Историйки с 41-го года. Верность

– Мама! – опустив виновато голову, проговорил он. – Я закончу пятый класс, пойду в ремесленное училище, выучусь какой-нибудь специальности и буду работать, помогать тебе.

Мать молчала, ничего не отвечала.

Вскоре Дима, успешно закончив пятый класс, пошел в ремесленное училище. Приемная комиссия оценила его здоровье, заглянула в метрики, в справку об окончании школы и спросила:

– На какую специальность пойдешь: токарь, слесарь или инструментальщик?

Диме было все равно, куда, он не разбирался в этих названиях и ответил:

– Токарем.

Вскоре он получил форму ученика трудовых резервов: шинель с лычками, фуражку с кокардой, ботинки, гимнастерку и брюки. Все было новое, не то, что его обноски, которые он снял с себя и больше не надевал: заштопанные штаны, рубашку и ботинки, не раз починенные.

Как и многие его ровесники, он попал к пожилому мастеру.

– Сначала будем знакомиться, – оглядел он всех ребят. – Я – Семен Семеныч. – и стал с расспросами подходить к каждому по отдельности. Дошла очередь и до Димы. Он засмущался, и его глаза резко скосились.

– Да ты не робей, – мастер добродушно погладил Диму по голове, заметив перемену в его лице. – Это бывает, когда нервы не в порядке. Честно тебе скажу, у меня после войны тоже такое было. Да вот работа вылечила. Смотри, – и он приблизился к нему. – Видишь, не косят!

От Семена Семеновича веяло какой-то теплотой, и Дима ему поверил. С этого дня мастер часто подходил к нему и обучал мастерству на сверлильном станке, говорил, что надо внимательно смотреть в точку, где работает тонкое сверло по металлической детали, и желательно его не сломать. Параллельно он показывал ему и токарный станок, и как надо на нем работать.

Прошел год, Дима овладел сверлильным и токарным станками. Странно, но он стал меньше косить глазами при волнении. Мастер приучал его смелее разговаривать с людьми, начал доверять вести переговоры с заказчиками. И вскоре если Дима и смущался, то по глазам этого уже видно не было. Он и сам не заметил, когда это все прошло.

Мастер смеялся, приговаривая:

– Работа лечит! А в хорошем коллективе ты еще станешь неповторимым мастером-специалистом.

За годы учебы Дима из маленького, щупленького мальчика превратился в крепкого подростка, а может, этому способствовало и то, что он часто ходил в спортзал.

Однажды Семен Семеныч, заметив у Димы знак «Крылья Авиатора», который, впрочем, он видел уже не первый раз, удивленно спросил:

– Что ты все время на эти крылья поглядываешь?

– Очень мечтаю узнать, из каких деталей делается самолет и почему летает, – ответил Дима.

Мастер хитро улыбнулся, словно подумав: «Ну-ну!»

В конце обучения Диме дали задание сделать сложную деталь. Он ее точил, сверлил, резьбу нарезал, то и дело на токарном станке обрабатывал, шлифовал, доводя до цели и перемеряя сантиметрами и миллиметрами. Когда задание было выполнено, комиссия приняла деталь и поставила ему высшую оценку.

– А теперь, – загадочно произнес мастер, – все едем на аэродром. Будем изучать самолет.

В этот день наступившая зима запорошила все вокруг. Когда они прибыли на аэродром, взлетную площадку очищали заключенные, охраняемые милицией. И среди них Дима увидел Витьку… Он ожесточенно греб лопатой, не обращая ни на кого внимания, видно, делал все машинально. Диме стало жалко его, он смотрел и смотрел на Витьку, надеясь встретиться с ним взглядом.

«А чем бы я сейчас ему мог помочь?» – задумался он.

Возле самолета, к которому подошла вся группа учеников, работали механики, что-то делая в моторе. Подойдя поближе, Дима увидел внутри свою деталь – он мог ее узнать даже в темноте или на ощупь. Закончив подготовку и проверку, специалисты крикнули летчику:

– Готов!

Мотор взревел. Самолет покатился, набирая скорость, и взлетел, устремляясь к небу.

И тут послышался голос мастера:

– Ну что, Дима, узнал, почему самолет летает? – и, видно, догадываясь, что ответит ему ученик, сам продолжил: – От того, что все детали разработаны и сделаны по высшему разряду!

