа, – сказал, наконец, незнакомец.

– Я отказываюсь в этом участвовать. – пробормотал доктор.

– В чем? – удивился незнакомец. – В спасении жизни мальчишки? Вы же врач.

– Да что это вообще за место? Кто вы такой? Я смотрю, вы и сами неплохо разбираетесь в медицине. Зачем тогда я вам понадобился?

Незнакомец усмехнулся. И до доктора вдруг дошло – как не дошло раньше? – что этот незнакомец мог быть кем угодно, но он точно не был отцом мальчика. Отец уже весь извелся бы, места себе не находил, а этот… Само спокойствие.

– Я разбираюсь в медицине, – кивнул незнакомец. – Но больше теоретически. Никогда и никого еще не оперировал. Но разбираюсь. Именно поэтому я сказал про два часа. Побудьте с ним. Пожалуйста.

– А что это вообще за место? – спросил доктор.

– Это? Это моя берлога, если хотите.

И он направился к выходу. Уже на пороге остановился и проговорил:

– Кстати, можете звать меня Макс.

3.

Загадочный Макс появился ровно через два часа. Доктор сумел запомнить время на мониторе.

За это время Риктер несколько раз подходил к лежащему без сознания мальчишке. В первый раз – чтобы опять накрыть его простыней, попутно отметив, что, если не смотреть на эту кошмарную ногу, мальчишка очень даже неплохо сложен. Во-второй – на автомате, попытавшись пощупать пульс. Правда, в этом не было никакой нужды – все показатели светились на мониторе. Кстати, сам по себе монитор заслуживал отдельного внимания. Как и все оборудование этого странного места. Нет, многое из увиденного не было для доктора каким-то откровением – он знал, слышал, что такое оборудование существует. То есть, некоторое из присутствовавшего. Но оно было только в очень дорогих клиниках в которых могли себе позволить лечиться только очень непростые люди. Вроде мэра. Или Большого Фила, например. Вот скажем, в клинике доктора Риктера ничего такого не присутствовало даже в перспективе. Однако, большая часть всего этого технического великолепия представлялась скорее декорацией для сьемок фантастического фильма. Функциональной декорацией.

Один раз доктор попытался выйти из этого аквариума. Дверь оказалась заперта. Хотя, он не мог припомнить, чтобы Макс, когда выходил, ее запирал. На ней, собственно, и замка-то не было. Но она не открывалась. За второй дверью в металлической стене доктор, к своему удивлению обнаружил обычную жилую комнату. Кровать, санузел, душевая. Для выздоравливающих, не иначе. Хотя, какой резон держать выздоравливающего рядом с операционной?

Макс вернулся, неся в руках некий продолговатый металлический кейс.

– Что это? – поинтересовался доктор.

– Откройте, – предложил Макс. – И сразу приступайте к операции. Здесь все, что вам понадобится.

Он распахнул еще одну дверь за которой обнаружилось все для подготовки хирурга. Раковина, санитайзер, халаты, маски, перчатки… Манипуляторы для того, чтобы все это надеть… Все.

Доктор хмыкнул и открыл кейс. Надо сказать, он сперва вообще не понял что видит, и даже спросил:

– А что это такое?

Но потом сообразил, да так и замер с открытым ртом. Это не могло быть правдой, это было невероятно, однако – вот он держал это самое невероятное в руках.

– Медбот для бедра, – буднично сообщил ему Макс. – Размеры должны быть правильные – если судить по биометрии. Хотя, если что, он сам может подогнать себя. Автоматически.

– Проклятье, – восхитился доктор. – Я слышал о таких штуках только как о перспективных разработках… черт, как о концепции. Такое мог сделать только Алан Рэй.

Кажется, Макс поморщился при упоминании имени Рэя? Или нет?

– Не Рэем единым, доктор. Надеюсь, вы сможете установить эту штуковину?

– Вы шутите? Да я никогда в жизни не имел дела с таким оборудованием…

– Тут мы вам поможем, – пообещал Макс. – Чарли, мы ведь поможем?

Уж неизвестно к кому обращался Макс, но тут металлическая стена – изрядный ее сегмент – раздвинулась, и на доктора двинулся такой операционный комплекс, что простому врачу могло и поплохеть. Инструменты, хирургические манипуляторы… Вот тебе и бригада хирургов. Проклятье, при таком раскладе и ассистенты не нужны. Тут же выкатился второй монитор.

– Тут будет инструкция по установке прототипа, – пообещал Макс, и направился в сторону подготовочного блока.

– Вы что, – растерялся доктор, – тоже будете оперировать?