Самолет кружился в небе, то стремительно взмывая за облака, то опускаясь чуть ли не до земли. Все ученики и заключенные наблюдали за ним не отрываясь. Одни с радостью, что их мечта свершилась, другие с грустью, что мечту свою упустили. Так, наверное, думал и Витя…

Закончив ремесленное училище, Дима получил высший разряд по специальности и денежную премию от заказчика аэродрома за отличную работу. Распределили его на авиационный завод.

Перед тем как обрадовать маму этой счастливой новостью, он зашел на рынок, долго там что-то искал и нашел – это были красивые варежки на меху. Дома он радостно выпалил:

– Мама, теперь нам жить станет полегче. Я иду работать и одновременно буду учиться на конструктора!

И он надел на руки своей родительнице мягкие, нежные, теплые варежки. А сам крепко держал счастливый знак, подаренный старшиной, «Крылья Авиатора».

Первый поцелуй

После работы на строительстве стадиона «Лужники», куда нас с приятелем направили по разнарядке комсомола, мы, все пыльные от работы с отбойным молотком, зашли в палатку, купили две бутылки холодного молока, буханку белого хлеба и расположились на стульях, чтобы передохнуть. Руки и плечи ныли от непривычного труда, а мы с наслаждением пили молоко и ели ароматный свежий хлеб.

Неподалеку мы увидели, как пожилой мужчина поцеловал женщину в щеку, и они расстались. Приятель мой, Толя, вдруг неожиданно сказал:

– А я первый раз поцеловал девочку в первом классе!

– Да ты, видимо, и не устал совсем, раз еще о чем-то думать можешь, – сказал я ему.

Он помолчал немного и рассказал свою историю:

…В ту пору я жил в Костроме. Отец мой был военным командиром. Куда его пошлют, туда и мы переезжали, и в сад ходил, и в школу пошел в разных городах. В первом классе я влюбился в девочку. Сидели мы за одной партой, была она всегда в строгом платьице, с двумя косичками, которые очень шли к ее лицу, училась хорошо, и я старался от нее не отставать.

Ее звали Галя. После занятий, забрав у нее портфель, я шел провожать ее домой. Тогда прозвали нас «жених и невеста».

Я готов был находиться с ней рядом всегда. Она хорошо танцевала. Однажды ее партнер заболел, а ей надо было на концерте выступить. Я очень хотел, чтобы она танцевала, и сам согласился с ней выйти. А был я в ту пору довольно полный и ни разу присядки не выделывал.

Галя вылетела на сцену, как стрекоза, и под музыку стала танцевать гопака. Она закружилась, а я возле нее приседаю, как медвежонок, громко кряхтя. В зале хохот стоял, после концерта все говорили, что это было самое лучшее выступление. Галя тоже смеялась, видно, осталась мною довольна.

Вскоре отца моего направили на новое место службы, преподавать в пограншколе. В последний день я, как всегда, проводил Галю до подъезда и поцеловал. И, знаешь, я это запомнил на всю жизнь. А может, еще из-за того, что дверь в этот день была покрашена, и я, прижавшись к ней, испачкал и свою курточку, и Галину, и дома от родителей получил взбучку. В то время с одеждой была проблема…

Так вот, хочу тебе сказать, я уже учусь в девятом классе и никак не забуду этот первый поцелуй. Была у меня дружба и с другими девушками, но с поцелуями как-то не ладилось. Может из-за того, что у меня появилась навязчивая мысль: «А почему это не Галя?» А может быть, я девушкам не нравлюсь?»…

Толя замолчал. Ему еще оставалось доработать несколько часов, а моя смена закончилась, мы попрощались. После этой встречи мы долго с ним не виделись.

По комсомольскому призыву от школы в летние каникулы мне однажды пришлось уехать на Байкало-Амурскую магистраль. Там в тяжелых условиях, в постоянном холоде, живя в бараках, помогали мы строить железную дорогу. Тяжело приходилось, но никто из строителей никогда не унывал. Может, молодость брала свое над усталостью. Всегда веселились, то байки рассказывали, то под гитару задорно пели.

А потом были и другие мероприятия от школы – весной и осенью посылали нас в колхозы и совхозы сначала поля прополоть от сорняков, а затем урожай убрать. Обувь от грязи разваливалась не раз, а сапоги нам не выдавали, однажды я даже пришел домой босиком…

С Толей мы опять встретились уже после окончания школы. Он, как и я, поступал в медицинский институт. Мы по-дружески обнялись и обменялись, что произошло с нами за эти годы.

В целом, у него было то же самое, что и у меня: строительство БАМа, уборка урожая в колхозах и совхозах. Наверное, в ту пору ни один комсомолец не избежал этой участи. И он, как и я, после школы стал готовиться в институт. Нас приняли на разные факультеты. Перед началом учебы всем поступившим студентам руководство предложило поучаствовать в субботнике – покрасить фасад здания.

Уже позднее я узнал от Толи, что в тот день произошло с ним. Ему досталось покрасить двери. Он уже закончил работу и хотел уходить, как дверь резко открылась и крашеная створка угодила ему в бок. На черном пиджаке появилась белая полоса. Он непроизвольно оттолкнул дверь назад.

– Второй раз меня крашеная дверь пачкает! – возмутился Толя.

– И меня тоже, – недовольно сказала девушка, не успев даже извиниться, так как дверь на обратном ходу коснулась и ее.

– Может, еще скажете, что вы из Костромы и звать вас Галя? – выпалил Толя.

– Да, я Галя из Костромы. Откуда вы знаете?

От услышанного он застыл, будто истукан, глядит на нее и слово выговорить не может. А мысли бегут: «Кажется, и правда она… Очень похожа… А какая красивая стала, две косички в одну большую косу заплела…»

И тут на весь вестибюль раздался радостный, идущий от всего сердца голос:

– Толя, так это ты! Совсем не изменился, лишь повзрослел. Я знала, что мы встретимся!

Абсолютный слух

Женя с детства, услышав понравившуюся мелодию по радио или в исполнении духового оркестра в парке, враз ее запоминал и потом любил напевать.

Мама замечала это, и ей нравилось, как сын четко воспроизводил услышанное. Но она не придавала этому никакого значения до тех пор, пока не увидела, что он стал брать у своих друзей балалайку, гитару или мандолину и лихо на них музицировать. Тогда она задумалась и посоветовала ему:

– Женя, ты не хочешь стать профессиональным музыкантом? У тебя это получится!

В душе-то он давно мечтал быть музыкантом и не раз даже думал об этом, но не решался поговорить с мамой, так как ей пришлось одной его воспитывать – отец ушел, когда ему и года не было. Рос он быстро, приходилось часто покупать новую одежду. Денег, зарабатываемых родительницей, на жизнь не хватало, а тут бы пришлось еще и на учебу музыкой прилично тратиться. Мама словно догадалась о его мыслях и успокоила:

– Ты не переживай, Женечка. Мы с тобой как-нибудь проживем. Зато станешь музыкантом, начнешь зарабатывать, а там, смотришь, и полегчает. А пока заканчивай школу, тебе учиться еще целых четыре года, а заодно обучайся музыке.

Женя, конечно, был счастлив. Он обнял маму и с благодарностью прижался головой к ее теплой щеке.

Через несколько дней он предстал перед приемной комиссией в музыкальной школе.

– На каком инструменте желаете учиться? – задали ему вопрос.

– На мандолине!

У него проверили слух, попросив сыграть мелодию на пианино и постучать ритмично по его крышке.

– У юноши абсолютный слух, – сказали одобрительно.

Посмотрели на его руки – они были большие и крепкие, может, стали такими оттого, что он в школе старательно занимался в кружке резьбы по дереву. Работать там приходилось стамесками, применяя физическую силу, а порой и стучать тяжелой киянкой.

– Учить вас по классу мандолины нецелесообразно, очень толстые пальцы, и достичь быстрой игры вы не сможете, – ошарашили его. – Мы бы предложили вам заниматься вот на этом смычковом контрабасе.

Последние слова успокоили Женю. Он взглянул на инструмент, прислоненный к стене, – контрабас был большой, выше его, со сверкающей коричневой декой и с черным грифом, заканчивающимся резной завитушкой, от которой вниз шли четыре струны.

– Хорошо-о, – неуверенно произнес Женя.

– В будущем это будет твой «хлеб с маслом», – убедительно сказал кто-то и добавил: – Берем тебя на бесплатное обучение. Завтра приходи!

На следующий день, закончив школьные уроки, Женя с нетерпением побежал в «музыкалку», как он теперь ее называл. В классе кроме учителя был еще один ученик, по возрасту старше его, переучившийся со скрипичной виолончели на басовый контрабас. Первые уроки: нотная грамота на бумаге, расположение нот на грифе и правильное вождение смычном по струнам – давались Жене легко, и контрабас у него издавал чистый звук.