– Ну что вы, – усмехнулся Макс. – Я на подхвате. Оперировать будете вы. И Чарли нам поможет.

– Кто такой Чарли? – не понял доктор.

– Привет, – донесся откуда-то из спрятанных динамиков приятный мужской голос в котором, впрочем, слышались отчетливые нотки какого-то неуместного веселья. – Я постараюсь максимально подробно проинструктировать вас на тему установки прототипа… Ну и буду следить, чтобы вы не накосячили. Ибо мальчишку жалко.

Это «накосячили» убило доктора наповал.

– Чарли у нас на удаленке, – усмехнулся Макс.

Доктор, на секунду решивший было, что речь идет о каком-то компьютере, отмел эту мысль. Компьютеры не говорят «накосячили». Во всяком случае, с усмешкой в голосе. И мальчишек они жалеть не умеют. Даже Алан Рэй не способен привить компьютеру чувство юмора и такое скабрезное сострадание. Что бы там ни говорили про Альфу.

Значит, доктору Риктеру предстояла самая сложная и интересная операция в жизни.

4.

Алан Рэй сидел в своем старомодном кожаном кресле и устало смотрел в глубину Вселенной. То есть, звучало, конечно, несколько пафосно, но в каком-то смысле так оно и было. На громадном трехмерном экране, во всей его виртуальной бесконечности отображалось все. Вернее, могло отображаться.

Разумеется, пожелай того его левая пятка, Альфа могла бы вывести на экран все происходившее в мире. И разумеется, толку от этого не было бы никакого. Во-первых, вышло бы слишком мелко – очень уж много всего в мире происходит. А во-вторых, человеческий мозг не в состоянии все это осознать и обработать. Получилось бы просто очень пестрое лоскутное одеяло от которого больно глазам. Или даже не лоскутное одеяло, а бесконечная россыпь дурацкого бисера. Именно для этого (в том числе) он и создал когда-то Альфу. У нее мозг не лопнет никогда.

Помнится, раньше было принято восторгаться передовым многостаночником античности Александром Македонским, учеником другого такого же Аристотеля. Как он ловко умел одновременно читать один текст, писать другой, говорить на третьи темы… При этом, правда, понимание прочитанного, качество написанного и высказанного, скорее всего, не учитывалось. И попутно этот Филиппов сын завоевывал страны, бухал без просыпу и совращал мальчиков… Как учит нас история. А история ведь наверняка врет. Наверняка чего-то не договаривает. И если она даже при таком раскладе чего-то не договаривает…

Алан Рэй никогда особенно не хотел ничего завоевывать, к алкоголю был равнодушен… Как и к мальчикам. А для всего остального он создал этот великолепный инструмент.

Старушка Альфа. Да нет, зачем называть ее старушкой? Все эти десятилетия Альфа менялась, развивалась, становилась умнее… Но уж точно не старела. Некоторых вещей Алан Рэй так и не смог от нее добиться, но многое, очень многое было ей подвластно. Кроме, разве что, абстрактного мышления и чувства юмора. Но он к этому и не стремился. Альфа не была старой – она была… Черт его не знает как сформулировать.

Старым был он. Хотя, строго говоря, если ты после стольких лет вполне себе еще функционален, достаточно крепок разумом и телом… А душой? Вот с этим было сложнее. Чтобы понять крепость духа, надо сперва определиться что это вообще такое и в каких единицах это измерять. Иногда он чувствовал себя вполне бодро, иногда казалось, что он очень стар… Но это все эмоции.

Самый могущественный человек в мире… Вот ни разу не греет. Он оставил тщеславие где-то… То ли забыл в старой квартире, то ли и не было его вовсе. Сперва не до того было, а потом… стало просто не интересно. Или после того как умерла Алиса, и он осознал, что за все приходится платить? Да нет, это он и так всегда знал. Знал с самого начала. Платить приходится всегда. И плата за долголетие очевидна и жутковата.

Но ведь после явления Верхних и Нижних, постройки Стены, неуклюжих попыток многих правительств сперва разобраться в происходящем, а потом попросту спастись, выжить… И в этом упорстве остаться прежними… Как говорил великий философ «Трудно менять ничего не меняя, но мы будем»42. Прекрасный алгоритм для путешествия в могилу. Тщеславие – его тщеславие – от осознания того кем он стал должно было раздуться до космических размеров. Но как-то не сложилось. Видимо, опция изначально не была включена в систему. Интересно, это достоинство, или легкая инвалидность, вроде отсутствия музыкального слуха и чувства юмора?