Так за учебой незаметно прошло два года. Он овладел техникой игры на инструменте, у него получалось совсем не хуже, чем у напарника – бывшего виолончелиста. И Женя все больше и больше увлекался контрабасом.

Однажды, когда Женя играл фугу Баха, в класс тихо вошел полный мужчина. Учитель из уважения к нему поднялся со стула. И они оба стали слушать игру ученика. Закончив, Женя услышал, как незнакомец тихо проговорил преподавателю:

– Замечательно сыграл, ни одной нотки не сфальшивил. Закончит музыкальную школу, возьмем в консерваторию.

И подхватив контрабас, мужчина быстро заиграл. Женин смычок в его руке стремительно мелькал справа налево, а пальцы легко носились по всему грифу. Учащиеся школы столпились у двери, услышав необычную технику и зачарованную игру на этом большом басистом инструменте.

Окончив игру, исполнитель расстроенно произнес:

– Хотел бы я, чтобы звук контрабаса звучал лучше. Да видно, придется играть и учиться на том, что есть!

Кто-то в толпе прошептал:

– Это же профессор Фокин, лауреат конкурса контрабасистов.

Женю мастерство Фокина так поразило, что он решил тоже непременно стать лауреатом конкурса.

Дома у него контрабаса не было, и он каждый день после школьных уроков ходил в «музыкалку». Только смычок свой он всегда носил с собой, сделал даже для него жесткий футляр, чтобы уберечь от разных повреждений.

Возвращался он после занятий, как всегда, поздно. Вот и на этот раз на улице было пустынно и свет редких лампочек едва освещал путь. Подходя уже к дому, Женя заметил мелькнувшую тень человека и услышал крик о помощи. Он бросился выручать и увидел здоровенного детину, отнимающего у девушки чемодан.

– Уходи прочь! – закричал он ему.

– А тебе что тут надо, мошкалявка? – процедил тот сквозь зубы и, бросив девушку, кулачищем ударил Женю в ухо. Женя чуть не упал, но, превозмогая боль, замахнулся футляром и ударил детину так, что футляр раскололся и смычок вывалился наружу. Грабитель, охнув от боли, убежал.

Перед Женей стояла испуганная Вера, его ровесница, она приезжала из другого города навестить старшую сестру, его соседку.

– Женечка! – воскликнула она. – Спасибо тебе!

– Что ты говоришь? – переспросил он ее. Она повторила еще раз. Женя понял, что не слышит… Он подобрал разбитый футляр, смычок и, махнув рукой, пошел домой.

– Женя-я! – закричала ему вслед Вера. – Тебе надо-о ко врачу-у!

Мама сразу заметила его распухшее ухо и запричитала:

– Сыночек, сыночек, что с тобой?

А до него доносились только расплывчатые слова, отдаваясь далеким эхом.

Она приложила к его уху мокрое махровое полотенце, надеясь снять боль и отек, и говорила, говорила, но он по-прежнему ее плохо слышал.

Утром пришла Вера, которая никогда не заходила к ним раньше, виновато посмотрела на него и что-то произнесла. Женя не стал ее переспрашивать, понял, что мама и Вера хотят показать его врачу.

В больнице врач долго осматривал Женино ухо, а потом сказал, как припечатал:

– Слух потерян! Будем надеяться, что он восстановится. Оставляем вас на лечение!

В палату навестить Женю приходили его друзья из школы, а чаще Вера с мамой. Пришел и преподаватель из «музыкалки» и откровенно заявил:

– Сожалею о случившемся, но если слух не вернется, не быть тебе музыкантом.

– А как же Бетховен, он совсем был глухой, и тем не менее ему все удавалось? – с надеждой задал вопрос Женя, чувствуя, что мечта его стать лауреатом конкурса контрабасистов рушится.

– Бетховен – композитор, и то, что он совершил, было исключением, а ты еще только начинающий музыкант, – вздохнул преподаватель, видно, сам переживающий за ученика, и как-то сгорбившись вышел.

С тех пор Женя замкнулся и, если его кто-то навещал, он даже разговаривал неохотно. Слух на одно ухо так и не восстановился. Выйдя из больницы, он увидел Веру. Она взяла его под руку, наклонилась к нему и с какой-то теплотой сказала:

– Женя, ты так сильно не переживай. У меня дядя музыкальный мастер, делает струнные инструменты: скрипки, виолончели и контрабасы. Я ему рассказала о тебе, и он сказал, что с удовольствием обучит тебя своему мастерству, если ты захочешь.