Когда-то он строил Стену… Зачем? Большинство людей в мире полагало – для защиты. Чтобы спрятаться за ней, отгородиться от Верхних, Нижних и всего прочего несовершенного агрессивного мира. Алан не собирался развенчивать это мнение. Хотя, правды в нем было немного. Собственно, он ведь никогда не задумывал какую-то там утопию. Чтобы замышлять такое, нужно быть дурным мечтателем, наивным, тупым, с горящими глазами и при полном отсутствии ощущения реальности. Вряд ли такой человек смог бы построить Корпорацию Рэя. Такой человек деревенский сортир построить не сумеет. Тогда почему Алан был разочарован тем, что утопии не вышло? Потому что всегда неприятно осознавать собственную прежнюю наивность и глупость? А осознавать приходится – просто чтобы стать хоть чуть-чуть умнее и продолжить развиваться.

Как все было задумано. Глупо и прекрасно. Собрать в одном месте, заманить, задобрить пряниками многих и многих молодых и не очень, но обязательно талантливых и перспективных. Тогда Алан полагал, что он это умеет – определять талантливых и перспективных, создавать для них условия, мягко направлять, давать волю их способностям, чтобы они… что? Двигали цивилизацию? Еще одна глупость. Никто никуда не заманивал Архимеда, Ньютона, Декарта, Хокинга… Кому пришло бы в голову заманивать куда-то Стива Джобса или Илона Маска?.. И каких-то тепличных условий для них тоже никто не создавал. Они сами все создавали.

Резервация гениев. Смешно. Совершенно очевидно, что у всех этих умных и талантливых есть родные, близкие, семьи, дети, которые вполне себе могут оказаться совершенно не талантливыми и даже просто не так чтобы умными. И куда их девать? Тоже тащить за Стену? Поскольку ну кто же за-ради развития цивилизации бросит собственных детей или престарелую матушку? Правильно – всех за Стену. Дабы порывы любви и муки совести не мешали гениям творить… Но потом гений разводится с женой, та требует алименты, но и из-за Стены переезжать категорически не намерена – что она, дура, что ли? Да и сам гений ни в какую не желает, чтобы его ребенок – пусть и от несчастливого брака – оказался там, снаружи, в большом мире. Где жить, может быть, и можно, но вот иллюзии безопасности – никакой. И видеться с ним там – никак. Очевидные вещи.

Да и сами гении, надо признаться, зачастую на бытовом уровне могли оказаться такими идиотами… И Алан Рэй все это прекрасно понимал и тогда, и сейчас…

И что вышло в итоге? А в итоге здесь, за Стеной, в этой несостоявшейся утопии, все было настолько похоже и на внешний, и на прежний, и на весь остальной мир, что теперь Алан Рэй даже как-то перестал понимать для чего он все это затеял.

Ради власти? Эта мысль его никогда не грела. Наверное, именно поэтому он эту самую власть и получил, и она его теперь несказанно утомляла. За Стеной оказалось страшное количество – большинство, как и всегда и везде – бесполезных и никчемных людей у которых, как всегда и везде, куча свободного времени, и страшно желание быть причастными ко всему. Организация попечительских советов, заседания в мэрии… Политика. Утопия, говорите? Люди есть люди, и чтобы возникла утопия, пришлось бы жестоко отсечь на задворки девяносто девять процентов населения Земли. Либо переделать природу человеческую. А это… Создать протез руки, ноги, искусственное легкое, сердце… Но апгрейдить человеческое сознание… Даже если было бы возможно – Алан никогда бы за такое не взялся. Ответственность запредельная, результат – более чем гадательный. Того и гляди понадобится команда каких-нибудь блэйдраннеров43, чтобы истребить улучшенных людей, которые тоже оказались идиотами и решили, что обычных людей пора вычеркнуть из бытия.

Так для чего он продолжал оставаться тем, кем был? Не хотел бросать этот мир на произвол судьбы? Чувствовал свою ответственность? Глупости. Ничего такого и в помине не было. Он никогда не верил, что целью Верхних и Нижних было уничтожение человечества. А если бы и так, его мало привлекала роль спасителя. Зачем же? Зачем он прожил такую неприлично долгую жизнь, стараясь сделать… Что? Стать самым умным? Ерунда. Такого не бывает. Доказать что-то там кому-то там? Самому себе? Нет, это что-то скорее подростковое. Неприлично для семидесятилетнего крепкого умудренного опытом старца… Впрочем, старцем он себя никогда и не чувствовал. Мог себе это позволить. Вернее, ему могли позволить. И тот, кто позволял…