Тут вспомнил Женя профессора Фокина, как тот плохо отзывался о звучании инструмента, на котором ему пришлось учиться в школе.

«Слух мой неизвестно, вернется или нет, а может, я и правда сделаю отличный контрабас», – подумал он и даже немножко взбодрился: «Пока школу закончу, пока получу аттестат, а за это время еще стану музыкальным мастером, зарплату буду получать и маме помогу», – решил он.

Мастер, дядя Семеныч, встретил Женю радушно:

– Знаю, рубанком владеешь, стамесками тоже. Я тебя начну обучать и строго проверять! Вот тебе материал: доска, пила и лекало для изготовления музыкальных инструментов. Твори!

И у Жени начались дни творческого мастерства. Когда он закончил общеобразовательную школу, то был уже специалистом в музыкальном деле – за это время он сделал скрипку, виолончель и приступил к работе над контрабасом.

Каждый день до вечера он строгал и вырезал из дерева деку, простукивал ее молоточком по всей плоскости, низко склонив голову, прислушиваясь к ее звучанию. После долгого, кропотливого труда Женя собрал все изготовленные им детали и склеил их столярным клеем. Контрабас был сделан! Он стоял, прислоненный к верстаку: большой, с зеркальной полировкой и цветом красным, переходящим в коричневый.

Женя настроил на нем струны. Сердце его сжалось в ожидании звука. Он провел смычком по струнам, и бархатная басистая мелодия полилась по мастерской. Это была фуга Баха. Дядя Семеныч застыл от удивления, радостно похвалил Женю за мастерство и предложил:

– Давай направим инструмент на конкурс «Лучший контрабас».

Женя засмущался и хотел было отказаться, но вскоре дал согласие. В день открытия конкурса Женю пригласили в консерваторию. Он взял с собой Веру. Когда начали выступать музыканты-контрабасисты, его тело дрожало от ожидания услышать инструмент, сделанный его руками.

Вера подвинулась к нему поближе, прикоснулась к плечу и успокоила:

– Не волнуйся, мама твоя сказала: «Сегодня твой день рождения и в этот счастливый день будет все хорошо!»

Женя удивился, когда на сцену с его контрабасом вышел Фокин, тот самый профессор, который предложил ему учиться в консерватории. А свой инструмент он узнал бы из всех по цвету и грифу, на котором вместо завитушки наверху была вырезана из дерева женская головка, очень похожая на Веру.

Тут заиграло фортепиано. Профессор всем смычком прошелся по струнам, и звучание контрабаса заполнило весь зал. Вначале он медленно басил, как бы знакомясь со зрителями, а потом понеслась череда меняющихся звучаний, словно говоря каждому находящемуся в зале:

– Вот я каков! Вот!

Профессору, видимо, самому было приятно играть на этом контрабасе. Вместе с ним он мелодично раскачивался всем своим грузным телом. Слушателям и зрителям в зале это казалось каким-то чудом.

Фокин закончил играть и одобрительно похлопал по деке. В зале разнеслось восторженное громкое хлопанье в честь музыканта и создателя инструмента.

В этот день Женя получил звание лауреата и Золотую медаль за лучший контрабас.

Толин подарок

Толя взглянул на календарь и вспомнил: «Сегодня у моей мамы день рождения!» Он знал это число, потому что у него и у мамы дни рождения были вместе, в один день. Ему исполнилось семь лет!

Толя всегда мечтал иметь собачку, но мама из года в год ему говорила: «Когда повзрослеешь и сможешь самостоятельно гулять с собачкой, я подарю тебе ее».

И Толя, мечтая о таком подарке, постоянно рисовал собачек на листочках и всю стену в комнате уже оклеил ими.

Сегодня, в наступивший день рождения, он опять подумал: «Повзрослел ли я или нет? Надо обязательно узнать у мамы. А пока куплю ей подарок!» И решил все деньги, что были собраны им в копилке на всякие сладости, истратить на подарок маме.

Толя взял копилку и вышел во двор. Неподалеку от дома стояли палатки, и чего там только не было… Он подошел к цветам и выбрал самый большой букет белых ромашек с бархатистыми лепестками и желтыми сердечками. Высыпал на прилавок мелочь, рассчитался с продавцом, а остальные деньги положил обратно в копилку. И тут он увидел рядом, в следующей палатке красивую косыночку. Она была голубая, в белый горошек и с красной ажурной каемочкой по бокам.

«Как раз под мамину кофточку подойдет!» – обрадовался он и задал вопрос:

– Тетя, можно у вас купить вот эту косыночку с каемочкой? Я хочу поздравить любимую мамочку с днем ее рождения!

Продавщица ласково взглянула на Толю и ответила:

– Пожалуйста! – а у самой на глазах слезы выступили.

– Тетя, а почему вы загрустили? – удивился Толя.

– Вот меня бы кто-нибудь поздравил с сегодняшним днем рождения, доброе слово сказал! – и она вздохнула. – Одна я, без деток, сын погиб на проклятой войне, оттого и радости нет!

– Да вы не расстраивайтесь, – успокаивает ее Толя. – У меня целый букет цветов. Я вам подарю половину на счастье, на здоровье! – и положил часть цветов на прилавок.

Продавщица от таких приятных слов уважительно посмотрела на мальчика, а он высыпал всю мелочь из копилки, взял приобретенный подарок и удалился. Денег явно было мало, но продавщица даже не хотела их считать.

Когда Толя пришел, мама была уже дома. Он бросился к ней и радостно произнес:

– Мамочка, я дарю тебе эту косыночку в честь твоего дня рождения, чтобы ты была еще прекрасней, и еще цветочки, чтобы они украшали тебя.

Он рассказал ей про тетю, которую тоже поздравил с ее праздником.

Тут из-под стола вылез маленький лохматый щенок и громко затявкал. Мама обняла сына и сказала:

– Этот щенок говорит, что он поздравляет тебя с твоим днем рождения, и я с ним вместе. Будь всегда смелым, сильным и умным! – и она гордо добавила: – Какой ты у меня большой и добрый!

На следующий день Толя вынес на руках щенка, чтобы он познакомился с улицей, и подошел к тете похвастаться, что маме очень понравилась подаренная косыночка. Продавщица улыбнулась, погладила щенка и Толю по кудрявым вихрам и промолвила:

– Сынок, а я для твоей собачки подарок приготовила – ошейничек, – и надела его на шею щенка.

Ошейничек был узеньким, но с большой сверкающей бляхой, на которой было выгравировано имя «Дружок». Толя очень удивился: «И откуда тетя узнала, что я так хотел назвать собачку?» – и, поблагодарив ее, пошел дальше гулять по двору, а щенок потопал за ним. Тетя-продавщица долго смотрела им вслед, не переставая махать ладошкой, и все улыбалась.

Вскоре тетя, а звали ее Маруся, стала лучшим другом Толи и его Мамы.

Лешины дела

Леша, выходя на улицу, уже знал, что сегодня ему не придется играть в футбол. Сережа, их заводила, который всегда собирал команду из дворовых ребят, получив аттестат об окончании школы, уехал в другой город поступать в юридический институт, а братья и их друзья-однокашники, с которыми он дружил, закончив седьмой класс, пошли работать на завод. Отец им сказал:

– Наша специальность почетная и дефицитная. Вы тоже станете сталеварами, но для этого потребуется много лет учебы и труда.

С друзьями всегда было весело, и время проходило незаметно. Если не набиралась команда футболистов, то можно было послушать братьев, играющих на гитаре. Они даже научили его нескольким аккордам, ему это нравилось, и у него здорово получалось.

Леша как-то попросил отца купить ему гитару, чтоб научиться музицировать, но получил ответ:

– Сейчас надо нам приобрести телевизор, лишних денег нет! Найди себе другое увлечение!

А мама ему вторит:

– Когда мы были такими же молодыми, как ты, в свободное время чем-то полезным занимались. Папа увлекался парашютным спортом в ДОСААФ, а я ходила во Дворец пионеров в кружок «Конструктор».

– А где вы сейчас увидите этот ДОСААФ и Дворец пионеров?! – возмутился Леша.

Он не хотел проводить время бездарно, а до получения аттестата ему предстояло учиться еще целых три года, так настаивали родители. И вот сейчас, получив очередной отказ купить гитару и рассорившись с ними, он, раздосадованный, пошел в соседский двор. Там в задымленном табаком подъезде он застал нескольких ребят. Увидев его, они вытащили сигареты из рукавов, так они всегда прятали их от посторонних. Курить ему предлагать не стали, знали, что он откажется, и, помолчав, сказали: